Я был толпой у монастыря Килдар

 

Искусной глупости творцы

Смешали правду с ложью,

И, как последние глупцы,

Мы опустили вожжи.

 

И нашу правду из-за спин

Рихтуют интересно

Отец кого-то, чей-то сын –

Безжалостно, нелестно.

 

И в этой правде лучше тот,

Кто красочней обманет,

И каждый раз не на живот –

На смерть творятся брани.

 

Но в этом яростном пылу

Сражений за придумки

Другие далеко в тылу

Уж набивают сумки.

 

И тот последний, кто падёт

За ложь, но не за правду,

Не осознает наперёд,

Как этой смерти рады.

И там, где целый лёг народ,

Уж раздают награды.

 

Я смотрел – и сейчас смотрю – их, толпы, глазами на Бригитту, Мананнана, Гвенддид, Ллейан, Блехериса, себя. Стоят они, пришлецы, такой нестройною… массой, раскачиваются. Будто волны плещутся в заливе незадолго до ненастья. Причем было очень тихо, это я хорошо запомнил. Мышь-полёвка зашуршала где-то в траве – и то было слышно. Ни единого пошушукиванья, просто толпа пустых лиц, скопление подёрнутых какой-то голодной поволокой глаз. Потом, много лет спустя, я понял, что общая молитва христианскому богу, коей велела им заняться Бригитта, смешала сознание заражённых Безумием пришлецов в общую жижу, стерев все границы между теми, кого незадолго до этого недуг уж поглотил целиком, и теми, в кого он едва прокрался. Общий порыв – молиться, чтобы «узнать истину», сдерживал усиление Безумия, не допуская излития его в некое всеистребляющее действо.

 

Они молча ждали, какой ответ даст им «святая Бригитта». И она заговорила:

 

– Возлюбленные дети мои! Вы знаете, что я и вся братия молились вместе с вами. И господь услышал нас – мне было видение! Как во дни Ноя, действительно грядёт потоп, и действительно земля монастыря Килдар вознесётся, став ковчегом. Но и все вы, кто стоит сейчас предо мной, спасётесь! Господь наш дал мне знак! Дева Мария вступилась за чад своих пред вседержителем. Знайте, вы не до конца поняли данные вам знамения: вся земля, что вы огородите высоким валом, может стать монастырем Килдар и вознесётся над водами. Но торопитесь, дети мои! Торопитесь, пока господь не исполнил замысел свой! Трудитесь истово и тогда успеете!

 

Толпа вздрогнула, промеж людей пошёл говорок, но это продолжалось лишь несколько мгновений. Пришлецы стали расходиться в поисках средств для работы. Теперь им предстояло много работы и никаких иных мыслей о чем-либо кроме работы. Мы ещё некоторое время стояли, оглядывая происходящее.

 

– Я всегда говорила, что труд – спаситель жизни, – довольно посмотрела Бригитта на Мананнана. – Теперь, даже если сюда придут другие, они всё равно вольются в общее действо. Если я, конечно, верно понимаю Безумие Кромма.

 

– Интересно, что ты скажешь, когда они закончат, а потопа не случится, – усмехнулся морской бог.

 

Бригитта разом помрачнела:

 

– Когда они закончат, это уже будет неважно: или мир, каким он был, и мы вместе с ним, исчезнет, или нам… удастся что-то придумать.

 

– Тогда давайте выбираться отсюда, пока детвора не увлеклась и не проявила силу.

 

…Шли мы недолго. На первой же лесной поляне, посреди гигантских тисов, остановились.

 

– Для начала, – сказала Бригитта, – нам нужно добраться к Керридвен. И побыстрее. Но тут мой план заканчивается. Хоть в Аннуин шагай и устраивай засаду на какого-нибудь сумрачного скакуна, желательно умеющего перебирать копытами по небу. Ман, ты не позовёшь своего кельпи?

 

– Скажешь тоже! – фыркнул Мананнан. – Дилан всех не унесёт, он ещё молодой. Вернее, вечно молодой.

 

– Добро, что не вечно пьяный. Как же нам быть?..

 

– Госпожа, – это был Блехерис, – кажется, я могу подсказать способ.

 

Боги воззрились на священника.

 

– Ллейан, дорогая, – повернулся тот к маме, – ты, наверное, помнишь, с какой песни началось ваше с Морвраном… э-э… знакомство?

 

Мама тут же густо покраснела.

 

– Очень хорошо, – мелком улыбнулся бывший друид. – Не могла бы ты её пропеть? Ну, хотя бы самое начало.

 

– Сейчас?

 

– Именно сейчас, – вкрадчиво ответил Блехерис. – Это будет как нельзя кстати.

 

Мама шумно вздохнула, отошла на небольшое расстояние и через несколько мгновений запела:

 

– Чёрный во-о-о-орон,

Что ж ты вьё-о-о-ошься

Над мое-е-е-ею голово-о-о-о-ой?

Ты добы-ы-ычи…

 

Вверху послышался лёгкий хлопок, и огромная тень скользнула над нами. Отец в вороновом воплощении сделал залихватский круг и спикировал вниз, прямо налету перекинувшись в мужчину.

 

– Растёшь над собой не по годам, пернатый друг, – оценивающе посмотрел на него Мананнан. Морвран ничего не ответил.

 

– Дети, вы чего? Это же папа. Вы его помните? – шепнула нам, несколько оробевшим, мать. Нет, мы не то чтобы его не узнали, но… как-то не с руки было кидаться на шею тому, кого крайний раз мы видели где-то год назад. По нашим детским меркам, несоизмеримо давно.

 

– Мама сказала, что у вас могут возникнуть проблемы, – произнес Морвран.

 

– Мама сказала «сметана», мама сказала «в крынке», – беззлобно передразнил его Мананнан словам известной шутки.

 

– Ман, не смущай парня, – нетерпеливо сказала Бригитта, – ему ещё и сотни лет не исполнилось. Морвран, неси нас к маме! У нас, у всех нас действительно очень большие проблемы.