Мышьяк и репрессор воспоминаний.

Сверкали невероятно ослепительные молнии. Землю сотрясал грохот. Казалось, что даже вода, что приливалась к берегу, тряслась от грохота с небес, расходясь репрессированной рябью. Ветер развивал Её волосы по лицу. Её мокрые волосы. Волосы, мокрые от солёных слёз. Её освещали только молнии, тем временем, как Она стояла не берегу, сжимая руки в кулаки. Она чувствовала себя отрешённой от всего Мира, Она видела, как на другом береге ветер качает деревья. Ураган срывает ветки, и весь мир лес трещит по швам. Ногти впились в Её нежные ладони, терзая их до крови.

 

Отчаяние.

 

Она стояла на тёмном пляже совершенно одна. Тёмный силуэт у беспорядочной ряби, освещаемый небесными прожекторами. Она, молча, кричала. Ей и не нужно было открывать рот, чтобы кричать. Сами небеса били хлыстом и раздавались басом из её уст, сотрясая собой весь мир. Никто пока не знал, чего Она хочет. Но что я знаю точно, так это то, что она больше неподвластна сну. Такова природа страха и отчаяния.

 

***

 

 

Проснулся этим утром я невероятно тяжело, отчего на меня нависало ощущение, будто меня придавило одеялом, весом в сотни тон, хотя укрыт я был всего лишь простым пододеяльником, от чего я и мёрз всю ночь. Первые минуты своего пробуждения я лежал и уговаривал себя встать, параллельно чувствуя, как в голове моей нет совсем ничего. Да. Это весьма затруднительно представить. Однажды утром ты встаёшь с кровати, и ты абсолютно ничего не помнишь. Представьте себе только.

 

Пустота.

 

Вот именно такой кошмар меня и застал этим самым утром. Но, к счастью, это ощущение преследовало меня лишь первое время. В реальность меня вернули стены.

 

Стены, покрашенные в голубую краску, наспех намазанную в небольшой комнате. Кругом, куда бы я не бросил свой взгляд, проглядывали уродливые белые “молнии”, которые портили собою весь вид, так же, как и пузыри из той же самой краски.

 

Отвлёкшись от стен, я резко поднялся с кровати, и почувствовал, как синяя краска и белые “молнии” слились для меня в белые облака на синем небе, из-за резкого головокружения. К счастью, через небольшой промежуток времени меня тут же отпустило, а в нос ударил запах свежеприготовленной яичницы. Память понемногу начала ко мне возвращаться, по мере обострения аппетита.

 

Я вышел в коридор второго этажа, на котором было три двери в разные комнаты, и одна лестница, ведущая вниз, на кухню и в холл. Я, завлекаемый запахом пищи, взошёл на лестницу, дабы опуститься вниз. Сама лестница была очень крутой и скользкой, сейчас я даже удивился тому, как я смог забраться по ней в прошлую ночь, уставший от дороги и в полумраке, не упав ни разу.

 

Но, разумеется, второго раза мне было не дано, и уже на третьей-четвёртой ступеньке спуска, моя нога соскользнула со ступеньки, и я покатился вниз по ней задом. Было очень смешно и очень громко. Где-то примерно с минуту я сидел на лестнице и истерично смеялся. Именно так я и проснулся. Дон смеялся вместе со мной, хотя и на лице его было заметно, что он чем-то озабочен. Успокоившись, я упёрся взглядом в оставшиеся ступеньки, и о чём-то глубоко задумался. Всё замолкло.

 

— Нам нужно похоронить эту ворону, — соскользнуло с языка Дона, как гром среди ясного неба. Воспоминания предыдущего вечера мигом хлынули на меня, лицо моё резко “похолодело”. На душе стало приторно и неприятно.

— Но вначале надо поесть, — возразил я, поднимаясь на ноги и опускаясь к столу, который располагался чуть подальше крутой лестницы, — Что там у нас?

— Яичница с ветчинкой.

— Из вороньего мяса, я полагаю?

— Таааа! — во весь голос завопил Дон, размешивая сахар в стакане с чаем.

После диалога я моментально приступил к долгожданной трапезе, что, без всякого сомнения, моментально подняло моё настроение. О прошедшем вечере говорить на сытый желудок, как ни странно, стало намного проще.

 

ЭТО МОЯ ЗЕМЛЯ — МОЙ ДОМ — МОЯ ДЕРЕВНЯ — МОИ ЛЮДИ!

 

После очень вкусного завтрака, я залил себе горячего чая, и уселся обратно, тем временем, как Дон смотрел в большое окно, что стояло рядом. По стеклу стекали одинокие капли дождя.

 

— Спасибо за завтрак, Дон, — проговорил я.

— Не стоит, я думаю, что это справедливо: ты даёшь нам крышу над головой — я даю нам еду. Всё по честному, — ответил Дон.

— Не очень то и безопасная крыша, — ответил я, припоминая Дону “Вечернего психопата”

 

Дон, ничего не ответив, поднял руки из-за стола и поставил на стол пистолет, который он после толчком прокатил по столу, который затем я взял в руки. Это был красивый узорчатый револьвер. Он был выполнен из стали, окрашенной в черный цвет, а в районе барабана которого были красивые тёмно-жёлтые полосы, я моментально в него влюбился

.

— Его зовут Мышьяк. Не знаю почему, но это именно ты его так назвал.

— Я совсем ничего не помню, ты же знаешь.

— Тогда готовься к тому, что я расскажу тебе историю, — Дон откинулся на спинку стула, готовясь к повествованию.

 

Тем временем, на улице с ещё большей силой хлынул дождь.

 

***

 

 

Это случилось где-то примерно четыре года назад. Тогда, я и ты работали на одного мелкого юриста, который, внешностью своей, был похож на помесь Микки-мауса и лысенького жида. В общем — личность крайне неприятная. Сначала он даже мне нравился, а ты утверждал, что это-то ещё говно собачье, но я тебе первое время не верил, а зря.

 

Тогда стояла такая же невероятно отвратительная летняя жара, наша с тобой работа состояла в немногом: раскидывать визитки, где попало и потом возвращаться к этому скупердяю за выручкой. Мы с тобой работали за копейки в экстремальных уличных условиях. До сих пор удивляюсь тому, как мы с тобой не отбросили коньки из-за той адской жары.

 

Всё бы ладно, но один раз он выкинул такой маразм, за что и нехило поплатился. Скупой платит дважды, как ни крути. В тот день, мы с тобой, как обычно, забрали пачки визиток и раскидали их по всему городу, но когда вернулись обратно за выручкой — то тогда начался настоящий спектакль.

 

Этот засранец не стал отдавать нам деньги, конечно же.

 

— ВЫ ПЛОХО РАБОТАЕТЕ! РАЗДАЙТЕ ЕЩЁ С ДВУХ СОТЕН И ПОЛУЧИТЕ СВОИ ЗАСЛУЖЕННЫЕ ДЕНЬГИ! — вопило мясное воплощение Микки-мауса.

 

— А иначе что будет? — с нетерпением спросил ты.

 

Тут случилось именно то, чего от него никто и не мог ожидать.

 

— Иначе я напишу заявление в полицию, и сфальсифицирую грабёж, побои, а ещё мошенничество. Хотите узнать как? Так не идите раздавать эти дорогие визиточки по сорок копеек за каждую и тогда определённо прочувствуете все эти круги на своей шкуре!

 

Я хотел было уже подойти к нему и запихнуть ему эти визитки в глотку, вместе с челюстью, но одно “но” меня тут же остановило.

 

— ДОН! ОСТАНОВИСЬ! У НЕГО ПИСТОЛЕТ! — закричал ты.

— ОТОШЁЛ ОТ МЕНЯ! — завопил Дядя Скрудж.

 

Затем немая сцена, а на меня смотрит жадными глазами скупой психопат, держащий в руках тот самый “Мышьяк”.

 

— А теперь, мальчики, будьте добры, — Успокаивающим голосом говорил юрист, — возьмите стопку визиток и возвращайтесь обратно с уже выполненной работой, — на лице его засияла добрая улыбка.

 

Я отступил обратно, и мы вместе с тобой подошли к коробке, полной небольших жёлтых визиток и нехотя стали набирать небольшую пачку.

 

— Дон, ты до сих пор куришь? — спросил шёпотом ты у меня.

— Да. А ты решил закурить последнюю сигарету и накинуться на него? — с улыбкой спросил я.

— Возможно, но сигарета мне не сгодится. Дай мне, пожалуйста, свою зажигалку.

 

Я недоверчиво протянул тебе запрашиваемое, после чего ты немедля выдрал её из моих рук открыл газ и направил в сторону визиток. Зажигалка зашипела.

 

— Встав рано утром, закурил сигарету… — начал напевать ты, и зажёг огонь. Визитки тут же всполохнули. Это выглядело очень красиво и на душе стало невероятно приятно.

 

Крик юриста был хуже сирены, он выбросил из рук пистолет и бросился тушить визитки. Мы с тобой отошли, а на твоём рту засверкала твоя безумная улыбка во все зубы. Рыжие огоньки пламени выглядывали из коробки, своевременно пожирая и её вместе с дешёвыми визитками.

 

— Перед едой сигарету достал… — продолжал напевать ты, направляясь в сторону пистолета, тем временем как скупердяй снял пиджак и старался сбить пламя, очень скоро в кабинете должна была сработать сигнализация.

 

Я стоял на месте и наблюдал за развитием событий. Позже ты поднял пистолет и выстрелил прямо в сигнализацию, которая реагирует на дым. Как ни странно, она не стала работать даже тогда, когда в кабинете поднялся приличный дымоган.

 

— Ну, Дон, продолжай своё дело, — с легкостью сказал ты.

 

А я и сделал.

 

Наверное, поджаренные визитки — очень вкусный деликатес. Особенно, когда ради них тебе выбивают одну-другую пары зубов. Пожар мы, конечно же, потушили и никто нас после этого мероприятия не побеспокоил. Все обещания юриста не выполнились, а мы, хоть и остались без работы, зато нехило отыгрались на этом Дяде Скрудже.

 

***

 

 

Дон закончил свою историю, на что я ему ответил:

 

— “Мышьяк”, потому что этот юрист был тем ещё крысом, а этот револьвер — нехило отогнал его от нас.

 

Мы вместе громко рассмеялись, хотя реальной версии я не знал.

 

Во всяком случае — нам в скором времени очень сильно пригодилась эта игрушка.

 

***

 

 

Берег. Вода успокоилась. Лишь слёзы, капающие с её щеки, волновали воды. Лишь одной её горькой слезы хватало, дабы даже самое большое озеро стало солёным. Через облака проглядывало ослепительно яркое солнце, до сих пор на улице стоял холод, а она была одета лишь в тонкие брюки и лёгкую рубашку. Но как ни странно, холода она не чувствовала.

 

Мёртвые не умеют мёрзнуть.

 

С первым лучом солнца она сообразила, что ей делать дальше, она стояла на берегу и всё время не могла заставить себя шелохнуться хотя бы на сантиметр, даже не смотря на то, что она уже продумала дальнейший шаг. Она продолжала стоять, но когда солнце полностью озарило берег, она напела:

— “I go alone

The path is all I see

It's the only way

I can bring you back to me

Have to bring you back to me”

 

И она тут же почувствовала, как у неё появились силы, чтобы пойти дальше.

 

Перерыв.

На некоторый момент, после рассказа я моментально убыл в небытие, уставившись в кружку с чаем, в которой до сих пор одиноко плавал чайный пакетик.

 

— Ну, — резко выдохнув, начал Дон — Вот видишь, а ты всё свой кофе да кофе, наконец-то, хоть как человек, чая с утречка хлебнул!

— А? — переспросил я, до сих пор плавая где-то в облаках, и смотря, как оторванный белый парус плавает в черном море.

 

Дон прихлебнул чаю, и ничего повторять не стал, пристально глядя на меня. В воздухе нависла тишина, было лишь слышно, как до сих пор “ подрыгивает ” недавно разогретый чайник. Я перевёл свой взгляд с чайного пакета на улицу. За окном тихо лил дождь, и было очень пасмурно. Мышьяк лежал на столе, дулом смотря на меня. Пришла моя очередь играть в “Рулетку”.

 

— Кстати, — разорвав тишину, проговорил Дон, — Патроны к Мышьяку в зале лежат, в специальной коробочке на столе, справа от входа, если вдруг пострелять решишь, или моя компания надоест, — говорил Дон, смотря вместе со мной в окно.

— Постой, а где тут зал? — спросил я, нахмурив брови.

— Сейчас дождь закончится, мы пойдём закапывать ворону, и я тебе покажу, если раньше времени не соскочишь.

— Хорошо, — смиренно проговорил я.

— Даже не спросишь, где мы её закапывать будем? — с изумлением спросил Дон.

— Где мы её закапывать будем? — засмеявшись, спросил я.

— А ты посмотри в окно — вот в этом дворике и будем.

 

Послушавшись Дона, я вышел из-за стола, посмотрел в окно и увидел, что в нашем распоряжении находится небольшой дворик, в котором выложена плитка, ведущая к уличному туалету, ну и куча чёрной, мокрой земли, которая будет очень тяжело копаться. У меня сразу пропало желание появляться на похоронах. Земля ограничивалась желтым деревянным забором.

 

На подоконнике лежал прямоугольный лист.

 

Как хороши узоры в прямоугольной бумаге.

 

Дождь капал на землю уже совсем маленькими и редкими каплями. Он моросил, а значит, скоро должен был закончиться. В этот момент, я представил себе, как я кидаю комки грязной земли, попутно полностью марая в ней себя. От такой мысли мне моментально захотелось раствориться в горячей чашечке чая.

 

— Дон, заряжай чай нахуй, ибо нам предстоит работа! — мужественным голосом заорал я, соскакивая с места, — Где лопата?

— Лопата была у тебя в руках… — говорил Дон, ехидно улыбаясь.

— В смысле?

— В коридоре она, перед входом на этот самый задний двор. Дай мне сначала самому чай допить, а потом уже пойдём работать. Ты пока в зал сходи и возьми что нужно, — говорил Дон, смотря в окно, но тут он ко мне повернулся и сказал: — Иди к выходу из дома и там будет зал. Не пропустишь.

 

Я последовал его словам и увидел большой проём, ведущий в самую большую комнату в доме, которая теперь была захламлена чемоданами и небольшим количеством футляров, в которых лежали пушки. Это и был тот самый зал. Комната была полностью залита бледно-голубым светом, и в ней было очень холодно, в отличие от кухни, в которой до сих пор отчётливо витал запах завтрака. Посреди зала стоял овальный коврик, который покрывал лишь две трети от общей площади комнаты. Я высыпал патроны к пистолету себе в карман и вышел из комнаты. Дон бросил взгляд на меня, вышел из-за стола и пошёл ко мне навстречу.

 

— Лопаты в коридоре, в пакете — трупик, — проговорил Дон, указывая мне пальцем на дверь.

 

Затем мы с ним надели ботинки, и накинули куртки, которые, Дон, похоже, развесил тогда, пока я спал. Стало в какой-то степени неловко, но я не стал ничего говорить. В некий момент я “вылетел” из своего тела, задумавшись о сне, который мне снился этим утром, а вернулся обратно уже тогда, когда копал мокрую землю штыковой лопатой.

 

— Пиздец. Хорошо, что хоть дождя уже нет, — пробормотал я, отбрасывая очередной ком мокрой земли. Дон ничего не ответил, а просто стоял и натирал ладони, чтобы руки не мёрзли, выпуская изо рта пар.

 

С трудом вырыв маленькую ямку, мы положили туда черный пакет, в котором, непосредственно, лежала многострадальческая ворона без головы. На фоне черной земли черный пакет выглядел как родной. Черное на черном.

 

— Давай мне лопату, закапывать буду я, — сказал Дон, принимая у меня лопату из рук.

Я с огромной радостью передал ему лопату. На улице было пасмурно и холодно, а ещё все ботинки были в грязи, но мне это казалось лучше, чем ужасная жара.

— Покойся с миром, воронушка, — сказал я.

— Да. Покойся, — подытожил он, закидывая ямку последним комом земли.

Затем мы немного постояли и пошли к дому.

— Ты ведь не забыл про чай? — с беспокойством спросил я.

— Господи, ты раньше так даже никогда насчёт кофе не волновался, знаешь ли, — ответил Дон, бросая лопату на землю.

— Просто я очень замёрз.

— Я тоже.

 

Мы отчистили ботинки на специальной решётке, а затем вошли обратно в дом, где нас уже поджидал черный силуэт. Моя рука уже невольно потянулась за пистолетом. Свет падал через просветы над дверью, человек стоял и, кажется, поправлял свою одежду.

 

— Здравствуйте, — вымолвил тёмный силуэт хриплым голосом, расставив руки по швам.

 

Я вначале промолчал, вцепившись мёртвой хваткой в рукоятку револьвера, но затем почувствовал, как Дон толкнул меня в бок локтём. Я оглянулся, и в полумраке увидел, как Дон держится за рукоятку кинжала. Сердце моё колотилось, но как ни странно, я не боялся, а был лишь очень разозлён. Силуэт не был мне знаком, и со вчерашним «человеком грома» он не имел ничего общего, но это не означало, что угрозы он для нас не представлял.

 

Ситуация натягивалась как гитарная струна, кровь у меня закипала, буквально на твёрдом месте. Казалось, что сейчас я выхвачу оружие и взорву этими выстрелами всю грёбанную вселенную. Неужели на меня так скверно действует недостаток кофеина? Как бы там оно ни было, Дон додумался до того, до чего не додумался я — он включил свет.

 

— Привет, — сказал за моей спиной Дон. Я почувствовал, как с него снялось всё напряжение. Что было для меня совсем неожиданно и неестественно. Со стороны это выглядело так, будто они с этим стариком очень долгое время друг друга знали, но я был уверен, даже со всеми своими провалами в памяти уверен — это было не так.

— С новосельем! — радостно крикнул дедок, подняв вверх тортик.

 

Я повернул голову вперёд, и увидел, худощавого лысого старичка, который держал в своих руках торт и небольшую бутылочку коньяка. Мне стало стыдно и неловко. Захотелось выкинуть свой пистолет на пол и сплясать какой-нибудь нелепый танец. Но я просто встал и наблюдал за тем, как Дон жмёт руку старику и приглашает его в дом. Нерешительно я прошёл вслед за ними.

 

— Я не слишком рано, салаги? — спросил гость, снимая обувь.

— Нет, что вы, — вежливо проговорил Дон, принимая его куртку и вешая на крючок.

 

На моём ботинке висел здоровый шмат грязи, и я до сих пор не верил, что этот старичок пришёл на новоселье. Я, своим перекошенным взглядом глянул на Дона, и увидел, как он мне подмигнул. Я понял, что мне нужно начать ему подыгрывать.

 

Мы прошли на кухню, старик достал коньяк и торт, и мы молча сидели, пока старик не выпил немного своего пойла. Тогда он поверил нам историю этого дома, и «громового человека».

Прощай, Артерия!

Свежий ночной воздух, где-то недалеко скрипели неугомонные сверчки, поздний ветер неторопливо играл с листьями деревьев, подгоняя прохладный ветер. Всё кругом было холодно и спокойно, до того момента, пока я не услышал шорох, схожий с тем, что издают шины, проезжая по бездорожью, и пока не раздался мощный гудок, прервавший всю ночную идиллию.

 

Я открыл глаза и тут же был ослеплён светом фар приближающегося грузовика. В белом свете передо мной промчалась вся моя жизнь, и если бы не этот отвратительный, громкий, побуждающий, надоедливый гудок, то, наверное, на этом бы вся история о моей проклятой и загадочной жизни закончилась, будучи размазанной об дорогу тонным грузовиком. Но благодаря ему, я опомнился, и успел в последний момент соскочить с проезжей части. Я спрыгнул в траву на обочину, моментально намочив брюки, куртку и ботинки об росу.

 

— БЛЯДЬ! НАШЁЛ ГДЕ УСНУТЬ! — донёсся до меня крик, из кабины уезжающего красного грузовика от кока-колы.

 

Праздник к нам несётся.

 

Будучи ошарашенным, я встал у обочины и провожал взглядом уезжающий грузовик, а затем, когда из ушей исчез надоедливый звон, я вновь слился с ночной тишиной, пытаясь оправиться от шока. Из-за света фар я на некое мгновение “ослеп”, тщетно пытаясь поймать хоть какой-нибудь устойчивый силуэт в темноте, и когда ко мне вернулось «ночное» зрение, я уселся на траву перед дорогой. Мне было холодно, и в голове всё вновь опустело. Ноль воспоминаний — лишь шок и любопытство.

 

— Ахуеть, — вымолвил я, и почесал затылок.

 

И в итоге, всё время, что я просидел перед дорогой, я пытался вспомнить, кто я и как здесь оказался. В голове было пусто, и я почувствовал себя умалишённым идиотом. Все мои думы прервало то, что с каждой секундой моё тело замерзало всё больше и больше, поэтому я решил отбросить все эти раздумья на задний план и поставил своей целью элементарное выживание. Для начала мне нужно было разжечь костёр.

 

Я встал на ноги, и начал шарить по карманам, под аккомпанемент нагнетающего ветра, который с каждой минутой становился всё сильнее и холоднее. В кармане я нашёл лишь только телефон с пятнадцатью процентами зарядки, взглянув на часы, я обнаружил, что по времени уже стоял первый час ночи, сеть — не ловила, а всё это в сумме давало лишь то, что весёлая ночка только начиналась. Я отключил телефон, дабы не тратить зарядку, и бросил его обратно в карман, после чего мигом начал растирать замёрзшие руки.

 

Я повернулся спиной к дороге и увидел перед собой большой черный лес. Я понял, что мне потребуется вновь включить телефон, дабы посреди кромешной темноты собрать сухие ветки и хоть как-нибудь ориентироваться по лесу, а так же не споткнуться об лежащие на земле брёвна. По поводу выживания — разумеется, у меня был план — пойти вниз или вверх по дороге, но я его тут же отбросил, потому что понимал, если я буду ждать у моря погоды — то мне как минимум ампутируют отмёрзшие конечности. Или же, я пойду по дороге, и в итоге по мне проедется какой-нибудь грузовик, который просто уже не увидит меня посреди непроглядной ночной темноты. Оба финала меня совсем не устраивали. Именно поэтому я выбрал наиболее оптимальный

 

Суицидальный

 

план.

 

Включив обратно телефон, а затем и фонарик на нём, я начал углубляться в лес, совсем не представляя, где я буду разжигать костёр. Я бездумно шёл по чащам, плохо выложенным тропинкам, замерзая с каждой минутой всё больше и больше, а так же попутно собирая сухие опавшие ветки, дабы сделать на них хотя бы немного пламени для подогрева. Спустя небольшой промежуток времени, собрав небольшую охапку, я начал искать булыжники, дабы создать искру и посредством этого разжечь костёр.

 

Лес, по мере моего прохождения, становился всё темнее и гуще, казалось, будто я захожу в большой организм, и пробираюсь к самому его сердцу. Всё было бы прекрасно, но в один момент — мой фонарик исчез. Аккумулятор сел, и я остался один среди кромешной тьмы. С кучей сухих веток и разряженным телефоном в руках.

 

Я почувствовал, как паника нежно обхватила мою шею своими длинными и холодными руками. Я услышал, как вдалеке воют волки и неподалёку щёлкают сухие ветки. Первое время, я не придавал этим щелчкам значения, но затем щелчки стали более громкими и навязчивыми, из-за чего я и встал как вкопанный, всеми силами уговаривая себя не закричать. Звуки щёлкающих веток становились с каждой секундой всё ближе и ближе, казалось, подожди я ещё минуту, и вместо ветки щёлкнет переключатель в моей голове — и её разорвёт на части, окрасив весь лес красной краской. Спустя момент, я понял — это щелчки по веткам больше похожи на чьи-то шаги.

 

Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк. СЮРПРИЗ!

Весь лес окрашивается кровью и белки обеспечены годовым запасом “грецкого ореха”.

 

В тот момент, когда ветки защёлкали уже вплотную от меня — я бросил всё, что у меня было в руках, и судорожно дыша, рванул, куда глаза глядят. Пока я бежал, кровь моя превратилась в кислоту, а ноги совсем перестали ощущаться, но я бежал, пока полностью не иссякли мои силы, а затем — я увидел свет вдалеке, посреди тьмы. Небольшой свет, проглядывающий сквозь густые и цепкие тернии леса. Это было похоже на галлюцинацию, на свет в конце тоннеля, но я продолжал идти, уже не чувствуя ног от того что они либо замёрзли, либо слишком устали, а может и всё вместе. С каждым моим тяжёлым шагом огонёк становился всё ближе и ярче. Я почувствовал, как в душе моей загорелась надежда.

 

Когда ветки стали редки, то я увидел очертания небольшого лесного домика, внутри которого, у окна стоит фонарь. Я вышел из этой гущины и оказался на небольшом, свободном от веток пространстве. Где-то, посреди леса бегали тени, выли волки, рыскал ветер, в поисках меня, дабы сделать из меня замёрзшую палку.

Подойдя к дому, я постучал в дверь, рассчитывая на то, что у дома есть владелец. Но стоило мне лишь костяшкой правой моей руки притронуться к деревянной двери — та со скрипом начала раскрываться. Щель приоткрывалась, обливая меня и пространство позади меня светом от лампы.

 

— Кто-нибудь есть дома? — прикрикнул я, в надежде на то, что меня встретит хозяин жилища.

 

Но ответа не последовало, и лишь холодный ветер со свистом залетел в дом, из-за чего я побыстрее зашёл внутрь и закрыл дверь. Я чувствовал, как очень сильно хочу спать, и меня тошнит, ноги мои подкашивались и сил на то чтобы идти куда-то ещё — не было. Поэтому я решил остановиться здесь, хотя бы до утра.

Домик был устроен весьма просто — посередине стоял большой стол, рядом с окном стояла лампа, в которой тускло метался огонёк, в другом конце дома стоял камин, в котором, кстати, ещё горели брёвна, а это означало, что хозяин недавно вышел из дома и скоро вернётся. Чувствуя, как мои кости насквозь промёрзли от этого дрянного ветра, я, спотыкаясь, добежал до камина и плюхнулся рядом с огнём. Жар от камина согревал меня, а языки пламени, танцующие на брёвнах, медленно усыпляли меня.

 

Меня всего замутило и начала жутко болеть голова. Со временем я понял, что это было похоже на нехилое похмелье. Я, закатывая глаза, посмеялся и разлёгся на полу. Так я в скором времени и уснул, пока покой мой не потревожили внезапные крики снаружи дома.

 

Я соскочил, и гонимый страхом и шоком, я подбежал к двери. Не знаю, сколько я успел проспать, но тёмная ночь в окне начала рассеиваться. Я слышал, как кто-то ходил у крыльца. Затем в дверь постучались. Испугавшись, я открыл её и увидел, как я думаю, хозяина этого дома, который упал на меня, истекая алой кровью из пореза на шее.

 

Прощай, артерия!

 

Кровь била таким потоком, что мигом залила всё моё лицо и грудь. Старик в жёлтом жилете и белой клетчатой рубашке начал падать на меня, но я в отместку успел поймать его, и выглядело это всё так, словно бы я скрепил его в своих объятиях, тем временем пока из него вытекали целые литры крови, не зная остановки. Находясь в состоянии шока, я простоял с ним так примерно с три минуты, во время которых даже с моей куртки начала лить кровь, а затем, я положил его аккуратно на пол. Не было сомнений, что он умер в тот момент, пока я держал его в объятиях.

 

Смертельные объятия.

 

Бездыханное тело пожилого лысого старичка лежало на деревянном полу с закрытыми глазами, а посередине его шеи красовался огромный рубец, из которого до сих пор, временами, сочилась кровь. Где-то рядом с домом я услышал, как кто-то ходит по листве, подбираясь при этом к дому всё ближе и ближе. Находясь в абсолютном ступоре, я, не отрываясь, смотрел на то, как из раны некоторыми порциями выливаются сгустки крови, одновременно при этом вслушиваясь в усиливающийся звук шелеста листвы.

 

Всё это длилось до того момента, пока “труп” вновь не зашевелился. Он протянул ко мне руки, стараясь закричать, и из его шеи, новым пульсом, забрызгала кровь. С каждой секундой хозяин дома становился всё бледнее и бледнее. Не выдержав всего этого нарастающего ужаса, я выбежал из дома с дикими воплями, выбив при этом дверь.

 

Я бежал, а из-за густых ветвей временами проглядывало синее небо. Наступает утро, а значит, одна из самых труднейших ночей моей жизни уже за горами. Но, несмотря на то, что ночь сгинула, я бежал, подкрепляясь животным ужасом, стирая запёкшуюся кровь, сам не осознавая того, что я её размазываю по всему лицу.

 

Всё это длилось до того момента, пока я вновь не выбежал из леса на проезжую часть и не упал там на корячки. Я смотрел в чёрный асфальт, с трудом пытаясь отдышаться и придти в себя. Я стоял в таком положении, слушая, как сильно колотит моё сердце, кажется, дай мне ещё пять минут и я выблюю сердце из груди.

 

Не могу сказать, сколько времени я провёл в таком положении, но это длилось до того момента, пока передо мной не затормозила чья-то машина. Дверь распахнулась, навстречу мне кто-то вышел. Я попытался поднять голову, но никак не мог этого сделать, смотря на черный асфальт и свои руки, залитые кровью, не понимая, толи я не хочу этого, толи шок скрепил моё тело.

 

— ПИЗДЕЦ! МАТЬ ТВОЮ, Я ДАЖЕ БЫ НИКОГДА И ПРЕДПОЛОЖИТЬ БЫ НЕ СМОГ, ЧТО ТЫ УБЕЖАЛ В ЛЕС! ТЫ СОВСЕМ ЕБАНУТЫЙ ЧТО ЛИ??? — послышался вполне знакомый голос, разбавленный нотками истерики, ко мне вновь протянулась рука, и я вспомнил беспомощного старика, лежащего на холодном деревянном полу.

 

Увидев лицо незнакомца — я словно бы сразу вдохнул в себя свою прежнюю жизнь, память, словно напор воды, пробившейся через дамбу, начала возвращаться ко мне. Меня подняли на ноги, и я увидел перед собой своего любимого друга — Дона.

 

— Что с твоим лицом? Ты нахуя кровью вымазался? Сука, тебе пить вообще нельзя, долбоёб, залезай в машину, и поехали обратно на твою хату. А по пути ты мне расскажешь, как ты здесь оказался, — подняв меня, и ведя к машине, проговорил Дон.

 

— А-а-а-а-а-а, — ответил я. И это всё, на что меня в тот момент хватило. Все эти ощущения: вернувшаяся память, шок, облегчение, похмелье, смешиваясь, выдавали вместе некий ядерный оргазм, от которого меня выворачивало наизнанку, и выносило летать снаружи других измерений.

 

Затем Дон донёс меня до автомобиля, посадил на кресло, и мы поехали. И на протяжении нескольких миль я сидел и думал о том, что же произошло с тем человеком в лесу, и что бы случилось со мной, не поддайся я истеричному желанию

Наступает новый день.

I'm going back to five o five

В салоне медленно играла завораживающая музыка, я чувствовал, как во все концы тела отдаёт теплом. Машина медленно передвигалась, заменяя один пейзаж на другой, словно бы красивое панорамное окно. В этот момент я понял, как сильно я люблю машину Дона. В салоне было тепло и несильно попахивало автомобильным освежителем воздуха. Я откинулся на спинку сиденья, и думал, с чего бы начать весь рассказ о том, что случилось за ночь, и как я оказался в лесу. В салоне витало некоторое напряжение, и я знал, что оно исходило от Дона. Он требовал ответов, но терпеливо ждал, когда я приду в себя.

 

You're waiting lying on your side

 

Сначала мы проехали тёмный лес, который ветвями своими мне всегда теперь будет напоминать того беспомощного старика, зверски убитого кем-то в этом страшном месте. Теперь же мы проезжаем красивую равнину, которую озаряет восходящее солнце. Всё до безобразия розовое и милое. Тьма отступает. Хотелось бы мне, чтобы эта темнейшая ночь закончилась, но я отлично понимал, что всё лишь только начиналось.

 

Появились первые дорожные знаки, развилки, я и Дон по-прежнему молчим, а ещё меня начало тошнить, и, кажется, что я не говорю с ним только потому, что боюсь того что стоит мне только открыть рот — как из него сразу же выльется всё содержимое, в совмещении с кишками. Прощай, желудок.

Появились первые машины.

Появились первые птички.

Появились…

 

— ЁБ ТВОЮ МАТЬ, НЕ МОЛЧИ КАК УМАЛИШЁННЫЙ! — закричал Дон, моментом приведя меня в чувства. Я встрепенулся с сиденья и начал пялить на дорогу.

— Я просто не знаю с чего начать… — заговорил я на автомате.

— Сука, я чуть по тебе не проехался, блядь, просто поверить не могу! — сказал Дон, ударив по рулю, но не сводя глаз с дороги. Опытный водитель, даже когда на дороге никого нет — продолжает смотреть на неё.

 

Однасплошная, двесплошные

 

— Но сейчас то нормально всё, — глядя на магнитолу, сказал я.

— Сказал “нормально” человек, который, блядь, весь вымазался в чьей-то крови. Я, конечно, знал, что ты ёбнутый, но это утро — просто край.

 

Повисла тишина. Я во весь рот заулыбался. Дон определённо не ошибается на мой счёт, ибо я даже почувствовал, как из-за того что я представил эту картину — у меня поднялось настроение. Всё это длилось на протяжении нескольких минут, я, тем временем, сидел и смотрел, как скачет эквалайзер магнитолы. В нос бил пряный запах, хотелось как можно скорее приехать домой и забыть обо всём. Внезапно даже для самого себя — я осознал, что блокирую насильно воспоминания той ночи в доме, пытаясь ни о чем не думать. Но мысли о том, что же случилось после того, как в наш дом пришёл тот дядька с коньяком — всё сильнее и сильнее забивались в мою голову, равно, как и свет поглощает предутреннюю тьму.

 

Я вновь начинал засыпать, но все мечтания о нормальном покое сводились на нет, как только я закрывал глаза, ибо я вновь чувствовал, а скорее — вспоминал, как по моему лицу стекает ещё тёплая кровь. Комфорт в машине куда-то резко исчез, и солнце тут же поблекло, а ещё плюс ко всему — меня неимоверно сильно тошнило, и немного болела голова.

 

— Блядь, Дон, останови машину, пожалуйст… — и я почувствовал, как к моему горлу подступила рвота, а я начал тянуться к дверной ручке.

 

Не успел Дон нажать на педаль тормоза — как я тут же распахнул настежь дверь машины, после чего, когда машина уже почти остановилась, выпрыгнул из неё сам. Я слышал, как мой товарищ что-то возразил на этот счёт, а может и не возразил, в тот момент это было уже не важно, ибо мой желудок прочищался, и мне закладывало уши, а Дон, высоко подняв брови, смотрел на это и думал, смеяться ему или плакать.

 

Рассудок врубился вновь тогда, когда я ослабший, упёрся бессильными руками в сырую землю и палил, в самую лужу сами знаете чего.

 

— Пиздец вкуснятина, — вымолвил из-за спины Дон.

 

Я усмехнулся и встал с четверенек на колени, высоко устремив голову вверх, при этом продолжая истерично хохотать.

 

— Знаешь, Дон, — перестав хихикать, продолжил я, — После этого процесса я чувствую себя…свободным. Сразу такая лёгкость по всему телу, и дышится намного свободнее.

— Ага, намного спокойнее дышится запахом собственной блевоты. Превосходно. Наконец-то ты показал себя таким, каким я тебя давно знаю, чертов ебанат.

— Ой, наконец-то мы раскрылись друг-другу, как это мило!

 

Затем мы вместе громко рассмеялись. По небу спокойно плыли белые пушистые облака, солнце с улыбкой грело землю и ласкало своими лучами моё лицо, я почувствовал себя жутко счастливым, даже не вспоминая о событиях предыдущих вечеров и ночей. Этим утром не казались страшными даже провалы в памяти. Мне хотелось поцеловать солнце и сгореть. Это был идеальный день, чтобы умереть.

 

— Поехали, я расскажу тебе начало этой глупой истории, а ты мне — её конец, — нажав на клаксон, сказал позади находящийся, Дон.

— Уже звучит многообещающе, — встав на ноги, и не отрывая глаз с неба, сказал я.

 

Первые пять минут пути мы вновь ехали, молча, а я наблюдал за тем, как облака медленно плывут по синему небосводу. Мне до сих пор было до приторности хорошо. В магнитоле играли знакомые, но так и не вспомненные мной тогда мотивы. Начало дня показалось мне через чур отличным.