Я был кромкой Безумия Кромма Круаха

 

Не переступит сей предел

Тот, чей Безумие – удел,

Кто совершает сто злых дел

Заместо ста хороших.

 

Он не получит ничего,

Ведь это место – не его,

И навлечет он сверх того

На плешь свою гнев божий,

 

Как некогда стяжал свой тлен

Исчахший над поднятьем стен

Король-предатель Вортигерн,

Хоть был он и помазанник.

 

Во средостеньи кутерьмы

Себя отдаст он в руки тьмы,

И будут пусть прочней скалы

Сии слова, мной сказаны!

 

 

– Ну? Что сказала тебе карга? – спросила Бригитта у Керридвен.

 

– Сказала, что искать его не нужно. Нужно просто позвать.

 

– Позвать? – не понял Морвран. – Это как?

 

– А вот так, – отозвалась Керридвен и возвысила голос: – Кромм! Кромм Круах! Кромм Дув! Тьма Горбатая, смерть твою за костяную ногу! Ну?! Где ты, падаль? Выходи! Мы тут говорить с тобой хотим!

 

По пространству пошла рябь, и, когда она миновала, вокруг вроде бы ничего не изменилось, но ощущаться стало несколько по-иному. Только потом я понял, что зов Керридвен вытолкнул нас из Аннуина в мир людей.

 

– И о чём же вы говорить со мной хотите? – голос прозвучал так близко, а хозяин голоса на камне вдали сидел и что-то палочкой на земле чертил.

 

Сутулый весь, смуглый. С брюшком. В лохмотьях поверх чресл. И из всей поросли на теле – седые клочки волос на груди и спине. Это успел рассмотреть Морвран, на всякий случай заходивший по дуге Кромму за спину.

 

– Да ну! Не поверю! – громко сказал Мананнан. – Это и есть тот самый непобедимый ужас, летящий на чём попало?! Тот самый Безумный Горбун?!

 

– Поверишь, – отозвался Кромм. – Завтра Самайн случится, и вы все поверите. В меня поверите! Я – тот новый Единый, который вам всем нужен. Поэтому и поверите. В меня! – и чирк-чирк палочкой по земле. – Что вам там старая обо мне наплела? Покорить хотел её? Одолеть? Да нет как бы. Не она была мне нужна. Такую силу! Такую мощь она дала мне! И что мне с ней было делать? Снежочком землю устилать? Я хотел большего. Я хотел… Да уж неважно, чего я хотел. Всё это было нельзя. А почему нельзя? И я решил, что можно. Можно ВСЁ! Всё, чего бы я ни захотел. А она говорила – нельзя. А я считал, что можно. А она говорила – никому нельзя. А я говорил, что никому нельзя, а мне можно! Почему? Потому что вот так! Можно – и всё тут. Ой, не советую, дружочек. Ты же не хочешь, дотронувшись до меня даже краешком своей силы, обезуметь до срока?

 

– Морвран, нет! – крикнула Керридвен, и её сын, уже готовый ударить, застыл как вкопанный.

 

– Вот, правильно, слушайся маму, – меленько захихикал Горбун. – Да вы подходите. Не стесняйтесь. Поговорим напоследок. Вы же потом, поди, в клочья друг друга разорвёте. Ой, а что это за малявки? Да не заслоняй ты их так, малахольная, вижу, что мать. Я давно не разговаривал с детьми. Кальех же меня так пригвоздила, что вообще не знаю, где был, откуда на мир смотрел. Из изнанки какой-то. Всё пропустил – и как боги появились, и как мир надвое разделили, и как люди стали много о себе мнить. Но это мне же на руку. Какой я молодец, что подвиг их на кровавые жертвы себе! Так и выбрался потихоньку из изнанки мира. И дурачка того с крестиком приманил. Ох, забавный был дурачок! Ой, я вижу, тут такой же есть! Слушайте, а давайте меняться. Пусть этот дурачок обоих детишек мне в жертву заколет. У них же нельзя. А теперь я скажу, и будет можно.
И я взамен подумаю – может, и оставлю вас всех в покое. Мне же всё можно! Да не плачь ты, деточка, всё будет очень быстро.

 

– Ну, ты! Старикан облезлый! Попробуй только тронь моих детей!

 

Все разом обернулись. К Кромму двигалась разъярённая Ллейан. Походя она подняла с земли увесистую каменюку и швырнула ею в Горбуна. Метко брошенный камень чавкнул о грудь старика и бесследно пропал в ней. Ллейан было некогда удивляться, она наклонилась за следующим камнем, но Блехерис, догнав её, буквально повис на запястье.

 

– О! Какое материнство! И что ты мне сделаешь, маленькая? Кулачками своими нежными поколотишь? – деланно изумился Кромм Дув. – Да и вообще, зачем упираться? Завтра ты сама своих же деток на обед съешь. Слушай! А давай я тебя в жертву себе принесу, раз ты такая бойкая?

 

Тут Ллейан заслонил Морвран, выросший в размерах где-то вдвое обычного. Закрыл и Блехериса, и нас с Гвенддид.

 

– Ох, как интересно! Заодно и пернатого зарежем, – загоготал Горбун.

 

Перед Морвраном угрожающе выросла Керридвен.

 

– Ну, а тебе, тётенька, кто поможет? Кому ты тут дорога? – не унимал Кромм своё веселье.

 

Рядом с Керридвен встал Мананнан.

 

– А-а-а, должничок, наверное, – зацокал языком Горбун. – И зазноба должничка, – продолжил он, увидев, как к Мананнану приблизилась Бригитта. – А ты что, не с ними, да? – спросил уродливый старик стоявшего сбоку Рогатого Охотника.

 

– А я от тебя, гада гнилистого, матушку Кальех много зим кряду в себя возвращал. Я тебя просто так убью!

 

Никто так и не понял, в какой момент стадо оленей, всё это время безмятежно пасшееся неподалёку, устремилось на Горбуна прямиком из-за тумана, сгустившегося по велению Мананнана. Мигом олени сбили Кромма с ног, втоптали в землю и исчезли за пригорком. Тут же мощные древесные корни пробились из почвы и сковали поверженного уродца по рукам и ногам.

 

Почти сразу ударила Бригитта – огонь охватил Кромма целиком. Керридвен что-то прошептала, и изнутри тела Горбуна послышался треск костей. В довершение врага накрыл Морвран. В своём изначальном облике Кромешной Тьмы. Той Тьмы, которая вселяла ужас в каждого, кто сталкивался с ней в бою.

 

– И всего-то? – спросил Морвран, выбравшись из ямы в два человеческих роста, где продолжал лежать Кромм Круах. – Тогда зачем ты не дала мне грохнуть его с самого начала?

 

– Потому что, любимый мой, но иногда бестолковый сын, дотянувшись до него, ты подхватил бы Безумие быстрее, чем люди простуду, – отозвалась Керридвен.

 

– Но ведь Герн-то дотянулся, – не понимал Морвран.

 

– Герн не зря привёл оленей, – ответил Охотник. – И добро, что они далеко. Безумие-хворь теперь в них. Тебя бесноватый олень когда-нибудь бодал, воронёнок? Олени мои гнилого истоптали, он ослаб, можно было бить. Безумие – его сила. Но сам он не безумен.

 

– Когда ты это понял, Кернуннос? – спросила Бригитта. – Потому что мы все били на свой страх и риск.

 

Керридвен и Мананнан согласно закивали.

 

– Слушал, – пожал плечами Охотник. – Его слушал. Он говорил разумно. Не-без-ума. Он считает, что он – охотник. Надо было сделать так, чтобы стало наоборот. Теперь он – жертва.

 

– Действительно, – произнесла Керридвен, – мы не заражены. Правда, дети?

 

– Да, бабушка, да! – загалдели мы с Гвенддид наперебой. Подбежали, запрыгали вокруг неё, вокруг Морврана, Бригитты. – А здорово вы его… огнем, тьмою! Нет, мы не испугались, мы это… засмотрелись.

 

– Так, погодите трещать, сейчас не до того, – оборвала Керривен. Итак, если Кромм – источник Безумия, но не безумен, то, фомор побери, что тогда происходит с людьми?! И почему Кромм столько времени ждал пороговой ночи, чтобы заразить Безумием Аннуин, если он сам уже трижды по девять раз мог туда попасть?

 

– Да потому что, дурачки, – Горбун, отряхивая с себя остатки обугленных древесных корней, выбрался из ямы и ухмылялся нам исподлобья, – Аннуин не принимает такого, как я. Аннуин выталкивал. Аннуин сильнее. Не разделили бы вы когда-то миры, не было бы меня сейчас здесь. А так тут нет никакой силы. Здесь только слабые людишки, которые не могут бороться с моим Безумием. И силу вашу они отвергают уже, потому и нет среди них вашей силы настолько много, как это было раньше. Но вы сами виноваты – разобщили меж собой и людишек своих бросили. Они от вас и отказались, слабые, горделивые, скрытные. Такие же, как вы! Не нужны вы людям, а люди – вам. И друг другу вы не нужны. И себе вы не нужны. Ну, разве что теперь, когда край. Вы и меня сейчас не одолели. Даже вместе. Сами видите! Сейчас же, дурачки, я уже вдоволь силён, чтобы обезумить Аннуин, когда грани миров падут. А почему я это могу? Потому что мне всё можно!

 

Петлёю из морской воды Мананнан обхватил шею Горбуна. Потянул на себя, сдавил. Огненными путами связала ему ноги Бригитта, дёрнула на себя. Горбун распластался по земле. Руки врага обвил корнями Кернуннос, развёл конечности в стороны. Керридвен принялась водить ладонями, шевелить пальцами – отворять тело Кромма, и внутренности стали валиться наружу. На этом моменте Ллейан и Блехерис отвернули нас с Гвенддид от кровавого зрелища, и мы все вместе отбежали подальше.

 

Но и теперь Кромм сумел подняться. Морвран зашёл-таки сзади и ломал своими огромными ручищами и ножищами хребет Горбуна, бил в пояс и по самому горбу.

 

Кровь и сломы костей усеяли землю под врагом, а он вдруг… воспрянул и расхохотался, и всё ему было нипочем.

 

– Ну, хорошо-хорошо, не такие уж вы и дурачки, – хрипло произнес он. – Поняли, что сам я не безумен. Обманул я вас, да. Мне можно. Но люди-то, люди теперь не знают, что можно, а что нельзя. Им шепнёшь, а они сами за тебя всё дальше додумают. Им же тоже хочется, чтобы всё можно было. Даже то, чего нельзя. Тут хоть из камня, хоть со дна морского шепчи себе да шепчи – всё услышат! А вот как жить, делая то, что нельзя? Во-о-о-от! Не знают они. Оттого и безумны стали. Потому что перепутали, что нельзя, а что можно. Вырастили за столько лет Безумьице. И я теперь всем этим управляю. Вот смотрите!

 

Длинные алые нити стали проявляться из груди Горбуна, оттуда, где зияли рёбра из-под разорванной заклинаниями Керридвен плоти. Алые нити проявились и из спины, из ног, из рук, из чресл, из глаз, рта и затылка. Они уходили далеко в пространство, почти за горизонт, за почти плоские горы, и откуда-то издали, со всех концов земли, доносились гортанные крики ярости, стоны ужаса, гулкое рычание и протяжный вой.

 

– Видите, какая у меня сила! Они теперь все мои. И, обезумев, весь мир станет моим. Куда там одна лишь Кальех! – говорило пространство голосом Кромма.

 

– Держите крепче! Морвран, поднажми! – закричала Керридвен. – Он сейчас вырвется!

 

– Вырвусь, дорогая, конечно, вырвусь! – осклабился Горбун. – Я смогу! А значит, что? Значит, мне всё можно! Мне! Всё! Можно!

 

– Нет, нельзя!

 

Ллейан и Блехерис, сами не желая смотреть на происходящее, отвернулись, зажмурились, съёжились и не заметили, как мы с сестрой выскользнули из их объятий (да, мы можем, когда хотим!), подобрались к Горбуну, обойдя Керридвен и Мананнана, и очутились нос к носу с врагом.

 

– Нельзя тебе, – повторила Гвенддид.

 

Мама, услышав её, увидев, где мы, кинулась следом, но Блехерис просто упал на неё, придавив собой к земле. Было уже поздно вмешиваться, посчитал он: или дети выживут, или…

 

– Назад оба! – рявкнул отец из-за спины Горбуна.

 

Но мы не обратили никакого внимания на рёв Морврана. Мы искренне, по-детски были возмущены тем, что какой-то старый обормот уж очень плохо воспитан. До такой грани плохо, что считает несуществующим для себя слово «нельзя».

 

– Нельзя тебе, понял? – поддержал я сестру.

 

– Это почему же? – Кромм Круах наконец поборол оторопь. Теперь была уже наша очередь озадачиться. Но мы быстро нашлись.

 

– Потому что… потому что ты разрешения не спросил.

 

– У кого?!

 

Но это было уже неважно. Один из самых древних в мире совсем позабыл о силе едва ли не самых древних слов. Его «почему» означало, что он ПОВЕРИЛ в то, что ему что-то, оказывается, нельзя. Внезапно над нами сгустились тучи, всё вокруг потемнело, и голоса на концах алых нитей устремились по ним к Горбуну. Того начало кидать из стороны в сторону, невредимые места на теле его пошли буграми и огромными волдырями.

 

– Что происходит? – закричала Бригитта.

 

– Охотник снова стал жертвой, – гаркнул Кернуннос. – Безумие рождается обратно.

 

Горбун не переставал дёргаться, корчиться от Безумия, наполнявшего его, стекавшегося со всего Эрина, со всего Придайна, со всех заражённых за пределами островов. Безумие Кромма переполняло самого Кромма, и, кажется, это ему крайне не нравилось.

 

– Он слабеет?

 

– Нет. Просто теперь он себе неподвластен. И он больше не держит мир.

 

– Не отпускайте его! Мы не знаем, что может произойти.

 

– Детей в сторону! Блез, забери!

 

– Кажется, держать его больше не потребуется.

 

Неистовый порыв ветра прицельно устремился на Горбуна, высоко поднял его, трепыхающегося, над землёй и продолжал удерживать в таком положении. Боги сняли свои путы и отступили. Облик Кромма стал ещё ужаснее. Из огромного горба проступили костяные шипы, кожа стала ещё темнее, глаза налились кровью, изо рта полилась слюна, и послышалось нечленораздельное рычание.

 

– Что ж теперь с ним делать? Восвояси отпустить? – спросил Кернуннос у Керридвен.

 

– Как бы не так, – отозвалась богиня и подняла лицо к небу: – Кальех! Наставница Кальех! Твоей ученице нужна помощь! В последний раз!

 

Огромный валун упал на Кромма, придавив его к земле и скрыв от глаз.

 

– Так я тебе и поверила, что в последний, – проворчала Кальех из-за спины Керридвен. Подошла к глыбе, попутно отряхивая ладони, толкнула камень пару раз, попыталась шатнуть – проверила, хорошо ли врос. – Вроде не должен вырваться. Пусть там, в камне, его Безумие его же и сожрёт, окаянного. А потом и камень не будет нужен.

 

Я отпустил ладонь Гвенддид и подошёл к камню, рассматривая его со всех сторон. По граням породы поползли блестящие волнистые узоры, прямо как в книге у дяди Феогана в монастыре. Мне стало интересно, и я…

 

– Мирддин, нет!

 

Но было уже поздно – я дотронулся пальцем до камня и отлетел назад. Очнулся от того, что Кальех, держа меня на коленях, довольно бесцеремонно била по щекам. Все смотрели на меня с опасением и страхом.

 

– Сынок! Лалойкен! Ты как? – это мама.

 

– Я?.. Не знаю…

 

– Мальчишка-бестолочь, – буркнул Кернуннос и спросил Кальех: – Это с ним навсегда?

 

– До следующей жизни точно. Эх, был бы обычный ребенок… или даже такой, но тронул бы камень чуть позже, когда сила осела бы…

 

– Что – до следующей жизни? – это спросил отец.

 

– Мальчик теперь заражен Безумием, – тихо произнесла Кальех. – Но волшебный мальчик сможет с ним жить. Если научится. Будет расти он – будет расти Безумие в нём. Это его… наша плата за победу над Кроммом Круахом. Теперь нам придётся научить его с этим Безумием жить, если мы не хотим появления нового Горбуна.

 

Гвенддид, услышав всё это, всхлипнула. Стоявшая рядом Бригитта обняла её. Кальех перевела взгляд с девочки на богиню.

 

– А, и ты здесь, зиму мою ворующая. Скоро моё время снова в мире настанет. Как начну свой тулуп трясти, будь дома у Керридвен. Приду – говорить будем втроём. Ты тоже никуда не отлучайся.

 

– Добро тебе, Матушка Метелица, – склонила голову Керридвен.

 

– Ишь ты! – прищурилась Кальех. – Как помогла, так теперь уж не карга, а матушка? Всё равно ты неблагодарная девчонка!

 

И она улетела.

 

Глоссарий

 

Пояснения ко всему, что рассказал вам Мирддин, решила дать Гвенддид. Потому что Мирддин рассказывает бегло и далеко не всё успел вам объяснить.

 

1. «Вызвать меня в ночь Калан Май, в ночь Бельтайна…». Вообще-то Мирддин приходит не когда его вызывают, а когда он сам того хочет. Сам, сидя в Аннуине, находит того, через кого сможет в очередной раз попытаться рассказать нашу историю, и приходит. Я уже смирилась с тем, что каждый раз ему это до конца не удавалось – страх и личные предпочтения не давали рассказчикам передать до конца всё содержание и весь смысл того, что брат им диктовал. И вот в который раз он снова решился, и вижу, что на этот раз ему удаётся. Обо мне, о Гвенддид, например, во все предыдущие разы практически нигде ни слова – ну не хотели рассказчики уделять внимание женщине. Несправедливо, знаете ли! Теперь о Бельтайне. Он же Сияющий Огонь, он же Огонь Бели или Белена, который сам и есть бог-Огонь. Это в Эрине. Он же Калан Май или Калан Хав у потомков народов Придайна в вашу эпоху. Так мы открывали сельскохозяйственный сезон – приносили жертвы Бели, возжигали высокие костры, прыгали через них, надев маски, а потом, не снимая масок, предавались любовным утехам, славя того же Бели во имя грядущего урожая. Это если очень упрощённо, ибо в пояснениях больше и не надо. Праздник отмечался, когда всё было готово к посеву. Название «Калан Май» торжество получило уже благодаря римскому влиянию. Римляне восприняли название месяца мая от греческой богини Майи, которую почитали в это время года. А к тому, как у вас сейчас отмечают этот праздник – исключительно в ночь на 1 мая, – есть очень много вопросов, но не суть. Вы живёте в таком мире, где древние традиции нужно обязательно цеплять за какие-то даты, и в этом большое упущение и большая трагедия вашего мира.

2. «И да поможет мне в этом пламя великого Бели, разжигающее наш ауэн…». Ауэн – это божественное вдохновение. Если вы считаете, что вам просто так приходят в голову интересные, оригинальные мысли, то вы крупно ошибаетесь. Это ауэн, и снизойти он может на любого, даже если он не чтит никаких богов.

3. «… из Каледонского леса…». От Каледонского леса на севере страны пиктов, которую позже назвали Шотландией, почти ничего не осталось. Это самый древний лес на всем острове. А как он на самом деле возник, читайте дальше, Мирддин расскажет и об этом.

4. «…Мидиром, сыном Дагды, величайшего из Детей Неба; владыкой Полых Холмов…». Дагда – бог плодородия, почитаемый в Эрине. Мидир – его сын, тоже бог. Речь о них пойдет позже.

5. «…Эмрисом, Амброзием, дабы скрыть подальше от врагов истинного Аврелия Амброзия…». Аврелий Амбросий, он же последний из римлян, он же один из наиболее известных полководцев Придайна в эпоху, которую вы называете пятым веком нашей эры.

6. «… об Артосе-Медведе…». Сейчас он наиболее известен как король Артур. А почему Медведь, он же Арт или Артос, надо спросить у тех, кто дал ему это имя. Как встретите на этих страницах, так сразу и спрашивайте.

7. Огам – древняя система волшебных символов. Каждый из них означает не только название того или иного дерева, то и многое другое, о чём вы здесь обязательно узнаете.

8. Придайн – вы называете сей остров Британией.

9. Фоморы – Дети Моря, Дети Лира, на лицо ужасные и очень недобрые внутри. Но не все, есть исключения. Чаще всего непроходимо тупы, но, опять же, есть весьма коварные экземпляры. Когда-то они вышли из моря на сушу и покорили живших там Детей Неба. Почему-то помнят о них лишь в Эрине, хотя в Придайне они тоже были.

10. Йессу Грист – так у нас называли христианского бога, произносить привычнее, нежели «Иисус Христос».

11. «…в долине реки Камлан». Место, где в последней своей битве погиб «король Артур». Расположено, по-вашему, то ли в Девоне, то ли в Сомерсете, я уже и не упомню.

12. «…Зелёного острова Иверддон». По-вашему – Ирландия.

13. Пикты – ваши ученые считают, что это самые первые жители Придайна и Эрина из числа людей. Возможно, и так. Только вряд ли их всегда считали людьми. А пиктами кличут, потому что те наносили вайдой на свои тела волшебные узоры.

14. «…амераудура Артоса». Амераудур значит император. Так говорят в, по-вашему, Уэльсе потомки древних жителей Придайна. Кто называл Артоса амераудуром при его жизни? Чаще всего потомки римлян, а поколения спустя – уже все подряд, кроме, разве что, саксов.

15. «…на титул вледига». Вледиг – владыка. Не похоже? По-моему, очень. И таков прямой перевод этого слова на ваш язык. Так издревле именовали главных вождей Придайна.

16.  «…в полночном крае Острова Придайн». На полночь – на север.

17. Эборакум – сейчас это Йорк.

18. Круитни – см. пикты. Так их называли в Эрине.

19. Митра – бог солнца, пришедший в Придайн из Ирана вместе с римскими легионами. На острове его почитали широко, но недолго.

20. «…владыка Максен» – Максен Вледиг, он же Магнус Клеменс Максимус. Правил в 335–388 годах. Говорил, что император. В Придайне, где он воцарился, ему поверили. А вот на материке – не очень, поэтому он там и погиб.

21. «…он встретил на лесной поляне Герна. Рогатого Охотника». Когда-то Рогатого Охотника почитали везде, где был лес. Потом леса стало меньше, и если бы не новые ведьмы, виккане, вы бы и вовсе о нём не вспомнили. Даже Шекспир с его «Виндзорскими кумушками» не помог бы.

22. Маленький народ – и не Дети Неба, и не Дети Моря. Вообще отдельный волшебный народ. Вы их называете феями.

23. «…хрустальных гротов Эмайн Аблах…». Место где-то в Аннуине, где много яблок. Оно же – Аваллон.

24. Аннуин. Говорить об Аннуине – бесполезное занятие. Там надо побывать. Вам лучше не пытаться, а то выберетесь оттуда лишь к следующей жизни. Ваши изыскатели пишут об Аннуине просто: «потусторонний мир у кельтов». В принципе, верно. Так же верно, как сказать обо мне просто «Гвенддид – сестра Мирддина».

25. Каэр Мирддин – сегодня Кармартен, при римлянах Моридунум или Моридунон. Морская крепость. Народ Придайна перевёл дословно и перевёл уже тогда, когда римское «каструм», укрепленный военный лагерь, давно стало местным «каэр».

26. Коннахты, лагены, муманы, улады – четыре народа Эрина. Чаще всего составляли отдельные друг от друга союза. Но каждый союз нерушим лишь временно, поэтому дробились все они так мелко, что можно было, гостив у одного вождя, протянуть ноги на надел другого.

27. Латифундисты – римляне, которые в Придайне и других землях, покорённых Римом, отбирали территории у покорённых народов и выращивали там всё, что принимала земле и не уничтожала непогода.

28. Эквиты – римское сословие знати, дословно – всадники.

29. Аквила – римский военный штандарт в виде орла.

30. Лугдун – сейчас это город Лион.

31. Чистое море – Ирландское море.

32. Бренин – верховный правитель Придайна.

33. «… в канун Альбана Весеннего». Альбан Эйлер в Придайне отмечался на весеннее равноденствие.

34. «Гвин с таинственно-мрачной улыбкой, Сын Небесного Бога». Гвин – сын Нудда, то есть Нуаду, бога-Неба. Как у Неба мог появиться такой истый любитель подземного обитания, терпеть не могущий солнца и тепла, для меня самой до сих пор загадка.

35. Альба – Шотландия.

36. Ард-риг, туата-риг, септ-риг – верховный король, король туата (племени), король септа (рода) в Эрине.

37. Пятина – Эрин в древние времена был поделен на пять частей, пятин, и центр в Темре. Хотя обычно делили Эрин на столько частей, сколько можно было друг у друга отвоевать.

38. Бан-ри – королева в Эрине, дословно – женщина-король.

39. Апостол Патрикей – святой Патрик, креститель Ирландии. Это так, чтобы всем было понятно. Кое-где в пояснениях придётся именно так и поступать.

40. Самайн. Это вы привыкли так произносить название нашего праздника, ведь мало кто из вас знает, что на наших языках далеко не всё пишется так, как звучит. На самом деле проговаривается это слово как Саунь или Соуэн. Начало тёмной поры года, когда урожай подсчитан и распределён, никто не кажет носа за порог дома, ибо грани миров стираются и начинается Дикая Охота. У вас его теперь отмечают в ночь на 1 ноября.

41. Епископ Дафидд – святой Давид Валлийский

42. «…великий Амаргин, друид сыновей Миля Иберийца» – вроде как главный чародей того народа, который выжил Детей Неба в холмы. Помнят об этом лишь в Эрине.

43. Балор – один из главных фоморов в эпоху великих битв Детей Неба и Детей Моря, дед бога Луга.

44. Огма – бог, сын Дагды, покровитель бардов и филидов, создатель Огама. Но это неточно.

45. Ан-дубно – если есть в Аннуине кромешная темнота, куда Мананнан кельпи не гонял, то это именно ан-дубно.

46. Аннди – дословно – не-бог, ребенок-подкидыш Детей Неба в человеческую семью.

47. Пелагий (около 360 — после 410) – вроде христианин, но далеко не все христиане его любили, говорили, что еретик. Жил в Придайне. Говорил, что человек изначально не грешен, как учит большинство христиан. Видимо, за эти слова его и не любили. Вроде как при рождении его назвали Морвран, как и отца Мирддина, но это неточно.

48. Похищение Быка из Куальнге – знаменитая скела Эрина о герое Кухулине и о том, как он защищал земли уладов от коннахтов. Если хотите знать, при чём здесь какой-то бык и его похищение, читайте эту скелу.

49. Имболк – праздник Первого Огня, который возжигает богиня Бригитта. Отмечается в конце января–начале февраля. Возрождение года от тёмной поры и начало его пути к светлому времени. Христиане отмечают его строго 1–2 февраля как день святой Бригитты.

50. Бендигейд Бран – сын Лира. Получается, фомор. Исполин, коему в размерах нет равных. Пока ему не отсекли голову, правил Придайном. Потом, после отсечения головы, правда, тоже правил Придайном, но мало кого в это посвящал.

51. Торквес – металлическое украшение в виде обруча, почётный знак власти, отличия или чьего-то расположения, носили его издревле на шее.