Заседание парламентской комиссии по иностранным делам 13 июня 1941 г.

О внешнеполитической ситуации комиссию по иностранным делам парламента проинформировали 13 июня 1941 г. В нашем распоряжении имеется два протокола: официальный — краткий, из которого можно почерпнуть сведения об участниках и времени заседания, а также неофициальный — более пространный, хранящийся в бумагах Ниукканена. Последний, без сомнения, основан на стенографической записи, поскольку в ней чувствуется стиль устного выступления, диалектизмы, оборванные, незаконченные фразы. Этот протокол почти полностью был опубликован в 1945 г. Фричем, но без указания источника, места и времени проведения заседания. В то время он, видимо, еще считался секретным документом. Третьим документом, который сопоставим с протокольной записью, является двумя днями позже составленный отчет проф. В. Войонмаа, председателя заседания.

Инициативу по проведению заседания проявил Войонмаа. В официальном протоколе отмечено, что Виттинг прибыл на него «по договоренности с председателем». В связи с обострением международного положения и ожиданием новостей после известного заседания правительства (9 июня 1941 г.) на заседании комиссии из 17 ее постоянных членов присутствовало 14, практически все кандидаты в члены, т. е. около 9 % состава парламента. Поскольку военный кабинет уже в самые ближайшие дни планировал расширение мобилизации, а члены парламента в конце недели (с вечера пятницы 13 июня до вечера понедельника 16 июня) разъезжались по всей стране, то по сути дела это была последняя возможность получить широкие политические полномочия перед принятием ответственных решений.

Виттинг сразу же приступил к делу. «Объявлены чрезвычайные сборы, — начал он. — Ситуация определяется развитием мировых событий. Одна полномасштабная немецкая дивизия находится в Финляндии по пути на север и вторая, недоукомплектованная, — на марше к югу. У нас не было никакой возможности избежать этого.

Румыния отмобилизовала 30 дивизий, Венгрия — свыше 20, у Германии находится под ружьем около 200 дивизий. На границе с Россией, таким образом, сосредоточено около 5 млн. человек. Для Финляндии опасность представляет Ханко и возможность неожиданного удара русских в северной части Финского залива. Поэтому Финляндия 10 июня провела мобилизацию 30 тысяч молодых людей. Тотальная мобилизация сейчас не предусматривается». Виттинг определенно ошибся, говоря о сроках частичной мобилизации. Решение о ее проведении было принято 14 июня и началась она на следующий день.

Виттинг рассказал о том, что в Берлине Молотов требовал ликвидировать Финляндию, но Германия этого не допустила. Когда он подчеркнул конфиденциальный характер этой информации, из зала заседания донесся возглас: «Все же об этом знают». По мнению Виттинга, соглашение о транзите и вооружение армии сделали наше положение более безопасным, чем осенью 1939 г.

Германия, — сказал Виттинг, — спросила прямо: вы за нас или против, принадлежите Востоку или Западу? Индикатором, среди прочего, являлось решение Финляндии о проведении вербовки в отряды СС. Финляндия согласилась на это, закрыв глаза, но когда в них ушло 1200 человек, вербовка закончилась, хотя желающих было с избытком.

В самой Германии мнения разделились. Одни склонялись к мирному решению, другие — к войне. Когда с Россией будет покончено одним ударом, тогда созреет и Англия. У нас много думают о будущем: обустройство переселенцев может стать ненужным (курсив М. Й.). Но не следует делить шкуру медведя, пока он не убит. По мнению Виттинга, Германия спасет Финляндию и от политических, и от экономических проблем.

После того как Войонмаа поблагодарил министра иностранных дел, началась оживленная дискуссия, в ходе которой состоялось 13 выступлений, на которые Виттинг ответил 4 раза. Все партии в равной мере использовали свое право на изложение собственной позиции.

В связи с началом пленарного заседания парламента совещание было закрыто. Желающим было предоставлено право включить свои письменные соображения в протокол, никакого окончательного решения не приняли. Крайне важное дело бросили на середине и толпою устремились к своей рутинной работе. Имелась полная возможность и после пленарного заседания продолжить работу и довести ее до окончательного, хорошо продуманного решения. Это была обычная практика проведения подобного рода заседаний. Имелись, однако, какие-то весомые закулисные причины, почему это не было сделано.

Они, судя по всему, были связаны с тем обстоятельством, что социал-демократы, являвшиеся наиболее крупной оппозиционной фракцией, не решились в это кризисное время выйти из правительства. Фагерхольм, бывший в то время министром, описывает в своих воспоминаниях ситуацию следующим образом:

«Почему социал-демократы не ушли из правительства? Этот вопрос возникал тогда, возникал он и позднее. Мне нет необходимости менять свои взгляды, я говорил в то время, говорю и сейчас: было бы опасно оставлять правительство в руках представителей только буржуазных партий. Это означало бы дополнительную власть для правых элементов и для сторонников нацизма. Они, без сомнения, привязали бы нашу страну к Германии столь прочными узами, что мы не смогли бы их разорвать вплоть до самого трагического конца».

Мысль о безусловной необходимости оставаться в правительстве была высказана в дискуссии, состоявшейся во фракции 19 июня. Решение можно считать выражением одобренной социал-демократами линии поведения. Но именно по этой причине пространная критика, прозвучавшая с их стороны 13 июня, была по сути дела беззубой. Задача сводилась к тому, чтобы говорить не принимая решений. Об этом свидетельствует и тот факт, что социал-демократический председатель комиссии по иностранным делам свернул ее заседание, что никто из социал-демократов не потребовал реальных действий, направленных на отставку правительства или хотя бы министра иностранных дел.

Поскольку Пеккала и Войонмаа после заседания комиссии по иностранным делам 13 июня 1941 г. ограничились лишь сетованиями по поводу активной роли Таннера в прокладывании дороги на Берлин, они, очевидно, полагали, что критики не смогут провести сколько-нибудь серьезные решения через партийные органы вопреки мнению Таннера, которое к тому же активно поддерживалось председателем парламента Хаккила.

Вяйнё Войонмаа писал 15 июня 1941 г. своему сыну: «Итак, жребий брошен, мы — держава оси, к тому же отмобилизованная для нападения… Вот куда завели нас господа. Горстка людей взяла на себя всю ответственность за произошедшее (курсив. — М. Й.). Таннер с воодушевлением принимает участие в этой игре. Пеккала мне прямо сказал после заседания комиссии по иностранным делам, что „во всем повинен Таннер“. Страшно подумать». Конечно же Таннера, который в то время не был министром, следует обвинять не за какие-либо активные действия в пользу немцев, а лишь за то, что с его стороны не последовал «нокаутирующий удар» против линии на сближение с Германией. Пеккала и Войонмаа сходились на том, что Таннер являлся все же ключевой фигурой в ситуации, когда правительство, в которое он не входил, смогло действовать, не опасаясь за свои тылы.

Фрич, являвшийся членом Шведской народной партии, комиссии по иностранным делам и находившийся в оппозиции, в своей книге, увидевшей свет в 1945 г., описывал ситуацию следующим образом. В комиссии по иностранным делам лишь три ее члена поддержало правительство, тогда как семеро выступили против него. Если бы дело было доведено до голосования, то правительство потерпело бы сокрушительное поражение. Члены комиссии, как оказалось, неплохо представляли себе внешнеполитическую ситуацию. Парламент же в эти времена сокрытия правды мог бы прореагировать несколько иначе.

Социал-демократы и шведы составляли в парламенте большинство. Каждая партия официально заявила о приверженности строгому нейтралитету: социал-демократы на своем партийном съезде, шведы — в рамках своей парламентской фракции (15 мая 1941 г.) Вряд ли бы они отступили от своих позиций при публичном голосовании в стенах парламента. Были известны настроения так называемой «шестерки». Прогрессисты, несмотря на заявление Каяндера, могли расколоться, являлись же президент Рюти и премьер-министр Рангель членами этой группировки. На правом фланге среди аграриев имелась небольшая группа, которая придерживалась безусловного нейтралитета. «Правительство, таким образом, не могло получить от парламента согласия для участив в наступательной войне против Советского Союза даже несмотря на то, что сам парламент не был свободен от реваншистских настроений. Вера в быструю победу над Россией была всеобщей. Поэтому правительство, особенно после того, как оно узнало настроения членов комиссии по иностранным делам, действовало за спиной парламента, ожидая нападения русских».

Фрич и Линкомиес придерживались одного мнения о тогдашней позиции парламента. Для прояснения картины можно предположить, что к 85 голосам социал-демократических депутатов прибавились бы 18 голосов «шведов», все голоса шестерки, а также некоторых членов прогрессивной партии и голоса находившихся в оппозиции аграриев. Возможный результат: 112/87 или 115/84. Войонмаа писал 15 июня 1941 г.: «Но самое примечательное заключается в том, что даже наиболее надежные круги, к которым я имею честь принадлежать, втягиваются в этот процесс с необычайной легкостью». Еще более резко и в более пессимистическом духе комментировал результаты совещания в комиссии по иностранным делам Атос Виртанен.

Подводя итог, можно сказать, что 13 июня в комиссии по иностранным делам правительство получило, если не полную свободу рук, то во всяком случае возможность продолжать свою линию из-за пассивности политиков, причислявших себя к оппозиции. Следует признать, что ответственность за политический курс Финляндии с этого момента разделял теперь весь парламент. Руководящая группировка страны рассчитала ситуацию правильно и фактически получила вотум доверия, хотя официально его не запрашивала.

Отказ от нейтралитета произошел не в форме какого-либо публично заключенного соглашения, а в результате того, что «военный кабинет» позволил немцам без согласия парламента настолько значительные переброски войск в Лапландию, которые приобрели реальное военное и, следовательно, общеевропейское значение. Председатель Войонмаа и аграрий Ханнула квалифицировали это как немецкую «оккупацию» Финляндии, социал-демократ Салменоя заявил, что Финляндия «содействует превращению страны в арену боевых действий». Теперь речь шла о совершенно ином масштабе и не только о соглашении по транзиту. Об этом сообщал своему правительству шведский посланник Вестман 13 июня, это отмечал английский посланник Верекер днем раньше в депеше на имя Его Величества. Советский посол в Хельсинки Орлов в своем протесте от 22 июня 1941 г. квалифицировал пребывание немецких войск в Финляндии как нарушение нейтралитета. Суть проблемы сводилась, таким образом, к масштабам транзита, который значительно превзошел оговоренные соглашением параметры.

Напала бы Германия на нейтральную Финляндию, если бы она в начале июня 1941 г., опираясь на господствовавшие настроения в парламенте, отказалась от военного сотрудничества? Этого нам знать не дано, тем более, что подобных обсуждений вообще не велось. Но представляется странным, если бы Германия, начиная большую войну на востоке, хотела бы приобрести еще одного противника на периферии. Поставки меди и никеля Германия с большей легкостью могла бы для себя обеспечить от дружественной и нейтральной Финляндии. Продовольствия в стране хватило бы до нового урожая, к тому же полагали, что операция Барбаросса завершится уже предстоящей осенью.