Сказ про то как великаны Ойки Великого шамана получили.

 Красота небес взор завсегда радует, раздолье земное сердце веселит, сила моря океана душу замирать заставляет. Только Навье царство душу заставляет печалится, сердце от горя сжиматься, а взор угасать безучастно. Нет силы там, счастье поселить, дружбу сохранить, мечты возродить. Где найдётся сила та, что из мрака и небытия Навь поднимет, да её изменит. Не поправ, иной сделает, да тем уважение к Нави подарит. Есть эта силушка, только коли забыли о ней, то и слова будут пусты, слова что её суть составляют. Ведь что такое любовь, без веры, что такое любовь без уважения, и что такое любовь без надежды. Слова, слова обычные.

Как во Навьем царстве, в Пекельном государстве, да после охоты дикой, после добычи кровавой сидел, простой Ойк, да думу думал. Думалось тому Ойку о многом. Много лютых ночей он в пещере своей грязью заросшей провёл, многих подруг великанш пламенных из той пещеры выгнал за измены. Только думалось ему не о том, как сосед его пытался на полу образ Ойка начертить, да копьём с наконечником острым, тот образ проткнуть. Не о том раздумывал Ойк, что очередная подруга его, пыталась из пепла жженого зелье приготовить да его опоить, чтобы он, не мог её за проказы из пещеры изгнать, да на том и успокоился. Думал тот Ойк, страшно сказать, думал он о том, как живут на земле да чуть выше великаны, чьи творцы Чернобогу супротивнички. Думал он вот, что: «Хорошо земным великанам, грады у них крепкие, зверей, птиц много, подруги верные, не жизнь – благодать. Взять тех же крылатых, те вообще возле Богов живут, чего захотят, то сразу исполняется, терема у них из звезд небесных, а в тех теремах, чего только нет. А тут? Пещера грязная, кругом кости, на охоту ходишь с оглядкой, толи добычу возьмешь, толи самого съедят. Не посмотрят, что внутри у тебя огонь пекельный. Где спрашивается справедливость? Чернобог обещал, что совсем немного с силами соберемся, да нить златую взломав, пойдём приступом на миры где светлые живут. И что? Как жить дальше?» Так сидел да думу думал, Ойк по прозвищу Берк.       «А не пойти ли мне к ледяным Карам? Там у них говорят колдунов много, среди них мудрецов хоть отбавляй, может они чего скажут, али присоветуют, как жить». А как мысль крамольная закралась к нему в головушку, стал он дальше мечтать, что да как у них спросит, да к чему присмотрится, а и что для себя только прибережёт. Ведь и братья они, да только по творцам. Ледяные великаны всегда надменностью славились, что им простодырые Ойки. Лёд не пламень, он и только он, принесёт конец миру земному, как сказано в предсказании. Всё это в голове Берка бедного проносилось, когда он собирал пожитки свои нехитрые. Вот уж и соседи недобрые заворочались, когда поняли, что Берк собрался уходить в дали неизведанные. Как они прознали про то, что Ойк собрался в дорогу неблизкую, про то было неведомо, но чутьё звериное не обманывало, когда освобождалась пещера, на неё было много завистников. Не желая пути доброго или чего лучше, все соседи Берка великаны пламени, только о том и мечтали, чтобы было кому то хуже, чем им. Потому на уход родовича смотрели только правильно. Подруги у Берка не было, не смогла ни одна великанша его связать путами, потому и охранять жилье его было не кому. Уходил налегке Ойк, с чистым сердцем, да полным животом, съев все припрятанные запасы, что всегда лежали на тот случай, если охота была безуспешная. «Не оставлять же соседям добрым», с усмешкой подумал Ойк, подхватив копьё своё заговорённое, да и отправился в страну, что была от его земель отделена огромной чередой переходов каменных. Навь была огромной, потому идти было долго и опасно. Да только великан, приняв решение, уже решился не отступать от задуманного. Шла дорога его не дорогой вымощенной, но костьми когда-то убитых да съеденных обитателей мира Навьего. Шёл, да пламень в нём горел будто костёр в ночи, потому и виден был он из далека. Те, кто спорить в мощи с ним не мог, те с пути убирались, те же кто мог и схарчить его, ещё не проснулись, потому и путь его шёл гладко, да без запиночки. Вот уж и поселение Ойков скрылось, и земли охотничьи оказались позади, а впереди земля неведомая, опасностей да ужаса полная. Но Берк копьём потряхивал, и себя охорашивал, не бывает пути без привала, а к тому чтобы встать, да в пути отдых себе дать, нужно бедному Ойку найти чем себя прокормить. Так по сторонам поглядывая, да удачу охотничью испытывая заприметил он чуть в сторонушке, кучу каменную, возле неё и решил остановиться, да к тропе звериной присмотреться. Только зашевелилась тут куча каменная, да из-под травки, загоревшись, очи на Берка уставились. Не ждав не гадав, Ойк собрата великана тут встретил. Не стал воин копьём размахивать. Не стал каменного великана пленить, стал с ним разговор вести, одному в пути заскучалось. Тот изгоем был, потому и был выгнан из племени. Долго слушал Ойк сказ собрата о горестях, да бедах, что свалились будто дождь из лавы пекельной. А потом и спросил:

- Вот скажи, что удачи в охоте тебе нет, понял я, так зачем же ты заповеданному не следовал? Ты зачем подруге гребень дарил, когда на зверя ходил? Вот сквозь гребень тот - вся удача охотничья и выскочила. Иль зачем ты пещеру, что от отца тебе досталась, подруге отдал, ведь она в неё других Ойков водила, пока ты в походах был, да славу горькую себе получал. Ведь потому и был ты изгнан из племени, кому нужен тот, кто к себе все беды да горечи в гости зовёт, да ещё ничего не делает, чтобы их изжить, да себя и племя прокормить?

Разревелся тут великан встречный слезами каменными, он в ноги к Берку упал, да к нему с горемычным ревом воззвал:

- Ты ответь кто ты Ойк? И откуда всё знаешь ты? Уж не самого ли Чернобога рука ты правая? Ведь по виду, одного мы рода племени, а знамо тебе то что очи твои не видели?

Воткнув в землю костями полную, важно Ойк тут приосанился, он на брата глядя одно сказал:

- Я сейчас своим копьём твою подругу на земле нарисую, да её проткну. А ты в пещеру отцовскую возвратись да по праву там живи. Коли спросит кто тебя, от чего ты умным таким стал, молви, что ты встретил в пути шамана, он тебе всё и подсказал. Коли будет тебе в том нужда, потом сыщешь меня.

Поднимался великан каменный, поднимался да к ловушке малой подходил, доставал он из той ямочки, живность пойманную. Да ту живность нёс он к ногам Берка, да к ногам Берка нёс - низко кланяясь, да прося принять за науку полученную, жертву малую. Принимал тут Ойк подношение, принимал с должным почтением, видя в очах встречного вопросов множество, разрешал тому спросить, о чём тот волнуется. Тот же в страхе на Ойка глядючи вопрошал:

- Слышал я, что колдуны великие у Каров есть. Шаманы у великанов на земле подсолнечной, но откуда у нас в Царстве пекельном, Великий появился? Ты скажи имя своё, чтобы знал я, кому слова добрые возносить, да за кого Чернобога благодарить?

Тут настала пора Берку выбор сделать, или воином быть или взять на себя то, чего у Ойков с рождения мира не было. Мужества ему было не занимать, стариков он умел слушать, взор его всегда был быстрым, а язык ловким. Так чего же терять, коли пред тобой тот, кто верит тебе, будто первому сотворённому. Не простой будто Ойк стоит, а тот самый из сорока сороков вылепленный самим Чернобогом. Потому поняв, что отступать больше не куда, отвечал ему Берк, подумавши:

- Ты и слушал меня, да не слышал брат мой. Я такой же Ойк как и ты по Огню пекельному. Один отец Чернобог у нас, да вот только шаманы не только у великанов земных бывают. Не колдун я льдом обученный, сам держу туда путь дорожку, хочу, с ними свидится, да посмотреть, чья сила пересилится. Имя своё я тебе не скажу, и твоего знать мне не надобно, не хочу иметь над тобой я власти, и тебе такой не дам, и не спрашивай. Ступай, да неси весть среди Ойков, что у них теперь есть Шаман, есть, кто их мудрости обучит. Но пока смотри, да запоминай, чую я, тебе в племени пригодится. Быстро Ойк копьём образ на земле накидал, да пронзил его, да слова прошептал: «Как копьё моё пронзает тебя, так душа твоя покидает тебя». Так сказав, да проткнув образ нарисованный, расхрабрившийся Ойк, навсегда судьбу свою изменив начал жизнь по-новому. Потом жертву с великаном каменным разделив, насытились, да на взоры жадные не смотря, отправился дальше. И не видел он, как слух по всему Царству пекельному ца разлетелся, о великом шамане, что идёт биться с льдистыми колдунами, чтобы всех Ойков собрать, да научить их как жить, да волю Чернобога понимать. Не спеша шёл он, да дорога его вновь с Ойками свела. Проходил он мимо поселения великанов каменных Навьего мира, да остановился огня испить из источника пекельного, глядь, а возле того источника, спор идёт, да уже до драки дело доходит. Подошёл он к братьям своим горячим, да испрашивает, что происходит. Ему на то и отвечает самый рассудительный:

- Был сад у меня каменный. Деревце к деревцу, такие камушки росли, сам Вий таких не кушал. Но случилось так, что уродился новый урожай, да такой, что сам на себя не похожий. Потому соседи мои, не вкус камней пробуя, видя, что камни то другие, предлагают сад мой смять, да в пыль перемолоть, а пыль ту в лаву пекельную пустить. Не охотник я, не воин, сад тот мне отец ещё передал, им и пропитание имел, и от соседей почёт да уважение. Но вишь, вождю, камушков на праздник не поставил, так он дождался, да теперь с меня да с сада спрос держит. А коли так, пусть и меня в пыль каменную пускают вслед за садом моим.

Поднял руку великан каменный Берком звавшийся и копьём, парочку самых ярых спорщиков успокоив, закричал на всех собравшихся:

- Так ли этот могучий Ойк говорит?

Половина спорщиков встала тут на сторону хозяина сада каменного.

Приметил это Берк, да дальше продолжал:

- Не опорочил ли творца нашего Чернобога, жертвы ему, не принеся от первого урожая, плодов сада своего?

Добрым гулом ему ответ был, все признали, что честно в источник лавовый, Ойк этот приносил жертву, как отцы заповедовали.

- Так может причина в другом?

Тут тишина и молчание такое настало, что слышно было как бьются сердца каменные, да лава по жилам великаньим течёт.

А Ойк пришлый, не умолкал, Ойк пришлый великанам говорил, да их наставлял:

- Вижу я не вину Ойка этого, вижу я проклятье страшное, да над этим родом племенем нависшее. Кто-то здесь, отцов заветы забывший, своих, ради забавы, схарчить вознамерился. Я не буду ходить вокруг да около, я сплету сейчас куклу малую, та кукла да на виновного и укажет. Суд же скорый ему будет да расправа лютая. Брошу я ту куклу малую в источник лавы пекельной, сам виновный от того в источнике и покой свой найдет. Сим проклятие с племени снимет, да удачу ему воинскую да охотничью возвернёт.

Так сказав, Ойк не думая, зачерпнул горсть костей с земли племени, размолов их в пыль, да на лаве замешав куличиком, вылепил образ воина Ойка, даже копьё из косточки сделав подобное. Стал он вокруг великанов ходить, стал непонятное бормотать, что и сам то, наверное, разобрать не смог бы при желании. Да как до вождя дошёл, да вокруг него круг сделав, вырвал быстро из ушей его волоски жёсткие, да в куклу ту волосок сунувши, поднял он её над своей главой, да вскричал во всеуслышание:

- Радуйтесь Ойки, найден тать ваше племя проклявший, да самим Чернобогом отринутый.

 Племя всё тут на вождя и уставилось, ведь один он стоял да рожу кривил, видно больно дались ему те волоски тайно выдернутые. Понял вождь, что сейчас его племя взбунтуется. Попытался он воинов вокруг себя собрать да не тут-то было. Они сами на него копья выставили. Тут уж Ойк не сплоховал, да куклу ту сделанную в источник лавы пекельной бросил. Вспыхнула она тут же будто и не было её. Вождь же затрясся весь от страха, да на куски, как безжизненный, стал разваливаться. А вокруг уже неслось: «Великий шаман пришёл». «Великий шаман суд свершил» «Сам Чернобог его благословил» «Теперь Ойки с Великим шаманом». Не стал Берк те слова слушать, копьём в землю пекельную воткнув, великана каменного хозяина сада к себе подозвал. Подозвав, на куски каменные от вождя оставшиеся указал, да тихо произнёс:

- Уберите то что осталось, в жертву камни источнику принесите. И помните, будете по злобе да по жадности жить, да сами себя харчить станете и далее, с каждым - такое станется. Чернобог велик, да и он за всем не углядит. Теперь есть кому Ойкам совет дать, да как жить указать.

С тем и покинул он то поселение великанов каменных. Вновь дорога его звала, а молва впереди него была. Уж он селений великанов больше не обходил, везде его ждала пещера да пища обильна. Сколько мог судил, как мог учил, меж тем к великанам льдистым приближался. Долго ли коротко ли, но дорога его привела в приграничные земли, в земли, где Ойки были, да с оглядкой на Каров жили. Хоть и шёл он тайно, да молва о нём уже в той земле была, потому входя в поселение последнее, знал он, что ждёт его испытание не из последних. Как увидели его великаны, кинулись к нему в радости, на руки каменные подняли, да в лучшую пещеру отнесли. Самый лучший кусок выбрали, да на самую горячую шкуру змея огненного посадили, пред ним по линии выстроившись. Поздоровавшись учтиво, расспросив про всё у жителей, стал тут Берк замечать смущение, Ойки, чья семья была в этих землях за главных, совсем обмелела, да только стариками, да зрелыми мужами великанами и держалась. Не было среди той семьи малых камушков, не было семье наследничков. Смекнул тут Берк в чём его испытание будет, да припомнив рассказ своей бабки старой. Великанши из тех самых сорок сороковских перво-наперво сделанных, догадался, что и здесь делать надо. Великаны же на него в ужасе смотрели, да как ест осуждали да на ус мотали, как лавы глоток принял, да как Чернобогу молитву воздал, да из рога на алтарь каменный лавы не пожалел, да всем могущества да победы над светлыми пожелал. Каждый жест стал для великанов важным, а когда прошла трапеза великая, стали каменные великаны подходить, да кто про что спрашивать. Долго ли коротко ли дошла очередь и до хозяйской семьи этой земли. Вышел старейший из рода каменного, да с вопросом обратился каверзным:

- Ойки празднуют, Великий Шаман посетил их. Мудрость свою принёс, советом одарил. Говорят, что Ойк великанов племени, да из земель пекельных шаманом быть не может. Так ли это пришлый?

Рассмеялся на те слова Берк, да с почтением со всем к старшему ответил:

- Раньше такое может и было. Но вот он я,  сейчас пред тобой. И отвечу на вопрос тобой не сказанный. Род твой угасает, нет продолжения. Девы подруги племени великанов не приносят потомства радостного. Скоро закат дома твоего. Потому и печалишься, потому и страшишься о том спросить. Прав ли я, старейшина?

Замолчали тут, будто сам Чернобог явился вместе с Карачуном, как в те дни творения племени великанов земли Навьей. Но с достоинством да чрез молчание, преломил себя старейшина, говоря да пред пришлым спину ломая:

- Вижу не молва солгала, мои глаза старые обманули меня. Приветствуйте люди, в землях наших Великий Шаман появился.

Раздался тут крик радости да веселия. Пир уж совсем продолжаться ринулся. Только Ойк пришлый тому не позволил. Поднял длань свою каменную, да призвав всех к молчанию, продолжил:

- Мне не нужно стыда твоего старейшина, мне нет в поклонах твоих надобности. Ты сейчас сделай следующее. Принеси ты мне камень, что похож будет на дитя великанов пекельных, да приведи подругу что живёт в землях твоих, да плодовитостью отличается.

Не успел окончить шаман, как его слова были исполнены. Он и так был прав, а теперь будто древний бог чудеса создавал. Да ещё при всех собравшихся.

Тут ему и камень нашли и подругу многоплодную привели. Осмотрел он ту подругу великанью, да и приказал ей сына своего лучшего привести. Тут из толпы каменной да сомкнутой вышел молодец. Хорош был Ойк, молод да горяч, огонь так в жилах и бурлил, глаз Берка глядя на него радовался. Взял он камень, что на дитя был похож да к себе привязал, а сам подозвал старейшину да на ухо приказал ему дочь, что детей иметь не могла подозвать, да одеть её празднично. Выполнил всё старейшина. На всё глядя будто заново. Призвали тут дочь бесплодную в лучшем одеянии. Шкура змея на ней светилась, украшали её камни драгоценные. Возложили её рядом с шаманом на земле костьми устланными. Шаман юного великана подозвал, да ему тайно слово шепнул, а сам тут же застонал, камень что на дитя похож, по себе двигая. Великан, недолго думая, надорвал шкуру змееву, да под неё полез, стараясь промеж ног девы вылезти. Шаман криком кричал да камень ворочал, стараясь быстрей от него избавится. Так и вышло, что молодец шкуру разорвав свободным выскочил, а шаман камень тот выкинул. Поднялись они втроём с земли. Взял Берк молодого великана за руку да к старейшине подвёл, со словами:

- Вот тебе сын и наследник. Сын приёмный, чудом рождённый. Сам Великий Шаман в родах был, да его вместе с дочерью твоей родил. Он тебе будет лучше сына родного, береги его пуще ока своего.

Поклонились тут все шаману великому, поклонились его мудрости, признавали и сына наследника. Подходили поздравляли молодую мать с рождением великана каменного, лучшего среди народа пекельного. Вот тогда-то настоящий пир и начался. Только шаман на него не остался. Только шаман настоящий в сторону стены льда уходил, уходил, чтобы взгляд родных Ойков его не бередил. Ведь знал Берк, что не великий шаман он, знал, что обманом да удачей нелепой ему удалось путь пройти, удалось на слепой вере Ойков в него, опасность от себя отвести, знал, потому уходил к Карам беспощадным. К Карам - ледяным великанам. Думал он, что с ними ему не сравнится, ведь хотел-то он, только чему-нибудь у них научится, а теперь получалось, что на бой он с колдунами ледяными идёт, их на силу проверить, да своё умение доказать. Был простым воином Берк, из забытого позаброшенного племени Ойков, что без числа живут в мире Навьем, а теперь отступать нельзя, а теперь вперёд, пусть за смертью, но с великанов верой и каменным уважением. «Пусть убьют, да хоть раз копьём то махнуть всё одно успею!» - Думал Ойк, границу пересекая, и уже не чуя, как льдистые перья втыкаются в шкуру его каменную.

А в стране великанов льдистых, стража колдунов великих, взять в толк не могла, как обычный Ойк их заслоны прошёл, все ловушки будто змей огненный с дороги смёл, да и останавливаться не собирается, дальше идёт без запиночки. Выходили колдуны самые сильные супротив дюжего Ойка племени огненного, выходили с льдистыми кристаллами, выходили с жезлами да в мантиях снегом укутанным. Выходили, да все силы в него кидали свои. Разбивались те силы об Ойка простого. Шёл он да их не видел, шёл да удивлялся. Вроде башни градов великанских видел, а встречать его так никто и не вышел. Разбивалось всё колдовство ледяное о веру народа его. Разбивалось на малые осколочки, не тревожило то колдовство шкуру Ойка, что хотел своему роду племени лучшего. Вот подходит Ойк шаман к граду ледяному, а пред ним, чудесным образом, появляются, не простые великаны ледяные, а тринадцать колдунов сильномогучих. Только все колдуны будто смущены чем-то, будто даже напуганы. Выходил тут один среди них старший выходил, речь вежественную заводил:                                                          -  Здравствуй Ойк, здравствуй путник. Что ты в наших землях забыл? Али сбит с пути был, али за добычей погнался да обмишурился, да про границу забыл? Назови себя сын огня и камня, порождение Чернобогово.

Замер Ойк, пред тринадцатью, замер на них любуясь, не страшась уже участи своей. Только миг один собирался он с разумом, только миг другой, головой хозяев приветствовал, кланяясь. А уж как кивнул им всем, так и слова полились из него, будто родник забил огненный:

- Рад я видеть вас, великаны достойные. Не заплутавший путник, не с тропы сбившийся воин да охотник. Путь огромный пройдя, вышел здесь не зря. Вышел к вашим колдунам в ученики просится. Да пока шёл, думу всё думал, надо ли мне ваше чародейство ледяное. Вот дошёл сюда, вижу красоту градов ваших, вижу ум и стать великанов что здесь живут. Коли будет на то ваша воля, поживу я здесь, осмотрюсь, может стать всё ж сумею что и перенять, для братьев моих Ойков огненных. Вы хоть льдом зачарованные, да снегом укутанные, все же великаны, значит братья нам, огнём рождённым.

Переглянулись великаны колдуны льдистые, да опять с вопросами к Ойку пристают:

- Ты и имени не назвал своего, а ещё хочешь братом нам стать названным?

Не сплошал тут Берк, да вопросом с просящего срезал:

- Так и вы имён не назвали, али глух я стал? Так скажите, на сердце их вырежу.

Вновь промолвил тут старший среди дозора волшебного:

- Это мы стары, потому уже все свои имена позабыли. Коли хочешь ты, и своё тогда имя не называй. Будешь просто Ойк, нам и того достаточно. Не во всякий день, огненный у нас в гостях, братья. Что же мы его в дверях града держим. Давайте уж гостю покажем, как живём да что можем, как Кары стражи Льда великого.

Повели колдуны Берка в град ледяной. Красотой тот град был холодной. Всюду лёд, да снег, да мерцание. Выходили тут на встречу великаны льдистые, выходили с удивленьем смотрели на Ойка, да в него перстами тыкали. Уж и разговоров было в том городе. Ведь не видели они огнём да камнем рождённых, только про них слышали. Долго шли по тому граду колдуны, а гость их всё не изматывался. Они чары плели, а они все разбивались. Не могли те чары душу великана взять, не могли его сердце поколебать. Сдались колдуны, признали поражение. Повели его в главный терем города. Как входить в него, так все чуток замешкались, пламя льдистое из дверей выступило, только миг Ойк возле него стоял, как ему показалось, да потом хлад великий чуя шкурою отступил к радушным хозяевам. Те уж и улыбаться перестали, на великана глядючи. Страх в глазах их жил, да молодец вида тому не предал, удивляться красотам не переставал. Старший среди них выступил, да дланью когтистой тот огонь льдистый убрал, да проход освободил, да других вперед себя пропустив, вновь за собой тот огонь пустил, будто камень пещерный лёд используя. Как входили они в терем льдистый, да по лестнице узорчатой подымались, подымались они да в зал. Зал был круглый да пиршественный. Стол стоял великий да кругом того стола, троны из камней вырезанные. Тут рассаживались колдуны по тронам, строго в цвет своего льда, и остались только два трона не тронутых. Подходил старший самый из них, говорил, приглашал молодца, да за стол, да за пир приниматься, приниматься на трон любой усаживаться:

- Ты садись друг любезный, дорогой брат Ойк. Ты садись на тот трон, что узорчатый. Самому дорогому гостю в тереме, самый трон красивый доставаться должен. Это долг наш как хозяев любезных. Проходи, садись, ешь, пей, да за беседой всё рассказывай, как своим. Ты поведай нам братьям твоим, как ты силу такую получил, да много ли таких Ойков в землях твоих? Отчего и почему не на службе Чернобоговой?

Делать нечего молодцу, он садился на резной трон, он пир начинал, пир начинал, а сам думал, что уже сказал, а что можно сказать, да о чём время лучше промолчать, потому и начал издалеча:

- За угощение да за радушие сердце моё радуется. Вам как хозяевам почёт и уважение от рода племени моего. Как вы видите мы Ойки народ простой, таких как я у Чернобога тьма и пучок с рожками. В основном мы охотимся да воюем, чтобы битвы не забыть да всегда готовыми быть ха Бога нашего головушку сложить. Наш хозяин Чернобог призовёт, как нить  волшебную прорвёт, вот тогда мир наземный вздрогнет, узнав Ойков орды. Мы все у него на службе, каждый своё место знает. Мне же не сила досталась, а уважение что к моим предкам великаны питали, то и я недостойный их сын поддерживаю. Хорош вас стол, и закуски хороши, только устал я что-то, уж лучше я спать пойду. Не гневитесь хозяева ласковые, день тяжелый был. Обо всём завтра и поговорим. Подскочил Ойк с трона резного, головой всех приветствовав, спины не согнув, но вежество проявив. Долго смотрели колдуны на Берка, да промолчав его отпустили, не стали его больше испытывать, тем что есть поражённые. Вылетел Ойк из терема града высокого, про лёд проход скрывающий и забыл. Вылетел да как сквозь воду её прошёл, только шкуру кольнуло слегка. Собрался искать пещеру себе, чтобы на ночлег устроится, а в граде нет пещер, кругом терема да все изо льда выстроены. Неуютно стало тут Ойку, не захотел он больше здесь оставаться, только бы отогреться, да в дальний путь вновь собираться. Так решил он для себя, да и отправился, куда глаза глядят. Вывалили вновь великаны льдистые, уже перстами не тычат, уже слово боятся при Ойке сказать, очи от него прячут. Нашел Ойк по запаху терем странный, да в него и зашёл. Чего в том тереме не было. Еды всякой, да лава ручьём лилась, со льдом отражаясь, да рядом соединяясь. Сорвал он с пояса, связку камней, что когда-то ему Ойки сородичи поднесли, бросил их хозяину радушному, да наевшись, напившись, спать на скамье ледяной завалился, шкурой накрывшись. А поутру его искали, а поутру колдуны мрачней тучи встали. Старший из них, в кристалл льда смотрел, еле Ойка нашёл, да за ним послал. Приходил Ойк к хозяевам любезным, приходил, да такие слова говорил:

- День вчерашний мне по нраву был, да вот только милей мне мои пещеры каменные, да лава без платы каменьями. Так что, пора домой Ойку простому идти. Не серчайте хозяева, не по мне ваш град и наука ваша боюсь, будет не для меня.

Увидев, как успокоились колдуны, не смог удержаться он от того, что вновь вернуть гостям подарочек, сказав, будто в раздумье сильном прибывая:

- Вернувшись домой, я, конечно, расскажу о такой прекрасной стране льдистых великанов, может и смогу воинов, что сильней меня в разы, ордой малой к вам в гости уговорить.

Поняв, что сейчас с колдунами будет нелегко сладить, улыбнулся Ойк, да к вратам больше ничего не говоря пошёл, радуясь, что хоть так да отплатил льдистым хозяевам великанам каменным, за их радушие.

Вышел Ойк из града, да побрёл по дороге, что вилась костьми до преграды каменной, вот уж и земли скоро будут пекельные, вот уж скоро лава будет жилы горячить, как замер Берк, вновь чудо ледяное пред собой увидев. Взвыв да закрутив облако чёрное, ветер выбросил на пути Ойка старейшину льдистых великанов. Очи в очи смотрели они друг другу, потом Ойк только сказал колдуну племени Каров:

- Не вышел из меня шаман для моего племени каменного. Если уж у льдистых великанов как своих братьев не смог я найти помощи. На земле да на небе мне её и подавно не сыскать. Пришёл смеяться над бедным Ойком, радуйся, нет у моего народа шаманов, нет сил, о которых вы так все хотели вызнать, нет даже надежды на то, что род племя моё выйдет из тьмы злобы уничтожения Ойков Ойками.

Выслушал слова горькие Ойка старейшина племени Кара, да просто и произнёс:

- Зато у них есть ты. Да, да, ты - Великий шаман народа Ойков. Знали мы, что идёт к нам силой мериться, тот, кого великаны земли пекельной прозвали Великим. Стали следить невидимо за тобой почитай каждый день. Видели, как по слову твоему, подлость наказывается, как сады цветут, да дети в роду великаньем прибавляются. Решили мы тебя испытать да проверить, да колдовством нашим остановить, да в лёд простой превратить. Ты даже того не почувствовал. Сколько ловушек для пришлых было сделано, ты прошёл, не одна на тебя не остановила, даже шкуру твою не поцарапала. Ты думаешь, по городу тебя тринадцать старейшин водили? Тебя самые сильные колдуны Каров по пустыне, заколдованной пытались запутать. Сами сломались, а ты в ней выжил. Ты думаешь, в терем просто так был закрыт проход льдистым пламенем, будто так у нас дома охраняются? Ты смог жаром своей душе противостоять всему пламени льда Нави. А может, вспомнишь пир в тереме, да трон? Не догадался на чьём ты троне сидел, да с чьего места пил да ел? Карачуново место для тебя, игрушкой оказалось. Так чему тебя учить Великий шаман Ойков? Я тебя спрашиваю, и заклинаю о вечном мире и дружбе между Карами и Ойками. Не тебе у нас учится, а нам у тебя в учениках ходить надобно. Ты такую веру вокруг себя сотворил, что тебе только Чернобог указ, и боюсь об этом вскорости, и светлые узнают. Вот тогда будет беда настоящая для тебя Великий шаман, а может и радость ещё большая. Я не знаю, зачем силы тебе были дадены, но что правильно ты ими научился пользоваться, доказал всему царству Пекельному. Так что ступай Великий шаман Ойков, да прибудет с тобой вера народа твоего.

Тут очнулся от всего услышанного тот, кого нарекли Великим шаманом да признали за ним право на имя это:

- Позволь задать тебе вопрос старейшина?

- Задавай Великий шаман Ойков.

- Почему ты моё племя назвал народом, ведь мы всегда были только племенем. Что означает слово это?

- Молод ты ещё. Проживи тьму лет, тогда поймёшь, что, когда появляется учитель, тогда горстка великанов уже навсегда не останется прежней. Либо о них все забудут, либо они поведут свой народ вперёд. Ты вот позволишь, чтобы о твоих братьях забыли? Вижу, что нет. Значит и племя твоё вскоре станет народом, о котором услышат во всех трёх мирах.

Сказав это, исчез колдун льдистый, а великан каменный, да шаман Великий Ойков побрёл к своему народу. Ведь ему надо было так много сделать.

 

Сказ про льдистых Каров и Царицу снега и льда.

Ой, вы тучи, тучи хмурые, вы несетесь тучи по небу, вы в себе тучи дождь несёте желанный. Вы поля тучи кормите, вы луга тучи соком наливаете, вы и реки тучи питаете, вы на волюшке тучи ходите, нет вам тучам указчика, нет хозяина тучам с дождиком. Едва лишь дождь прошёл, вы уж снова бежите на волюшку, радуге цветистой радуясь, веселясь да легче пёрышко ставшие. Только тучи и те бывают разные, то с дождём благодатным, а то градом да льдом, тяжёлые. Тучи снежные да тучи чёрные, вы как вестники зимы лютой приспешники. Вы хорошие тучи с дождиком, да ходите на нашу сторонушку, а вы злые тучи снежные, тучи с градом льдистые, вы ходите тучи прочь от нас, не несите тучи хлад зиму, вы со злой со сторонушки. Только тучи не слушают, только тучи несут, что им боги велят, так уж было и будет, потому как за летом зима идёт, потому как жизнь смертью кончается, а потом кругом новым всё начинается.

Во времена далекие, когда мать земля только по себе великанов носила, жили в подлунном мире в одном роде племени каменные великаны с печатью бездетности. Так уж случилось по судьбе их, не благословила да чадо не подарила им проматерь Макошь. Долго горевали они, да потом смирились, да и приготовились встречать одинокую старость. Из града они ушли, да возле речки тихой никому не мешаючи построили себе терем, да в нём и зажили. Шли дни за днями, солнце так же вставало, ночь все так же наступала, и было им хорошо, коли бы не печаль о том, кто после них путь жизненный продолжит, да их в старости утешит. Но однажды, случилось чудо, да такое, что их жизнь перевернуло, да по-другому на жизнь смотреть заставило. Как обычно по утро в тот день великан каменный на лодке своими руками выдолбленной, решился в речке заслон поставить, да жену свою свежей рыбой побаловать. Хороша бы была его добыча, если бы только вместо косяка рыбы речной на него не выплыл бы из излучины глыбой льда подарочек. А подарочек был таков, что и очам он своим не поверил сперва. На самой на глыбе стояла корзина плетёная, да в ней кроха смышленая. Улыбается та кроха дитя великанье, руки к солнышку тянет, от него глазки васильковые трёт, в рот те ручки суёт, слюнки пускает, да от всего этого чихает, да сладким смехом заливается. Как увидел такое чудо великан, позабыл про рыбу, да про то что, дитя то сразу видно не простое, коли на глыбе льда прибыло. Одежонка на крохе тоже, много бы сказала сведающему, но бездетному каменному сердцу разве это было важно. Схватил он то дитя вместе с корзинкой плетёной и на берег выплыл, а там до терема, да до жены устремился. Как увидела она дитя, руками всплеснула да на скамью опустилась. Радость быстро прошла, когда она одёжку крохи в руки взяла, да поняла кого в доме своём приютила. Говорит она тогда мужу своему верному, говорит, а сама слезами умывается:

- Вот же горе та какое послали нам Боги в наказание. Ты кого приютил дуболом каменный? Ты ведь дитя племени Каров принял на руки. Да и дитя то не простое, на одёжку то взгляни, простые льдистые великаны в драгоценные шкуры да камни благородные чай дитё выряжать не станут. Значит княжеского рода, не меньше, она, в град к старейшинам надо её доставлять. А ты её к нам в дом. Да что же за наказание-то такое. Ведь я всем Богам молилась, чтобы послали мне дочку, вроде вот и мечта сбылась, а оно вон как оборачивается.

Ту великан, не выдержав да бабьего причитание, сказал, как припечатал:

- И чей-то я дитя безвинное, да к старейшинам повезу? Чего сами не воспитаем, али ему любви мало дадим, да сердце добром не растопим? Тем старейшинам, скажу я тебе, только и надо, чтобы повод был к Богам лесть да опять им о наступлении Нави на нас наушничать. Конечно дитя целое от Каров приплыло, это же практически отряд льдистых великанов нить златую, храни её Род, прорвало и нас захватить пытается. Ни куда дитя это не повезу и всё тут. Глыба та льдистая почитай ужо растаяла, а дитя сами воспитаем, и никто ничего не узнает. Родилось оно такое и всё тут.

С изумлением смотрела жена на мужа. Это тот ли, кто возле неё тьму уж почитай лет прожил, да никогда ей слово поперёк не сказал, а тут ишь как взъярился, чего доброго и на бой с дружиной старейшин выйдет не запужается. Поняла она мужа своего, да и согласилась. Стала кроха с великанами каменными жить, стала день ото дня расти, да хорошеть, а как красных лун с два десяточка насчиталось, так совсем расцвела, стала во всём родителям помощница. Нарекли от любви нерастраченной её именем - Атау, богами посланная да такая желанная доченька. Взошла в возраст девица и глаза васильковые, и волосы русые и статью великанша каменная, всем взяла, радовала очи отца с матерью. Нрав добрый да беззлобный проявляючи, совсем родителей приёмных успокоила. Пришло время, порешили они промеж себя открыться ей, потому как есть всё и рассказали, да одёжку необычную с камнями драгоценными показали. Как подменили деву. Где норов мягок был, там лёд один. Где ласка да теплота, там холод да тоска. Запилила она отца с матерью, вынудила их в град рода Торума, великанов светлых вернутся. Не посмели дочке родители перечить. Переехали. Долго ли коротко ли, а жизнь на новом месте наладилась. Терем справили высокий, под стать другим, ничем не хуже. Отец с матерью с соседями дружбу завели, дочь подругами, что береза серьгами обвешалась, начались у них другие заботы да радости. День деньской с подружками Атау пропадает, матери по дому не помогает, слова вразумительные не слушает, да в ответ только в глаза им колит, «Не отец не мать, неча указывать!» Как в те дни, да в дни праздничные, собрались молодые великаны солнце чествовать. Солнце чествовать Рода батюшку хвалить, да дубы с берёзками женить. Уж и украшали они деревца, уж кто что придумывал, заплетали венки праздничные, украшали дерева безделицами, да потом вокруг них хороводы водили. Не было отбоя у Атау в молодцах, кто хотел руку ей в хороводе подать, да она гордость девичью показав, норовом своим всех от себя отпугнула. В те ж дни, да в град стольный приезжал сын старейшины. Молодец видный, жених отменный. Краса и гордость отца, да горе и гроза девиц. Уж он те гуляния стороной не обходил, уж он дуб наряжал, да красотой тот дуб всякий затмевал. Приходили к нему молодцы, приходили его дуб славили, да Роду небесному отцу почести воздавали, приходили девицы. Приносили венки плетеные, приходили только о молодце и говорили. Зажглось тут сердце у Атау, только на сына старейшины взглянув, да кротким взором с ним перекинувшись. Уж как гуляли хороводы, так не приближались к дрг другу они, но очей друг с друга не сводили. Как настал же момент главный, так все молодцы, что гуляли, вмиг попадали, да сном нарочным заснули, тут уж настал черёд девиц, да красавиц их поцелуями оживлять, да тем самым на суженного при всех указать. Не встала поперёк Атау ни подруга ни знакомая, ей одной разрешили первой к молодцам приблизится, ей и первый дозволили выбор сделать. Долго ходила девица, выбирала, приглядывалась, а потом возле сына старейшины опустилась да в уста его сахарные поцеловала. Тут он от сна мнимого пробудился, да её за руку взяв, в сторону отвёл, дабы другим девицам да молодцам не мешать да выбор важный делать. Выбор как им от отцов завещан был, дабы в воле жить с избранным, да потом не сетовать на выбор свой. Сама выбирала, сам просыпался, сами в жизни разберутся без судей да огласки. Выбор <