Отрывок из книги Жоржа Блона «Великие кочевья»

 

Во время массовых миграций бизоны имели обыкновение слепо идти за вожаком, не замечая препятствий и коварных ловушек, расставленных природой, а потому порой завершали жизнь невольным групповым самоубийством. Жорж Блон, автор книги «Великие кочевья» [9], собрал много историй о подобных катастрофах и в приведенном ниже отрывке рассказывает о судьбе стада, попавшего в буран зимой 1858 года.

Вторые сутки уже бушует вьюга, будто с цепи сорвалась: бешеный ветер, хмурое небо, за несколько метров ничего не увидишь. Волки, как слепые, идут за стадом по нюху, всего в двадцати шагах. А что видят перед собой первые ряды бизонов? Ничего. Непроглядную белую муть. Чем же они руководствуются? Они не выбирают направления, оно определяется само собой. Мы не знаем, какие способы ориентации были у кочующих бизонов, известно только одно: когда разыгрывалась метель и все вокруг заволакивалось густой пеленой, бизоны сразу поворачивали против ветра, и больше их ничто не заботило. То, о чем я сейчас хочу рассказать, случилось со стадом бизонов в 1858 году, и на протяжении веков такое случалось множество раз.

Стотысячное стадо шло сперва своей обычной рысью, потом сменило ее на иноходь. При таком аллюре бизоны заваливались набок, как будто все в стаде хромали, зато было легче двигаться навстречу валившему снегу. Чуть позднее стадо перешло на шаг. Снег становился все глубже и глубже, а слепящий снежный вихрь крутился в воздухе все быстрее и становился все непрогляднее. Это было тем более тревожно, что надвигалась ночь. Никто из этих бизонов, конечно, не. знал старых рассказов о том, как целые стада замерзали в снегу, но многие из них пережили суровые зимы – во всяком случае каждый теперь предчувствовал, что предстоящая ночь не будет веселым праздником. И действительно, ночь оказалась ужасной.

Стадо не ложилось и даже не останавливалось, это подсказывал простой инстинкт самосохранения. Бизоны шли всю ночь, иногда пробивали грудью путь свой в снегу. Нет нужды говорить, что продвигались они очень медленно и тесно жались друг к другу. Волки ни на шаг не отставали от стада. Порой они шли так близко, что их морды касались ног бизонов, но, несмотря на постоянные муки голода, они даже и не думали никого трогать.

Теперь страшнее и важнее всего остального была эта вьюга. Она не позволяла ни одного движения, ни одного усилия, ни одной мысли, помимо отчаянной борьбы за то, чтобы не остаться там, позади, засыпанным на месте, не задохнуться в этой мутной мгле.

Слепое упорство спасло бизонов в ту ночь. Когда наступил рассвет, сгрудившееся стадо все еще шло вперед, с трудом пробиваясь сквозь снег. Там, где‑то над горизонтом, уже, несомненно, было солнце, только трудно сказать, с какой оно сторонь1, и день пока больше похож на сумерки.

К полудню вьюга немного улеглась и бизоны снова могли перейти на рысь. Воздух все еще был наполнен крутящимся снегом, но теперь, впервые за два дня, землю стало видно на расстоянии десятка метров. Животные первых рядов, казалось, радостно взбивали копытами снег, и все остальное стадо оживало.

Что насторожило головных бизонов? Может, иной оттенок в белой стене, какая‑то перемена в яростном вихре снежных хлопьев? Только все они сразу замедлили шаг или, вернее, попытались замедлить. Ноги их напряглись, и вокруг взметнулись вихри снега. Если б бизоны шли в один ряд или в несколько, то первым, может быть, и удалось бы – может быть – остановиться перед пропастью. Напор тысяч следовавших за ними локомотивов не позволил им по‑настоящему сбавить скорость на тех десяти метрах снега, что оставались до пропасти.

Стадо свергалось с обрыва неудержимой лавиной. Ничто не могло предотвратить его полной гибели.

Возможно, животные и услышали шум, когда первые ряды валились друг на друга с тридцатиметровой высоты, но в вое ветра все казалось таким неясным. Да и вообще, поняли бы они, что происходит? Едва ли. Как мы уже видели, бизоны, особенно если они идут стадом, не способны к самостоятельным решениям.

Они свалились в пропасть все до одного, уже ничто не могло их остановить. Гигантская груда их скелетов, протянувшаяся на несколько сотен метров, стала потом – много времени спустя – объектом паломничества местного населения. Ни одного волчьего скелета не было во всей груде, что позволяет нам вообразить последнюю сцену этого шествия к смерти: поджарые серые хищники, вовремя остановившиеся у края пропасти, протягивают морду в незримую пустоту, вдыхают, может быть, несмотря на снег, запах ожидающего их фантастического пиршества и начинают искать спуск.

 

Африканские буйволы

 

Лесистые равнины Восточной и Южной Африки служат приютом африканскому буйволу. Высота этих грузных животных достигает в холке более полутора метров, и весят они до тонны. Они живут стадами (справа), которые насчитывают от десяти до многих сотен голов в зависимости от наличия корма – главным образом диких злаков и прочей травы – и воды, необходимой им не только для питья, но и для купания (вверху). Типичное стадо, которое обычно ведет старая самка, раннее утро проводит у водопоя, а пасется главным образом вечером. В дневную жару буйволы, как правило, укрываются в лесу. Или же нежатся в грязевых ваннах, которые охлаждают и успокаивают кожу, нестерпимо зудящую от укусов кровососущих насекомых и клещей. Буйволы живут в мире друг е другом все время, кроме брачного периода, когда быки дерутся из‑за коров. Бои эти обычно носят ритуализованный характер и сводятся главным образом к угрожающим позам и движениям, а также попыткам оттеснить противника. Смертоносные концы рогов редко пускаются в ход, и один из соперников почти всегда отступает до того, как прольется первая кровь.

 

Экзотические быки

 

Дикие быки, представленные на этих фотографиях, свидетельствуют о чрезвычайной способности этих животных приспосабливаться к самым разным климатическим условиям. Конголезский, или красный, буйвол (внизу), обитатель густых африканских лесов, отличается яркой рыжей окраской и пучками длинных белых волос в ушах. Индийский буйвол (справа внизу) распространен от Индии до Филиппин и держится вблизи рек, озер, болот и влажных лесов, кормясь водными растениями и травой. С помощью рогов эти буйволы закидывают себе на спину целые слои грязи, оберегающей их от перегрева и жалящих насекомых.

Як (справа вверху) обитает в Гималаях и Тибете на высотах вплоть до 6000 метров. Одет он в длинную густую шерсть, которая спасает его от холода, а широкие копыта позволяют ему ловко ходить по родным кручам и уступам.

^{Косматые жители гор яки (справа) и – глянцевитые индийские буйволы (внизу) щеголяют тяжелыми, в форме полумесяца рогами – и имеют примерно одинаковые размеры быки обоих видов весят около тонны). Индийским буйволам нужны болота, озера и реки не только для того чтобы пить, но и чтобы валяться в грязи, купаться. Яки тоже нуждаются в воде и очень ее любят. Даже в самую холодную погоду они купаются в ледяных озерах своего родного Тибета.}

^{Небольшое стадо индийских буйволов переходит вброд реку в Австралии.}

^{Эти животные там раньше не водились. Они – потомки одомашненных буйволов, которых ввезли в Северную Австралию в 1825 году в качестве рабочего скота.}

 

 

Олени

 

Олени почти всех 53 видов, начиная от величавого американского лося, жителя Каналы и Аляски, чей рост достигает без малого двух с половиной метров, и кончая сорокасантиметровым пуду Южной Америки, отличаются от прочих своих родичей строением рогов. Эти великолепные украшения, которые всегда особенно прельщали охотников, венчают только самцов. (К исключениям относятся северный олень и карибу, у которых рога имеют и самки, а также кабарга и водяной олень, у которых рогов вообще нет, но зато есть мощные верхние клыки.) У оленей, как и у антилоп, самцы используют рога и для демонстраций, и для защиты, но в отличие от антилоп олени ежегодно сбрасывают рога и отращивают их заново к началу года.

Оленьи рога своеобразны не только потому, что они ветвятся, их отличает сложный цикл ежегодно повторяющегося возобновления. На том этапе, когда они чаще всего служат оружием – в схватках за самку во время гона, – они представляют собой мертвую кость, так что могут безболезненно обламываться или спиливаться, без малейшей потери крови. Но когда оленьи рога «живы», когда они растут, их покрывает мягкая кожа с тонкими волосками – «бархат», как ее удачно назвали, – пронизанная пульсирующей сетью кровеносных сосудов и нервов и чувствительная, как вскрытый зуб.

Весной и летом, пока рога отрастают, а самки не готовы к спариванию, олени‑самцы держатся тихо и незаметно. Но на протяжении всего этого срока их кровь поставляет костный материал (общим весом порой равный четверти скелета животного) в припухлости, образующиеся на двух выступах лобной кости (пеньках) сразу же после того, как будут сброшены прошлогодние рога. К середине лета рога обычно полностью отрастают, но еще покрыты бархатом. Недели две‑три спустя эта ткань начинает отмирать и облезать, обнажая полностью сформировавшиеся, окостеневшие рога. Олень помогает ее удалению, энергично очищая рога о стволы и ветви деревьев. В эти дни олень нередко поедает сшелушившийся бархат, возвращая своему организму необходимые вещества, которые он терял в сложном процессе роста рогов, сопряженном, в частности, с огромными затратами не только энергии, но и минеральных ресурсов тела.

Как ни дорого обходятся оленю его рога, их ценность в качестве оружия против соперников и для защиты от хищников остается сомнительной. Против хищников рога часто оказываются неэффективными. Для северных оленей и карибу, например, волки особенно опасны зимой, так как глубокий снег мешает спасаться бегством. Но именно тогда самцы сбрасывают рога. А некоторых европейских благородных оленей нисколько не смущает даже полное отсутствие рогов – во всяком случае, во время гона. Безрогие, или комолые, самцы отбивают самок не хуже своих рогатых родичей, нанося соперникам резкие бодающие улары лбом.

У большинства оленей гон представляет собой период чрезвычайной активности и напряжения, завершающийся истощением всех сил. Самкам приходится терпеть назойливую опеку самца, который собирает их в гарем, но в остальном этот период для них проходит сравнительно легко.

У многих видов самцы возвещают начало гона – обычно на исходе лета – так называемым ревом. Вапити «трубит», издавая звук, слагающийся из мычания, свиста и хрюканья Этот родственник европейских и азиатских благородных оленей, второй по величине среди американских оленей и уступающий лишь лосю, может весить до полутонны, достигает высоты в холке до полутора метров и щеголяет рогами с размахом более полутора метров. Самцы вапити тоже имеют привычку буйствовать среди подлеска, ломая ударами рогов кусты и молодые деревца. Собирая свои гаремы, они почти не едят и расходуют огромные количества энергии на то, чтобы удерживать самок вместе и отгонять соперников.

При таких обстоятельствах, пожалуй, надо считать удачным, что в период гона самка вапити бывает способна к спариванию лишь раз в 21 день и то только на протяжении 17 часов. О готовности самки к спариванию самец узнает по запаху. Он подходит к ней, вытягивает шею и кладет морду ей на спину. Если она действительно готова, происходит спаривание. Самец может, снова спариться с той же самкой примерно через полчаса. Эти повторные спаривания заметно повышают вероятность зачатия, о чем свидетельствует высокий процент беременности у самок вапити, колеблющийся от 85 до 90 %.

В октябре гон у вапити мало‑помалу сходит на нет и полностью прекращается к концу этого месяца. Вымотанные необходимостью охранять гаремы и отражать наскоки дерзких холостяков, владыки гаремов к этому времени полностью утрачивают былую гордую силу и превращаются в исхудалые измученные тени самих себя. Головы их опущены, движения становятся вялыми и сонными. Они утрачивают интерес к самкам и покидают свои гаремы, которые могут затем объединиться с другими гаремами и образовать стада самок, а самцы собираются в зимние стада и бродят бок о бок с былыми соперниками, на которых еще недавно набрасывались столь яростно.

 

Длинные пути карибу

 

^{Тундровый карибу}

Во время двух главных ежегодных миграций небольшие группы тундрового карибу (справа), самого многочисленного из четырех подвидов, обитающих на Североамериканском континенте, пускаются в путь по северным окраинам Канады и Аляски, собираясь в стада, численность которых колеблется от десятков до нескольких тысяч голов. Каждую весну и каждую осень эти стада проходят от восьмисот до тысячи километров, а летом откочевывают на некоторое расстояние назад то весеннему пути. Хотя обычные маршруты карибу могут внезапно измениться из‑за каких‑то перемен в окружающей среде, их миграция – это вовсе не беспорядочные скитания в поисках корма, но движение к заранее известной цели то давно сложившимся путям, которыми ходили поколения и поколения их предков.

Кормящиеся карибу разбредаются, а при малейшем признаке опасности быстро сбиваются в плотное стадо. Лишь в крайних случаях карибу пускаются прочь стремительным галопом, максимальная скорость которого превышает шестьдесят километров в час, но долго выдерживать такой темп они неспособны.

^{Через час после рождения олененок уже может стоять, еще через два часа он способен бегать. Однодневный олененок может бежать быстрее человека, еще через два‑три дня он уже ходит со стадом (вверху). Пастись он начинает в возрасте двух‑трех недель, но большинство оленят продолжают питаться материнским молоком до трех‑четырехмесячного возраста.}

 

Полудикий слуга

 

Хотя в некоторых районах евразийской тундры диких северных оленей еще немало, почти все северные олени в приполярье Скандинавского полуострова уже около ста лег как «одомашнены» живущими там лапландцами. Собственно говоря, эти олени остаются полудикими: люди присматривают за своими стадами (слева), но не мешают им мигрировать по традиционным путям и следуют за ними, когда олени откочевывают с летних пастбищ на зимние и обратно.

Вся жизнь лапландца глубоко связана с оленями и зависит от них. В лапландском фольклоре часты упоминания о том, что олени прекрасно проживут и без лапландцев, но лапландцы без оленей были бы обречены на гибель. Северный олень обеспечивает их мясом, молочными продуктами, шкурами (для одежды и обуви), сухожилиями (для шитья), а также служит средством передвижения. В отличие от остальных оленей северный олень – прекрасное упряжное и вьючное животное. Он способен нести в седельных сумках до сорока килограммов, а в санях тащит по снегу до двухсот килограммов и, если давать ему отдохнуть, покрывает за день более шестидесяти километров[10].

Лишайник ягель, или, как его называют, олений мох, – любимый корм северных оленей. К сожалению, при испытаниях ядерных зарядов в атмосфере он легко абсорбирует радиоактивные осадки, особенно стронций‑90 и цезий‑137.

 

Величественный вапити

 

Великолепные рога с семью ответвлениями (отростками) на каждом показывают, что самец вапити на фотографии справа достиг полного расцвета сил. Первые рога у вапити прорезываются обычно через год после рождения. Это всего лишь торчащие острия. До тех пор пока он не достигнет семи‑двенадцати лет, его рога каждый год будут становиться все больше, все ветвистее, и в конце концов На каждом роге появится не меньше шести отростков. У стареющего оленя рога при обычных обстоятельствах становятся меньше и форма их искажается.

^{В отличие от обычных рогов – постоянных придатков, которые растут на протяжении всей жизни животного и состоят из костного выросши, покрытого твердым Чехлом, оленьи рога сбрасываются, отрастают заново ежегодно и состоят только из кости. Растущие рога покрыты бархатистой кожей, которая высыхает и сходит лохмотьями перед началом гона.}

Самки вапити кормят своих новорожденных (внизу) по пять‑шесть раз в день и перестают давать им вымя, только когда олененок достигнет трехмесячного возраста, а иногда и позже. Для того чтобы мать могла спокойно пастись, у вапити развилась система взаимного присмотра за малышами: одна‑две самки охраняют всех оленят, пока остальные разбредаются в поисках корма, столь необходимого им для восстановления сил.

 

 

Запятнанные на всю жизнь

 

Почти все олени появляются на свет с пятнами на теле, но когда они вырастают, окраска их шерсти меняется, становясь сплошь белой, шоколадно‑коричневой, песочно‑коричневой или серовато‑коричневой, нередко с четкими белыми отметинами. Исключение из этого правила составляют аксис (вверху), некоторые лани (слева) и пятнистый олень (справа вверху и внизу). Они сохраняют пятна на протяжении всей жизни.

Аксис, уроженец Индии и острова Шри‑Ланка, выделяется еще одной особенностью – отсутствием определенного периода размножения. У большинства остальных видов один раз в году бывает гон, длящийся около двух месяцев, но самки аксиса готовы к зачатию круглый год, и потому новорожденных оленят можно увидеть в любое время. И точно так же весь год в популяции имеются самцы с твердыми рогами, что, по‑видимому, совпадает с готовностью самца к спариванию.

^{Существует 13 признанных подвидов пятнистого оленя, и все они происходят из восточной Азии. Японский пятнистый олень (справа) в большом числе встречается в своих родных лесах и парках, где он единственный аборигенный олень. Он продемонстрировал большие способности к акклиматизации всюду куда его ввозили, в том числе в Новой Зеландии, Европе и Америке. Но тайваньский пятнистый олень (внизу) – островной подвид. Ранее изобиловавший на Тайване, он теперь практически исчез, в результате усиленной охоты, которой подвергался из‑за мяса и неокрепших рогов (пантов).}