Лепестками в обрамлении белого огня. Дориан погасил их и, бросив на столик

Шляпу и плащ, прошел через библиотеку к двери в спальню, большую

Осьмиугольную комнату в первом этаже, которую он, в своем новом увлечении

Роскошью, недавно отделал заново и увешал стены редкими гобеленами времен

Ренессанса, найденными на чердаке его дома в Селби. В ту минуту, когда он

Уже взялся аа ручку двери, взгляд его упал на портрет, написанный Бэзилом

Холлуордом. Дориан вздрогнул и отступил, словно чем-то пораженный, затем

Вошел в спальню. Однако, вынув бутоньерку из петлицы, он остановился в

Нерешительности -- что-то его, видимо, смущало. В конце концов он вернулся в

Библиотеку и, подойдя к своему портрету, долго всматривался в него. При

Слабом свете, затененном желтыми шелковыми шторами, лицо на портрете

Показалось ему изменившимся. Выражение было какое-то другое, -- в складке

рта чувствовалась жестокость. Как странно!

Отвернувшись от портрета, Дориан подошел к окну и раздвинул шторы.

Яркий утренний свет залил комнату и разогнал причудливые тени, прятавшиеся

По сумрачным углам. Однако в лице портрета попрежнему заметна была какая-то

Странная перемена, она даже стала явственнее. В скользивших по полотну ярких

Лучах солнца складка жестокости у рта видна была так отчетливо, словно

Дориан смотрелся в зеркало после какого-то совершенного им преступления.

Он вздрогнул и, торопливо взяв со стола овальное ручное зеркало в

Украшенной купидонами рамке слоновой кости (один из многочисленных подарков

Лорда Генри), погляделся в него.

Нет, его алые губы не безобразила такая складка, как на портрете. Что

Же это могло значить?

Дориан протер глаза и, подойдя к портрету вплотную, снова стал

Внимательно рассматривать его. Краска, несомненно, была нетронута, никаких

Следов подрисовки. А между тем выражение лица явно изменилось. Нет, это ему

Не почудилось -- страшная перемена бросалась в глаза.

Сев в кресло, Дориан усиленно размышлял. И вдруг в его памяти всплыли

Слова, сказанные им в мастерской Бэзила Холлуорда в тот день, когда портрет

Был окончен. Да, он их отлично г помнил. Он тогда высказал безумное желание,

Чтобы портрет старел вместо него, а он оставался вечно молодым, чтобы его

Красота не поблекла, а печать страстей и пороков ложилась на лицо портрета.

Да, он хотел, чтобы следы страданий и тяжких дум бороздили лишь его

Изображение на полотне, а сам он сохранил весь нежный цвет и прелесть своей,

Тогда еще впервые осознанной, юности. Неужели его желание исполнилось? Нет,

таких чудес не бывает! Страшно даже и думать об этом. А между тем -- вот

Перед ним его портрет со складкой жестокости у губ.

Жестокость? Разве он поступил жестоко? Виноват во всем пе он, виновата

Сибила. Он воображал ее великой артисткой и за это полюбил. А она его

Разочаровала. Она оказалась ничтожеством, недостойным его любви. Однако

Сейчас он с безграничной жалостью вспомнил ту минуту, когда она лежала у его

Ног и плакала, как ребенок, вспомнил, с каким черствым равнодушием смотрел

Тогда на нее. Зачем он так создан, зачем ему дана такая душа?..

Однако разве и он не страдал? За те ужасные  три часа, пока шел

Спектакль, он пережил столетия терзаний, вечность мук. Его жизнь, уж во

Всяком случае, равноценна ее жизни. Пусть он ранил Сибилу навек -- но и она

На время омрачила его жизнь. Притом женщины переносят горе легче, чем

мужчины, так уж они создалы! Они живут одними чувствами, только ими и

Заняты. Они и любовников заводят лишь для того, чтобы было кому устраивать

Сцены. Так говорит лорд Генри, а лорд Генри знает женщин.

К чему же тревожить себя мыслями о Сибиле Вэйп? Ведь она больше для

Него не существует.

Ну а портрет? Как тут быть? Портрет храпит тайну его жизни и может всем

Ее поведать. Портрет научил его любить собственную красоту, -- неужели тот

Же портрет заставит его возненавидеть собственную душу? Как ему и смотреть

Теперь на это полотно?

Нет, нет, все это только обман чувств, вызванный душевным смятением. Он

Пережил ужасную ночь -- вот ему и мерещится чтото. В мозгу его появилось то

Багровое пятнышко, которое делает человека безумным. Портрет ничуть не

Изменился, и воображать это -- просто сумасшествие.

Но человек на портрете смотрел на него с жестокой усмешкой, портившей

Прекрасное лицо. Золотистые волосы сияли в лучах утреннего солнца, голубые

Глаза встречались с глазами живого Дориана. Чувство беспредельной жалости