Око ворона видит очень далеко

 

Эта отвратительная мысль резко мелькнула в моей голове, и пропала настолько же резко, оставив в моей голове такую резкую вспышку боли, что я рухнул на колени на самом берегу, обхватив свою голову руками. К счастью, Дон и его подруга не успели заметить этого, так как я быстро вновь поднялся на ноги, но зато на коленях моих остались многочисленные порезы от галек. Мои колени горели адским пламенем.

 

Я присоединился к ним, а головная боль к тому времени совсем прекратилась, оставив лишь отголосок от той резкой боли. Затем я сел к ним, и мы познакомились с ещё одним человеком, который был настроен не против нас. Всю остальную часть времени, до позднего вечера мы втроём сидели и мило беседовали обо всём.

 

Эту девушку звали Маша, и она совсем не знала о доме, что стоит на выгоревшей равнине, да и про нас она никогда и ничего не слышала, поэтому мы были спокойны на её счёт. Как оказалось — этот пляжик она сделала «сама» — попросила отца довести сюда немного песка и сделать из этого места небольшое ГОА, и она была очень удивлена тем, что на её любимом месте появились незнакомцы, ведь обычным жителем посёлка, обычно лень проходить такое далёкое расстояние. Сама же Маша очень сильно любила плавать и гулять пешком в компании своей подруги, которая умерла пару месяцев назад и теперь она постоянно ходит сюда одна.

Вот так мы и познакомились с Машей.

 

Она очень сильно хочет уехать отсюда в город, но отец не хочет отпускать её, так как боится выпускать девочку в Свет, даже будь это поход на улицу. Маша ненавидела это место и своего отца, который был её отчимом, а не настоящим отцом. Мама тоже умерла. Пала жертвой здешних сектантов.

 

Скоро и мы станем этой жертвой тоже.

 

Солнце уже начало уходить, вслед за солнцем и мы стали уходить с речки. Дон мило болтал с нашей новой знакомой, а в голове крутился мотив давно забытой песни.

 

Love, love will tear us apart again.

 

В этот же момент я задумался, была ли у меня девушка до потери памяти? Был ли я с ней счастлив? Все эти вопросы на какое-то мгновение начали портить мне настроение, но я быстро отмахнулся от них. Мне было дико досадно от того, что память ко мне никак не хотела возвращаться. Человек без прошлого. И это совсем не так уж и круто, как звучит.

 

Поле при закате было ещё более красивым, а чувство усталости, изнурённости, приносило какой-то свой особый кайф, который наряду со здешним пейзажем заставлял меня думать о том, что это самый лучший день в моей пустынной жизни.

 

Мы втроём дошли до развилки и там нам пришлось расстаться с нашей новой подругой, так как через развилку ей было ближе до дома. Дон первое время настаивал на том, чтобы проводить её, но девушка отказывалась. В конечном итоге они обменялись номерами, и я с Доном в скором времени вернулся на выгоревшую равнину.

 

Затем мы поужинали и разошлись по кроватям. Дон был тоже счастлив, как никогда раньше. В его глазах горел откуда-то знакомый огонёк любви. Всё было славно до безобразия, и даже мысли о том, какой кошмар нам пришлось пережить до этого — не омрачали мой настрой. Я был счастлив за Машу с Доном.

 

К сожалению, этот счастливый момент не продлился долго, ибо этой же ночью к нам грянул Апокалипсис.

Апокалипсис сегодня

Мы с Доном ушли спать раньше обычного, так как сильно уморились после долгой прогулки по окрестностям и плавания на реке. Я спал как убитый, но Дон, к огромному счастью, спал очень чутко, и если бы он не проснулся в эту ночь из-за шума у ворот — то мы бы сгорели заживо прямо в наших кроватях, хотя, это, скорее всего, был бы самый наилучший исход, если бы всё же подобный расклад заимел место.

 

Мне снилось что-то очень важное, пока меня не поднял на ноги мой верный товарищ, тряся меня за плечо с очень серьёзным лицом, от которого мне тут же сделалось не по себе — потому что из этого следовало, что случилось, или скоро случится что-то очень нехорошее. Так как с самого момента приезда сюда — я его ни разу не видел таким серьёзным.

 

— Не шуми, и не выглядывай в окно, пока я не разрешу, а ещё — накинь на себя что-нибудь тёплое, возьми мышьяк и идём на второй этаж, — произнёс шёпотом Дон, стоя надо мной, словно это была сама Смерть, стоящая над кроватью умирающего.

 

Я не мог отойти ото сна, отчего в воздухе витало некое послевкусие. Мягкое, тёплое. Кажется, что это был тот самый сон, от которого не хочется отрываться. Собрав все силы, я поднялся, и сделал всё так, как мне велел мой друг.

 

Мы с ним вышли из комнаты, и мой взгляд тут же упал на часы, висящее на кухне. Они показывали ровно три часа двадцать минут ночи. Пока мы добирались до второго этажа — я перебирал в голове все варианты того, что могло произойти: ожившая ворона, спившийся агрессивный старик? Я ни разу не угадал. Как только мы поднялись на второй этаж и зашли в комнату, где обычно спит Дон — он приказал мне пригнуться и медленно проходить к окну, стараясь особо не «светиться».

 

— Забери пневматическую винтовку рядом с моей кроватью, и не смей вставать, пока я не скажу.

— Может ты лучше скажешь мне, что случилось?

— Блядь. Бери уже винтовку и подойди к окну. Только не высовывайся особо.

 

Я взял заряженную пневматическую винтовку в руки, и прибрал несколько патронов, лежащих рядом с ней, к себе в карман. В другом кармане штанов лежал и ждал своего момента мышьяк. Я, вместе с Доном подошёл к окну и увидел толпу, мешкающую, словно насекомые в темноте. Ничего толком не было видно, и если бы рядом не было бы Дона, то я просто не поверил бы, что за забором кто-то есть.

— Ты видишь? — не отрывая глаз от окна, спросил Дон.

— Кажется, да, но что это? — неуверенно ответил я.

— Не знаю.

 

На самом же деле, мы оба знали кто это и что это, по крайней мере, догадывались. В темноте таилось что-то страшное, хоть даже и знакомое, нависшее над нами уже с самого начала нашего приключения. Я сжал винтовку в своих руках крепче, Дон тоже стоял с такой же винтовкой в ожидании того, что случится дальше. И в итоге, действие не заставило себя ждать. «Насекомые» за забором моментально обзавелись факелами, которые зажглись синхронно, в один момент. Не прошло и минуты, как за забором уже горели десятки самодельных огоньков, может быть, их было даже больше, но мы не могли узнать этого, потому что нам перекрывал вид на правую сторону кирпичный, двухэтажный гараж. Некоторых всё же людей было видно, так как они стояли вдалеке за забором, освещаемые красным светом от факела.

 

Все стояли и чего-то ждали, пока, наконец, не раздался выстрел в небо, от которого мы с Доном привели оружие в состояние боеготовности. Затем раздался резкий звон, а после послышался голос. Горстка огоньков расступилась и посередине её засиял белый большой мегафон. За ним стоял худой высокий человек в чёрной одежде. Наш конченный знакомый.

 

— Я ВЕДЬ ПРЕДУПРЕЖДАЛ ВАС, ЧТО СТОИТ ОТСЮДА УБРАТЬСЯ!! НО ВЫ НЕ ПОСЛУШАЛИСЬ МЕНЯ, И ПОЭТОМУ УМРЁТЕ ВМЕСТЕ С ТЕМ, ЗА ЧТО ТАК НАМЕРТВО ВЦЕПИЛИСЬ! — голос, издаваемый из мегафона был настолько громким, отчего, казалось, что скоро начнут биться стёкла.

 

Затем мегафон развернулся к людям, и начал говорить с ними.

 

— ДОРОГИЕ ТОВАРИЩИ! ЭТИ ЛЮДИ — ЧЕРНОКНИЖНИКИ И ДЕТИ САТАНЫ. ИМЕННО ЭТИ ЛЮДИ ПРОБУДИЛИ ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ ЗЛО, КОТОРОЕ УЖЕ МНОГИЕ ГОДЫ УБИВАЕТ НАШИХ БРАТЬЕВ И СЕСТЁР, ИМЕННО ИЗ-ЗА НИХ ПО ЛЕСАМ БРОДИТ ВСЯКАЯ НЕЖИТЬ. ИМЕННО ИЗ-ЗА НИХ УБИЛИ НАШЕГО ЛЮБИМОГО СТАРОСТУ ЛЕСНИКА БОБА!! ПОЭТОМУ МЫ ДОЛЖНЫ УБИТЬ ИХ, И СЖЕЧЬ ИХ ДОМ, ДАБЫ ЗЛО УПОКОИЛОСЬ И ЛЕГЛО В МОГИЛУ ВМЕСТЕ С НИМИ!

Мегафон говорил и дальше, но я уже не слушал. Всё и так было ясно. Я смотрел на винтовку и понимал, что пришло время войны, мы с Доном уже не переговаривались. А лишь молча кивали друг-другу, готовясь погибнуть прямо здесь и сейчас. Альтернатив уже не было. Поздно было бить боржоми.

 

Этот ублюдок намутил кучу ёбанных живых мертвецов и травил их на мирных жителей, дабы те думали, что их родные и близкие умирают из-за нас. Теперь я знаю, кто, как и зачем убил того несчастного в лесу, когда я сбежал из дома в одну из ночей. В этот же момент вспомнились багровые предсмертные объятия того бедняги, от чего я тут же вздрогнул.

 

Смысла говорить им обо всём этом — не было, так как они не стали бы нас слушать, так как мои умозаключения не имели над собой никакой опоры, да и их объяснение заняло бы слишком много времени. Но и стрелять по невинным людям мы с Доном — не имели никакого желания. Мы — не убийцы. Но и умереть просто так не собираемся. Мы будем калечить их, раз они посягают на нашу жизнь.

 

— Я буду стрелять им в ноги, пока они не подберутся слишком близко — сказал я Дону.

 

Дон кивнул в ответ. В конце концов, это была наша ошибка — мы ничего не предприняли после угроз, и понятия сверхъестественных штучек в этом месте, поэтому, глупо было бы убивать невинных людей, которых просто обманывают и водят за нос, даже несмотря на то, что они собираются убить нас.

 

Именно поэтому я взвёл прицел на главного мудака с мегафоном…

 

— ОТОМСТИТЕ ИМ!

 

И мегафон спрятался посреди толпы, что пыталась пройти через узкую калитку. Мы с Доном начали отстреливаться, попадая в ноги. Факелы падали на землю, некоторые люди — тоже, создавая большую толкучку при входе на двор. Когда ещё пара-тройка человек разделили такую же судьбу с первыми хромоногими товарищами — остальные начали выламывать забор из тонкого металлического листа, держащегося на чугунных опорах, который мы начали простреливать в случайных направлениях, стараясь стрелять ниже, с расчётом попасть им в ноги. В этот же момент я с ужасом подумал, что они могут попасть в дом с заднего двора, а затем, к своему счастью, вспомнил, что за ним находится только непроходимый лес и резкий спуск вниз.

 

Позже мы поняли, что они начали пробивать большую дверь гаража, раз у них не получилось взять такой лёгкий забор, то с закрытой на несколько засовов двойной дверью — у них не выйдет без тротиловых шашек. Позже я заметил, что людей, идущих в наступление, становится всё меньше и меньше. Они просто отказывались нападать, так как мы искалечили им все ноги.

 

— ВЫ БЛЯДЬ НЕ МОЖЕТЕ ПРОБИТЬСЯ К НИМ В ДОМ И СПАЛИТЬ ВСЁ К СОБАЧЬИМ ЧЕРТЯМ?! ИХ ЖЕ БЛЯДЬ ВСЕГО ДВОЕ!

 

А может быть, люди и сами поняли, что мы не хотим их смерти, что уже вызывало долю недоверия к их конченному лидеру.

 

Во всяком случае, мы отбили эту волну, и уже успели обрадоваться тому, что переиграли этого ублюдка с мегафоном, но всё же, как оказалось, жители с факелами — был не главный козырь в рукаве нашего дружка.

 

Жители в скором времени скрылись за гаражом, и мне успело показаться, что они исчезли совсем, но свет, падающий от пламени факелов на землю — всё же смог вернуть меня с небес на землю.

 

— Перегруппировываются, — сухо сказал Дон.

 

Прошло какое-то время, за которое мы с Доном успели расслабиться, набрать побольше патрон и осмотреть винтовки на предмет поломок. Мы переподготовились, но ни одна, мать его, подготовка, никогда бы не смогла нас подготовить к такому дерьму.

 

Сперва, мы с Доном услышали визг собаки, раздавшийся совсем неподалеку, затем вопль — «ДЕРЖИ ЭТУ СУКУ!», который был воспроизведён вполне знакомым голосом, а после этого звуки совсем на некоторое время затихли. Пока, из-за гаража, медленной, полуживой походкой в зону нашей с Доном видимости, не выбралась странной породы собака. Мы медленно взвезли прицелы на животное, которое было весьма внушительных размеров. Эта собака была похожа на помесь добермана с бульдогом. Ловкая, сильная и большая, и в тоже время абсолютно неживая.

 

Но что-то здесь было не так, потому что собака выглядела полуживой, а позже, когда мы присмотрелись к ней мы увидели, что она была мокрой. Собака, встав перпендикулярно калитке, уставилась на нас своими неживыми глазами, а позже к ней подошёл Мегафон, продемонстрировал нам здоровый шприц, который позже воткнул в полуживое тело собаки. Сопровождалось сие действие шелестом ветра и визгом этой псины. Затем Мегафон убежал прочь за гараж, и всё наше внимание было приковано только на животное.

 

Собака тут же встрепенулась и встала в «полный рост», теперь она была похожа на настоящую машину для убийств, а после этого, эта псина превратилась в блядского одноголового Цербера, так как в неё тут же полетел коктейль Молотова, что моментально взорвался об неё, и жидкость, что обтекала собаку — тут же воспламенилась. Раздался недалёкий рокот грома. Я был шокирован и обескуражен, так как совсем не понимал, для чего Мегафон предпринял этот ход.

 

Послышался душераздирающий рёв, и собака выбив калитку и вздымая под собой пыль, рванулась к нам, словно чертово цунами, мы с Доном, ничего не понимая, начали палить по этому комку огня, но казалось, что от наших выстрелов, эта грёбанная тварь становилась только сильнее.

 

— ЕБУЧИЙ КОМОК ОГНЯ СЕЙЧАС ЗАПРЫГНЕТ ПРЯМО К НАМ В ОКНО! — завопил Дон, и я заметил, как сильно у него начали трястись руки.

 

Мои колени тоже нехило подкосились, после того, как Огонёк бросил на нас свой воспламеняющий взгляд, а затем запрыгнул на некое подобие крыши, которая находилась почти над самой дверью входа в гараж, а после, псина, оттолкнувшись от небольшой крыши, влетела к нам окно, поджигая всё на своём пути. Мы чудом успели увернуться, в тот момент, когда она, словно Феникс, влетела к нам. Я почувствовал жар, исходящий от собаки в тот момент, когда она тютелька в тютельку пролетела мимо нас.

 

Затем она развернулась и встала по середине комнаты, глядя на то, как мы жмёмся у окна. С Огонька падали куски горящей плоти. А я не понимал, как эта ебучая псина до сих пор держится на ногах, так как казалось, будто она совершенно не чувствует, что вот-вот превратится в обугленные кости.

 

Наступила пауза, а затем Дон рухнул в обморок, уронив с грохотом винтовку на пол.

 

— Блядь, — вымолвил я, перед тем как псина, накинулась на меня и выпала вместе со мной в окно.

 

Я рухнул на спину, вскрикнув от боли, а Огонёк, всё так же не слезая, гордо стоял своими передними горячими лапами на моей груди, прожигая меня насквозь, попутно позволяя языкам пламени поедать мою одежду. И кажется, что Огоньку захотелось отведать моего лица. Огонь с собаки постепенно спадал, и я видел отвратительную сожженную, свисающую до земли кожу, а самым отвратительным в этой картине был её череп: Одна половина лица вообще уже не имела кожи, и вообще каких-либо следов органики на ней, а другая же смотрела на меня своим слепым глазом, в то время, пока остатки лица продолжали догорать.

 

В этот же момент я подумал, что эта собака бессмертна. До меня тут же дошло, что эта псина настолько живучая, потому что её когда-то похоронили на заднем дворе.

 

К счастью, я упал продолжая держать винтовку в своей руке, которая теперь нехило помогла мне в сдерживании Огонька на расстоянии. Я схватил винтовку левой рукой поперёк и засунул её в пасть пламенной собаки, в то время, пока она постепенно ослабевающими рывками пыталась съесть моё лицо ещё несгоревшими зубами. Весь этот кошмар сопровождался карканьем ворон, несмолкаемым рычанием собаки и редкими раскатами грома, которые шли по нарастающей.

 

Огонь постепенно давал фору и левая рука моя уже начинала затекать, а собака всё так же, в прямом смысле, из кожи вон лезла, чтобы сожрать меня с потрохами. И не будь в моём кармане мышьяка — то скорее всего, я бы уже никогда не написал этой истории, так как на утро мой труп, с обглоданным лицом, доедали бы сидящие на крыше вороны. Я нащупал свой любимый револьвер правой рукой и высадил весь барабан в упор в лицо этой псине.

 

Горячие ошмётки морды и костей отлетали на ура, пока, наконец, собака, не рухнула набок, продолжая потихоньку догорать. После этого я почувствовал все те места, к которым прикасался Огонёк на моём теле. Я попытался встать, и не смог, так как очень сильно рухнул на спину и у меня отказали ноги. Небольшая горстка жителей выглядывала из-за калитки, а потом, заметив, что я не могу встать — с торжествующими воплями влетела в двор. В руках у них были большие железные канистры.

 

Они обливали всё, оставляя за собой очень длинную спиртовую дорожку, дабы потом на безопасном расстоянии сжечь всё к чертям и оставив от этого места лишь пепел. Я пытался выстрелить из мышьяка и винтовки, но результатов не было, ибо патроны от винтовки, что я набрал в карман — вывалились при падении. А в скором времени, патроны и послужат главной причиной нашей с Доном смерти — всё вокруг взлетит на воздух, когда огонь подберётся до нашего склада амуниции.

 

В то время, пока я лежал и смотрел, как местные готовят здесь всё к пожару — в двор вальяжно прошмыгнул Мегафон и присел надо мной посматривая на труп Огонька.

 

— Ну, как тебе наша Лайма? — поглаживая по остывшему, дырявому, собачьему черепу, говорил Громовой Человек, в то время, как на трупе до сих пор тлели редкие участки.

— Пошёл нахуй, это было пиздец бесчеловечно.

— Чего ты так ругаешься? Умей проигрывать. Хотя, честно говоря, убивать намеренно это животное, а потом закапывать в моей особой земле, а ещё после этого накачивать животинку протеинами и кучей другой наркоты, перед тем как впустить её в бой, а затем ещё и поджечь — дабы она превратилась в настоящий, всеразрушающий танк — действительно как-то нехорошо. Но цель оправдала средства, не так ли?

 

Я хотел было вновь послать его, но прежде чем я успел что-либо сказать — мне в глотку залили спирт, после чего полностью облив меня им.

 

— ДОРОЖКУ ИЗ СПИРТА ЭТОМУ ГОСПОДИНУ! АХАХАХ!

 

Я, отплевавшись от чистого жгучего спирта, разлёгся на земле и решил ждать чего будет, смотря в черное беззвёздное небо.

 

— Сожгите здесь всё дотла, но не смейте трогать задний двор! Даже не думайте заходить туда! — обращался наш друг к своим подчинённым, — Приятно было побороться, упёртые говнюки, до встречи в Аду!

— Для тебя то там определённо припасён отдельный котёл, сука, — сказал я напоследок.

 

Все вышли из дома и двора, оставив меня лишь с мёртвой собакой, бессознательным Доном, а ещё стойким и резким запахом спирта. Я услышал, как вдалеке чиркнула спичка и все начали расходиться. Пламя долгое время гуляло сперва по забору, потом по двору, потом оно подобралось совсем близко — к собаке от которой осталась лишь горелая плоть да дырявые и обугленные кости. В этот момент послышался настолько сильный рокот, от которого, казалось, затряслась Земля, а в душе моей что-то сильно ёкнуло от страха. Послышалось карканье ворон.

 

Пламя уже совсем близко ко мне. Я закрываю глаза и жалею о том, что я так и ничего не вспомнил о своём прошлом, и умер именно тогда, когда память моя начала восстанавливаться. Из глаз у меня пошли слёзы, которые тут же перемешались с сильным ливнем, что потушил пламя и размыл спирт.

 

Вороны закаркали ещё сильнее, рассекая шум, воспроизводимый дождём и блеснула молния. Я ничего не понимал, кроме того, что ливень был настолько сильный, от чего казалось, будто вокруг меня лишь сплошная мокрая стена. Я заплакал ещё сильнее.

 

В голове моментом мелькнул сон, который мне снился этой ночью. Там был я и какая-то ослепительно красивая девушка. Ослепительно — в прямом смысле, так как от неё исходило очень мощное сияние, сквозь которое я не мог ничего разобрать. Мы стояли под точно таким же ливнем, и я умолял её никогда не умирать. Почему-то, мне казалось, что я говорю с безымянной лошадью.

 

Забыв про сон, сквозь грязь и разбавленный спирт, чьи пары, казалось, заменили мне воздух, я, ползая по мокрой земле с винтовкой в руках, подобрался к крыльцу, предварительно собрав немного патрон, что утопали в грязи, затем уселся так, чтобы быть недосягаемым для ливня, и начал ждать возвращения Громового человека, заряжая свою винтовку патронами. Но так никого и не дождавшись — уснул.

 

На утро меня разбудил Дон, так же, как и ночью, тряся меня за плечо, но только уже с тревожным лицом, я встал, и обнаружил в себе способность ходить.

 

Лаймы, или Огонька, на дворе уже не было.

 

Но это был ещё совсем не конец.

За тобой уже пришли!

В один прекрасный солнечный день она проснулась со следующей мыслью: «Время пришло». Это была фраза из очередного сумбурного сна, что приснился ей сегодня, как обычно, под утро. Во сне она видела одиноко бредущего по дороге парня — одежда на нём была вся в нагаре, и порвана в нескольких местах, сам же он был весь растрёпан и избит, но на лице сияло явное ликованье и желание двигаться дальше. Парень во сне внезапно остановился посередине дороги и сказал вышеуказанную фразу, на чем сон и закончился.

 

Девушка, забыв про сон, моментально соскочила с кровати, по-кошачьему потянулась и довольно вскрикнула. Она удивлялась самой себе, так как из неё давно так не сочилась жизнь. Словно бы пламя, давно потухшее годами назад — вновь разгорелось внутри неё с новой силой. Солнце заливало комнату, а я в её гениальной голове уже назревал план, как разыскать этого парня. И первым делом — ей нужна была чашечка крепкого кофе, дабы сделать это утро ещё более приятным.

 

Раньше она с трудом могла вспомнить, где жил этот парень, но в это утро она вспомнила точный адрес. Оттуда она и начнёт. Она сидела в своём любимом кресле у окна, ослеплённая солнцем, попивая превосходный черный кофе собственной готовки. В этот момент она была безмерно счастлива, словно бы она наконец-то проснулась от тяжёлого сна и пришла пора двигаться дальше.

 

Допив кофе — она переоделась из ночной рубашки в майку и джинсы, не забыв прихватить солнцезащитные очки, ключи от машины, сумку, и бумажку с адресом, которую она написала сразу же, как проснулась, дабы не забыть про него.

 

Погодка была солнечная и тёплая, несмотря на окончание августа. Солнце мягкими лучами обдавало её смугловатое личико, закрытое солнцезащитными очками для вождения. Девушка заскочила в свою машину, завела двигатель, вставила диск с музыкой, и машина, словно подхватив летнее настроение, довольно заревела. Заиграла музыка.

Outside there's a box car waiting…..

 

И девушка, вдавив педаль газа в пол, отправилась в путь, к квартире своего забытого прошлого. Вести машину было приятно, как никогда раньше, кругом происходила дневная суматоха, крутились люди, крутились машины, крутились дела, но ей было не до всего этого, ведь ожидание было таким долгим! Она ждала этот ключевой сон, она ждала начала конца этой истории, как никто другой, и сейчас, она с каждым поворотом коленчатого вала двигателя своей машины становится всё ближе и ближе к своей цели.

 

Тёплый летний ветер игриво играл с листвой деревьев, дуя в ту сторону, куда ехала машина, словно бы подгоняя её, наряду с придорожной пылью и в очень скором времени, она приехала в этот дом, выскочила из автомашины и ошарашенно вздохнула — всё было именно так же солнечно, как и в том сне. Дверь подъезда была открыта, и ей не составило труда войти внутрь.

 

Как оказалось, дверь была открыта не от просто так — подъезд проветривали от запаха кошачьей мочи, что резко въедалась в нос, и казалось, подыши ею подольше — она разъест твой мозг. Девушка прикрыла рот рукой и побежала в верх по лестнице. Её уже было не остановить.

 

Она пробежала шесть этажей, совсем не чувствуя хотя бы толики усталости, постоянно минуя пушистые комочки, которые угрюмо сидели на лестнице, и совсем не подавали внимания нашей героине. И она наконец-то добралась до нужной двери, вставила ключ

 

Оказавшись внутри, она получила то, что и ожидала — дома никого не было, и образ парня, что шёл по дороге, стал ещё ближе.

 

— Ожидание бывает таким долгим, но за тобой уже пришли! — закричала девушка, врываясь в единственную комнату в этой квартире.

 

Кругом всё было занавешено оранжевыми шторами, от чего свет в комнате был соответствующий. Но ей и не нужен был здесь особо яркий свет, чтобы увидеть то, что ей снилось во сне — прямоугольный лист A4, с большими буквами на шапке, что гласили: “ЗАВЕЩАНИЕ”.

 

Девушка довольно заверещала и вылетела из квартиры, вновь заперев её на замок. В завещании указывался адрес: Паланик двадцать три. Именно туда она и направится, где и найдёт свою судьбу, о которой сны ей не говорили.

 

Вновь закрыв рот рукой, от которой пахло железом, девушка выбежала из подъезда и вернулась в машину. Недолго думая, она дёрнула ключ зажигания и с диким рёвом покинула центр города, отправляясь к Дому на Выжженной равнине.

 

Где любовь разорвёт её на части.

 

Вновь.

Покидая Выжженную Равнину.

Воздух весь был пропитан неприятным и резким запахом спирта, от которого, казалось, я начинал пьянеть. Всё кругом пахло гарью и этим неприятным медицинским запахом. Я сходил с ума. В небе, пели первые утренние пташки. Дон где-то вдалеке ошарашенно носился по коридорам, кажется, упаковывая вещи. Это означало, скорее всего то, что мы отсюда уезжаем. Здесь и сейчас, пока не стало слишком поздно.

 

Я сидел и курил четвёртую сигарету подряд, до сих пор не выпуская из левой руки грязную заклинившую винтовку, а правой нервно прикуривая. Сам того не понимая, я ждал возвращения Громового Человека, как и Мышьяк, что приятно тяготил карман за пазухой изорванной куртки.

 

Я был в полной боевой готовности, даже несмотря на явное помутнение рассудка.

 

Я бросил окурок, чуть не попадя в лужу со спиртом. Достал следующую сигарету и подумал о том, как же нам сейчас жутко завидуют алкоголики. Мне тоже хотелось пить. Я бы не отказался от небольшой прохладной бутылочки сидра, дабы чисто промочить горло и выбить неприятный запах сигарет изо рта, и почувствовать хоть какой-нибудь другой привкус, кроме привкуса спирта.

 

Я внезапно засмеялся, и выбросил грязную винтовку из своих рук наземь. Упав, она выстрелила в левый угол дома.

 

— Ага, заклинила, блядь, говнина, — с презрением сказал я винтовке, пнув её по прикладу.

 

Хорошо что выстрелило не в лужу. Дон резко подбежал ко мне, спросил, что случилось, а я вновь наобум выкинул окурок, и начал просто смотреть в несгоревшие лужи спирта. Дон ушёл. Кажется, что он понял, что я поехал. А я же, в свою очередь подумал, что ещё никогда не скуривал так много сигарет. Хотя кому я лгу? В тот момент я и не помнил о себе толком ничего. Игра памяти.

 

Просыпаешься у себя дома, впечатавшись лицом в стол с кипой документов на тебе, а спустя несколько дней оказываешься здесь — воняющий спиртом, прокуренный, беспамятный, умалишённый. Это было бы смешно, если бы не так грустно.

 

Дон не дал мне погрузиться в свои мысли глубже, так как успел вылететь из квартиры и ударить меня сумкой с вещами.

 

— Мы събёваем-с! — торопливо закричал Дон, мчась по лужам из спирта разбавленного дождевой водой.

 

Возвращайся ко сну, возвращайся в кровать, всё будет в порядке….

 

Но я встал на ноги, почувствовал, как закружилась моя голова, и пошатываясь побрёл в след за Доном, волоча свою сумку по грязи и лужам. В этот момент, я, не скрывая улыбки, подумал о том, что мы вернёмся домой к Дону, чтобы я помог ему разобраться с вещами, а его девушка встретит нас и подумает, что мы вернулись после беспробудной пьянки и вломит нам двоим по самое не хочу.

 

Не сдержавшись, я засмеялся, а Дон обернулся, и я поймал на себе его нервный взгляд. Моего друга явно беспокоило моё душевное здоровье, а я, в свою очередь, переживал о том, что трупа Огонька нигде не было. Я бы предпочел быть больным, чем думать о том, что чертов собачий скелет просто взял и сбежал.

 

Мы покинули пределы дома, и меня охватила большая радость. Радость тому что машина Дона была вполне целой, хотя проникнуть в гараж не составляло особого труда, и мы могли бы не заметить этого проникновения.

 

Но почему-то, я тогда не особо задумался по этому поводу.

 

Дон взвизгнул как свинка, увидев свою машину, и открыл багажник, в который мы скинули сумки. Затем он побежал к водительскому сиденью, но увидев, что я сажусь на переднее, закричал, что сзади отсыпаться будет удобнее, ведь мне нужен отдых.

 

— Хорошо, мамочка, — насмешливо ответил я, и разлёгся на заднем.

 

В этот момент мне стало невыносимо хорошо, так как тело моё наконец-то расслабилось. Я не хотел покидать Выжженную равнину, так как это был знак нашей с Доном слабости, но иначе мы бы просто погибли.

 

— Мы просто сделаем тактическое отступление, — заводя машину сказал Дон.

— Мы просто сделаем тактическое отступление поджав хвосты! — подняв указательный палец в верх, возразил я.

 

Движок заревел и машина тронулась с места, а я чувствовал, как в салоне пахло освежителем воздуха, вперемешку со спиртом, что остался на наших вещах. Меня клонило в дрёму, голова кружилась, и я чувствовал лёгкость. Кажется, что я действительно опьянел от запаха.

 

Но проехали мы так недолго. В скором времени машина перестала ехать прямо и круто свернула в сторону. Я не придал этому сперва значения, но когда понял, что это ненормально — случилось непоправимое.

 

— ПИЗДА УПРАВЛЕНИЮ! — закричал Дон и машину резко тряхануло. Я упал на дно салона, но и не успел я подумать о том, чтобы подняться, как мне на голову тут же свалилась сумка с оружием. Дальше была непроглядная темнота.

 

Когда я открыл глаза вновь — передо мной распростерлась бескрайняя пустыня, а в руках я держал уздечку с Безымянной лошадью.

 

— Ну привет, — угрюмо сказал я.

 

Палящее солнце пустыни сжигало моё душу.

 

А пески подгоняемые ветром, втыкались в мою плоть подобно ножам.

 

Это был последний раз, когда я очнулся в пустыне.

Исходная посылка.

Ветер пустыни медленно проносился по моему лицу, и донёс мне, что пустыня хочет распрощаться со мной. Он шепнул мне это на ухо, и пески, что окружали меня, начали расходиться по сторонам, а из-под них начали выходить золотые колосья пшеницы. Небо надо мной стало, вместо голубого, сиреневым, словно при позднем вечере, а за место солнца — пришла луна, что сияла прямо передо мной.

 

Вся эта перемена случилась настолько быстро, что я даже толком не успел понять, что произошло, и осознал случившееся только тогда, когда по лицу моему прошёлся холодный предосенний ветер, что появляется лишь в конце августа, как предвестник увядания природы. Я вскликнул, а безымянная лошадь встрепенулась. Но несмотря на испуг, мы решили пойти вперёд, навстречу полной луне, что была неестественно большой и супер-яркой.

 

Вместо золотистого песка, всё пространство усеивала золотая пшеница, которую медленно подгонял ветер, чья невероятно красивая музыка доносилась шипящим звуком отовсюду. На меня напало полное умиротворение и смирение.

 

— Я умер, — вздохнув, в прострацию сказал я.

 

Лошадь с недоумением посмотрела на меня, и будто бы кивнула. Глаза её засверкали недобрым огоньком. Кругом не было ни души, лишь я да лошадь рассекали золотистое поле, которому не виделось края.

 

Но спокойная прогулка длилась недолго, так как лошадь начала прихрамывать и худеть буквально на глазах, по мере приближения к яркой луне. Но я продолжал идти, не обращая на это внимания, пока лошадь, в конце концов, не упала, и не потерялась в море золота. Я упорно разглядывал область, что была под ногами, но мой спутник словно бы действительно утонул в море пшеницы.

 

Я был лишён эмоций в тот момент, но я обдался диким удивлением, когда в том месте, куда упала лошадь, я увидел человека, точь в точь похожего на меня. Он открыл свои глаза, и встал так, что мы находились буквально лицом к лицу.

 

На сиреневом чистом небе засияли первые звёзды.

 

Он был невозмутим. Он ждал этого момента очень-очень давно.

 

— Я — твоя память, но примешь ли ты самого себя? — раздалось в моей голове. Незнакомец ни разу не пошевелил губами, но вопросительно скосил голову в сторону левого плеча.

 

Я не смог ему ничего ответить. Я промолчал.

 

— Ведь ты отказался быть самим собой, надеясь, что станешь лучше. Но ты, в итоге, не имея представления о своём прошлом забрёл внутрь себя ещё глубже, и я вижу, что ты этому не рад. Впрочем, как и я, — продолжал свой молчаливый монолог Незнакомец, — Я преследовал тебя в пустынях, пока ты искал внутри себя ключ к этой разгадке, но он был у тебя совсем под носом. Примешь ли ты самого себя?

 

Я посмотрел в сторону луны, и увидел вместо неё Око. Кровавый зрачок смотрел прямо на меня. Даже колосья и ветер прекратили свою нежную мелодию в ожидании ответа. А я и не имел понятия, что ответить. Точнее, имел, но боялся выпросить у них это.

 

— Вернись ко мне, память, но пусть забудется то, ради чего я решил забыть про самого себя.

 

— Ты вновь бежишь от себя. Но ты ведь отлично понимаешь, что прошлое, рано или поздно тебя настигнет?

— Я понимаю, — не осознавая смысл своих слов, ответил я. Голос мой звучал естественно и громко, так как лишь он разрушал нависшую над полем тишину.

 

Незнакомец протянул свою руку ко мне, прикоснулся к моему животу, а после очень резким и сильным движением проткнул меня ею. Я почувствовал резкую боль, но не смог закричать, словно бы у меня отсутствовал рот.

 

Я поднял свою голову к Звёздам, и понял, что здесь нет места боли, здесь есть лишь её воспоминание.

 

Незнакомец подался вперёд, и в скором времени мы слились в одного целого человека. Я рухнул на колени, потерянный в золотой пшенице. Око всё так же безотрывно смотрело на меня, и я понял, что ко мне вернулась память, потому что я вспомнил тёмный обряд, что я провёл очень-очень давно, дабы стереть все воспоминания о своей прошлой жизни. Но…

 

— От себя не убежишь…, — прошептал я

 

Ветер погладил моё лицо, а колосья, словно присяжные, непоколебимо стояли надо мной. Я вернул себе память, но ответы на основные вопросы так и не получил. Искал ли я их на самом деле? Нет. Они мне были не нужны.

 

Вот она. Исходная точка. Мы вернулись к тому, с чего начали.

 

Я бросил свой последний взгляд на Око. Красный зрачок расширился до размеров Вселенной и глаз постепенно начал прикрываться. По мере того, как закрывался глаз — пропадал и свет. Всё закончилось тем, что вокруг меня стало абсолютно темно, а я сжимал свою футболку в том районе, где находится сердце.

 

— Хэй. Я рядом. Спустя столько времени, но рядом, — раздался женский голос в темноте. До жути знакомый, и…заплаканный?

 

Я почувствовал, как меня сзади кто-то обхватил и прижал к себе крепко-крепко. Это была причина, по которой я стёр самому себе память. Только теперь всё было совсем по другому, словно бы персонажи остались те же, но история абсолютно другая. Я открыл свои глаза, ожидая увидеть Око, но передо мной распростёрся небольшой дощатый пирс, чей конец срывался в местное озеро.

 

Я сидел на песке, чувствуя тепло от того человека, что обнимал меня сзади. Моя куртка болотного цвета намокла от слёз, что падали на неё. Воспоминания остро впились в сердце, и я невольно выронил слезу. Ветер, по-дружески тоже обнял нас, немного поволновав небольшое озеро, лежащее перед нами.

 

Над нами нахмурилось предвечернее небо, но нам было абсолютно всё равно. Я прошёл этот путь. Я встал на ноги, повернулся спиной к озеру, но не осмеливался поднять глаза на того человека, что ранее стоял за мной.

 

Я просто уже заведомо знал, что влюблюсь в неё, какой бы она ни была.

 

Она стояла и не шевелилась.

 

— Я не помню тебя. Но ощущение, будто знаю о тебе всё, парень, что постоянно умирает в моих снах, — пол