Второй Восточный тюркский каганат

 

В ожесточенной междоусобной борьбе за власть над своими кочевыми подданными тюркская знать не привыкла выбирать средства, используя любую возможность выступить против своих соперников, ближайших родственников и соплеменников. Претенденты на господство без колебаний прибегали к помощи могущественной империи Тан. Вряд ли кто-либо из правящего рода Ашина, за исключением отдельных принцев, поклонников Китая, сознательно стремился к утрате независимости и переходу на службу к тайскому императору, но междоусобицы толкали их «в крайности» прибегнуть к китайской помощи. Однако, когда они подчинились китайским чиновникам, ситуация радикальным образом изменилась. Тюрки стали вассалами, которых бросали в авангарде китайских войск против любого противника, заставляя гибнуть за чужие интересы.

За десятилетия, прошедшие под властью Китая, среди тюрок, как уже было сказано, ширились понимание незавидности своего положения и стремление к восстановлению собственной государственности.

Эти настроения наиболее явно воплотились в памятных рунических надписях выдающихся деятелей Второго Восточного Тюркского каганата. В надписи Кюлль-тегина говорится: «Народу табгач стали они [тюрки] рабами своим мужским крепким потомством и рабынями своим чистым женским потомством. Тюркские правители сложили с себя свои тюркские имена и, приняв титулы табгачские, подчинились кагану народа табгач. Пятьдесят лет отдавали они ему труды и силы. Вперед, к солнечному восходу, они ходили войной вплоть до Бокли-кагана, назад [т. е. на запад] они ходили войной до Темиркапыга и отдали кагану табгачскому свою державу и закон [обычай]»^{79}.

Осознание того, что сам тюркский народ лишился государственности из-за того, что покинул своих каганов, отражено в Онгинской надписи в честь кагана Кутлуга: «Царствовавшего своего кагана он бросил [покинул], а затем тюркский народ вперед, на восток, назад, на закат солнца; на юг к табгачам, и на север к черни [горной тайге] рассеялся, герои балбалами принуждены [были стать]. Имя тюркского народа начало клониться к упадку»^{80}. По представлениям тюрок, в судьбу народа вмешался сам верховный бог тюркского пантеона: «Тогда тенгри сказал: “Да не уничтожится тюркский народ, да не будет жертвой”»^{81}. Однако и сам народ решил взять свою судьбу в свои руки: «Весь тюркский народ так сказал: “Я был державным народом, где моя держава? Для кого добываю я державы иные?” Они говорили: “Народом был я, имевшим кагана, — где мой каган? Какому кагану отдаю я труды и силы?” Так говорили они и, так говоря, стали врагами кагану табгачскому»^{82}.

В 679 г. в шаньюевом наместничестве, которому подчинялись древние тюрки, вспыхнуло восстание. Против владычества китайцев взбунтовался главный старейшина из знатного тюркского рода Ашидэ, к нему примкнули два других «поколения» — кочевых рода. Восставшие провозгласили каганом Ашину Нишифу. К ним присоединились и другие кочевники. «Старейшины 24 округов все взбунтовались и приняли его сторону»^{83}.

Против восставших китайские власти бросили войска трех полководцев, но тюрки неожиданно напали и разгромили их. Погибло 10 тысяч воинов. Спасся лишь один китайский военачальник. И только через год китайцам удалось подавить это выступление.

Среди тюрок не было единства. «Свои подчиненные убили Нишифу и с его головою покорились»^{84}.

Однако идея борьбы за независимость вдохновила кочевников на новые восстания.

В 680 г. тюрки снова восстали и провозгласили каганом Ашину Фуняня, потомка Хели-кагана. К нему присоединились другие кочевые племена. Восставшие ушли в степь, неоднократно вступали в упорную битву с китайскими войсками, но в конце концов потерпели поражение. Фунянь был схвачен, привезен в столицу, где на восточной площади города ему отрубили голову^{85}.

Тюркский народ был вынужден опять подчиниться народу табгач. Сторонники восстановления независимого тюркского государства говорили: «Лучше погубим [сами себя] и искореним». И они начали идти к гибели^{86}. Остатки повстанцев, всего «17 мужей», возглавил дальний родственник последнего независимого кагана Хели, Кутлуг, занимавший должность тутука. Он с горсткой своих сторонников бежал в горы Иншань, где укрепился в городке Хейшачен. Вероятно, китайские власти просто недооценили эту небольшую горстку храбрецов и не стали их преследовать. Но очень скоро к ним присоединилось еще 700 воинов. Кутлуг напал на телесские племена, «угнал множество овец и лошадей» и после этого «стал сильным». Его войско уже насчитывало 5 тысяч человек. Кутлуг раздал своим родственникам и приближенным тюркские военные чины и титулы.

Китайские власти, обеспокоенные распространением восстания, попытались принять превентивные меры, проверить благонадежность кочевников, которые находились у них в подчинении. Были произведены аресты среди тюркской знати, взят под стражу служивший в китайской армии Ашидэ Юаньчжэнь, ставший впоследствии знаменитым тюркским полководцем и советником каганов под именем Туньюкук. Во время набега восставших Юаньчжэнь сам вызвался уговорить их покориться. Он «просил дозволения внушить поколениям откупиться от вины»^{87}. Однако при встрече с восставшими Тоньюкук перешел на сторону кагана Кутлуга.

Появление в рядах повстанцев опытного военачальника, хорошо знавшего военное искусство и культуру китайцев, значительно повысило их шансы на успех, в памятной надписи от имени Тоньюкука говорится: «Я  сам, мудрый Тоньюкук, воспитан для государства Табгач, так как весь тюркский народ был в подчинении у государства Табгач».

Тоньюкука назначили апа-тарканом — главнокомандующим войсками восточных тюрок. Он сыграл важную роль в восстановлении Второго Восточного Тюркского каганата.

В молодости как представитель знатного тюркского рода он находился в качестве заложника в столице империи Тан. Там, в Чанани, получил образование и принял китайское имя Юаньчжэнь. Китайские власти рассчитывали с помощью таких воспринявших китайскую культуру знатных людей держать в повиновении кочевые племена. А в это время в китайской столице «жили в качестве заложников много сыновей варваров всех четырех стран света». «Во время пребывания при дворе они изучили китайские законы и установления, а когда вернулись назад, то нанесли ущерб» Китайской империи тем, что использовали полученные знания на пользу своим народам, а не империи Тан. Китайский чиновник, главный надзиратель над заложниками, выступил против того, чтобы обучать их военному делу. Он заявил, что, попав в Китай, они «сбрасывают с себя шерстяные одежды и выучивают китайский язык. Они изучают наши победы и поражения по картам и историческим трудам и узнают о трудно или легко проходимых местах в горах и на реках. Хотя наше государство славится тем, что цивилизует варваров, но сыновья волков неблагодарны, впоследствии они постараются причинить нам вред»^{88}.

Тоньюкук не только военачальник и администратор, но и главный идеолог «тюркского национального возрождения». Он был сторонником отказа от китайской культуры, которая, как он считал, только расслабляет кочевников. Именно по его инициативе Кутлуг провозгласил себя каганом независимого тюркского эля, а своих братьев назначил на посты шада и ябгу, своего советника Тоньюкука — бойла бага тарханом, тюркское войско было разделено на два крыла — толисов и тардушей. По настоянию Тоньюкука восточные тюрки перешли пустыню Гоби и заняли Хангай, «обрели Отюкенскую Чернь», ставшую политическим административным центром Второго Восточного Тюркского каганата.

Вероятно, по инициативе главного идеолога во Втором Восточном Тюркском каганате была разработана древнетюркская руническая письменность, созданная на основе применявшейся тюрками согдийской.

Тоньюкук считал, что само небо даровало ему знание, поэтому он поддержал Кутлуга. «О хан! С мудрым Тоньюкуком в качестве бойла бага тархана [государственного советника] я, Ильтерес, да буду каганом».

В течение нескольких лет китайские войска пытались подавить восстание тюрок. В 687 г. правящая в стране императрица Ухоу направила против них армию во главе с полководцем Чан Чжи. Силы были неравными. Кутлугу и его соратникам пришлось отступать в глубь степей, на север от пустыни Гоби^{89}. Однако и в Отюкенской Черни восточные тюрки оказались в кольце фронтов. Со всех сторон им угрожали враги. «Справа [т. е. на севере] народ токуз-огузов [под начальством] Баз-кагана был [ему] врагом; киргизы, курыканы, “30 татар”, кытай и татабы — все были [ему] врагами»^{90}. Главную опасность для восточных тюрок на вновь обретенной родине представляли непокоренные телесские племена, во главе которых был самостоятельный правитель Баз-каган. Хотя тюркские каганы считали телесцев «своим собственным народом», входившие в состав телесской конфедерации уйгуры, байырку, тонгра и другие племена не желали подчиняться тюркам. В решающем сражении на реке Толе тюркское войско во главе с Тоньюкуком разгромило телесское ополчение, набранное из разных родов и племен. Баз-каган погиб.

После этого вожди телесских племен были вынуждены покориться и признать верховную власть Эльтерес-кагана.

Услышав о том, что «я привел тюркский народ в землю Отюкен, пришли [к нам] южные народы, западные, северные и восточные народы»^{91}.

Только после такого признания Второй Восточный Тюркский или Кок-тюркский каганат можно считать возрожденным в качестве великой кочевой державы Центральной Азии.

Однако на протяжении всех последующих десятилетий существования каганата главной задачей кок-тюркских правителей оставалось удержание под своей властью телесских племен, силами которых кок-тюрки «геройствовали в пустынях севера»^{92}.

Обоснование ставки в Отюкенской Черни, в Хангае, вне пределов досягаемости китайских войск, позволило кок-тюркам избежать военного разгрома. В то же время они смогли подчинить все кочевые племена, совершать далекие походы в Китай, Восточный Туркестан и Среднюю Азию (рис. 7).

Войска кагана Эльтереса совершили 47 походов и дали 20 сражений своим врагам. Их «он принудил к миру, имевших головы склониться».

 

 

^{Рис. 7. Войны и походы кок-тюрок Второго Восточного Тюркского каганата}

 

После смерти Эльтерес-кагана новым каганом в Кок-тюркском каганате стал его младший брат Моч-жо, принявший имя Капаган. Он попытался установить мирные отношения с Китаем и предложил императрице Ухоу разгромить восставших против империи киданей. Когда их разгромили, императрица была очень «довольна его услугою» и в награду отправила посла Чжи Вэя «с бунчуком и грамотою на высший новый титул»^{93}. Однако не успело китайское посольство прибыть в ставку Капаган-кагана, как тюрки напали на китайские пограничные районы, но военачальники их отбили. Несмотря на этот инцидент, Капаган вновь отправил посольство с извинением за произошедшее. При этом он просил императрицу усыновить его, а своих дочерей предлагал выдать за князей, членов династии Тан. Капаган просил также отдать ему тюркских кочевников, живших в шести пограничных районах Китая в Ордосе, «просил 100 00 ху проса на посев, 3000 земледельческих снарядов [орудий], несколько десятков тысяч гинов железа»^{94}.

Видимо, положение тюркских номадов было очень трудным, если каган соглашался в обмен на помощь признать себя «сыном», т. е. вассалом, китайской императрицы. Ухоу сначала отказалась удовлетворить просьбы Капагана, но после того как он задержал китайского посла, пошла на уступки и согласилась предоставить ему все, что он просил.

Кагану были отправлены просо, земледельческие орудия и несколько тысяч семей тюрок, живших в Ордосе. Это значительно усилило власть и военные силы кок-тюрок.

Капаган, получив от китайцев то, что он желал, сразу изменил свое отношение к императрице. Когда к кагану прибыли китайский посланник, князь By Янь-сю, и два сопровождавших его сановника с бунчуками, для того чтобы жениться на дочери Капагана и закрепить тем самым династийный союз, тот неожиданно арестовал послов и заявил: «Я дочь свою выдаю за Сына Неба из Дома Тхан, а приехал из Дома императрицы. Сверх сего я служу Дому Тхан; а ныне слышу, что из потомков сего Дома только два человека осталось, которых я должен возвести на престол».^{95}

Капаган фактически обвинил императрицу Ухоу в узурпации престола и пообещал восстановить на троне законного наследника из династии Тан. Императрица страшно «прогневалась» и направила против тюрок огромную армию. Особым указом она пообещала дать княжеское достоинство тому, кто убьет ее заклятого врага Капагана. Однако китайские войска потерпели ряд неудач. Императрица была вынуждена вернуть из ссылки в столицу законного правителя Чжун-цзуна, которого объявила наследником престола и «верховным вождем действующих войск»^{96}.

Войска кок-тюрок смогли оторваться от китайской армии и уйти в степи с большой добычей. «Мочжо, упоенный славою побед, низко думал о Срединном государстве и даже гордился пред ним. Войско его было столь же многочисленно», как и во время правления Хели-кагана, «земли его содержали вдоль и поперек до 10 000 ли пространства. Все иностранные владения повиновались его повелениям».^{97}

В правление Капагана могущество Второго Восточного Тюркского каганата достигло своего апогея. Кок-тюрки подчинили монголоязычных кочевников, живших на востоке Центральной Азии, киданей и татабов. Вслед за ними были покорены байырку, жившие на севере Монголии и в Забайкалье^{98}. Капаган разделил войско на два крыла и центр, во главе их он поставил своего сына Бегю, брата Дусифу и племянника Могиляна.

В числе противников кок-тюрок были и племена Саяно-Алтая. В 709 г. тюрки подчинили азов и чиков, живших на территории Тувы. Вслед за этим походом Капаган вместе с Кюль-тегином и Могиляном направились против кыргызов: «С моим дядею каганом мы ходили войною… перейдя через Кегменскую [чернь], мы ходили войною вплоть до страны ки[ргизов]»^{99}. Впервые тюркскому войску удалось перевалить через Саянский хребет. Однако этот первый поход, видимо, окончился для тюрок неудачей. Кыргызы не были разгромлены. Капаган был вынужден пойти на заключение мира и династийного союза, выдав замуж за кыргызского правителя Барс-бега свою племянницу, дочь Кутлуга и сестру Кюль-тегина и Могиляна. За Барс-бегом было признано право носить высший в кочевом мире титул кагана, тем самым признано его равенство с правителем кок-тюрок: «Был Барс-бег: мы в то время [при тех обстоятельствах] даровали [ему] титул кагана и дали [ему в супружество] мою младшую сестру-княжну»^{100}.

Однако мирные отношения длились недолго. Опасаясь усиления восточных тюрок, китайские дипломаты способствовали объединению противников Капагана в кочевом мире в коалицию. В 707 и 709 гг. в империю Тан дважды приезжали кыргызские послы. В союз с ними вошли и тюргеши, которых правители кок-тюрок считали своими «младшими братьями». Тюрки вновь ощутили себя в кольце врагов: «Каган табгачский был нашим врагом. Каган 10 стрел [тюргешей] был нашим врагом. Но больше всего был нашим врагом кыргызский сильный каган». Они подозревали кыргызов и тюргешей в сговоре с китайцами. «Эти три кагана, рассудив, сказали: “Да пойдем мы на Алтунскую Чернь”. Так они рассудили и сказали: “Да отправимся мы в поход на восток против тюркского кагана. Если не пойдем на него, как бы то ни было, он нас победит; каган — герой, а советник его — мудрец, он, возможно, окажется нашим убийцей. Втроем мы объединимся, отправимся в поход и уничтожим его”»^{101}.

Капаган и его главный советник, «мудрый Тонь-юкук», решили не ждать вражеского наступления, а сами нанести превентивный удар.

Зимой 710/11 г. войско восточных тюрок во главе с лучшими полководцами Тоньюкуком, Кюль-тегином и Могиляном совершило беспримерный по смелости и риску марш-бросок через заснеженные Саянские горы и обрушилось на не ожидавших внезапного появления врагов, кыргызов. Кыргызский правитель Барс-бег был уверен, что единственный горный проход вдоль Енисея надежно охраняет его воинов и он сможет остановить и разгромить кок-тюрок в горных саянских ущельях.

Однако Тоньюкуку удалось осуществить глубоко продуманный стратегический маневр в обход основного, хорошо известного и охраняемого пути.

«Тогда я задумал… будем воевать [против кыргызов]…, — сказал я. Когда я услышал, что дорога на Кегмен [только] одна и она завалена [снегом], я сказал: не годится, если идти этим путем… Я искал знатока той местности и нашел человека из степных азов. “Моя родная земля — Аз, ее зна[ю]… [Там] есть одна остановка, если отправиться по [реке] Аны, то до ночлега там [останется] ход одной лошади”, — сказал [он]. Я сказал: “Если ехать той дорогой, то [это] возможно”. Я задумался, и моего кагана я просил. Я приказал двинуться войску; я сказал: “Садись на коней!” Переправляясь через Ак-Тэрмель, я приказал остановиться [тыловым] лагерем. Приказав сесть на лошадей, я пробил дорогу сквозь снег, я взошел [с другими] вверх [горы], ведя лошадь на поводу, пешком, удерживаясь деревянными шестами [на лыжах?]. Передние люди протоптали [снег], и мы перевалили через вершину с растениями. С большим трудом мы спустились, и в десять ночей мы прошли до склона [горы], обойдя [горный, снежный] завал. Местный путеводитель, сбившись с пути, был заколот. Когда испытывались лишения, каган говорил: “Попытайся быстро отправиться! Да отправимся мы по реке Аны”. Мы шли вниз по течению этой реки. Чтобы пересчитывать [свое войско], мы приказали остановиться, а лошадей привязали к деревьям. И ночью и днем мы быстро скакали»^{102}.

Несмотря на тщательную подготовку, переход через заснеженные горные кручи оказался очень трудным для тюркского войска. Сбился с пути проводник, его закололи озлобленные воины. В составе войска находился и каган Капаган, требовавший от Тоньюкука как можно быстрее преодолеть горные преграды. Невзирая на все трудности и лишения, кок-тюрки перевалили через Саянский хребет, вышли в верховья реки Ана и спустились по ней в долину Абакана, зайдя в тыл к кыргызам с той стороны, с которой их не ждали.

Думая, что они надежно укрыты непреодолимыми горными хребтами, кыргызские воины безмятежно спали, когда на них внезапно обрушилось тюркское войско: «На кыргызов мы напали во время [их] сна… проложили путь копьями». Стремительная атака тяжеловооруженной тюркской конницы с пиками наперевес сокрушила неготовых к бою воинов, которые в панике разбегались. С большим трудом кагану Барс-бегу удалось собрать остатки своего войска в Черни Сунга, лежащей на юге Минусинской котловины у подножья северных отрогов Саян. «Хан их и войско собрались». Решающую атаку на кыргызов возглавил полководец Кюль-тегин. «С их каганом мы сразились в Черни Сунга, Кюль-тегин сел на белого жеребца из байырку, бросился в атаку, одного мужа он поразил стрелою, двух мужей заколол [копьем], одного после другого. При этой атаке он погубил белого жеребца из байырку, сломал ему бедро. Киргизского кагана мы убили и племенной союз его взяли»^{103}. Кок-тюркские воины начали атаку обстрелом противника из луков, затем атаковали копьями. Кюль-тегин смог поразить одного за другим трех воинов. Сопротивление кыргызов было сломлено. В сражении погиб кыргызский каган Барс-бег, самый грозный враг кок-тюрок на пути к подчинению всех кочевых народов.

«А народ его стал рабынями и рабами. Говоря: пусть не останется без хозяина страна Кегменская, — мы завели порядок в немногочисленном [т. е. пришедшем тогда в упадок] народе киргизов. Мы пришли, сразились и снова дали [страну в управление киргизу]. [В честь моего дяди-кагана] я поставил во главе [вереницы могильных камней] “балбалов” киргизского кагана»^{104}.

Государство кыргызов на Енисее было завоевано кок-тюрками. В стратегически важных пунктах Минусинской котловины разместились тюркские военные отряды. Часть тюрок поселилась среди кыргызов.

Однако восточные тюрки не стали ликвидировать кыргызскую государственность. Во главе кыргызского владения был поставлен «кыргыз». Вероятно, это сын Барс-бега от тюркской княжны, сестры Кюль-тегина и Могиляна, которая стала правительницей кыргызского государства до его совершеннолетия.

Кок-тюрки вполне лояльно отнеслись к погибшему Барс-бегу. Его позволили похоронить и совершить поминки. При этом на месте гибели, у озера Алтын-кель, в память о нем установили памятную стелу с рунической надписью, прославляющей его подвиги, по образцу поминальных стел знатных тюрок^{105}. Балбал, символизирующий Барс-бега, установили на поминальном комплексе Капаган-кагана после его гибели.

Устранив наиболее грозную опасность, кок-тюрки в 711 г. совершили поход против тюргешей и разгромили тюргешское войско в решительной битве на реке Болучу. Тюргешский каган Сакал попал к ним в плен. Его брат Чжену, «злобясь» на Сакал а за то, что тот дал ему в подчинение слишком мало народа, перешел на сторону восточных тюрок, вероятно рассчитывая за свое предательство получить власть над тюргешами. Однако Капаган-каган решил иначе. Обратившись к ним, он сказал: «Вы, будучи родными братьями, не могли жить в согласии между собою; можете ли с совершенною преданностью служить мне?»^{106} После этого кагана Сакала и его брата Чжену по приказу Капагана казнили.

Государство тюргешей было фактически ликвидировано. Не желавшие покориться кочевники под водительством черных тюргешей бежали в Согдиану. Вслед за ними направилось тюркское войско, вожди которого не желали лишаться плодов своей победы. Армия Кюль-тегина и Могиляна столкнулась в Маве-раннахре с арабами и была вынуждена отступить, захватив в качестве добычи «желтое золото, белое серебро, женщин и девиц, драгоценные попоны и [другие] сокровища в большом количестве»^{107}. Не очень удачным оказался для восточных тюрок и поход на Бешбалык. Под этим городом тюркское войско сражалось шесть раз подряд, но не добилось успеха.

Несмотря на отдельные неудачи, Капагану удалось на непродолжительный период подчинить все кочевые племена Центральной Азии и восстановить могущество Второго Восточного Тюркского каганата. Однако установить мирные отношения с империей Тан и взять под контроль торговлю на Великом шелковом пути ему не удалось.

Военные неудачи войск восточных тюрок в Средней Азии и Восточном Туркестане, несмотря на захват богатой добычи, привели к восстаниям телесских племен в самом Втором Восточном Тюркском каганате.

Восставшее племя байырку подкараулило Капагана, когда он с небольшим отрядом передвигался по Хангаю, напало и убило его. Отрубленную голову Капагана послали в Китай в надежде на большое вознаграждение.

Внезапная гибель кагана обострила борьбу за власть. Его сын Бегю провозгласил себя «великим каганом» в обход законного наследника Могиляна. Против узурпатора выступил Кюль-тегин. Бегю-каган был свергнут и убит вместе со своим братом Инэлем. Кюль-тегин возвел на престол своего старшего брата Могиляна, принявшего титул Бильге-кагана. Тоньюкук был назначен советником кагана.

Воспользовавшись междоусобицей в Каганской ставке, против восточных тюрок выступили телесские племена. Бильге-каган и Кюль-тегин разгромили уйгуров и подчинили другие кочевые племена, входившие в объединение токуз-огузов. В 718 г. восточные тюрки разгромили киданей и подчинили карлуков. Были захвачены большие табуны лошадей, которых раздали кочевникам, сохранившим верность кагану. В степь под знамена Бильге-кагана вернулись группы номадов, сторонников Капагана, бежавшие в Китай после его прихода к власти^{108}. Бильге-каган рассчитывал обрушиться всеми силами на империю Тан, но его удержал от опрометчивых шагов Тоньюкук, хорошо осведомленный о военном могуществе китайцев. Он посоветовал кагану добиваться установления мира с Китаем. В столицу империи Чанань было направлено тюркское посольство с предложением заключить мир. Однако император Сюаньцзун отверг мирные предложения. Он рассчитывал с помощью своих войск, набранных из вассальных кочевых племен, разгромить и уничтожить тюрок.

В 720 г. имперские войска, состоявшие из союзных племен басмылов, татабов и киданей, выступили с разных сторон в направлении ставки Бильге-кагана в Отюкенской Черни.

Кок-тюрки решили разгромить противников по одиночке. Войско Тоньюкука разбило басмылов и взяло Бешбалык, затем разорило пограничные районы империи Тан.

Армия Бильге-кагана одержала победу над киданями и татабами. Путь в Китай был открыт^{109}.

После этого тюрки «сделались страшными и покорили весь народ, бывший под державою Мочжо» — Капагана^{110}.

В 721 г. император Сюаньцзун был вынужден согласиться на заключение мира. Однако предложение заключить династийный союз и выдать замуж за Бильге-кагана китайскую принцессу не встретило поддержки. Император по совету приближенных предложил кагану прислать одного из знатных тюркских князей в свою свиту, поскольку «на их верность трудно положиться». Такой князь стал бы заложником при Императорском дворе. Возможно, он надеялся на отказ со стороны кагана, что дало бы повод не заключать договора «мира и родства» и не посылать принцессу в жены правителю кок-тюрок.

Когда в ставку Бильге-кагана прибыло китайское посольство, тот принял посла Юаньчжэня в своей юрте, в которой он находился вместе со своей главной хатун, полководцем Кюль-тегином и советником Тоньюкуком. Он упрекнул китайцев за отказ заключить с ним династийный союз, хотя подобные браки уже заключены с правителями тибетцев, татабами и киданями. Бильге-каган расценил такое положение как «посмеяние нам от прочих владений». Он утверждал, что тибетцы «от собак происходят», а татабы и кидани — тюркские «невольники и подданные», и тем не менее династия Тан не побрезговала вступить с ними в брачное родство. Посол мотивировал отказ тем, что каган и император, по договору, называются сыном и отцом. Разве может сын вступать в брачное родство с отцом? Однако Бильге-каган отметил, что подобные соображения не помешали китайцам заключить династийные союзы с киданями и татабами. Послу ничего не оставалось, как пообещать кагану просить императора о заключении династийного брака. Бильге-каган отправил к Императорскому двору одного из своих приближенных из рода Ашидэ и богатые дары. Император его щедро наградил, но согласия на брак все же не дал^{111}.

В 724 г. тюрки воевали с восставшими телессцами и татарами, смогли их покорить и сохранить стабильность в каганате.

Когда тибетский правитель предложил Бильге-кагану союз против Китая, тот в знак верности переслал письмо танскому императору. Сюаньцзун в знак признательности приказал открыть на северной границе «меновой торг и ежегодно дарить по несколько сот тысяч кусков шелковых тканей»^{112}. В 727 г. в дар тюркам было отправлено 100 тысяч кусков шелковых тканей в обмен на символическую «дань» — всего 30 лошадей^{113}.

Хотя мирная политика, проводившаяся Бильге-каганом в отношении Китая по совету Тоньюкука, не принесла для него желаемых результатов, поскольку император Сюаньцзун не соглашался выдать за него китайскую принцессу, она все же изменила отношение китайцев в тюркам. Китайцы в правление Бильге-кагана стали по достоинству высоко оценивать тюркских вождей. Сановник Танского императорского двора отзывался о Бильге-кагане как гуманном правителе, говорил, что он «добр и любит людей», Кюль-тегина называл «искусным полководцем, а о Тоньюкуке говорил, что он «мужествен и чем старее, тем опытнее»^{114}. Подобные отношения сказались и на контактах между империей и каганатом в последние годы правления Бильге-кагана.

В 731 г. умер полководец Кюль-тегин, главная военная опора кагана. Китайский император отправил большое посольство «с манифестом за государственною печатью утешить и принести жертву. Император приказал иссечь надпись на каменном памятнике, построить храм и поставить статую его; на всех четырех стенах написать виды сражений. Указано отправить шесть превосходных художников расписать все отличною работой, чего в тукюесском государстве еще не бывало»^{115}. Этот величественный поминальный комплекс был воздвигнут в долине реки Орхон.

После внезапной смерти выдающегося тюркского полководца император перестал опасаться войны со стороны кок-тюрок. Он, наконец, дал согласие на заключение брака между каганом и принцессой из династии Тан. Однако этому плану так и не суждено было осуществиться. При отсутствии твердой руки Кюль-тегина вокруг кагана появились завистники и заговорщики. В 734 г. Бильге-кагана отравил один из его приближенных. Император выразил сожаление по поводу его смерти и послал князя Цюаня «для утешения и жертвоприношения; по сей причине построили в честь покойного храм. Указано ученому Ли Жун сочинить надпись на памятник»^{116}.

Поминальный мемориал в честь Бильге-кагана сооружен поблизости от памятника Кюль-тегину. Умершему кагану были пожертвованы богатейшие дары, которые время уберегло от разграбления. В поминальном комплексе найдены драгоценная золотая трехстворчатая «корона» с барельефным изображением птицы-беркута или феникса с рубиновыми вставками, серебряные и золотые сосуды, украшения пояса и конской сбруи и множество других вещей.

Правление Бильге-кагана явилось временем расцвета Второго Восточного Тюркского каганата. Военные успехи на полях сражений умело сочетались с предложениями мира и заключения династийных союзов. Наивысшего подъема достигло военное искусство древних тюрок. Закаленные в боях отряды панцирной конницы совершали далекие походы, наносили превентивные удары, громили врагов по одиночке, не давая им объединиться (рис. 8).

 

Рис. 8. Кок-тюркский панцирный всадник Второго Восточного Тюркского каганата

 

Рис. 9. Полководец Кюль-тегин

 

Рис. 10. Бильге-каган

Существовавшее идеологическое освещение военного дела нашло свое яркое воплощение в поминальном культе, монументальном и изобразительном искусстве, в героическом эпосе. Одна из самых ярких фигур военной истории тюрок — полководец Кюль-тегин (рис. 9), в его поминальной надписи на каменной стеле он представлен в облике отважного богатыря, талантливого военачальника и благородного героя, приверженца традиционных устоев. Кюль-тегин всегда в гуще боя, ведет за собой воинов, сам атакует врагов, прокладывает себе путь стрелой и копьем, вдохновляет тюркский народ. С горсткой богатырей он смог защитить Каганскую ставку от внезапного нападения огузов, сохранил жизнь и свободу семьям тюркской знати.

Китайские скульпторы изобразили Кюль-тегина совсем молодым, хотя и несколько располневшим человеком, с мягкими, умиротворенными чертами лица и благородной внешностью, — возможно, сказалась традиция буддийской иконографии.

Наряду с образом героя-воина в тюркской государственной идеологии отмечены облики мудрого правителя Бильге-кагана (рис. 10) и его ближайшего советника Тоньюкука, которые умели не только хорошо воевать, но и заботиться о своем государстве и всем тюркском народе.

 

 

Глава VII.

ОРУЖИЕ ВЕЛИКИХ ПОБЕД.