Сотня миль, что отсутствовала между нами.

гладил её черные волосы, чувствуя приятное тепло в душе, от того что мой черный котёнок наконец-то рядом со мной.

 

— Знаешь, довези меня до Дома на Выжженной равнине, а сама отправляйся домой, — сказал я, не выпуская её из своих объятий.

 

— Но зачем? — наивно спросила она, хотя знала ответ заранее.

 

— Я не могу бросить своего друга, ни при каких обстоятельствах. Ты ведь рассказывала мне, то что видела разбившуюся машину, но в салоне никого не было.

 

— Да, а ещё машина дымилась. Но на чем же вы уедете домой? — отодвинувшись от меня, но глядя в мои глаза, спросила девушка. Они начинали наливаться слезами.

 

— Мы её починим, ведь я автомеханик. Я всё помню.

— Но почему ты решил что он в там? — словно бы поверив предыдущим моим словам, спросила она.

— Если его там не будет — мы поедем домой, хорошо?

— Но ты посмотри на себя! Ты весь грязный от крови, повсюду синяки, а что если тебя там ждёт опасность? — дрожащим голосом продолжала она.

 

В небе над нами прогремел гром.

 

— Дождь смоёт кровь.

 

Да. Она не знала ничего о тех ужасах, что творились на Равнине, но у неё было очень сильное предчувствие. Да и какое предчувствие? Всё и так понятно, когда перед тобой стоит израненный человек и не признаётся, каким боком он эти травмы получил. Я почувствовал, как на кончик носа упала первая освежающая капля. Я усмехнулся, поняв, что не помню, как добрался от машины до озера.

 

Девушка накинулась на меня с объятиями, и я почувствовал, как из глаз пошли слёзы. Я нашёл её. Она нашла меня. Кто-то бы, возможно, бросил бы Дона погибать здесь, заранее сочтя его мёртвым, удрав с любовью всей своей жизни, объяснив это тем, что это был единственный разумный выход, либо умрёт он один, либо мы втроём. Но не я. Для меня этот сукин сын будет мёртв только тогда, пока я не размажу Громового человека об кирпичную стену. Я сделаю это хотя бы потому что именно я ввязал Дона во всю эту передрягу.

 

Это была ненормальная любовь. Как любовь с первого взгляда, только взгляд далеко не первый, как мне казалось. Я окончательно запутался, но знал, что люблю её. И я был благодарен Провиденью, что оно подарило мне любовь хотя бы на эти часы, что могли быть последними в моей жизни.

 

— Ангел, прости, но так надо.

— Я пойду с тобой! Раз я везу тебя — то я буду рядом, тебе понятно?! — ударяя мою грудь своими маленькими кулачками, кричала на меня она.

 

А я, почему-то, был счастлив.

 

— Я боюсь, что тебе тоже достанется.

— Пожалуйста, пойми, что если ты так оставишь меня — снова одну, в неведении, что там с тобой происходит — то я сойду с ума. А если я тебя потеряю…То я хочу умирать рядом с тобой!

 

Девушка вновь обняла меня, и я заплакал, стараясь не подавать этому виду. Над озером сверкнула молния, я схватил её за руку и повёл к машине. Какое-то воспоминание резко мелькнуло в моей голове.

 

Когда я держал её так же, и я понимал, что должен охранять этого Ангелочка.

 

Она села за руль, а я нащупывал за пазухой свой револьвер.

 

— Милый, я тут бумаги у тебя дома нашла… — медленно проговорила девушка, подавая мне прямоугольный лист.

 

Прочитав лишь первые слова, адрес, и найдя своё имя, я понял, что унаследовал этот дом от своих погибших родителей…. Но ведь получается, что Громовой человек на самом деле не имеет к этому месту никакого кровного отношения? И так вот о какой главной бумаге говорил тот человек, что передал нам этот дом, а потом спешно скрылся? Теперь всё встало на свои места. Теперь я определённо должен был расставить все точки над и. Ибо так всё будет действительно по справедливости.

 

Теперь я понимал, как я смог провести над собой обряд по стиранию памяти, ведь я родился на этой проклятой земле.

 

Но меня уже не волновали эти части головоломок, что так быстро сошлись воедино. Я переживал за Дона, и за то, что мне придётся всеми способами стараться прикрывать свою подружку. Я поднял глаза с завещания, и увидел через лобовое стекло, какие тёмные над нами нависли тучи.

 

— Едем ко мне домой, милая. В мой семейный особняк на Выжженной равнине.

 

Девушка вдавила педаль газа в пол. И мы отправились на встречу с судьбой. Навстречу чёрным тучам.

 

Кровь брызгала из некоторых ран, но я чувствовал себя живым, как никогда раньше.

Ибо я проснулся не в сотне миль от неё.

Полный дом гостей.

Она вела машину, тем временем как я наблюдал за тем, как по правому заднему стеклу машины стекают прозрачные капли дождя, принесённые ливнем, что до сих пор продолжал лить не переставая. Я хотел попросить её остановить машину и пересесть ко мне на заднее сидение. Я много чего хотел, но каждая секунда промедления могла стоить жизни Дону. Я думал об этом, и мне становилось страшно от того, что в моём доме может не оказаться хотя бы подсказки о том, где находится мой друг.

 

Но я старался об этом не думать. И всё же, несмотря на то, что я так надеялся на счастливый исход, я смотрел на окружающую меня природу словно бы в последний раз. Особенно, я не мог оторвать глаз от зеркально чистого озера. Хотелось бы мне остаться с ней наедине у этой воды, что запомнит мою пламенную любовь навсегда.

 

Жить надеждой — звучит дёшево и безнадёжно, зато мысли о ней придают очень много сил, как бы ненадёжно это не звучало. Машина рассекала по Выжженной равнине, разрезая поток воды и ветра, что обрушился на нас. В салоне было тепло и светло, благодаря осветительным лампочкам, в то время, как за пределами автосалона царил сумрак, а в скором времени — придёт и ночь. Был конец августа, темнело рано, но судя по тому, как сейчас темно снаружи автомобиля — время сейчас: половина девятого вечера.

 

До самой тёмной ночи этого лета оставалось минут двадцать-тридцать. И да, мне не нужен был дар предвиденья, чтобы понять, что скоро будет либо жарко, либо же удушающе беспокойно, если я не найду Дона.

 

— Я тоже надеюсь, что он жив, — поймав мой обеспокоенный взгляд, сказала девушка.

 

Я хотел было ответить ей, что всё будет хорошо, но к тому времени мы уже подъехали к месту назначения. Девушка остановила машину, томно вздохнула, а я почувствовал, как на меня накатывает тошнота из-за страха. Затем она посмотрела на меня через зеркало заднего вида. Взгляд её словно бы вопрошал: “Ты уверен в своём выборе?”

 

— Ты останешься здесь, на случай, если нам понадобится экстренное отступление, — бросил я, открывая дверь машины.

 

Я почувствовал, как она хотела возразить, но я не расслышал её слов, из-за того что шум ливня залил мне уши. Вся одежда вымокла за считанные секунды и стала тяжелее вдвое, а с некоторых ран потекла красная вода. Я вскинул голову к небесам, навстречу ливню.

 

— Пожалуйста, не дай ей остаться без меня, — промолвил я, не сводя глаз с туч.

 

Затем вновь опустил голову, достал револьвер, и пошёл вперёд. Позолоченная гравировка мышьяка сверкнула, отражая мрачный свет. В нос ударил резкий запах спирта, что подтолкнуло меня зайти на двор, который кишел лужами, рыхлой грязью и стойким запахом спирта, который, словно бы пробираясь в рот, вызывал прогорклость на языке.

 

Я понимал, что пути назад уже просто не существует, поэтому более уверенной и быстрой походкой порвался к главному входу дома, попутно чавкая этиловой грязью. Я уверенно вцепился в ручку двери, и распахнул её, ожидая увидеть чей-нибудь труп, да и вообще, уже готовя себя к самому худшему, но встретила меня лишь пустая прихожая, в которой было много грязи.

 

Но это была не просто грязь — это были свежие следы, что вели на задний двор дома. Я почувствовал, как у меня участилось биение сердца. Я уже был рад тому, что напал на след. Я не чувствовал страха, так как полностью предал себя решительному гневу. Я мигом проследовал к двери, что вела на задний двор, вышиб её ногой и мои глаза тут же ослепил свет факелов, что были расположены по всей территории заднего двора. Вороны, что заняли весь забор, хором закаркали, словно воспевая о том, какая приятная для них это была встреча.

 

Факелы были натыканы везде, словно бы это были яблоки, упавшие после урагана. Но среди всего этого ослепляющего оранжевого света я увидел человека, что стоял по самой середине заднего двора. Это был Громовой человек, что раскинул руки, словно бы в ожидании объятий.

 

— Это будет наша последняя встреча, — сказал он, и в небе послышался гром.

— Где Дон? Где мой друг? — кричал я, до сих пор оглушённый вороньим гарканьем и ослеплённый ярким светом факелов.

 

Громовой человек поднял правую руку, указывая на место, что находилось совсем рядом со мной. Дон находился слева от меня, буквально под носом. Он был связан и стоял на коленях, а во рту была какая-то грязная тряпка, которая использовалась как кляп. В глазах Дона отчетливо виделся недюжинный ужас.

 

— Я спасу тебя, мой друг, — обрадованный тем, что он жив, промолвил я.

 

Я вернул свой взгляд на своего врага и моя рука медленно и незаметно, словно кобра, нырнула за пазуху, где я держал свой револьвер. Я собирался выстрелить, не обращая внимание на то, что всё даётся мне слишком легко. Вороны, что окружили периметр, с большим интересом наблюдали за происходящим, не издавая не звука, а лишь резко, и изучающе подёргивали головами.

 

Я вцепился мёртвой хваткой в револьвер, и был уже готов вытащить его, как вдруг услышал смех. Истерический и нечеловеческий. Рука моя дрогнула. Послышалось мычание Дона. Если бы не кляп, то уверяю, он бы издавал самый душераздирающий крик нас Свете, но я обратил внимание на это слишком поздно. Несколько молниеносных движений, я выхватываю револьвер, и через доли секунды раздаётся оглушительный выстрел, что пронзает голову Громового человека прямо промеж глаз.

 

Из дула пистолета исходит дымок, что мгновенно сдувается холодным и сильным ветром, что буквально пробирает до костей. Факелы задуваются, словно восковые свечки. Становится темно. Настолько темно, что невозможно увидеть хотя бы свои пальцы на расстоянии вытянутой руки. Где-то, неподалёку было слышно, как рухнуло тело, а затем шуршит полиэтилен. Сначала я не предал этому никакого внимания, но затем…

 

Мёртвая тишина окутывает пространство лишь на считанные секунды, так как через несколько секунд молния пронзает небеса и становится невыносимо светло. А после, невыносимо страшно, так как посередине двора не видно тела, а видна лишь большая вырытая яма, по краям висит полиэтилен с остатками проклятой земли. Полиэтилен, что был натянут над ямой, пока в него не упало тело…

 

Гром разрывает небеса на части оглушительным рёвом. Вороны, что сидели на заборе, начинают кричать в диком приступе, словно бы ликуя над тем, как меня только что перехитрили. Но они никогда не перекричат меня. Никогда не перекричат меня, потому что я понял, что наделал.

 

Не теряя времени, я бросаюсь развязывать Дона при полнейшей темноте с трудом находя узлы. Я вытаскиваю из его рта кляп и слышу кучу нелестных слов в свой адрес. Сначала я развязал ему руки, а после он сам взялся за ноги. Лишь только в этот момент я заметил, что после того, как вышел на задний двор — ливень прекратился.

 

В небе снова сверкнула молния, и я увидел, как за край ямы ухватилась одна большая бледная рука. Я в животном ужасе вскрикиваю, не в силах заткнуть себе рот. Гром снова оглушает нас, но Дон вовремя приводит меня в чувство, после того как успешно развязывает свои ноги, отвесив мне щедрую пощёчину.

 

— Бежим! — раздаётся его крик у самого моего лица.

 

А я, следующий проблеск молнии, вижу тощий силуэт в плаще, что уверенно стоит на ногах и буквально выжигает меня взглядом.

 

Его смех заменяет гром, а глаза светятся красным огоньком в темноте. Я бросаюсь прочь вместе с Доном, приходя в дикий ужас от того что сотворил. Немедля, мы забегаем обратно в прихожую, но Дон, что бежал впереди меня, успевает отпереть дверь и выйти наружу, а меня берут за ноги чьи-то окостенелые лапы, я падаю на пол, а дверь наружу крепко захлопывается сама по себе. Я слышу, как Дон барабанит по ней с другой стороны, но ещё более отчетливее я слышу довольное рычание.

 

Лёжа на полу, я оборачиваюсь, и в свете молнии вижу, как передо мной, в проёме между прихожей и домом, улыбается издырявленный череп моей любимой собаки. Огонёк. Я автоматически выхватываю револьвер и выпускаю пару пуль, что тут же отталкивают собачий скелет от меня. Не теряя времени, я встаю на ноги, выпинываю собаку в дом и мчусь мимо неё на второй этаж. Тьма, запах спирта и страх следуют вместе со мной.

 

Забежав на второй этаж, я тут же чувствую, как мне на голову падает что-то мягкое, после чего когти вцепляются мне лицо, чудом не задевая глаза, а из-под ног раздаётся отчётливое «Кар-кар!». Я всеми силами пытаюсь оторвать от своего лица воронье тело, что может в любой момент лишить меня глазных яблок.

 

Полный дом радушных гостей.

 

Мои ноги, сами того не понимая, заносят меня в комнату, в которой вёлся отстрел от местных, но я спотыкаюсь о порог и с нехилым грохотом падаю вниз под аккомпанемент вороньего карканья. Спустя небольшой промежуток времени я всё же срываю ворону со своего лица, оставив несколько добротных царапин, кидаю её об стену, и тут же чувствую, как мне наносится удар в сначала в одну коленную чашечку, затем в другую.

 

Я поднимаю голову и вижу красные глаза, что злостно сияют в темноте, и понимаю, что тут настаёт мой конец. Я слышу смех, что больше похож на взвизгивания свиньи. Молния новой вспышкой извещает меня о том, что Громовой мертвец стоит надо мной и держит в руках топорик, который в очень недалёком промежутке времени пронзит мой череп.

 

Но тут я вспоминаю, что в револьвере осталось ещё три патрона. Я выхватываю его и стреляю сквозь темноту, молясь о том, чтобы пули нашли свою цель. Вспышки, выходящие из дула, освещают недовольное лицо мертвеца. После выстрелов два красных огонька отдалились, а тело рухнуло на пол. Кажется, что сначала я попал в туловище, а затем два оставшихся выстрела пришлись по ногам.

Смекая, что любой миг может стать последним, я, превозмогая боль, с большим трудом встаю на ноги и плетусь к окну. Этот миг длился вечность, но я всё же смог дойти до окна.

 

Немедля я приготовился к прыжку из разбитого окна, навстречу ливню, и только моё тело вышло за пределы оконного проёма, как в последний момент я почувствовал, что мёртвая хватка вцепилась в мою левую ногу за икру, готовясь затянуть меня обратно, предварительно ударив об стенку дома.

 

Я уже принял свою судьбу, как вдруг на небеса разразились наимощнейшим громом, от которого казалось, будто бы содрогнулась вся земля. После него раздался ослепительно яркий свет, словно бы распахнулись врата в Рай. Это была наиярчайшая молния.

 

Эта молния, как оказалось, была настолько сильной, что пробила дом насквозь. Вслед за молнией дом пронзил мощный взрыв, чья взрывная волна выбила все оставшиеся окна в доме. Мёртвая хватка отпускает меня, и я, словно мешок с барахлом, падаю на мокрую землю, утопая в грязи.

 

Очухавшись, я попытался встать на ноги, пока опасность не настигла меня вновь, но попытки мои оказались тщетны, пока ко мне не подбежали Дон и моя девушка, которые взяв меня за подмышки, тащили по грязи в сторону забора. Они тащат меня, вязнущего в грязи, тем временем пока я наблюдаю за тем, как языки пламени пожирают дом изнутри. В тот же момент я услышал, как из дома раздался душераздирающий крик, который тут же поглотил гром. На душе стало невыносимо тепло.

 

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло, — прошептал про себя я.

 

Меня вынесли за двор, и усадили у машины. Со мной говорили, но мне было не до всего этого. В душе перемешались и радость, и горе. Квинтэссенция всех эмоций. Я смеялся над самим собой. Смеялся над происходящим, пугая своих близких, но по-другому я не мог. По-другому было бы неправильно.

 

Всё окружающее меня пространство пылало огнём. Было тепло и светло. Как и в любом доме. Я словно был дома, но вне дома. Что-то трещало внутри дома, до сих пор слышались мелкие взрывы.

 

— …..я оставил чуть-чуть амуниции, что не смог увезти в тот раз…., — послышались сквозь трещание слова Дона, явно обращённые к моему ангелочку.

 

Я засмеялся, а на глазах появились слёзы, в которых отражался горящий Дом на выжженной равнине.

 

— Деус экс машина… — прошептал еле слышно я.

 

Все живы и всё закончилось.

 

Это было всё, о чем я думал в тот момент.

 

И было абсолютно неважно, где сейчас находился мой рассудок.

 

И дождь обрушился ливнем, словно занавес этой страшной ночи.

Правда.

Когда сознание моё вернулось в тело — меня окружал утренний туман, наряду с сыростью, что всегда приходила после дождя, оставляя специфичный свежий запах. Туман был очень густой, и я с большим трудом разглядывал идущего впереди меня Дона. Даже сквозь густой туман было заметно, как он сутулился, что было для него совсем не характерно. Я посмотрел вокруг себя, и начал очень сильно волноваться.

 

— Где моя девушка? — задался я вопросом, чувствуя, что сорвал голос той роковой ночью.

 

Дон резко остановился, дёрнулся, словно его резко пырнули ножом в живот. Затем обернулся, и я увидел непередаваемый ужас в его пустых глазах. Этот страх моментально передался и мне. Волноваться я начал ещё больше.

 

— Какая, мать твою, девушка? Ты вообще ебанулся? — агрессивно проговорил Дон, и я тут же, по интонации его голоса, я понял, что не в первый раз спрашиваю его об этом.

 

— Лика. Где Лика? Что ты с ней сделал? Если ты тронул её хоть пальцем..., — сжав уставшую ладонь в кулак, прошипел я.

 

Дон развернулся на триста шестьдесят градусов, и подошёл ко мне вплотную так, что мы стояли лицом к лицу.

 

— Ты. Совсем. Ебанулся. — сказал Дон, глядя в мои глаза.

— Как же сложно смотреть в губы, которые никогда не поцелуешь, — засмеявшись сказал я.

 

Дон тоже издал смешок и, расслабившись, развернулся, словно бы узнав во мне своего.

 

— Черт возьми, Дон. Но я серьёзно! Где она? Я ведь приехал на её машине, а ещё она мне дала бумажку о наследстве! Я теперь знаю, почему этот Громовой ублюдок хотел нас убить!

 

— Потому что мы жили на реанимирующей, проклятой земле?

 

— Отчасти. Ведь он прикидывался сыном той пары, что умерла здесь при пожаре, а на самом деле, их сыном был я. Он боялся, что мы раскроем его план жителям этого села и они восстанут против него, но я, очень не вовремя, потерял свою память, от чего мы и не смогли этим воспользоваться.

 

— Во всяком случае, с тем мудаком покончено и мне от этого лучше. Сейчас пойдём подлатаем

тачку и уедем отсюда ко всем чертям.

 

— Я не уеду отсюда без Лики! Она подвезла меня сюда! Я не могу оставить её здесь!

 

— Твою мать. Ты пришёл сюда пешком. Абсолютно один. А бумага о наследстве была в машине ты сам её забрал к себе перед аварией. Разве ты не помнишь?

 

Я остановился, поняв, что Дону совсем нет резона мне лгать. Я замолчал, а губы мои показались мне липкими и холодными. Я поднял глаза к небу, и увидел серый туман, который было начал потихоньку рассеиваться. Как бы там оно ни было. Мы всё равно победили Громового Человека и выяснили правду об этой Земле. Но Лика?...

 

Я вдруг почувствовал, как кто-то взял меня за руку. Это была она. Она, верно смотрящая на меня своими кристально-голубыми глазами. Она была тёплая и настоящая. Я закричал от радости того, что она вернулась.

 

— Дон! Вот же она! — задрав свою руку и руку своего Ангелочка вверх, завопил я.

 

Мой друг резко развернулся и взгляд его был холодным и стеклянным.

 

— Я никого не вижу… — еле-слышно проговорил он, словно бы туман гасил его речь.

 

— Как не видишь?... — смотря попеременно то на Лику, то на Дона, говорил я.

 

— Вот так и не вижу. Ты один. Прекрати этот театр, умоляю. Я очень устал и хочу домой после всего этого Ада. Мы ещё с тобой грязные как свиньи, — умоляющим тоном говорил мой друг.

 

— Я мертва, дурачок, — проговорила Лика, опустив мою руку и прижавшись ко мне, словно маленький котёнок. Меня, тем временем, словно бы пронзила молния.

 

Я, шокированный, замолчал, а Дон развернулся, и мы пошли дальше. Туман почти совсем рассеялся, оставив лишь лёгкую дымку. В скором времени мы подошли к машине, а я всё так же не мог открыть свои уста, и отпустить руку Лики.

 

I'd go to hell and back with you

Stay lost in what we found

Подойдя к машине, я отдёрнул свою руку от её руки, почувствовав в некотором роде омерзение. Достал бумажку о наследстве, щипнул свою руку. Убедился, что не сплю. Сел в машину, но Лика не последовала за мной, оставшись снаружи и смотря на меня, словно бы я был ящеркой, живущей за стеклом в террариуме.

 

Дон пошаманил над машиной, затем сел в неё сам, и вдавил педаль газа в пол. Лика провожала нас взглядом, не издавая не звука. Ехали мы медленно и всю дорогу молчали. Из-за тёмных туч пробивались нереально яркие лучи солнца, которые ни разу не упали на нашу машину.

 

Спустя некоторое время мы приехали, а шок до сих пор не отпускал меня из своих цепких рук. Я молча вышел из машины. Мы не попрощались. Правда, когда я уже почти подошёл к своему подъезду, Дон опустил переднее стекло.

 

— Береги себя, ладно? — крикнул он.

— Хорошо. Надеюсь, что мы с тобой ещё встретимся, — прокричал в ответ я.

 

А я не мог ему обещать. Я вспомнил, зачем стёр себе память. Я понял, почему Дон её не видит.

 

Она умерла. Она убила сама себя, потому что я издевался над ней. Но даже смерть не смогла разлучить нас. Настолько сильно она меня любила. А я не мог простить себе того, что сделал с ней. Я не мог простить себя самого. Я не мог смотреть на неё. Я не мог спать с ней. Именно поэтому я заключил договор с Оком и стёр свою память.

 

Но как бы ты не пытался убежать от своего наказания — оно настигнет тебя с ещё большей силой.

 

Это была та любовь, которую ты желаешь, и ненавидишь одновременно.

 

И вот, ты стоишь, а она держит тебя за руку. Ты стоишь и смотришь в лужу и грязь. Но ты видишь там отнюдь не это.

 

Перед глазами стоят капли крови, что стекают с её запястья. Она лежит в ванной обнажённая, растрёпанная, потерянная, избитая. Но на лице её покой. А на стене ванной комнаты, её же кровью, написано откровение:

 

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

 

 

Особенно хорошо запомнилась точка в конце этой фразы. Она была большой и тёмной. Ты вспоминаешь всё это, а Она тем временем берёт твою руку и прикладывает к своему лицу.

 

— Даже смерть не сможет отнять у меня тебя.

 

И она мило улыбается в ответ.

Эпилог. Путь домой.

Я веду свою машину по замёрзшей дороге. Вся земля засыпает под натиском беспощадных заморозков. Вокруг раскинулась тёмная ночь, сквозь которую, когда повезёт, проглядывают разноцветные огоньки. На небе нет ни звезды. Луна тоже отсутствует. Одинокая тёмная ночь.

 

Яркий свет моих фар освещает дорогу, которую трудно забыть. Дорогу, что ведёт на Выжженную равнину. Путь домой. Только в этот раз я ехал один, без Дона. Этот паршивец увёз Машу из этого места, и сейчас они живут душа в душу в городе. Я всегда знал, что у моего друга большое сердце, и что рано или поздно он найдёт себе девушку, с которой будет очень счастлив. Разумеется, я очень часто хотел вытащить его из этого урагана любви, так как мне нужно было рассказать ему про Лику. Я был уверен, что он про неё знает, но никогда не напоминал мне о ней, дабы не травмировать мой хрупкий разум.

 

Но черт возьми, я был очень рад за него, поэтому никогда не тревожил его этими призраками прошлого. Да, мы созванивались, болтали ни о чем, об учебе, о Маше, а потом всё собирались провести за парой бутылочек пива разговор об этом сумасшедшем месте. От души посмеяться над тем, что вводило нас в безудержный страх и закопать всё это как можно глубже в прошлом.

 

Хоть я и сам выступал инициатором этих посиделок, но и я же был в корне против них. Да, верно, для Дона история о Выжженной равнине закончилась. И для меня бы она была окончена тоже, если бы не тот труп, что сейчас бережно лежал на заднем сиденье машины.

 

Этой ночью руки мои безнадёжно устали раскапывать её могилу, но мне нельзя было поддаваться усталости, так как впереди меня ждёт ещё больше ручной работы, ведь на календаре тридцатое число октября — земля вся промёрзшая и копается труднее, но на этот случай у меня в багажнике лежит кирка.

 

Любовь, чувство вины, жажда искупления сделали это со мной. Я не мог простить себя за то, что отнял у неё жизнь, и именно поэтому сейчас я еду домой, дабы вернуть ей жизнь обратно и прожить её с ней так, чтобы мой Ангелок никогда в этой жизни никем не был обижен.

 

В кармане моего пальто лежит заряженный Мышьяк. Только теперь он здесь не ради самообороны. Я был уверен в своём успехе. Иначе и быть не могло.

 

— Скоро выпадет первый снег, дорогая, — промолвил я.

 

Глаза мои устали. Я не сплю уже третью ночь, одержимый этой идеей, что поначалу казалась мне сумасшедшей, но сейчас, когда полдела уже сделано…

 

Я не собираюсь повернуть назад, ибо пришло время закончить эту историю здесь и сейчас.

 

Да, я отлично понимал, что совершил весьма аморальное преступление. Но у меня были на то свои причины. Я не мог жить без её черных локонов. Я не мог жить без её цепких объятий. Я разучился спать. Зато теперь, я в полной мере понял, почему я попросил Око стереть мою память. Но настоящая любовь пройдёт всё. Смерть, разлуку, потерю памяти, шок — ведь это любовь, и иначе быть не может.

 

— Я ведь поклялся, что никогда тебя не брошу, — проговорил, резко охрипшим голосом, я.

 

И всё что происходило, и произойдёт в эту ночь — было явным доказательством моих слов.

 

В скором времени я приехал домой, вышел из автомобиля и холодный воздух тут же порезал мне ноздри. Я достал из левого кармана пальто мощный фонарик и зацепил его за ремень так, чтобы он светил в направлении моего взора, повиснув на бедре.

 

Затем я открыл заднюю дверцу автомобиля и вытащил тело своей возлюбленной. Сладкий запах окутал мои ноздри, и я подумал: «Сладка даже после своей смерти», и взяв её на руки понёс на задний двор, куда позже приволок все необходимые инструменты.

 

Я смотрел на дом, с ужасом ожидая встретить там хотя бы один непонятный огонёк, но он пустовал, как и должно было быть. Правда, я до сих пор удивлялся тому, что дом выдержал взрывы боеприпасов внутри себя, но это уже не имело значения.

 

Во мне открылось второе дыхание, так как я знал, что я очень близок к развязке. Несмотря на то, что работы было в два раза больше, копать было не так трудно. На фоне всей этой напряженной работы в голове проецировались, словно какой-то фильм, воспоминания о том, как я и Лика были счастливы в прошлом.

 

Правда, после того, как Дон подвёз меня до дома — видел я её очень редко, но она постоянно мне снилась, словно бы не позволяя чувству вины внутри меня погаснуть. И вот я здесь, хочу оживить её, дабы высказать ей своё сожаление и остаться с ней рядом навсегда.

 

Я думаю, что Дон поймёт меня, несмотря на то что я добиваюсь прекрасной цели такими страшными методами.

 

Проходит какое-то время, и работа закончена очень быстро, но на руках всё равно чувствуется львиная доля усталости. И вот, я стою рядом с дверью, ведущей в дом, а фонарь освещает ДВЕ могилы, одна из которых обтянута полиэтиленом, подобно могиле Громового человека.

 

Я чувствую, как первая снежинка падает на моё мокрое от пота лицо и расплывается маленькой капелькой воды. На землю начал ложиться первый снег обильными и большими хлопьями. Ночной ветер завыл где-то вдалеке, грозясь поднять суровую метель.

 

Я прощался со всем этим. Да. Несмотря ни на что, я допускал вероятность того, что могу стать монстром или не очнуться вообще. Но мне было плевать. Зато я смогу хотя бы подобным образом отоспаться, верно?

 

И от этой мысли по лицу невольно пробежалась улыбка. Снег был пушистым и лёгким. Я подумал, как смогу утром встретить этот снег вместе с ней и отравился в ту сторону, где оставил тело своей возлюбленной. Я бережно уложил его в могилу и засыпал землёй. Всё так же, как с трупом вороны. Она должна была ожить, ничего другого я допускать просто элементарно не хочу.

 

— Подожди меня немного.

 

Я подхожу к своей могиле, становлюсь к ней спиной, и в этот момент в моей голове резко проносится воспоминание о Громовом человеке, что стоял в такой же позе. Я потянулся в правый карман пальто за Мышьяком, достал его, и приставил пистолет к своему лбу.

 

Знаете, скажите мне в прошлом, что я когда-нибудь совершу суицид — и я бы звонко рассмеялся вам в лицо.

 

Нажать пальцем на курок оказалось намного труднее, чем копать могилы, земля на которых заледенела.

 

А снег тем временем медленно-медленно ложился на землю крупными хлопьями. Я вспоминаю её улыбку и нажимаю на курок.

 

Я слышу звон. Кругом темно. Белоснежный снег больше не кидается мне в лицо. Ветер замолк, словно подстрекатель, который подначивал тебя застрелиться и который никак не ожидал, что ты реально это сделаешь.

 

Перед глазами проносится полная панорама этой сумасшедшей истории, а звон, тем временем, стихает.

 

Я открываю свои глаза вновь, и обнаруживаю себя лежащим на своей кровати в полном одиночестве. Дыхание моё сбилось, словно бы я проснулся от тяжёлого кошмара, которые обычно снятся в жутком похмелье. Голова вся гудит и звенит, но сквозь неё проносится одна ясная мысль — всё это был сон.

 

И я облегченно вздыхаю, понимая, что весь этот сумасшедший кошмар уже позади. Я откидываю голову на кровать, не понимая, то ли я должен плакать, то ли я должен смеяться. По крайней мере, что я так уяснил точно — то что я больше никогда не буду упиваться до такого ужаса.

 

Я кладу прохладные руки на своё лицо и бью ногами кровать как ребёнок, не переставая смеяться, пока вдруг кое-что не пронзает меня словно удар молнии.

 

— Любимый, ты проснулся? — доносится голос со стороны кухни.

 

Я убираю руки с лица и вижу, как за дверной проём хватается костлявая рука с растущими на ней кусочками плоти.

 

Конец.

Альтернативные главы. Читать после "Апокалипсис сегодня". Не канон.

Дон поднял меня на ноги, и затащил обратно в дом, аккуратно придерживая моё бренное тело, явно боясь, что сейчас я упаду без дыхания. И правда, запах горелого спирта сбивал с ног, так же, как и со всякой мысли.

 

Светало.

 

По пути мы молчали. Лишь только я, иногда, от резкой жгучей боли, прерывал молчание своим шипением. Ожоги, оставленные Огоньком, ныли не по-детски. Мы с Доном ушли в комнату, где лежали все припасы, для того, чтобы залатать все раны прошедшей ночи. Он выливал на мои раны тонны уже приевшегося мне спирта. Я видел, как белые бинты моментально пачкались красной кровью, растекаясь багровой тучкой по белой поверхности. За окном восходило солнце. Мир начинался заново.

 

Зализав раны, мы с Доном замерли в полной тишине. Воняло спиртом. Воняло жаренной свининой. Воняло потом и страхом. Жизнь — это запахи.

 

— Ты ведь понимаешь, что нам нужно уезжать за помощью? — начал Дон.

— Ясно как день, ведь это ни я теряю сознание при виде жаренной собачатины, — язвительно заявил я.

— Да пошёл ты. У меня просто фобия на этих четвероногих хуесосов, — обидчиво ответил Дон.

 

Затем Дон взял ящик и ушёл из комнаты. А я действительно понимал, что вдвоём нам не справиться, и нам нужно больше людей, хотя бы ради подстраховки, раз всё пошло на такой серьёзный лад и тут связаны сверхъестественные силы.

 

— Я пошёл скидывать предметы первой необходимости в автомобиль — мы уезжаем отсюда, — бросил Дон перед тем как выйти из дома.

 

В ответ я промолчал. Дон шастал из комнаты к автомобилю, и от автомобиля в комнату, а я сидел, смотрел в окно и любовался тем, как медленно на двор осаживается туман. В один из таких обходов Дон вернулся в комнату, сказал, что всё готово, и мы вместе сели в машину и начали наш путь обратно домой. Идти стало намного легче и раны уже не давали о себе знать с прежней силой.

 

Я не знал, к кому он пойдёт за помощью, впрочем, мне было и не интересно. Всю дорогу мы просто молчали, слушая помехи из радио, словно бы ожидая, пока что-то из другого мира с нами свяжется.

 

Внезапно на меня накатило чувство, что все наши попытки бежать отсюда — тщетны и даже в каком-то роде никчемны. И чувство меня не подвело. Туман был очень плотным, дороги почти что не было видно, всё выглядело так, будто бы мы мчались по воздуху в никуда, пока Дон не врезался в большой бетонный блок, что стоял посреди дороги.

 

Баррикада.

Мелькнуло у меня в голове. От мощной встряски я со всей силы треснулся головой об закрытый бардачок машины, тут же потеряв сознание.

 

И вновь пустыня. Я открываю свои глаза, и вижу, что двери крепости, на башне которой зашитый ворон, открыты нараспашку. Ветер пустыни загоняет внутрь крепости песок, из которого сочится тёмный свет. Я шагаю навстречу двери, как вдруг обнаруживаю на своём плече ворона, узнав его по характерному запаху гнили.

 

— ТЫ УВЕРЕН, ЧТО ХОЧЕШЬ ВОЙТИ ВНУТРЬ?

— А к чему это предостережение?

— К ТОМУ ЧТО ТЫ ВСПОМНИШЬ ВСЁ СВОЁ УЖАСНОЕ ПРОШЛОЕ, ОТ КОТОРОГО ТЫ ПОПРОСИЛ МЕНЯ ТЕБЯ УБЕРЕЧЬ КОГДА-ТО ДАВНО.

— О чем ты говоришь, птица?

— О ТОМ ЧТО ТЫ ПРИЗВАЛ МЕНЯ И ПОПРОСИЛ СТЕРЕТЬ ТЕБЕ ПАМЯТЬ, ТАК КАК ТЫ ОЧЕНЬ СТРАДАЛ ИЗ-ЗА СВОЕЙ ЛЮБИМОЙ, ЧТО НАЛОЖИЛА НА СЕБЯ, ПО-ГЛУПОСТИ, РУКИ.

 

Затем Ворон улетел с моего плеча прочь. Яростно каркая. Я, не послушавшись ворона, вошёл внутрь крепости.

 

Я очнулся в машине, вопя от невыносимого ужаса и шока, что тут же затупил мой разум, из-за чего я не мог прочувствовать всё то, что происходило со мной дальше. Я осмотрелся вокруг, судорожно дрожа — Дона уже рядом не было. Вообще никого рядом не было. Даже тумана. Вместо него пришёл пасмурный день. А я всё вспомнил. Память ко мне вернулась. Я почувствовал вибрацию в кармане, и услышал знакомую мелодию, я потянулся за мобильником.

 

Where is my mind?

Мне звонила Она. И Она была жива. Опять. А я вновь стал самим собой. Получается, что я за зря потерял память.

 

— Послушай…я знаю что обещала, но я… — заговорил женский мягкий голос, по телефонной трубке. Голос, который я бы никогда не смог не узнать.

— Жива.

— Мне очень жаль что я не смогла умереть, и жить я тоже не смогла.

— Тогда зачем ты мне звонишь?

— Я еду к тебе. Я знаю где ты находишься. И я знаю, что ты в полной заднице.

 

Я бросил трубку. И почувствовал, как мне стало абсолютно на всё наплевать. Как бы это ни было странно, я почувствовал себя так, словно бы всего добился, а может быть, это был просто шок.

 

Машина заводилась. И я поехал обратно домой. Мне было уже на всё насрать. Я был не живой. Я проверил наличие мышьяка в кармане, а затем отправился обратно по дороге, которой мы ехали. К счастью, это была единственная дорога, и заблудиться я не мог. От места, где сидел Дон, тащился кровавый след.

 

— Ты бы блядь предупредил хоть.

 

Обидно было от того, что он так и не сказал мне правду.