Глава 1. Соленую воду не украдешь, или Откуда мы знаем о кельтах

Анна Мурадова

Кельты анфас и в профиль

 

 

Кто такие кельты?

 

Светлой памяти моего учителя Виктора Павловича Калыгина, выдающегося ученого, который умел рассказывать о кельтах не только серьезно

 

Как‑то раз в московском автобусе, крепко застрявшем в пробке, ехали два студента. Сперва они говорили о компьютерах и технических новинках, а потом один из них, с дредами и необъятным рюкзаком цвета хаки, ни с того ни с сего сказал:

– А знаешь, я хочу себе татуировку на плече сделать.

– М‑м‑м, а какую? – не очень‑то заинтересованно спросил его собеседник.

– Какой‑нибудь кельтский узорчик. Люблю все кельтское.

Далее на некоторое время воцарилось молчание, после чего будущему обладателю татуировки был задан вопрос:

– Слушай, а кельты это вообще кто? Задумчиво почесав дреды, молодой

человек не очень уверенно объяснил приятелю:

– Это типа викингов, только в юбках.

Наверное, более емкого и интересного определения мне, специалисту‑кельтологу, слышать не доводилось. Впрочем, растерянность юноши более чем понятна. О кельтах сейчас, наверное, слышал каждый. А уж кельтская музыка в последние десять лет приобрела феноменальную популярность. При этом найдется не очень‑то много народов в Западной Европе, о которых рассказывают такое количество небылиц с античности до наших дней. Особенный, можно даже сказать, не очень здоровый интерес вызывают друиды – жрецы древних кельтов. Лет тридцать назад наши родители передавали из рук в руки самиздатовский «гороскоп друидов», где каждому знаку зодиака соответствовало какое‑то дерево со своим особым характером. Помнится, моим деревом было фиговое, и, по малолетству неправильно поставив ударение в его названии, я ужасно расстроилась. А зря: гороскоп был самой настоящей фальшивкой, а уж инжиром друиды точно не баловались, так как кельты обитали в основном в зоне умеренного климата, и только небольшая их часть добралась до Малой Азии.

Отчего‑то друидов крепко полюбили эзотерики всех стран и народов. Тайное друидическое знание снисходит на них с завидной регулярностью, и ежегодно на полках книжных магазинов появляются новые сочинения, в которых древние кельты становятся потомками жителей Атлантиды, строителей Вавилонской башни, а то и – чего уж мелочиться? – инопланетян. Не так давно мне рассказали о русском целителе, который изобрел «друидотерапию», то есть лечение болезней с помощью деревянных чурбачков и пней. К реально существовавшим друидам этот метод лечения не имеет никакого отношения, но слово‑то какое завлекательное! И вполне возможно, легкие нервные расстройства действительно можно вылечить с помощью красивых слов и симпатичных пеньков. Но бывают и более тяжелые случаи.

Как‑то позвонил мне один коллега по научному цеху. После обсуждения рабочих моментов он рассказал, что собирался сдавать экзамен на водительские права, и ему было необходимо получить справку из психоневрологического диспансера. В подобном заведении он оказался впервые и был поражен выставкой творчества пациентов этого лечебного заведения. Первым, что он увидел, была весьма талантливая картина, изображавшая друидов в зеленой роще…

Несмотря на огромный интерес ко всему кельтскому, о кельтах и их культуре российскому читателю известно, увы, довольно мало. Поэтому я и пишу эту книгу. В ней постараюсь рассказать то, что известно об истории кельтских народов, их верованиях, жизни и быте, их языках. Разумеется, в одной книге охватить все, что известно о кельтах, древних и современных, невозможно. Да и строгого порядка изложения исторических событий от нее ждать не следует.

Это не научное издание, поскольку адресована книга в первую очередь тем, кто задается вопросом «кто же такие кельты?» и не собирается углубляться в дебри науки под названием «кельтология». Но именно этих читателей я постараюсь предостеречь от того, чтобы в поисках ответа на свой вопрос увлечься захватывающими историями фантазеров, ищущих ответы вдали от реальности и далеко за пределами здравого смысла. Поэтому не удивляйтесь, если иные вопросы останутся без ответов, а за таинственным фасадом кельтской мистики неожиданно обнаружится такая приземленная штука, как борьба за богатство и власть, нездоровая конкуренция и прочее.

Но научные факты и живое общение с представителями кельтских народов, на мой взгляд, гораздо интереснее завиральных псевдонаучных гипотез и эзотерических фантазий. Впрочем, каждому свое.

 

Часть первая

 

Глава 7. Женский вопрос

 

Про королей я рассказала, но ведь были еще и королевы. А еще – просто знатные влиятельные дамы, а также прорицательницы и так далее. Многие историки считают, что в кельтском обществе женщины пользовались такой свободой, которая была редкостью даже для древнего мира, а уж о Средних веках и говорить нечего. После принятия христианства и переосмысления общественных отношений свобода женщин и в Галлии, и в Британии, и в Ирландии была ограничена, но по‑прежнему положению тамошних дам могли бы позавидовать многие феминистки девятнадцатого столетия.

Некоторые историки пишут даже о так называемом кельтском матриархате, но это все же преувеличение: чаще всего у кельтов, как и у других народов, власть доставалась мужчинам. Но королева, правящая племенем или стоящая во главе войска, никого не шокировала. А вот о друидах женского пола, занимавших какие‑либо высокие посты, история не сохранила упоминаний, и об их наличии мы не знаем. Хотя, конечно, это не помешало художественным фантазиям о друидессах – взять хотя бы оперу Винченцо Беллини «Норма». Опера, конечно, великолепная, но кельтологи на нее не ходят: уж очень смешно, а за громкий хохот из вала могут выгнать. Очень хорошо об этой опере написал уже упоминавшийся Гельмут Биркхан, и я не удержусь от очередной цитаты:

«Когда в 1831 году в Милане поднялся занавес и началось первое действие «Нормы» Беллини, зрители оказались в священной роще друидов. Камень и дуб друидов были, естественно, посвящены богу (!) Ирменсулю (читатель, уже знакомый с религией галлов, тоже сочтет такое божество как минимум странным. – А. М.). Жрица этого «бога» носила абсолютно абсурдное верхненемецкое имя Адальджиза (Адальгиза), а подруга жрицы и провидицы Нормы именовалась, соответственно, Клотильдой. Очевидно, либреттист Феличе Романи не слишком хорошо ориентировался в кельтском мире!» От себя добавлю: само имя Норма тоже какое‑то уж очень некельтское…

Как бы то ни было, но женщины‑прорицательницы существовали и, вполне возможно, играли не последнюю роль в жизни общества. Однако домыслы и догадки в нашу задачу не входят. Остановимся на том, что известно и засвидетельствовано. О том, как обстояли дела с положением женщин в древней Галлии, мы знаем из произведений античных авторов. Плутарх в своем сочинении «О доблести женщин» пишет, что кельтские дамы были настолько влиятельными, что могли выносить решения по вопросам войны и мира. Известны имена женщин‑полководцев. Самая знаменитая из них – Боудикка, правительница бриттского племени икенов, обитавших на восточном побережье острова Британии, в 60–61 гг. н. э. возглавила антиримское восстание. Ее имя переводится как «победоносная», хотя военная удача ей сопутствовала не всегда.

Началась ее история с того, что она стала женой царя Пратсотага или Прасутага, как называет его римский историк Тацит. После смерти мужа царица сама стала править икенами, и вот тут‑то и начались большие неприятности. Покойный Пратсотаг перед смертью завещал свое царство римскому императору, полагая, что представители римской администрации будут на его стороне и поддержат двух его дочерей, которые, по замыслу царя, и должны были управлять его народом. Отметим тут же, что для бриттов, как и для других кельтов, сама мысль, что власть можно завещать дочерям, а не родственникам мужского пола, была вполне естественной и ни у кого из местных не вызывала вопросов. Римляне, видимо, не настолько либерально относившиеся к женщинам, власти дочерей правителя не признали. Они немедленно конфисковали земли у местной знати и жестоко поглумились над вдовой и дочерьми царя. Девушек изнасиловали, а саму Боудикку высекли плетьми. Такого обращения женщины не стерпели, и Боудикка возглавила восстание против римлян. Вот как Тацит рассказывает о ее пламенных речах:

«Боудикка, поместив на колеснице впереди себя дочерей, когда приближалась к тому или иному племени, восклицала, что британцы привыкли воевать под предводительством женщин, но теперь, рожденная от столь прославленных предков, она мстит не за потерянные царство и богатства, но как простая женщина за отнятую свободу, за свое избитое плетьми тело, за поруганное целомудрие дочерей. Разнузданность римлян дошла до того, что они не оставляют неоскверненным ни одного женского тела и не щадят ни старости, ни девственности. Но боги покровительствуют справедливому мщению: истреблен легион, осмелившийся на битву; остальные римляне либо прячутся в лагерях, либо помышляют о бегстве. Они не выдержат даже топота и криков столь многих тысяч, не то что их натиска и ударов. И если британцы подумают, сколь могучи их вооруженные силы и за что они идут в бой, они убедятся, что в этом сражении нужно победить или пасть. Так решила для себя женщина; пусть же мужчины цепляются за жизнь, чтобы прозябать в рабстве» (Тацит, Анналы, 35).

Разумеется, после такого обращения мужчины хватались за оружие. К тому же Боудикка обращалась не только к простым смертным, но и к местной богине Андрасте. По мнению историков, для современников это могло означать, что царица и богиня – это два воплощения одной сущности. По описаниям античных историков эта женщина производила сильное впечатление: высокий рост, громкий голос, устрашающий облик, густые ярко‑рыжие волосы, достигавшие бедер, – чем не богиня войны? Захватывая римские города, бритты мстили, зверски издеваясь над римскими женщинами, платя за унижение предводительницы, в потом совершали жертвоприношения богине Андрасте. Однако через некоторое время восстание было подавлено, а Боудикка приняла яд, чтобы не сдаваться на милость победителям, которые уж точно бы не сделали с ней ничего хорошего.

Еще одна героическая бриттская женщина – это Картимандуя, царица бригантиев, самого многочисленного и могущественного племени во всей Британии. В 51 году она сумела захватить в плен царя Каратака, предводителя антиримского восстания, и передала его римлянам. Воинственная Картимандуя решила оставить своего мужа, царя Венутия. Венутий, между прочим, был не каким‑нибудь рохлей‑подкаблучником, а вполне себе могущественным правителем, который то опирался на римлян, то выступал против них. Но по причинам, которые нам остались неизвестными, царица предпочла мужу его же бывшего оруженосца Веллоката. Думаете, после этого она потеряла трон и все такое? Нет, все произошло с точностью до наоборот: Веллокат стал царем бригантиев!

Венутий, разумеется, оказался недоволен таким поворотом событий, в результате чего разгорелась гражданская война между двумя мужьями и заодно между сторонниками и противниками Рима. Большая часть бригантиев выбрала сторону Венутия. Тогда царица (а решения, по всей видимости, принимала в первую очередь она) призвала на помощь римские когорты, которые поддержали ее, но нанести окончательное поражение Венутию не смогли.

Кстати или нет, но вспомнился анекдот: к бензоколонке подъезжает большая черная машина, в ней – президент страны и его жена. Немолодой работник бензоколонки заправляет машину.

– Привет! – говорит ему жена президента.

– Это кто такой и откуда ты его знаешь? – удивляется президент.

Жена отвечает:

– Это мой бывший поклонник, я ходила с ним в кино до того, как встретила тебя.

За бензин уплачено, машина отъезжает.

– Ты сделала правильный выбор, дорогая, – рассуждает президент, – а то была бы женой работника бензоколонки!

– Нет, – уверенно отвечает его супруга, – если бы я его не бросила, он бы был президентом!

Примерно так и обстояли дела у древних бриттов.

Власть доставалась мужу царицы, и кто в данный момент являлся ее мужем, тот и считался царем. А кто будет мужем – решала она сама. И хотя бригантии были недовольны тем, как повела себя Картимандуя, они, по всей видимости, осуждали ее не за свободный выбор мужа, а за сговор с римлянами. Для древних бриттов, ирландцев, а возможно, и для остальных кельтов сама идея того, что королем можно стать, женившись на королеве, была вполне приемлемой, если не сказать – естественной.

Как считают специалисты по истории и мифологии кельтских народов, царица или королева считалась живым воплощением страны, которой она управляла, и стать ее мужем значило сочетаться мистическим браком с подвластной страной. Так что гражданская война за право быть супругом женщины‑страны – вполне понятная ситуация. Но исторических примеров подобного рода немного. А вот в произведениях древнеирландскои литературы женщина‑власть встречается не раз.

Самый яркий образ женщины‑власти – это королева Медб, повелительница Коннахта, один из главных персонажей цикла ирландских саг под названием «Похищение быка из Куальнге». Легендарная королева – властная, своенравная, мудрая и безжалостная, по замыслу записавших эти легенды монахов, вроде бы должна вызывать осуждение (как‑никак кровопролитную войну начала), но отчего‑то вызывает восхищение. Возможно, до принятия христианства идеальная королева должна была быть похожей на Медб.

Интересно, что легендарная королева при всех своих боевых качествах не была эдаким «мужиком в юбке» (м‑да, когда говоришь о кельтах, это выражение вообще теряет всякий смысл, но вы меня поняли). Она женственна, но это не покорная женственность, не трогательная беззащитность и не безропотное подчинение; это что‑то другое: пьянящая сила, с которой можно слиться, но не присвоить себе. При этом такая женщина не потерпит рядом с собой мужчину‑слабака. Вот как говорит об этом сама Медб:

«Если бы мой муж был боязливым, наш союз был бы неравным, ибо я сама бросаюсь в битву и поединки. Позор для жены, если она смелее собственного мужа, но нет позора, если они оба смелы».

Как пишет историк Григорий Бондаренко: «Имя королевы Медб можно было бы с определенной долей стилизации перевести на русский как «медвяная»… Конечно, речь здесь идет о пьянящем медовом напитке, известном в свое время и на Руси. Вероятно, имя королевы было связано с определенным ритуалом подношения медового напитка королю, ритуалом, включавшим также брачный союз короля с подносившей ему мед королевой‑богиней».

И если кто‑то из мужей называл Медб «моя богиня», то это было ни в коей мере не патетическое преувеличение. А мужей у нее, согласно легенде, было четверо – разумеется, последовательно, а не одновременно. Причем трое из них стали королями Коннахта лишь благодаря этому браку.

Но не надо думать, что это исключительно ирландское изобретение: исследователи сравнивают ирландские саги с древнеиндийской литературой. В знаменитой «Махабхарате» упоминается царевна Мадхави, чье имя тоже можно перевести как «медвяная». У нее также было четверо мужей, и все четверо стали царями. Исследователи считают, что ирландская и индийская литература сохранили в этих ярких образах память о древнем обычае передачи власти от женщины мужчине, достойному такого дара.

Правда, жить с такой женщиной достойнейшему из достойных было трудновато: Медб считала себя свободной от такого, казалось бы, традиционного обязательства, как супружеская верность.

Но одно дело – царица, королева и тем более вымышленный персонаж, а что можно сказать об обычных женщинах? По всей видимости, независимо от положения в обществе, кельтские женщины пользовалась такими же (или почти такими же) правами, как и мужчины. Я говорю об этом с некоторой осторожностью, так как за всех женщин всех племен, которые мы считаем кельтскими, не поручусь. Более или менее достоверно нам известно положение женщин в Ирландии в раннем Средневековье, и на основании этого можно лишь предполагать (но не утверждать!), что и у галлов, и у бриттов, и у кельтиберов и т. д. дела обстояли примерно так же.

О положении ирландских женщин нам известно из сборников законов, согласно которым женщина наравне с мужчиной могла заключать договоры от своего имени, обращаться в суд, наследовать имущество. Женщине, как и мужчине, полагался выкуп за нанесенное оскорбление и определялась «цена чести» – в зависимости от ее общественного положения. Женщины имели право не только выбирать себе мужа, но и разводиться по собственной инициативе, а после развода – возвращать свое имущество, которое в браке считалось общим для обоих супругов. По свидетельствам античных авторов, точно так же могли выходить замуж и разводиться галльские женщины. Одобряемых обществом причин для развода было много: например, если муж не мог исполнять супружеский долг или был слишком толстым и неуклюжим в супружеском деле. Если же мужчина не мог иметь детей, то женщине позволялось общаться с другими мужчинами в целях продолжения рода, а потом возвращаться к супругу, который по закону считался отцом ребенка. Развод одобрялся и в случае, если мужчина был излишне болтлив и рассказывал о своей жене то, что другим знать не полагалось. Так что мужьям – хочешь, не хочешь – надо было соответствовать определенному уровню. Правда, и они смело могли требовать развода, если жена изменяет, избавляется от нежеланного прибавления в семействе, ворует, если она не может выкормить ребенка молоком или плохо выполняет хозяйственные обязанности.

И если уж речь зашла о браке, то не лишним будет упомянуть, что те же ирландские законы признавали десять одобряемых разновидностей сожительства. Выходить замуж женщине разрешалось с 14 лет, и она могла выбирать любой вариант брака. Все десять перечислять не стану – в основном разница в том, кому принадлежала собственность в браке, остановлюсь лишь на самых любопытных. Например, был так называемый «союз с приходящим мужчиной», что‑то вроде того, что в наши дни условно называется гостевым браком, когда мужчина время от времени приходит к женщине с разрешения ее родственников. Правда, согласие рода на общение женщины с мужчиной было не обязательным. Вполне законным считался брак, при котором женщина уходила к мужчине без разрешения родственников, и брак, при котором женщину тайно от родственников похищал возлюбленный. Возникает вопрос – а что же тогда осуждалось законом? Противоестественным считалось изнасилование, за которое полагалось серьезное наказание, и союз двух умалишенных. И хоть это специально не оговаривалось, но для современного читателя, наверное, нужно уточнить, что в ирландских законах речь идет только о союзе мужчины и женщины. Что бы там ни говорили античные авторы по поводу галлов и бриттов, но однополые браки законами не допускались, и речи о них вообще не шло. А вот многоженство, по всей видимости, практиковалось. По мнению историков, изучающих средневековые ирландские генеалогии, представители королевских семей и другие высокопоставленные лица благородного происхождения были отцами стольких сыновей, что одна жена при всем желании и старании не смогла бы их родить.

Хотя как считают историки, несмотря на равные права в теории, на практике ведущую роль в обществе играли мужчины: как это бывало в любом обществе во все времена – одно дело иметь права и другое – или воспользоваться. И тем не менее, как мы уже видели на примере бриттских цариц, кельтские женщины мало в чем уступали мужчинам и наравне с ними бросались в бой. В Ирландии только в VII веке, когда христианство уже прочно укоренилось, в сводах законов появился запрет для представительниц так называемого слабого пола участвовать в сражениях. Этот запрет нам известен благодаря «Закону Адомнана», где в довольно мрачных тонах описывается женщина‑воительница недавнего прошлого:

«Вот работа, которую должна была исполнять лучшая женщина, – идти в битву, на поле битв, на собрания и в военный лагерь, на поединок и в ополчение ранить и убивать. На одном плече она несет сумку с едой, а на другом – свое дитя. Деревянное копье висело у нее за спиной. Тридцати футов длиной было оно, на одном конце его помещался железный крюк, которым она хватала за волосы другую женщину из войска противников. Ее муж стоял за ней и держал в руках палку, подгоняя жену в битву. Ибо в то время головы женщин и две их груди брали как трофеи». По мнению Григория Бондаренко, преувеличений в этом мрачном описании не так уж много, сомнение у историка вызывает только муж‑подкаблучник, который робко тыкает палочкой в жену, чтобы та пошустрее добывала трофеи. Конечно, ирландские воины мужского пола были и сами не робкого десятка, но о них – в следующей главе.

Говоря о свободных нравах и правах женщин, нужно сделать одну существенную оговорку: действие законов распространялось только на свободных людей: рабынь могли купить и продать, и хозяин не спрашивал, хочет ли она стать его возлюбленной или он ей не по сердцу. Рабами и рабынями изначально были пленные чужеземцы или несостоятельные должники. Бывало, что бедные родители вынуждены были продавать в рабство своих детей, так как не могли их прокормить. Так что равенство равенством, но всегда находился кто‑то, кому о правах мечтать не приходилось.

На этом рассказ о женщинах закончим: надо и о мужчинах рассказать.

 

Часть вторая

 

Часть третья

 

Глава 19 или, скорее, предисловие к третьей части. Малые народы, и их большие трудности

 

Когда я училась в университете в бретонском городе Ренне, мы, студенты департамента бретонского и других кельтских языков, часто собирались в кафетерии напротив главного входа. К нашей пестрой компании однажды присоединилась улыбчивая восторженная американка, только что приехавшая в Европу по одной из бесчисленных программ обмена.

– Как это здорово, – щебетала она, – что здесь собрались мы все! И англичане, и французы, и даже одна русская!

Внезапно наступила не то что неловкая, а даже какая‑то угрожающе‑мрачная пауза.

Потом один из юношей гордо отставил чашку кофе и с достоинством произнес:

– Ты еще здесь не очень освоилась, поэтому советую запомнить. Я не англичанин, а ирландец!

Часть третья

– А я шотландка! – не менее гордо добавила его соседка.

– А я – валлиец! – эхом отозвался темноволосый юноша напротив нее.

– Что касается меня, – чуть более миролюбиво сказала полная девушка в фиолетовом свитере, стоявшая рядом со мной, – то я не француженка, а бретонка.

Американская студентка не на шутку смутилась, покраснела и, ища поддержки, повернулась ко мне:

– Ну хоть ты‑то русская?..

Никакой морали из этого эпизода следовать не будет. Несчастная американка при всем желании не могла бы с первых дней пребывания в Европе научиться отличать ирландца от англичанина и тем более бретонца от француза. Больше она к нашему столику близко не подходила, и, по‑моему, мы все ее зря тогда обидели. Молодые были, глупые и злые.

К тому же каждый за неимением более серьезных достижений гордился принадлежностью к своему древнему и великому – в старые времена, а не сейчас – народу. А сейчас… вот про то, что в наши дни происходит с кельтскими народами, и будет следующая часть этой книги. В отличие от первой, в которой речь шла о научном взгляде на кельтов, и второй, где мы галопом пробежались по истории кельтских стран от Средних веков до Нового времени, третья будет просто набором кратких очерков. Для того чтобы как следует рассказать об истории, языке, быте и нравах каждого из кельтских народов, не то что части книги, целой книжной полки мало будет. Поэтому то, что последует далее, – просто беглые, ни на что не претендующие зарисовки.

Снова прошу прощения у читателя за то, что бретонцам будет уделено чуть больше внимания, чем остальным народам. Во‑первых, я специалист по бретонскому языку и потому знаю этот народ лучше других, а во‑вторых – о бретонцах у нас известно меньше всего. Не грех будет этот пробел восполнить.

Поэтому вместо того, чтобы начать рассказывать о каждом из народов по отдельности и вынужденно повторять одно и то же на тему «сейчас культура и язык этого самобытного народа под угрозой», на примере бретонцев расскажу о том, как же именно в нашем непростом и многообразном мире умудряются существовать народы, потерявшие государство, статус независимой нации и частично свой язык.

В западноевропейской научной литературе существует понятие, которое по‑английски называют identity и которое довольно сложно перевести на русский язык, – это и осознание своего «Я», и понимание своего места среди других людей, и принадлежность к какой‑то группе, прослойке общества, национальности и так далее. И считается, что самое трудное для представителя малого (или, как у нас одно время политкорректно говорили, малочисленного) народа – сохранить это самое identity. Иногда возникает вопрос – а зачем его сохранять? Что в этом такого ценного? Не пощупать это самое identity, ни съесть, ни купить, ни продать… Может быть, и не надо забивать себе голову подобными абстрактными понятиями?

Но почему же тогда, стоит только уехать на чужбину, оторваться от корней, и через некоторое время как‑то особенно остро начинаешь осознавать, что ты – это часть народа (непременно великого, непременно древнего и обладающего большим набором достоинств, отсутствующих у представителей других народов напрочь)? Почему, например, некоторые русские, живущие в США или странах Западной Европы, нет‑нет, да и пожалуются, что иногда тянет по‑домашнему посидеть‑поболтать на кухне, а не с кем… Что вокруг в общем‑то хорошие доброжелательные люди, но… как сказать‑то? Не по‑нашему улыбаются, не по‑нашему дружат, нет в них, знаете ли, этой особой русской душевности, которую и словами‑то определить не выйдет, ну вы все равно поняли, о чем речь, ведь правда? Примерно так же опишет свои ощущения затерявшийся в каменных джунглях нынешней Москвы приезжий из ближнего зарубежья, и почему‑то вдруг ему взгрустнется по родному городу, селу, по обычаям и традициям, от которых, казалось бы, с такой радостью сбежал, по певучести родного языка… Почему так случается?

Прежде чем я постараюсь ответить на этот вопрос, расскажу про то, как я познакомилась с бретонцами. А читатель, возможно, уже по ходу дела сделает какие‑то выводы.

Возможно, даже в чем‑то и себя узнает. Но перед этим – еще одна коротенькая история про identity.

Рассказывают, что еще в советское время футбольная команда «Арарат» выиграла какой‑то важный международный матч. Все бы хорошо, но армяне всего мира были в шоке, когда британские газеты принялись на все лады расхваливать выдающуюся и гру русских футболистов. Читали бедные армяне и хватались за голову: играли мы, а выиграли русские.

Поэтому не спешите обращаться к вашему собеседнику‑британцу, даже не обладающему звучной фамилией на Мак или на О', со словами «Вы, англичане…». Могут не понять и обидеться. Впрочем, случается и так, что своей национальности стыдятся и всячески ее скрывают, а уж о владении своим «маленьким» языком вообще помалкивают. Со стороны это выглядит странным, даже диковатым, но тому есть веские причины. Как же так? А вот как.

 

Что еще почитать о кельтах?

 

Вот книга и закончилась. Автор прекрасно понимает, что она далеко не полная и многого в ней нет. Но на энциклопедию жизни кельтов во всех странах и во все времена я и не замахивалась. Моя задача была более скромной: заинтересовать читателя и заодно развеять некоторые мифы.

Что‑то попросту в эту книгу не поместилось, что‑то пришлось оставить за кадром, чтобы не влезать в детали, а о чем‑то так хорошо написали другие, что просто нет смысла помещать сюда сокращенный и не известно удачный ли пересказ. Поэтому для тех, кто хочет почитать о кельтах еще что‑то, помещаю краткий обзор полезных книг, которые были изданы на русском языке.

О туристических красотах, о фольклорных праздниках и кулинарных пристрастиях современных кельтов можно прочитать в красочных и интересных путеводителях по Ирландии, Шотландии и так далее. Там же можно найти факты из серии «Это интересно» и ответы на пикантные вопросы типа «Носят ли шотландцы нижнее белье под килтом?».

Для тех, кому интересны древние кельты во всей красе с точки зрения истории, археологии и лингвистики, написана книга, которая так и называется – «Кельты». Ее автор – Гельмут Биркхан, и цитаты из нее я неоднократно здесь приводила. Читается она легко, так как, несмотря на серьезное содержание, написана простым языком. Есть еще книга с более наукообразным названием «Кельтская цивилизация», которую составили Кристиан Гюионварх и Франсуаза Леру (это не четыре человека, а два, и притом муж и жена, бывшие преподавателями второго Реннского университета).

Тем, кто интересуется кельтскими языками и не убоится академического стиля изложения, всячески рекомендую прочесть книгу В. П. Калыгина и А. А. Королева «Введение в кельтскую филологию».

Если вам интересны ирландские саги, то к вашим услугам несколько сборников, которые переводили сначала А.А.Смирнов, потом С. В. Шкунаев, позже – Т. А. Михайлова и Н. А. Николаева‑О'Шей. Все эти переводы по‑своему интересны, поэтому выбрать лучший невозможно. Ирландскую монастырскую поэзию у нас тоже переводили весьма удачно – всех, кто этим занимался, и не перечислишь.

Средневековой валлийской прозе не так повезло. Повести, объединенные общим названием «Мабиногион», переводились на русский язык не единожды, но при всей литературной красоте переводов точными их назвать нельзя. Поэтому ни один из них рекомендовать не буду, а тем, кто владеет английским, советую найти перевод на этот язык. Валлийскую же поэзию (как и некоторые произведения ирландской) прекрасно перевел петербургский поэт Николай Сухачев, которому помогал кельтолог Александр Фалилеев.

Что же касается шотландской поэзии и прозы, то тут просто глаза разбегаются. Все мы с детства помним стихи про крошку Вилли Винки и «мою лошадку пони зовут Малютка Грей». Поэтому перечисление всех‑всех переводов (как с шотландского языка, так и с местного варианта английского, который называют «скоте») не имеет смысла.

Бретонская литература у нас переводилась мало, некоторые сказки можно встретить в сборниках типа «Сказки народов Франции». Ваша покорная служанка, надеясь восполнить этот пробел, перевела и опубликовала два сборника сказок и легенд.

Вот вроде бы и все. Тем же, кто считает научную литературу занудством, остаются такие простые житейские радости, как виски, пиво, футбол, регби, бретонские блины из гречневой муки, сидр и, конечно же, кельтская музыка и зажигательные танцы.

 

Благодарности

 

Я благодарю этнографа и журналиста Льва Минца за помощь в поисках кельтов, филолога Елену Ларину за красочные рассказы об Уэльсе и валлийских бардах, историка Нину Чехонадскую, которая блестяще перевела на русский язык произведение святого Тильды и книгу Гельмута Биркхана «Кельты», историка Григория Бондаренко, отрывки из книг которого я частично пересказала и немного процитировала в первой части, историка Иосифа Зая за интересные идеи и анекдот про армянских футболистов.

 

[1]  Рипейские горы – условное понятие античных географов: водораздел, отделяющий южные реки Европы от северных. Впоследствии это название перенесено на Уральские горы.

 

[2] Звездочка перед словом или его частью означает, что такое слово (или его часть) нигде в текстах не встречается, но путем сопоставления различных засвидетельствованных в разных языках слов мы смогли его восстановить и знаем, что оно означает. Например, в русском языке не сохранилось слово «пех», обозначавшее часть тела, которую мы называем ногой, но сохранились слова «пехота», «пеший» (с чередованием согласного), «пешком» и так далее. Поэтому если я захочу рассказать, что такое слово было, но не сохранилось, я обозначу его так: *пех.

 

[3] Сидами в Ирландии называли королевства потустороннего мира; часто народная фантазия располагала сиды внутри пустых холмов. Обитателей этих королевств тоже называли сидами.

 

[4] Я очень и очень упрощаю. Разумеется, речь идет только об исконных словах (заимствования из латинского и более поздние – из английского, французского и других языков – не в счет). И на самом деле различия между гойдельскими и бриттскими языками к р и q не сводятся. Но для тех, кому интересно разобраться в этом как следуют, существует научная литература и энциклопедии. А это книжка популярная, так что придется очень многое оставить за кадром.

 

[5] Здесь лежит Артур, король в прошлом и король в грядущем (лат.).

 

[6] Вот уж чего я не могла себе позволить – это обратиться к преподавателю просто по имени, хоть это и принято среди бретонцев, так и хотелось обратиться по имени и отчеству. Что я иногда и делала в письмах, где без обращения не обойтись. Так мой тамошний научный руководитель Гвендаль Денез стал Гвендалем Петровичем, а за глаза – просто Петровичем. И только когда я сама стала преподавателем и защитила диссертацию, смогла перейти на «ты» и называть его по имени. Разница культур, что поделаешь…

 

Анна Мурадова

Кельты анфас и в профиль

 

 

Кто такие кельты?

 

Светлой памяти моего учителя Виктора Павловича Калыгина, выдающегося ученого, который умел рассказывать о кельтах не только серьезно

 

Как‑то раз в московском автобусе, крепко застрявшем в пробке, ехали два студента. Сперва они говорили о компьютерах и технических новинках, а потом один из них, с дредами и необъятным рюкзаком цвета хаки, ни с того ни с сего сказал:

– А знаешь, я хочу себе татуировку на плече сделать.

– М‑м‑м, а какую? – не очень‑то заинтересованно спросил его собеседник.

– Какой‑нибудь кельтский узорчик. Люблю все кельтское.

Далее на некоторое время воцарилось молчание, после чего будущему обладателю татуировки был задан вопрос:

– Слушай, а кельты это вообще кто? Задумчиво почесав дреды, молодой

человек не очень уверенно объяснил приятелю:

– Это типа викингов, только в юбках.

Наверное, более емкого и интересного определения мне, специалисту‑кельтологу, слышать не доводилось. Впрочем, растерянность юноши более чем понятна. О кельтах сейчас, наверное, слышал каждый. А уж кельтская музыка в последние десять лет приобрела феноменальную популярность. При этом найдется не очень‑то много народов в Западной Европе, о которых рассказывают такое количество небылиц с античности до наших дней. Особенный, можно даже сказать, не очень здоровый интерес вызывают друиды – жрецы древних кельтов. Лет тридцать назад наши родители передавали из рук в руки самиздатовский «гороскоп друидов», где каждому знаку зодиака соответствовало какое‑то дерево со своим особым характером. Помнится, моим деревом было фиговое, и, по малолетству неправильно поставив ударение в его названии, я ужасно расстроилась. А зря: гороскоп был самой настоящей фальшивкой, а уж инжиром друиды точно не баловались, так как кельты обитали в основном в зоне умеренного климата, и только небольшая их часть добралась до Малой Азии.

Отчего‑то друидов крепко полюбили эзотерики всех стран и народов. Тайное друидическое знание снисходит на них с завидной регулярностью, и ежегодно на полках книжных магазинов появляются новые со