Посольство  Тибета  в  Петербурге

Если уж говорить об агентах царя, то им был Агван Дорджиев, специально внедрённый в Лхасу для того, чтобы ориентировать тибетских правителей на дружественную Россию. В Тибет он попал паломником, девятнадцати лет от роду, вместе со своим наставником Пенден Чомпелом. Дорджиев тоже был бурятом. В Тибете под именем Чоманг Лобсанг он закончил весьма престижную школу — Гоман-Дацан в Дрепунге и получил высшую учёную степень «геше-лхарампа», став таким образом хамбо-ламой. Это открывало огромные перспективы, с этой минуты он был приближенным к высшей духовной власти Лхасы, точнее — цаншабом, то есть учителем и участником философских диспутов с Далай-ламой. Именно ему было суждено стать ближайшим советником юного Далай-ламы Тринадцатого. Очень многие специалисты считают, что Дорджиев систематически обменивался информацией с царским правительством через агентов, приходивших в Лхасу под видом паломников. А самого Далай-ламу он настраивал на сближение с Россией, чтобы не позволить англичанам укрепиться в Тибете. Ему даже удалось собрать вокруг себя тибетских лам, которые благодаря умелой пропаганде стали испытывать к России нежные чувства. Дошло до того, что в 1905 году сам Далай-лама Тринадцатый вдруг захотел навсегда переселиться в Россию! Николай Второй, с которым для решения вопроса связался Дорджиев, в замешательстве (только Далай-ламы ему не хватало!) ответил, что «буддисты в России могут чувствовать себя как под крылом могучего орла», однако изо всех сил стремился процесс переселения задержать, ибо проблема возникала катастрофическая: живой символ буддизма на берегах Невы — это вторая государственная религия России, однако... Третьему Риму стоять, Четвёртому — не бывать! Задержала переезд сама история: сначала Первая русская революция, потом — Первая мировая война, ну а потом было уж и вовсе не до желания Далай-ламы...

Особым агентом самого Дорджиева был калмык Овше Норзунов, он и курсировал между Петербургом и Лхасой. Норзунов перевозил не только письма Дорджиева, но занимался и разведывательной деятельностью. Одним из его заданий было сделать снимки столицы Тибета. К тому времени Цыбиков ещё не успел вернуться на родину, они даже пару раз виделись в Лхасе, причём прятали друг от друга свои фотокамеры! О том, чтобы это дьявольское изобретение увидели бы ламы или простые жители столицы, — и речи не было. Самому Дорджиеву, который после визита в Париж привёз с собой граммофон и фотоаппарат, пришлось прилюдно последний уничтожить: тибетцы считали, что проклятый чёрный ящик отнимает у них душу, а Дорджиев — колдун. Пришлось разбивать дорогое приобретение, а ламы за процессом уничтожения с благоговением наблюдали. Так что его агенту Норзунову пришлось придумать хитроумное приспособление в виде ящика, только так можно было незаметно сделать снимок, иначе смерть, потому что «было запрещено, даже буддистам, улавливать образы людей в маленький чёрный ящик, чтобы затем увезти их на Запад»... Как он сам рассказывал, чтобы перейти без проблем английские посты на подступах к Тибету, «я поместил фотографические пластинки в маленький ящик, который я обшил снаружи материей и закрепил с помощью верёвки на поясе под одеждой. Остальные фотографии я спрятал в сосуде с поджаренной тибетской мукой. Что касается моего русского паспорта, то я положил его под стельку в один из башмаков». Чем не секретный агент?! Англичане к Норзунову относились весьма настороженно, пару раз, когда он пытался попасть в Тибет со стороны Индии, его ловили, сажали в тюрьму и высылали со скандалом на родину. Но свою миссию связиста между Лхасой и Петербургом он исполнял исправно.

Да и сам Дорджиев считался в Англии «врагом номер один», поэтому, выбираясь из Тибета в Европу или Россию, он был вынужден переодеваться в нищенские лохмотья и двигаться окружным путём — через Калькутту, Нагасаки, Владивосток. Дорджиев стремился уговорить русского царя принять Далай-ламу. Царь же всеми способами оттягивал развязку, но вынужден был сдаться (с лишком настойчив был его подданный), и аудиенция состоялась. Дорджиев объяснил, что Далай-лама боится стать заложником англичан. Николай обещал помощь, но ничего и не думал предпринимать. Ссориться с Великобританией из-за Далай-ламы?

В 1904 году Далай-ламе вместе с Дорджиевым пришлось оставить Лхасу — британцы уже рвались в самое сердце Тибета. Теперь столицей ламаизма стала Монголия, Урга. Сколько из Урги ни взывали Дорджиев с Далай-ламой к нерушимому царскому слову, ничего не помогло. За черепом русского монарха уже охотилась женщина-птица, богиня неведомой страны Шуби. Скоро, скоро она утащит его в подземное царство. Единственное, чего довелось добиться, — начать строительство в Петербурге буддистского храма. Храм мыслился как посольство Тибета в России. Это был первый такой храм в Европе. Так что Дорджиев практически переселился в Петербург. Он-то и был послом Далай-ламы, его голосом на далёком севере.

Знаменательное событие, покупка земли, случилось 16 марта 1909 года. Земля под дацан находилась на берегу Большой Невки в районе Старой Деревни. Тогда это была окраина города. В строительный комитет будущего храма вошли известные в столице востоковеды — Радлов, Щербатской, Ольденбург, князь Ухтомский, участвовали в строительстве инженеры Барановский и Берзен, художники Рерих и Шнейдер. При храме собирались построить буддистскую школу, но затея так и осталась только на бумаге. Строительство завершилось лишь в 1915 году. Храм получил название «Источник Святого Учения Будды Всесострадающего». Название было ко времени. Уже год шла Первая мировая война. А впереди ждала и православных, и буддистов Февральская революция, затем октябрьский переворот, Гражданская война, военный коммунизм, продразверстка, красный террор, белый террор — и всё это должно было свершиться в течение ближайших пяти лет...

На время войн и потрясений о Шамбале если кто-то и вспоминал, то не иначе как о конце света, который происходил буквально у всех на глазах. Брат шёл на брата, кровь лилась потоками — полная, однако, Шамбала...

ЧАСТЬ   ТРЕТЬЯ

ПУТЯМИ   ЧИНТАМАНИ

Великие  посвящённые

«Наука занимается только одним физическим миром; нравственная философия потеряла всякое влияние над умами; религия ещё владеет до некоторой степени сознанием масс, но она уже потеряла всю свою силу над интеллигентными слоями европейских обществ. Всё ещё великая милосердием, она уже более не светит верой. Умственные вожди нашего времени все — либо неверующие, либо скептики. И хотя бы они были безукоризненно честны и искренни, всё же они сомневаются в своём собственном деле и оттого смотрят друг на друга улыбаясь, как древние августы. И в общественной жизни, и в частной они или предсказывают катастрофы, для которых у них нет лекарства, или же стараются замаскировать свои мрачные предвиденья благоразумными смягчениями. При таких знаменьях литература и искусство потеряли свой божественный смысл», — так писал Эдуард Шюре о настроении в умах людей конца девятнадцатого — начала двадцатого столетия. Россия в этом плане ничем не отличалась от других стран. И Россию так же, как другие страны, в противовес уничтожающему надежды будущему, окутал влажный мистический туман. Так что совсем не удивительно, что разочарованные соотечественники взялись за поиски прародины человеческого знания. Первой вестью для тех, кто готов внимать сверхъестественным голосам, были сочинения Елены Петровны Блазатской. Взамен «науки о божественных предметах» — теологии она предложила готовую снизойти на каждого желающего «божественную Мудрость» — теософию. Теософские общества строились по всем хорошо известному масонскому образцу. Впрочем, и масонские общества, которые перед Первой мировой войной росли в России, как грибы, строились с явным уклоном в теософию. Тут, конечно, огромную роль сыграли розыски Нотовича, который нашёл в Индии следы пребывания там Иисуса Христа. По этим розыскам получалось, что церковь сознательно скрыла некий этап жизни этого великого богочеловека, а именно с его двенадцати лет и до тридцати, когда он вновь появляется в земле Иудейской и начинает учить людей Новому закону. Где же был Иисус в течение столь длительного срока? Почему Евангелия об этих годах умалчивают? Нотович считал, что был он в Индии, где обучался у Великих Посвящённых. Именно от них он получил истинное знание, именно после Индии он обрёл способность преодолевать физическую смерть и возвращаться к жизни. И именно после индийского периода Иисус смог учить других тем знаниям, которыми стал обладать. В качестве доказательства он ссылался на древние индийские книги, которые якобы сохранили все перипетии жизни Иисуса. В отличие от церковной версии, индийские трактаты говорили, что Иисус не был богом, а был пророком, посвящённым, таким же, как и Мухаммед и Гаутама, то есть все они в этом плане черпали знания из одного источника, были людьми, которым удалось особым развитием духа достичь высшего совершенства и потому присоединиться потом к бессмертным учителям.

Эта версия отлично устраивала всех, кто был склонен к мистике. Если смог Иисус, сможет и любой человек, готовый к самосовершенствованию, нужно только найти Учителей или Великих Посвящённых, или Белое Братство. В общении с ними откроется свет истины и над миром воссияет Солнце Правды. Где искать-то? В Индии. Но Индия к тому времени была отлично изученной англичанами колонией, и никаких особо посвящённых там не примечали. Тогда был указан более вероятный адрес: в Гималаях, на Тибете. Это направление было разработано, как вы уже убедились, куда хуже. И поиски на Тибете, в силу невероятной трудности, могли длиться вечно. Однако, оказалось, не нужно тибетских поисков и блуждания по горам в сложной политической обстановке. Все эти волшебные знания можно получить, как говорится, с доставкой на дом. Если научиться входить в особые трансовые состояния, то знание само найдёт своего адресата. Великие Посвящённые заинтересованы в благополучном развитии событий на Земле, поэтому они охотно выходят на мысленный контакт. Обратимся к Шюре, который был уверен, что при особой настройке собственного мозга совершенный человек способен достичь истинного знания, приобретая его в некоем готовом виде, как её достигали греческие и восточные мудрецы: «Но истина являлась совсем иною для мудрецов и теософов Востока и Греции. Они также знали, что её нельзя установить без общего понятия о физическом мире, но в то же время они сознавали, что истина пребывает прежде всего в нас самих, в началах нашего разума и во внутренней жизни нашей души. Для них душа была единая божественная реальность и ключ, отмыкающий вселенную. Сосредоточивая свою волю в своём собственном духовном центре, развивая свои скрытые способности, они приближались к тому великому очагу жизни, который назвали Богом; свет же, исходящий из Него, освещал их сознание, приводил их к самопознанию и помогал проникать во все живые существа. Может возникнуть вопрос: не были ли эти теософы лишь отвлечёнными созерцателями и бессильными мечтателями? Нечто вроде факиров, взобравшихся на свои столбы? Нет, мир не знает более великих деятелей, говоря в наиболее широком и наиболее благом смысле этого слова. Они сияют, как звёзды первой величины на духовном небосклоне. Имена их: Кришна, Будда, Зороастр, Гермес, Моисей, Пифагор, Иисус; это были могучие формировщики умов, энергичные будители душ, благие организаторы обществ. Они жили только для своих идей; всегда готовые на всякое испытание и сознавая, что умереть за Истины есть величайший и наиболее действительный из подвигов, они создавали науки и религии, литературу и искусство, и их живая сила до сих пор питается и живит нас».

Если мы хотим владеть Истиной, то нужно отбросить приёмы науки, которая способна не только разлагать, но умеет порождать, и вспомнить о духовном способе получения знаний. Во все века и у всех народов он был одним и тем же — соединение с высшим разумом или Великими Посвящёнными. Это священное знание в своё время получили индийские брахманы, египетские и вавилонские жрецы, иудейские каббалисты, греческие мудрецы. Это знание — великое наследие древних ариев, забытое и недоступное их потомкам в силу того, что им уже стала непонятной сама основа этого знания.

«Каждая сфера бытия, — писал Фредрик Амьель, — стремится к более высокой сфере, ибо до ней достигают откровения и предчувствия Высшего. Идеал, в какой бы форме он ни проявлялся, есть лишь предвидение, пророческое прозрение в это высшее существование, к которому стремится каждое живое существо. Это высшее существование бывает всегда и более внутреннее во своей природе, т.е. более духовное. И как вулканическое извержение выбрасывают на поверхность тайны земных недр, так же и энтузиазм и экстаз — только мимолётные взрывы глубин внутреннего мира души. И вся жизнь человеческая только приготовление и преддверие к этой жизни духа. Ступени посвящения неисчислимы. Поэтому бодрствовать должен ученик жизни, тот, который несёт внутри себя будущего ангела: он должен работать над ускорением расцвета своей души, ибо божественная Одиссея не более как ряд метаморфоз, где каждая форма, результат предшествовавших, является одновременно и условием для последующих форм. Божественная жизнь есть ряд последовательных смертей, когда дух сбрасывает свои несовершенства и свои символы и отдаётся растущей силе притяжения, исходящей из неизреченного Центра всех сил — „из Солнца разума и любви"».

Шюре, исходя из смешения рас и — следовательно — способов получения Знания, отмечал, что каждый народ овладевал этим Знанием, исходя из своей природной основы, из типа мышления: «Семетический гений спускается от Бога к человеку; арийский гений восходит от человека к Богу. Первый символизируется карающим Архангелом, который спускается на землю, вооружённый мечом и молнией; второй — Прометеем, держащим в руках похищенный с неба огонь и гордым взором измеряющим Олимп. Оба эти гения мы носим внутри себя. Мы думаем и действуем поочерёдно под влиянием то одного, то другого. Они переплетены, но не сплавлены в нашем разуме. Они противоречат друг другу и таятся в глубине наших чувств и в тончайших изгибах наших мыслей, так же как и в нашей общественной жизни и в наших учреждениях. Скрытые под сложными формами, которые можно обозначить родовым именем спиритуализма и натурализма, они господствуют над нашими разногласиями и над нашей борьбой. Оба кажутся непримиримыми и непреодолимыми, а между тем истинный прогресс человечества и его спасение зависят от примирения и слияния обоих начал в едином синтезе».

Великое Знание едино и люди должны найти к нему путь!

Итак, изучать забытое знание. Как? Ждать, что тебя позовут? А если не позовут? Ответ для мистиков был простым: самим стремиться нащупать контакт с Великими Посвящёнными, Белым Братством, Космическим Разумом, или — как позже эту область бессмертного духа, хранящего всё, что было и всё, что будет, назовёт Вернадский — Ноосферой. Пример перед глазами: госпожа Блаватская нащупала контакт, и с ней тут же установили полноценную двустороннюю связь. Николай Рерих, о котором мы не раз ещё упомянем, тоже верил в такую передачу мыслей из неизвестного источника: «Бывали случаи, когда тот или иной автор с изумлением находил свои выношенные внутри себя образы на каком-то отдалённом произведении. Автор мог совершенно искренно сказать, что того произведения он никогда не видал. На это скептики могли возразить, что, может быть, и видел когда-то, но забыл. Не будем исключать и такой забывчивости, когда из давних хранилищ сознания вдруг выплывают образы, давным-давно там схороненные. Но сейчас, в век радиоволн и передачи мыслей на расстояние, можно найти и другие причины такого единомыслия. Именно назовём эти неожиданные проявления, часто так сходные между собою, единомыслием. В пространственных своеобразных радиоволнах носятся идеи и концепции, и люди одинаковой восприимчивости подхватывают их часто в самых удалённых углах земли. Ещё недавно такое рассуждение о силе мыслей считалось бы идеалистической сказкой. Но сейчас благодаря новейшим научным достижениям можно вполне убеждаться, что без всяких обвинений в заимствованиях и в подражаниях можно утверждать, что разновременно и в различных местностях могут мощно выявляться совершенно схожие образы. Художники, писатели, учёные могут подтвердить, как часто они бывали обуяны одними и теми же заданиями. Это явление и есть превосходное единомыслие, о котором человечеству следует неотложно подумать. Пространство полно идеями и приказами».

Теософы выступали против примитивного способа контакта — через спиритические сеансы, потому что чаще всего этим делом занимались люди, не подготовившие себя, несовершенные. Выходить на контакт нужно, полностью овладев техникой. И такая техника была известна — восточные медитации. Поэтому теософия приобрела явный буддистский колорит. Такое соединение очень характерно для всех кружков, с большом количестве создававшихся в России того времени. Если высшая государственная власть и слышать не хотела о столь высоких материях и в засылаемых ею в страну Великих Посвящённых превалировал политический момент, военная разведка, то мистики там действительно жаждали найти утраченное знание. Не новые виды растений и животных, не антропологические типы гималайского региона, не исторический обзор развития Тибета — а спрятанные сокровища, Великое Знание.

Так что совсем не случайно, что с приходом новой власти эти общества и кружки стали искать с нею связь, надеясь пробудить интерес к этому скрытому от народа Знанию. Ведь новая власть строила новый мир. И те, кто не сбежал от кошмаров этого строительства, хотели сделать власть не только деятельной, но и разумной. Власть тоже этого хотела, потому что оказалось, что сломать гораздо проще, чем построить. И первое время, пока она себя ощущала неуверенной, в каких-то вопросах полностью беспомощной, она стремилась искать способ, как бы побыстрее вразумить доставшееся ей негодное общество и найти новые научные или даже какие-то иные, неведомые пути для создания мощного и прекрасного мира. Только те мистики, которые стремились к такому сотрудничеству, просто не понимали, что эта власть решила сначала действительно уничтожить весь старый мир вместе с его культурой, историей и людьми. Она желала строить новое на обломках. И из новой породы человека. Недаром символом своим эта власть избрала пентаграмму — полную победу человека над силами природы и врагами, алую пентаграмму — потому что эта победа была невозможна без моря крови.

Но как создать эту новую породу? Человеческий материал очень плох и ненадёжен, стоит дать ему волю, он тут же стремится «омещаниться», то есть отойти от коллектива. Василий Налимов пишет: «Нацизм также откуда-то из европейского эзотерического подполья заимствовал идею создания новой расы, придав этой идее резко националистическую окрашенность. Появилось два подхода к одной и той же великой Идее — созданию нового человека: один социально-классовый, другой — генетический. Оба возникли на германской почве».

Нет! Не на германской — на родимой, отечественной. И если уж разбираться, то и немецкие идеи были извлечены всё из того же безразмерного русского чулана. Только наши идеи были, скажем, ещё патриархальнее. И как бы большевики ни открещивались потом от этого древнего деревенского сознания, но пятна общинности, она же соборность, выступали даже под самыми новейшими идеями, якобы абсолютно марксистскими. Идеалом нового общества был пчелиный улей, где каждый знает своё место и своё задание. Но руководить-то приходилось совсем не пчёлами. Так что совсем не удивительно, что идея управления массами очень занимала умы стоявших у власти. К тому же, такая беда, многие старые кадры оказались неспособными воспринять новый порядок и либо сбежали, либо оказались контрой, и их судьба была решена, чтобы не портили пригодный человеческий материал, а бывшие кухарки, которые должны были их заменить, оказались к овладению знаниями неспособными, сколько лекций им ни читай. Нельзя ли устроить так, чтобы Великое Знание само снизошло на русскую землю, и мигом встали бы прекрасные дома, мощные заводы и электростанции, а земля смогла бы дать в коллективной собственности небывалые урожаи? В бога новая власть не верила, так что свечку ставить было некому. Вот тут-то её главный карающий орган (он же и поисковый) и стал хвататься за все идеи, которые при прежней власти считались безумными и отвергались с ходу, без какого-либо рассмотрения. Так в объектив „чрезвычайки" попал один гражданин, мистик, по одним слухам — масон, по другим — буддист, по его собственному заверению — учёный, — Александр Васильевич Барченко.