Человеческое, слишком человеческое

Если же вы теперь приглядитесь к любому своему «теоретическому знанию», то обнаружите, что формула, по которой у вас это знание построено, соответствует тому, каким образом вы представляете себе возможные отношения с другими людьми.

Возьмите арифметику, например. Очевидно же, что люди могут быть «больше» и «меньше» (в самых разных смыслах – хоть физическом, хоть по уровню социального статуса). Точно так же, как и числа!

А ещё люди собираются в группы – «суммируются», но иногда, наоборот, из них выбывают – «вычитаются». Их может быть «очень много» – толпа людей, то есть «бесконечность». Но их может быть и «счётное количество» – ну с парой десятков, вы, пожалуй, всегда разберётесь, кто там и что.

Возьмите архитектуру. Что самое важное у здания? Фундамент. Но это и для человека важно – то, на чём он стоит, на что опирается (например, какая у него «теоретическая база», «жизненный опыт», «система аргументации» и т. д.).

И у здания, и у человека есть «скелет» (причём у нас есть и анатомический, и психологический). В нас есть «стены», а за кем-то вообще чувствуешь себя «как за каменной стеной». Есть и «двери» – чтобы начать взаимодействие с человеком или войти в здание. Есть «окна», из которых на нас смотрят, и в которые мы заглядываем. Есть, наконец, и «крыша», которая, как все мы знаем, может в определённый момент «поехать».

Впрочем, это всё элементарные вещи. А возьмите, например, квантовую физику или эволюционную теорию. Мы, при всём желании, никогда не сможем «увидеть» эти миры. Но нам нужно представление, иначе наши научные знания превратятся в гору мусора.

Что же делать?.. Ну, конечно: представьте, что это люди! Частицы «взаимодействуют» друг с другом, находятся в каких-то «отношениях» друг с другом, «влияют» друг на друга и «изменяются» под этим воздействием. Очень по-человечески, согласитесь.

С генетическим кодом ровно такая же история. ДНК хранит информацию (некое «знание») и передаёт это знание через специальные белки (словно «пишет тексты»). Другие системы их «расшифровывают» и действуют по этой инструкции, но могут возникнуть сбои…

Внешние факторы способны этот процесс запустить («влияние среды»), но есть ещё внутренние («личностные») факторы, которые мы не можем понять. Всё это приводит к каким-то результатам, а особи конкурируют друг с другом, занимают определённые ниши и адаптируются к обстоятельствам…

«Человеческое, очень человеческое», – как сказал бы Фридрих Ницше. Весь мир вокруг нас (по крайней мере, как мы воображаем его внутри собственной головы) антропоморфен.

Мы мыслим о нём как о человеке и как об отношении людей друг с другом. Это наш способ его моделирования. Только так мы можем себе его представить, только так мы можем о нём думать.

Содержание каждой темы (проблемы, вопроса, научного направления и т. д.), конечно, выглядит по-разному. Но ведь и мы кажемся друг другу разными, хотя на деле мы скроены из одних и тех же личностных и социальных паттернов.

Мы можем быть друзьями и возлюбленными, родителями и детьми, гражданскими и бравыми военными, кумирами и лузерами, душой компании и затворниками, предателями и героями, иждивенцами и благотворителями, эмоциональными и бесчувственными, соображающими и бестолковыми, надёжными и безответственными, живыми и мёртвыми…

Вариантов много. И пусть я сейчас чуть-чуть огрубляю, поскольку всего многообразия возможных взаимоотношений между людьми не выразить в языке (его средств просто не хватает)[32]. Но то, что некий набор разнообразных паттернов социального взаимодействия существует – это, на мой взгляд, вполне очевидно.

Способность нашего мозга создавать сложное теоретическое знание (любое, о чём бы то ни было!) зависит от того, насколько сложным был опыт наших отношений с другими людьми, пока мы были молоды, а сам наш мозг находился ещё в стадии формирования.

Программы обработки данных начали создаваться в нашем мозгу, когда мы сами ещё находились в досознательном возрасте. Мытьём и катаньем, нытьём и агрессией, страстью и зависимостью, нежностью и обманом, притворством и самоотверженностью – мы выстраивали в своей дефолт-системе мозга схему взаимодействия с другими людьми.

Теперь, когда множество этих программ создано, мы пользуемся ими – для обучения и понимания абстрактных, теоретических вещей, для построения своих представлений о мире и его устройстве, для решения бытовых задач – хоть ремонт квартиры, хоть создание бизнес-плана, хоть подбор комплекта одежды на «выход в свет».

Вот он – наш базовый сервер «мышления» (если выделять эту функцию отдельно из всего объёма мозговой деятельности). Вот наш ресурс, чтобы думать сложно, строить сложные (а потому максимально эффективные с точки зрения построения траекторий) карты реальности, какой бы сферы нашей деятельности они ни касались.

Если мы обучились этому, строя внутри своей головы сложные отношения между социальными объектами, между членами стаи, в которых мы многократно оказывались, то мы сможем в последующем и знание о других аспектах реальности развернуть с размахом.

Если же мы не обучились этому навыку, то и думать мы будем плоско и примитивно, а карты наши будут – словно детские рисунки на полях в тетрадке.

Как работает память?

Очень важно понять, что кора нашего мозга является расчётным сервером, а не просто глупым хранилищем информации. Существует множество мифов, касающихся способности мозга запоминать всё, с чем мы сталкиваемся в жизни. Но это совершенно не так.

«Учёные», которые распространяют подобные глупости, исходят из примитивной математической модели: мол, если посчитать всё нервные клетки и все связи между ними, то получается, что наш мозг способен запомнить огромный массив информации. Но «может» – не значит запоминает.

• Во-первых, в этом нет никакого эволюционного смысла.

Для эволюции важно, чтобы мозг научился выявлять закономерности, а не запоминал мельчайшие подробности ситуации. Его задача – выделять главное из информационного шума, а не фиксировать его наличие.

• Во-вторых, это просто неверно с точки зрения нейрофизиологии.

Столь значительный объём нервных клеток и связей между ними нужен мозгу для дублирования, для проверочных расчётов. Как показывают современные исследования, мозг – мастер резервного копирования важной для него информации.

• В-третьих, если бы мозг был просто огромным хранилищем данных, то повреждение какой-либо его части неизбежно бы приводило к выпадению конкретных воспоминаний, но этого не происходит.

В результате черепно-мозговых травм, инсультов и онкологических заболеваний человек может потерять способность оперировать информацией, но он не теряет саму эту информацию.

Проще говоря, мы не можем удалить вам кусочек мозга, чтобы вы о чём-то забыли. Не можем просто потому, что такого «кусочка» в вашем мозгу нет: вся информация по вашему мозгу странным образом распределена (и да, это немного парадоксально).

Исследования памяти, проведённые Элизабет Лофтус, Биллом Патнемом и другими замечательными учёными (о чём я уже рассказывал в «Красной таблетке»), убедительно показали, что наш мозг не помнит, а воссоздаёт воспоминания.

Как же это происходит на нейрофизиологическом уровне?

В 2003 году нейрофизиологи Университетского колледжа Лондона под руководством профессора Илинор Магуаэр провели исследование, которое затем было многократно растиражировано различными СМИ.

С помощью фМРТ выяснилось, что в процессе обучения будущих лондонских таксистов, когда они запоминают все возможные маршруты британской столицы, их гиппокамп – подкорковая структура мозга, внешне напоминающая морского конька, – существенно увеличивается в размерах.

То, что гиппокамп играет важную роль в формировании наших воспоминаний, знали и раньше. Но теперь стало понятно, что ему приходится физически увеличиваться, чтобы выполнить эту функцию. Этот факт выглядел как самая настоящая научная фантастика!

Да, долгое время считалось, что «нервные клетки не восстанавливаются», и по большей части это действительно так. Но теперь мы знаем, что это правило не распространяется, например, на гиппокамп.

Так зачем гиппокамп производит новые клетки?

Посмотрите на рис. № 13: слева изображён сам гиппокамп, а справа – знаменитое мозолистое тело (множественные нервные связи, объединяющие друг с другом полушария нашего мозга).

Рис. № 13. Гиппокамп и мозолистое тело

 

По всей своей поверхности гиппокамп примыкает к этим наиважнейшим, как мы уже знаем, связующим магистралям нашего мозга.

И вот каким образом (в крайне упрощённом, конечно, виде) работает наша память.

• Информация, которая хранится в коре вашего мозга, находится, так сказать, в разобранном виде – где-то зрительные пазлы, где-то слуховые, где-то осязательные, где-то значения тех или иных слов и т. д., и т. п.

Причём это именно пазлы. Вы не помните все яблоки, которые вы видели в своей жизни. Но у вас есть клетки в зрительной коре, которые знают, что такое красный цвет, зеленый, жёлтый и т. д. В зоне, отвечающей за тактильные ощущения, у вас хранятся воспоминания об упругом и мягком, скользском и шершавом… Другая часть мозга отвечает за формы объектов и т. д.

Соответственно, когда вы хотите вспомнить, какие яблоки вы ели на прошлой неделе, вам нужно будет из всего этого богатства пазлов собрать некий образ – формы, цвета, запаха, тактильных ощущений, вкуса и т. д. Как же это происходит?

• Если вам нужно что-то вспомнить, активизируется соответствующая клетка гиппокампа, которая помнит о том, что «что-то такое было». То есть сами по себе эти клетки не хранят информацию о событии, они выполняют роль своего рода поисковой строки в интернете.

Когда вы набираете некое слово в поисковике – допустим, «Хайдеггер», – он предлагает вам миллионы ссылок. Все они так или иначе связаны с этим словом, а порядок их выдачи определяется неким алгоритмом. Значит ли это, что первая же ссылка будет идеальным образом отражать существо вопроса? Вряд ли.

Боюсь, впрочем, что ни одна конкретная ссылка не будет идеально отвечать вашим требованиям. Если вы действительно хотите разобраться в философии Мартина Хайдеггера, вам придётся перелопатить кучу информации – его собственные книги, огромный массив исследований по его работам, изучить философскую и историческую ситуацию, в которой он работал. В итоге у вас сложится достаточно полное понимание.

Примерно так это работает и в случае воспоминаний: у вас активизируется определённая клетка гиппокампа, имеющая множество связей с «вышестоящими» структурами мозга. Она, можно сказать, посылает им запросы и получает множество ответов от этих структур. В этом процессе и происходит воссоздание воспоминаний.

Допустим, вы вспоминаете своё первое «1-е сентября» или, например, как отмечали наступление Нового года в последний раз. В вашем гиппокампе, условно говоря, есть нервная клетка, которая поможет вам воспроизвести соответствующее событие в памяти. Но она его не помнит, поэтому она поднапряжётся и соберёт его образ для вас из той информации, которая сейчас доступна в вашем мозгу.

• Это очень важное обстоятельство. Информация, которая хранится в корковых отделах нашего мозга, постоянно видоизменяется: что-то добавляется, обновляется, перестраивается, возникают новые связи и т. д.

То есть даже сами эти пазлы, из которых мы складываем свои воспоминания, и те переживают процесс постоянной трансформации. Что уж говорить о том, чтобы сохранить воспоминание о некоем событии в «первозданном виде»? Конечно, это невозможно.

Возвращаясь к аналогии с поисковиком: представьте, что вы снова запрашиваете в интернете информацию о Хайдеггере, но на дворе, например, 2000 год. Какая ссылка, как вы думаете, выпадет первой? Боюсь, этого уже невозможно узнать. Сейчас первой, конечно, идёт ссылка на соответствующую статью из Википедии, но в 2000-м году самой Википедии на русском языке ещё не было.

Поэтому, когда вы пытаетесь вспомнить своё первое «1-е сентября», вы заведомо оказываетесь в ловушке. Тогда, когда вы стояли на той своей школьной линейке, вы не знали всего того, что случится с вами в будущем. А сейчас, когда вы вспоминаете ту линейку, вы вспоминаете её мозгом, в котором всё это «будущее» уже оставило свой след и тем самым его – ваш мозг – изменило.

В общем, вы никогда не можете вспомнить даже своё прошлое таким, каким оно было. Его создаст другой мозг (ваш, но изменившийся), а соответственно, и образ этого события будет собран на основе другого материала.

Это будет воспоминание о событии, которого никогда не было. Но сможете ли вы заметить подмену? Нет, потому что вы просто не знаете, что может быть по-другому – вы помните так, как помните.

Проблема лишь в том, что это «помните» – иллюзия. Вы помните (точнее, соответствующая клетка вашего гиппокампа) помнит, что «что-то такое было». А каким вы увидите это воспоминание в своём внутреннем психическом пространстве – это зависит от того, что случилось с вами после этого события.

Впрочем, рассказал я об этом вовсе не для того, чтобы прояснить для вас вопросы организации нашей памяти. Это наглядная иллюстрация базового принципа работы мозга – он всегда собирает, производит интеллектуальные объекты, а не хранит их в готовом виде.

И всё, с чем вы имеете дело в своём внутреннем психическом пространстве, – это продукт вашей интеллектуальной деятельности, совершаемой здесь и сейчас на основании того опыта, который был накоплен вами прежде.

Многое в устройстве мозга кажется нам странным, даже парадоксальным. Но это не должно нас смущать. Пусть мы не можем даже вообразить, как именно это работает, но это не значит, что мы не можем воспользоваться этим механизмом.

В нашем мозге, как и во всём, что создала природа, есть своя логика, и теперь мы понимаем принципы его работы. Нам остаётся только принять их как данность и настроить на решение нужных нам задач.

Фундаментальная ошибка

Ли Росс – думаю, что эта фамилия вам ничего не скажет, но это по-настоящему выдающийся учёный, профессор Стэнфордского университета (кстати, сын эмигрантов из России), благодаря которому мы, наконец, поняли, в чём же причина странностей нашего с вами социального поведения.

В 60-70-х годах прошлого века психологи раз за разом шокировали общественность результатами своих экспериментов. Всё это совершенно не укладывалось в голове! Никто не мог поверить, что нечто подобное может быть правдой, и никто не мог понять, как это может быть правдой.

Например, Стэнли Милгрэм провёл эксперимент, о котором вы прочтёте теперь в любом учебнике по социальной психологии.

Под присмотром ученого в белом халате один человек должен был наказывать другого ударами электрического тока за ошибки в выполнении задания на запоминание.

Если ответ верен, то и хорошо, а если нет – бьём током. Если в следующий раз опять ошибка – увеличиваем разряд, несмотря на крики, вопли и мольбу о пощаде.

Максимальная сила такого «педагогического» удара приводила к тому, что человек оказывался бездыханным. То есть финал этого «обучения» был равносилен смертной казни на электрическом стуле.

Милгрэм опросил практикующих психиатров, какой, по их мнению, процент «учителей», действующих по приказу «учёного», доведёт силу удара до максимума. Те ответили, что порядка одного-двух процентов из популяции – мол, таково среди нас число клинических садистов.

Но эксперимент наглядно показал, что в предложенных обстоятельствах до максимального разряда доходит подавляющее большинство испытуемых. Как так? Мы что, все клинические садисты, просто не в курсе этого?..

Конечно, и «учёный» Милгрэма был подставной уткой, и «ученик», которого били током, актёром. Но «учитель» об этом не знал, он думал, что всё происходит по-настоящему, что боль, которую испытывает «ученик», реальна. Но всё-таки доводил его до сердечного приступа.

В экспериментах другого исследователя – Соломона Аша – физическое насилие не применялось. Однако увеличивалась сила социального давления – кроме подопытного, все участники мизансцены были «подсадными утками» экспериментаторов.

Группе из семи человек предлагалось выполнить простое задание, в котором все подставные участники давали один и тот же неправильный ответ. Как поступит реальный испытуемый, который видит, что все ошибаются? Решится ли он сказать, что они неправы, а ответ на самом деле другой?

Да, поначалу реальные испытуемые, оказавшиеся в такой ситуации, пытаются противостоять группе – мол, простите, но вы неправы. Но затем – нет, «ломаются». Более того, они начинают верить, что очевидно ошибочные ответы верны. У них буквально меняется восприятие реальности! Как такое возможно?! Оказывается, возможно.

А теперь представьте ещё сотни подобных экспериментов (включая знаменитую «стэндфордскую тюрьму» Филипа Зимбардо из «Красной таблетки»), которые противоречат логике, здравому смыслу и вообще всякому нашему представлению о себе.

Вот с таким бэкграундом социальная психология подошла к 1977 году, когда Ли Росс и опубликовал свою работу, ставшую самой цитируемой статьёй по социальной психологии: «Интуитивный психолог и его недостатки: искажения в процессе атрибуции».

В этой статье он объяснил, почему все мы считаем себя «психологами» и почему почти всегда ошибаемся в этих своих «психологических прозрениях и догадках». Всему виной особенность нашего мышления, которую Ли Росс назвал «фундаментальной ошибки атрибуции».

Понятие «атрибуции», «атрибутирования» означает приписывание другому человеку неких внутренних качеств – «хороший», «глупый», «добрый», «бессовестный», «внимательный», «чуткий», «трудолюбивый», «бестолковый», «наглый» и т. д., и т. п.

Мы с вами постоянно присваиваем другому человеку какие-то специфические черты, характеристики, особенности. Мы считаем эти черты его атрибутами, его «внутренними качествами».

И когда нам надо объяснить себе тот или иной поступок человека, мы уверены, что причина именно в том, «какой он». Впрочем, тут есть хитрость…

Например, вы считаете некоего человека скверным и заносчивым. И вот он на ваших глазах кому-то нахамил. Почему он так поступил? Это понятно – «он такой». Тупой и невоспитанный, что с него взять?

Но если какой-то человек кажется вам «хорошим», и вы вдруг видите, как он позволил себе грубость, что вы подумаете в этом случае? Вы найдёте ему оправдание – мол, он всё равно «хороший», «просто устал» или «что-то у него случилось».

Иными словами, мы уверены, что поведение другого человека определяется его «личностными качествами». И даже если оно противоречит нашему представлению о его «личности», мы всё равно найдём такое объяснение, которое подтвердит наши представления о его «личности». Это и есть фундаментальная ошибка атрибуции.

В действительности же, как показывают эксперименты социальных психологов (а их было проведено огромное множество), наше поведение определяется не тем, какие мы, а тем, в каких обстоятельствах мы оказываемся.

Вот почему наши представления о «личностных качествах» человека принципиально ошибочны, и они никак не помогают нам правильно предсказать его поведение в той или иной ситуации.

Да, мы не замечаем своей всегдашней «фундаментальной ошибки атрибуции». Дело в том, что мы наблюдаем поведение наших знакомых в одних и тех же ситуациях, а потому и считаем себя гениями предсказаний.

Но это вовсе не результат нашей успешности как «интуитивных психологов», а просто повторяющийся цикл. Единственный корректный вывод, который мы можем из этого сделать, таков: в одних и тех же обстоятельствах человек ведёт себя одним и тем же образом.

Если же вы обнаружите своего знакомого в радикально иных обстоятельствах, то, основываясь лишь на ваших представлениях о его «сущности», не сможете предсказать, что он сделает и как поступит.

Вам только кажется, что вы его «знаете» – что он, например, «честный», «уступчивый», «ответственный» или, например, «слабохарактерный». Как только изменятся обстоятельства, это ваше «знание» превратится в глиняные черепки.

Потому что он вообще не «такой», а ещё точнее – он никакой. Все мы, и мы с вами тоже, никакие. Мы можем сколько угодно описывать себя, но в реальных ситуациях будем действовать «по ситуации», а вовсе не по зову своих «внутренних качеств».

Нельзя представить себе себя в обстоятельствах, в которых вы никогда не были: на войне, в тюрьме, под бременем огромных финансовых долгов, наркотической зависимости, смерти близкого и т. д. (если вы в них не были, конечно). Нам кажется, что мы знаем, как будем себя вести. Но это лишь иллюзия.

Кривое зеркало атрибуции

В качестве одного из доказательств нашей всегдашней фундаментальной ошибки атрибуции Ли Росс приводит результаты социальных экспериментов, в которых испытуемого ставят в заведомо противоречивые обстоятельства.

Представьте, что вы мужчина, участвующий в эксперименте, проведённом Петером Дитто и его коллегами.

Вас познакомили с обаятельной женщиной, вы мило с ней пообщались, а потом она – по заданию экспериментатора – пишет о вас фиктивный отчёт. И вы знаете, что отчёт, с которым вас ознакомят, является фейковым.

Теперь попробуйте представить свои реакции, если он будет содержать нелестные для вас характеристики? Скорее всего, вы поймёте, что причина в экспериментаторе, который дал этой женщине такое задание. Вы, конечно, расстроитесь, но не примете эту критическую характеристику на свой счёт.

А что случится, если отчёт окажется лестным? Как вы к нему отнесётесь, если он будет содержать приятные для вас вещи? Думаю, что вы, как и другие участники этого эксперимента, скажете, что, хотя женщина и писала свой отчёт по заданию экспериментатора, вы действительно ей понравились.

Иными словами, вы припишете (атрибутируете) этой женщине те мотивы, которые вам удобно. Вам не хочется думать, что вы произвели на свою новую знакомую плохое впечатление, поэтому вы и посчитаете, что в её негативном отчёте виноват экспериментатор.

Но от приятного отзыва вы отказываться не будете – вы решите, что экспериментатор или вовсе не повлиял на текст её отчёта, или женщина, несмотря на его указания, решилась написать правду – вы прекрасны и вообще мужчина её мечты!

Конечно, это выглядит нелогично и непоследовательно, но что поделаешь – мы так устроены. Мы хитро играем «личными качествами» и «обстоятельствами непреодолимой силы».

Если нам везёт – мы поступили в престижный вуз, нашли себе замечательную пару, заработали кучу денег, – это результат наших заслуг, усилий, личностных качеств и т. д. Если нам не везёт – образование не задалось, в личной жизни швах, а денег до зарплаты не хватает, – то в этом, конечно, повинны внешние причины.

Забавно, что, оценивая других людей, мы, как правило, избираем прямо противоположную стратегию: если везёт – то «везёт», а если не везёт – «сам виноват».

Когда студент заваливает экзамен, а затем рассказывает профессору о том, что у него, мол, работа, финансовые проблемы, семья, болезни и т. д., – тот ему не верит. Понятно же: хотел бы – подготовился!

Но как только самому профессору приходится отвечать уже за свои промахи, например, перед ректором, в ход пойдёт всё то же самое – рабочая нагрузка, пошатнувшееся здоровье, финансовые проблемы и семейные трудности.

Ректор, конечно, с этим не согласится. Ежу понятно: если человек хочет, он справится! А всё прочее – просто отговорки.

Впрочем, когда уже сам ректор, в свою очередь, окажется на ковре, например, у министра образования, то причины собственных неудач он станет объяснять загруженностью, финансами, семейными проблемами и состоянием здоровья.

Что подумает по этому поводу министр? Наверное, объяснять не надо…

Кто-то, возможно, решит, что все эти товарищи просто заврались. Но это не так, они искренне верят в то, что говорят. И если вы внимательно последите сами за собой, то обнаружите, насколько удивительна эта игра в «объяснение причин».

Мы полны бессмысленных и фундаментально ошибочных атрибуций сверху донизу: «пьют только слабовольные», «насилуют тех, кто сам провоцирует насильника», «от мошенников страдают только доверчивые», «в бога верят лишь наивные люди». На самом деле всё сложнее.

Да, наше поведение формально определяется и «внешними», и «внутренними» факторами. Например, вам сказали что-то обидное (внешний фактор), но важно ведь и то, какой у вас «порог обидчивости» (внутренний фактор). Если он низкий, то вас можно обидеть чем угодно; если он высокий, то вам всё равно, что они там говорят.

Но давайте задумаемся о том, что такое это разделение на «внешнее» и «внутреннее»… Как мы с вами уже знаем, всё, с чем мы имеем дело, есть производное нашего мозга. Снаружи (из внешнего мира) к нам поступает только физический (аналоговый) сигнал – буквально на уровне фотонов и молекул.

Если вас словесно оскорбили, вы в действительности почувствовали лишь физические колебания воздуха. Они воздействовали на вашу барабанную перепонку, а вибрация жидкости в вашем внутреннем ухе оказала воздействие на расположенные там рецепторы. В результате возник нейронный заряд, который поступил в слуховую кору – в височную долю вашего мозга.

Дальше начались сложные процессы создания соответствующего интеллектуального объекта – включились ваши знания языка (то есть языковая и интепретативная кора), были задействованы подкорковые структуры, отвечающие за инстинкт самосохранения и иерархический инстинкт. Ваша дефолт-система мозга расценила возникшую «ситуацию» как драматическую, и вы оскорбились.

То есть оскорбление, строго говоря, всегда является результатом работы вашего собственного мозга, а не каким-то внешним фактором. Уверен, что вы неоднократно оскорблялись, когда никто на самом деле и не собирался вас оскорблять. Вы сделали это оскорбление себе сами, силами своего собственного мозга.

Возможна, впрочем, и обратная ситуация: вас и хотели вроде бы оскорбить, и что-то сделали для этого, а вы не почувствовали себя оскорблённым. То есть всё зависит от того, какой интеллектуальный объект соберёт ваш мозг.