Все еще видны спустя 5 тысяч лет

 

В апреле 2003 г. в Интернете появился отчет, в котором говорилось, что «иракские города Эль-Кут и Насирия напали друг на друга сразу же после падения Багдада, чтобы установить свое господство в новой стране». Западные захватчики-союзники, говорилось в нем, ответили тем, что приказали городам прекратить военные действия и заявили, что Багдад останется столицей Ирака. Насирия немедленно отступила. Однако «Эль-Кут послал снайперов на главные дороги, ведущие в город, с приказом не допустить входа в город сил вторжения».

Трудно установить, является ли это отчасти правдой или полной выдумкой. Источник информации нигде не указан. Тем не менее, правда это или ложь, схема знакомая. Она уходит корнями в прошлое по крайней мере на 5 тысяч лет назад ко времени появления самых первых городов на Древнем Среднем Востоке.

Около 3000–2900 гг. до н. э., когда начинает рассеиваться доисторический туман и постепенно вырисовываются некие подробности, мы начинаем различать события прошлого. Здесь имеет место почти непрекращающееся соперничество. Главные центры скопления населения на равнине Тигра– Евфрата родились в борьбе друг с другом, как Иаков и Исав, которые враждовали с рождения.

 

 

Несмотря на неоднократные попытки положить конец гибельному соперничеству на протяжении большей части 3-го тысячелетия до н. э., все конфликты слишком часто приводили к уничтожению целых городов и массовому убийству их жителей. И все же претенденты на главенство в Шумерском государстве хорошо осознавали и даже гордились тем, что имеют общие культуру и историю. Некоторые толкователи видят доказательства того, что временами существовала даже коалиция или конфедерация, которую греки позднее назовут Амфиктионией – объединением соседних племен, центром которого был храм верховного бога Энлиля в Ниппуре, ставший средоточием запасов продовольствия, материалов и даже вооруженных людей для защиты всего объединения от Кенгирского (Шумерского) союза. Аналогично в средневековой Италии дворяне таких городов, как Феррара, Флоренция, Генуя, и многих других почти постоянно воевали друг с другом, несмотря на то что признавали свое общее культурное наследие, но временами объединялись против внешних врагов.

В фильме «Третий человек» Орсон Уэллс, как вы помните, сделал колкое замечание: «В Италии при Борджиа на протяжении тридцати лет была война, царили террор, убийства, и шло кровопролитие, но они дали миру Микеланджело, Леонардо да Винчи и Ренессанс. В Швейцарии была братская любовь, и пятьсот лет царили демократия и мир – и что они дали миру? Часы с кукушкой». В 3-м тысячелетии до н. э. в Месопотамии разгорались соперничество и конфликты между независимыми государствами, царила братоубийственная вражда, шла борьба всех против всех за господство, и у них там тоже была война, террор, убийства и кровопролитие. Однако тем временем обожженные на солнце кирпичи укладывались один за другим – так строился фундамент нашей цивилизации.

Потребовалось всего несколько веков, чтобы город-государство, знакомый нам по классической Греции и современному Сингапуру, полностью сформировался; чтобы военачальники и цари стали главной властью вместо храмовых священнослужителей; чтобы относительно эгалитарное общество, в котором царила власть религии, раскололось на классы богатых и бедных, слабых и сильных. Все это неизбежно продолжалось как побочный эффект удивительно хорошо организованной, эффективной и продуктивной сельскохозяйственной системы, следы которой все еще видны спустя 5 тысяч лет.

С начала 1960-х гг. ЦРУ переключило свою слежку за Советским Союзом с использованием самолетов-шпионов на наблюдение из космоса, в частности с помощью спутников серии «Корона», которые могли различить любой объект на местности свыше 2 метров шириной. Отодвинув в сторону политику холодной войны, самыми крупными выгодоприобретателями от этого в недавнем прошлом были археологи, которые использовали 3D-изображения (рассекреченные в 1995 г.) для изучения беспрецедентных подробностей аэрофотоснимков всего Среднего Востока, находя на них следы, оставленные древними жителями в ходе их деятельности.

На этих изображениях регион испещрен точками давно покинутых деревень, маленьких и больших городов – Эриду и Эшнунна, Гирсу и Киш, Лагаш и Ларса, Ниппур, Сиппар и Шуруппак, Умма, Ур и Урук и других – общей численностью 35 населенных пунктов. Они ровно распределены по региону, а бесчисленные поселения меньших размеров заполняют пространство между ними. Каждый город включал обнесенную стеной собственную территорию и зависимые от него деревушки в окружении ревностно охранявшихся и интенсивно обрабатывавшихся земель и целинных степей, куда из городского центра уходили проселочные дороги. На протяжении тысяч лет земледельцы и скотоводы с первыми лучами солнца тянулись из своих городских домов к собственным земельным наделам, а затем возвращались, когда день близился к закату, оставляя на поверхности почвы, по которой они прошли, твердые и утоптанные до полуметра глубиной борозды. Эти следы до сих пор – 5 тысяч лет спустя – видны на спутниковых снимках.

Следы на самом деле настолько четкие, что можно легко представить, как вы сами каждый день на заре выходите на поля в 3-м тысячелетии до н. э., почти за тысячу лет до даты, которую обычно приписывают патриарху Аврааму. Вы идете вместе с крестьянами, одетыми в льняные или шерстяные саронги, несущими на плечах свои мотыги, грабли, колотушки для разбивания земляных комьев и лопаты для копания канав; некоторые ведут за собой нагруженных корзинами осликов или сидят, свесив ноги с борта запряженных скрипучих телег на четырех крепких деревянных колесах; каждое из них ловко сделано из трех слоев древесины – один тонкий слой дерева с мягкой внешней стороной износился бы слишком быстро.

Ваши спутники вели бы беседу на самых широко используемых в этой части мира языках: один мы называем шумерским, другой – семитским, который в более поздние времена станет известен как аккадский (а в рассматриваемое нами время город Аккад еще даже не начинали строить). В самой южной части Месопотамской равнины, которая примыкает к Персидскому заливу (современное название), вы, вероятно, услышите шумерский язык; дальше на север, где реки Тигр и Евфрат несут свои воды ближе всего друг к другу, – семитский; а между этими двумя регионами они оба используются. Раньше исследователи утверждали, что и люди, говорившие на шумерском и семитском языках, постоянно боролись за власть, в конечном итоге последние, применив военную силу, победили. Эту идею сейчас воспринимают скептически. Мы можем быть почти уверены в том, что с древних времен здесь говорили на обоих языках, и антагонизма при этом было не больше, чем между людьми, говорящими на французском, немецком, итальянском и ретороманском языках в современных кантонах Швейцарии.

Как мы можем узнать о столь эфемерном явлении, как повседневная речь исчезнувшего народа? Не по его письменным документам – на этом этапе они ограничивались шумерским языком, для которого была изобретена письменность, а по именам людей они с гордостью писали их на своих печатях и в текстах. В те далекие времена имена представляли собой главным образом благочестивые фразы. Нам известны такие имена, как «Энлиль – моя сила», «Мой бог оказался истинным», «Я хватаю ступню Энки» и даже «Посреди твоей пищи – раб» («Sag-gar-zu-erim» – на шумерском), что похоже на строку из молитвы. Как написал ученый Джордж Бартон: «Либо у родителя, который дал ребенку это имя, было чувство юмора, либо он был буквалистом, так же напрочь лишенным чувства юмора, как некоторые пуритане, которые давали своим детям имена, представлявшие собой длинные предложения».

Теперь вы проходите через высокие ворота, которые прорезают возвышающуюся кирпичную стену вашего родного города. Сразу же за ними вы видите огороды и сады, в которых растут яблони и виноградные лозы, чтобы собирать урожай плодов; лен и кунжут, чтобы получать волокно и масло; разнообразные овощи и бобовые – фасоль, нут, огурцы, чеснок, лук-порей, чечевица, латук, горчица, лук, репа и кресс водяной – плюс разные травы и специи, вроде кориандра, зиры, мяты и ягод можжевельника. Вокруг овощных делянок кормятся утки и гуси, которых разводят ради яиц и мяса, – позднее в этом тысячелетии к ним присоединились куры, их привезли сюда из Юго-Восточной Азии. Там и сям стоят рощицы из финиковых пальм (финики важны для рациона местных жителей), хотя можно увидеть и тополь, иву, тамариск и кизил, которые выращивают на древесину – она всегда в дефиците.

Садовая продукция обеспечивает разнообразную, богатую и изысканную кухню, подробно описанную позднее в нескольких собраниях клинописных табличек. Изученные в 1987 г., Жаном Боттеро эти рецепты выявляют утонченность вкуса жителей Древнего Междуречья. Есть даже инструкции по приготовлению выпечки – вершины искусства шеф-повара, хотя тексты страдают от того, что можно назвать «синдромом бабушкиных наставлений», когда указывается не точное количество продукта, а «достаточное количество» одного, «не слишком много» другого и «нужное количество» третьего: «После того как вы очистили муку, смягчите ее молоком и, когда она станет густой, замесите ее, добавляя siqqu [сброженный рыбный соус] и samidu [трава, похожая на лук], лук-порей и чеснок и достаточно молока и растительного масла, чтобы тесто вышло мягким. Внимательно смотрите за тестом, пока месите его. Разделите тесто на две части: одну половину оставьте в горшке, а другой придайте форму небольших хлебов sepetu [быть может, это разновидность гренок, которые Боттеро называет «fleurons»] и выпекайте их в печи».

По подобному рецепту, полностью расшифрованному профессором Боттеро, испекли пирог с мясом домашней птицы и сфотографировали его для соответствующей статьи. Хотя автор утверждал, что это было «настоящее угощение», но в письме к самому переводчику он «признался, что не пожелал бы такой еды никому, разве что своим злейшим врагам».

Основой питания была, конечно, крупа. В 3-м тысячелетии до н. э., когда бы вы оставляли позади город, вы проходили бы мимо одного поля, засеянного злаками, за другим – они простираются, насколько охватывает глаз, по обе стороны от проселочной дороги. Теперь люди стали выращивать здесь больше ячменя, чем пшеницы, так как ячмень лучше переносил соленую почву, а земля так и не восстановилась полностью после засоления почвы в предыдущий период. Сеть широких и судоходных каналов, более узких канальцев, узких и грязных канав указывала крестьянам путь среди полей – для полива их посевов, являвшихся основой жизни шумеров.

Возможно (представьте себя образованным, грамотным человеком), у вас в кармане в качестве справочника лежит копия текста, относящегося к концу 3-го тысячелетия до н. э., под названием «Наставления крестьянину» – документ, характерный для донаучного увлечения древних месопотамцев точными наблюдениями и тщательной классификацией (это же все еще Древний мир; чтобы защитить свои посадки от вредителей, «совершите обряд, отгоняющий мышей»). Это полный справочник, написанный в форме мудрых советов старого отца своему сыну и содержащий все, что вам нужно знать, чтобы успешно вырастить зерно. Он начинается с повторяющегося каждые два года возврата от пара к производству продукции:

«Когда ты должен подготовить поле, осмотри дамбы, каналы и насыпи, которые нужно открыть. Когда ты впустишь паводковую воду на поле, то эта вода не должна подниматься слишком высоко. Когда поле появится из-под воды, наблюдай за его площадью со стоящей водой; она должна быть огорожена. Не позволяй его вытаптывать скотине.

После того как ты обрежешь сорняки и установишь границы поля, выровняй его несколько раз мотыгой весом две трети мины [около 650 г.]. Пусть плоская мотыга сотрет следы быков, и пусть поле будет чистым. Колотушка должна выровнять борозды. С мотыгой следует обойти четыре стороны поля. Пока поле не просохнет, его следует сделать ровным».

Далее следуют инструкции по подготовке инструментов, оборудования и тягловых быков. Затем «после обработки пахотной площади плугом bardili, а потом плугом tugsaga [быть может, это плуг, переворачивающий дерн] вспаши поле плугом tuggur [возможно, это нечто вроде бороны]. Надо боронить один, два, три раза. Чтобы разбивать крепкие комья тяжелой колотушкой, ручка колотушки должна быть надежно прикреплена, иначе работать ею не получится так, как надо».

Плуг, который тянул один бык, должен был обработать от 50 до 65 гектаров земли или поле длиной менее километра и шириной 1 км. Это изнурительный, тяжкий труд. Но пусть это вас не отпугивает: «Когда твой труд в поле станет непомерным, ты не должен бросать его; никто не должен говорить кому-то: „Иди работать в поле!“ Когда созвездия на небе окажутся в нужном положении, не ленись много раз провести быков по полю. Мотыга должна обработать все».

Если вы следовали указаниям до буквы, вам гарантирован изобильный урожай ячменя – это имело решающее значение для вашего положения в общине, так как ячмень занимал центральное место в жизни Месопотамии. Это был основной продукт, производившийся в этом регионе, «хлеб и картошка» для всех слоев общества. Если урожай ячменя был плохим, люди голодали, а также испытывали недостаток питья, потому что эта культура являлась источником главного напитка, изготовлявшегося в регионе, – пива, которое пили каждый день: и для утоления жажды, и для веселья, и по религиозным праздникам, и во время церемоний.

Ведь если люди, жившие в далеких горах и предгорьях, могли пойти к хрустально-чистым ручьям и игристым родникам – единственным источником питьевой воды, то здесь, на равнине, были реки, каналы и канавы, либо сильно загрязненные, либо как следует удобренные – в зависимости от точки зрения заявлявшего об этом. С древних времен, даже в эпоху урукской цивилизации до 3000 г. до н. э., сточные воды домохозяйств напрямую спускали в реки и каналы по замысловатой системе отведения, состоявшей из труб, сделанных из обожженной глины. У каждого дома имелись трубы, отводившие отработанную и ливневую воду в коллектор, проходивший под улицей снаружи дома. Трубы соединялись в общегородскую систему канализации, водоотвод которой шел параллельно естественному склону местности, а окончательное место сброса сточных вод находилось далеко за пределами городских стен (многие дома в Великобритании не имели этого удобства до середины XX в.). Это было великолепное достижение инженерного искусства, но потенциальное бедствие для общественного здоровья.

Если водные источники становились ненадежными, буровые скважины и колодцы больше не давали питьевую воду, так как уровень грунтовых вод, содержащих соль, был слишком близко к поверхности. Поэтому пиво, стерилизованное слабоалкогольным содержимым, оставалось самым безопасным напитком – аналогично тому, как в западном мире до времен королевы Виктории его подавали к каждому приему пищи даже в больницах и сиротских домах. В Древнем Шумере пиво также составляло часть заработной платы, которую получал тот, кто должен был обслуживать других, зарабатывая себе на жизнь.

По-видимому, в Междуречье существовало много разновидностей пива, сброженного до различной крепости и в отсутствие хмеля приправленного разными ингредиентами. Обычно о нем плохо отзывались в научной литературе. Тот факт, что его часто пили через соломинки из больших емкостей, многих исследователей (возможно, как класс, они дают особую оценку пиву) наталкивает на мысль, что в напитке было полно частиц, которые не пропускала соломинка, совсем как umqombothi – густое домашнее пиво из кукурузы и проса, подававшееся в нелегальных южноафриканских питейных заведениях. Это, безусловно, несправедливо. На то, что шумерское пиво тщательно отфильтровывали, указывает гимн в честь Нинкаси – богини крепких напитков, относящийся к 1800 г. до н. э., но отражающий методы тысячелетней давности:

 

Фильтровальную бочку,

Которая издает приятный звук,

Ты ставишь надлежащим образом сверху

Большой бочки-коллектора.

Когда ты выливаешь отфильтрованное пиво

Из бочки-коллектора,

Оно похоже на стремительное течение

Тигра и Евфрата.

 

В любом случае пиво проверяется в процессе питья, и недавно несколько раз попытались испытать методы, подробно описанные в гимне Нинкаси. В 1988 г. пивоваренная компания «Анкор» из Сан-Франциско стала сотрудничать с антропологом доктором Соломоном Кацем с целью возродить шумерский напиток, который оказался больше похожим на русский квас, чем на пиво: из части смешанного с солодом ячменя сначала выпекали буханки хлеба или даже дважды выпекали, получая сухари, прежде чем их раскрошить и заквасить. Приготовленный таким образом напиток был вполне вкусный, с концентрацией алкоголя 3–5 процентов от объема, как и во многих современных светлых сортах пива. Писали, что у него «сухой вкус и недостает горечи и он похож на крепкий яблочный сидр».

Во времена шумеров празднества сопровождались «питейной» песней. Теперь все вместе:

 

Бочка gakkul, бочка gakkul! Бочка gakkul, бочка lamsare!

Бочка gakkul, которая приводит нас в веселое настроение!

Бочка lamsare, которая заставляет сердце радоваться!

Кувшин urugbal, процветание дома! Кувшин caggub, наполненный пивом!

Кувшин amam, в котором несут пиво из бочки lamsare!..

Когда я верчусь вокруг озера пива, я чувствую себя замечательно,

Замечательно, когда пью пиво в блаженном настроении,

Когда пью алкоголь и становлюсь хмельным,

С радостным сердцем и удовлетворенной печенью,

Мое сердце – это сердце, наполненное радостью!

 

 

«Что бы я ни предложил, будет неизменно»

 

В Шумере после потопа командная храмовая экономика предыдущей Урукской эры ушла в небытие и была забыта – что, разумеется, не означает, что священнослужители храма внезапно утратили все свое влияние. Но в это время частная собственность стала играть более важную роль в общественных и экономических делах. В середине 3-го тысячелетия в документах начинают появляться подробные описания продажи земель, полей и пальмовых рощ, а также появляются контракты и договоры, относящиеся к получению детьми – как мужчинами, так и женщинами – в наследство земельных участков от родителей. А там, где существует частная собственность с вытекающим из нее правом покупать и продавать, должен быть механизм определения цены. Кажется, что впервые в истории спрос и предложение стали приобретать особое значение.

Ученые много спорят о месте рынка в самом широком смысле слова в жизни Древней Месопотамии. Здесь больше, чем в других сферах исследования, политическая позиция играет главную роль в определении точки зрения. Марксисты и консерваторы интерпретируют прошлое очень по-разному: первые отрицают, что рыночные силы вообще играли какую-то роль в шумерской экономике, а последние убеждены, что они контролировали условия торговли с самого начала. Не многое можно найти в письменных документах в поддержку той или иной позиции. Профессор Моррис Сильвер из Городского колледжа в Нью-Йорке привлек в качестве доказательства литературу:

«В тексте, относящемся к третьему тысячелетию до н. э. … говорится о шумерском lu-se-sa-sa (по-аккадски «muqallu»), который жарил зерно и продавал его на рынке.

Литературный документ приблизительно того же времени рассказывает: „Купец – о, как он снизил цены!“

Чиновник сообщает в письме своему царю о том, что для отправки в столицу он закупил достаточное количество зерна (свыше 72 000 бушелей), но теперь цена на зерно удвоилась».

В ответ на замечание, что в шумерских городах не было площадей, на которых можно было торговать, или, по крайней мере, не говорилось ни слова о них, он привел доказательство «аж из третьего тысячелетия до н. э.» об уличных торговцах продуктами питания – солью, вином, домашним пивом, жареным зерном и щелочью (ее использовали вместо мыла). В документах часто можно увидеть слово «улица» (по-аккадски suqu), которое также имеет значение «рыночная площадь». В текстах второй половины 3-го тысячелетия до н. э. говорится о товарах «на улице».

Там, где есть рынок – suqu, suq или souk, – существует и конкуренция, а значит, должны быть победители и проигравшие. А где есть таковые, там будут и богатые и бедные, работодатели и работники, предприниматели и пролетариат. Теперь, в отличие от предыдущего периода (в основном эгалитарного), начали выделяться общественные классы, как разноцветные чернила на промокашке. Глядя на своих спутников, идущих утром по дороге в поле, вы бы не увидели представителей состоятельных слоев общества, которые могли позволить себе платить другим за выполнение вместо себя сельскохозяйственных работ. Вы будете встречать главным образом арендаторов небольших земельных участков, наемных работников и немного рабов, попавших в рабство за долги или захваченных в плен на войне. Богатые люди оставались дома, наслаждались своим обретенным богатством и придумывали способы его приумножить, что влекло за собой открытие неподвластных храмовым священнослужителям частных мастерских, в которых можно было производить на продажу и на экспорт ткани, глиняную посуду, изделия из металлов и другие ремесленные товары. По сути, эти мастерские стали первыми в истории «промышленными фабриками», хотя, согласно более поздним документам, их лучше называть «потогонными мастерскими».

Последствия такого накопления имущества оказались серьезными. «Обменивая свои запасы на земли, которые они, возможно, распределяли между своими приверженцами, – пишет чешский исследователь Петр Чарват о шумерских нуворишах, – они становились господами для групп населения, которые были совершенно независимы от традиционных общин, центром которых был храм, и правителями доисторических штатов Месопотамии». Шел процесс создания новой властной структуры.

Итак, вы прошли не более нескольких миль от городских стен и добрались до конца обработанных полей и начала обширной степи, которая простирается от подножия Загросских гор до Аравийского полуострова – пространство, названное шумерами edin и, как думают некоторые, давшее нам название библейского сада, в котором жили Адам и Ева. Здесь находятся пастбища для стай домашней птицы и стад домашнего скота и есть множество дичи для охоты: кабаны, олени, газели, сернобыки, страусы, дикие ослы и быки. Но здесь также таится и опасность, так как по этой дикой местности бродят львы и гепарды, шакалы и волки. Охота на львов – знакомая тема в искусстве Междуречья – необходимость, а не потворство капризам, если вы не хотите регулярного истребления овец, коз и крупного рогатого скота. Популярное изображение на цилиндрической печати – лев, нападающий на быка или оленя, – не полет художественной фантазии, а, к сожалению, обычная картина.

Люди-хищники тоже регулярно создают риски: это налетчики с восточных гор или западных пустынь. Временами, особенно во время сбора урожая, поблизости должны быть вооруженные люди для его защиты. Самая большая опасность нападения – на севере аллювиальной равнины, где люди говорят на семитском языке. Долина реки Диялы, которая тянется на 400 км от своего источника высоко в Загросских горах и вливается в Тигр ниже того места, где сейчас стоит Багдад, представляет собой легкий путь для грабителей, спускающихся с Иранского нагорья. Поэтому нет ничего удивительного в том, что самое важное политическое событие 3-го тысячелетия – возникновение монархической формы правления – впервые случилось именно в этом регионе, в частности в городе, известном в истории как Киш. «После того как Потоп схлынул, царская власть снова спустилась с небес, – говорится в Списке шумерских царей, – царская форма правления была в Кише».

 

Не считая его стратегического местоположения, есть ли что-то в Кише, что выделяет его как особый город, отличающийся от других, расположенных на юге Месопотамии, говорящих на шумерском языке, вроде Эриду и Урука – места сосредоточения прошлой истории этого региона, где можно было бы ожидать события, имеющего такое важное значение? В настоящее время Киш (не путать с островом-курортом, носящим такое же название и находящимся у южного побережья Ирана) представляет собой, как и многие другие известные в Междуречье места жительства древних людей, не более чем несколько тысяч гектаров пыльных безлюдных холмов. Однако есть одна существенная разница между ним и развалинами, лежащими южнее: здесь не так сухо и местность почти не напоминает пустыню. Действительно, холмы или курганы окружают разбросанные там и сям зеленые поля, так как этот район очень хорошо снабжается водой. Он расположен недалеко не только от того места, где в Тигр впадает река Дияла, но и где Тигр и Евфрат максимально сближаются друг с другом на расстояние около 50 км. Уж если где-то и существовала опасность наводнения, то это здесь. Раскопки выявили, что Киш действительно затоплялся несколько раз. Однако средством предотвращения в нем опасности наводнения стала простая ирригация, а его окрестности благоприятствовали богатым урожаям и тучным стадам. Возможно, именно это побуждало варваров с восточных гор устраивать частые набеги с целью грабежа и поживы, похожие на бандитский налет на деревеньку в фильме Акиры Куросавы «Семь самураев».

Когда приходила весть о том, что разбойники уже в пути, замеченные, возможно, пастухами, пасшими свои стада в диких местах далеко за пределами городских стен, раздавался призыв к мужчинам оказать сопротивление. Крестьяне превращались в городское ополчение, бросали лопаты и мотыги и брались за дубины и копья. Тем не менее если это, возможно, и считалось адекватным оборонительным ответом небольшим бандам, но отразить таким способом вторжение целого батальона налетчиков было невозможно. Для этого требовался отряд обученных полупрофессиональных воинов, а в конечном счете и полностью профессиональная армия. Более древние центры власти шумерского общества – храмовое жречество и собрания старейших не смогли бы ни собрать соответствующее число людей, ни повести их в бой. Эта задача выпала новой экономической элите, названной Петром Чарватом «большими людьми», Lugalene (по-шумерски lu – «человек», gal – «большой», ene – окончание множественного числа), с их огромными поместьями и доходами приверженцев, чьи масштабные накопленные богатства означали, что часть их рабочей силы можно выделить для регулярного обучения военному искусству. Но ни одной вооруженной группой людей не могут командовать несколько полководцев, конкурирующих друг с другом. Неизбежно один из них возвысится и станет главным Lugal, главным «большим человеком» Киша, которого римляне тысячелетие спустя назовут Dux Bellorum, или «военачальник». В Царском списке первым Lugal Киша значится Гушур, за которым последовали один за другим 22 обладателя этого титула, хотя их «правления» удивительной продолжительности, составившие «24 510 лет, три месяца и три с половиной дня», едва ли можно принять за правду.

Хотя о тех временах ничего не было записано в истории, сильно замаскированный и зашифрованный рассказ все же встречается в гораздо более позднем мифе вавилонского происхождения под названием Enuma Elish. Богам угрожают нападением чудовища, отпущенные на волю богиней первозданных соленых вод Тиамат (здесь: олицетворение хаоса). Не имея возможности противостоять нападению, они призывают молодого бога-героя Мардука стать их воителем и защитником. Он соглашается, но на одном условии:

 

Если я буду вашим мстителем, чтобы покорить Тиамат и дать вам жизнь,

Соберите ассамблею, поставьте меня во главе и провозгласите это…

С моим словом, равным вашему, я буду определять судьбу.

Что бы я ни предложил, будет неизменно,

Слово, слетевшее с моих губ, будет неизменно, и никто не пренебрежет им.

 

В то время как Lugal, возможно, начал с защиты своего города от налетчиков, он, вероятно, вскоре обнаружил, что стычки на границе с другими поселениями по соседству являются неплохим способом укрепить свое положение. Топографические съемки местности наводят на мысль о том, что Киш не позволял ни одному городу в северной части равнины соревноваться с ним в размерах или главенстве. Со временем, как подразумевает Царский список, его влияние, вероятно, распространилось на весь регион. После этого в истории Шумера титул Lugal навечно получал любой лидер, претендовавший на господство над всей страной.

Однако Киш не мог вечно диктовать свою волю. Города, расположенные южнее, со своей длинной историей и, без сомнения, самолюбием, в конечном счете выучили урок, полученный от своего северного соседа. Каждому городу нужна была армия, чтобы, по крайней мере, удерживать, если не расширять, сферу своих власти и влияния. Мы не знаем, сколько времени на это ушло, но в конце концов «большие люди» вышли на передний план в большинстве городов. Урук собрал достаточное войско, чтобы соперничать, бросить вызов и в конечном счете свергнуть власть Киша. С этого началось нескончаемое соперничество, бесконечная игра («музыкальный стул») с опустошающими и разрушающими последствиями, характерная для Южной Месопотамии начала 3-го тысячелетия до н. э. Между перечислениями Lugalene в каждом городе – условно называемых династиями, хотя следовавшие один за другим военачальники в основном не были связаны друг с другом родственными узами, – список шумерских царей рассказывает историю весьма ясно. В наши дни, говорят, политические карьеры всегда заканчиваются плохо, в Шумере временное место под солнцем каждого города заканчивалось неизбежным поражением:

 

Киш потерпел поражение, и царская власть отошла к Энанне (то есть Уруку)…

Затем Унуг (Урук) потерпел поражение, и власть перешла к Уру…

Затем Ур был разгромлен, и власть перешла к Авану…

Затем Аван был разгромлен, и власть перешла к Кишу…

Затем Киш потерпел поражение, и власть перешла к Хамази…

Затем Хамази потерпел пражение, и власть перешла к Унугу…

Затем Унуг был разгромлен, и власть перешла к Уриму…

Затем Урим был разгромлен, и власть перешла к Адабу…

Затем Адаб был разгромлен, и власть перешла к Мари…

Затем Мари потерпел поражение, и власть перешла к Кишу…

Затем Киш потерпел поражение, и власть перешла к Акшаку…

Затем Акшак потерпел поражение, и власть перешла к Кишу…

Затем Киш был разгромлен, и власть перешла к Унугу.

 

Эти фразы, без прикрас констатирующие факты завоеваний, ничего не рассказывают нам о том, что произошло на самом деле. Но у нас все же есть подробный отчет об одной значимой войне, хотя лишь с одной стороны – той, которая не упомянута в Царском списке. Это была война между городами Лагаш и Умма, и она тянулась больше 100 лет.

Разумеется, описания, которые у нас есть, созвучны древней культуре и верованиям Междуречья и нуждаются в некотором толковании. В Средневековье, раннем Новом времени и даже в наши дни политику вели и ведут люди, хотя все стороны в любом конфликте обычно провозглашают, что с ними Бог – обычно один и тот же. В мире древних шумеров, напротив, политику и ее продолжение – войну воспринимали как дело, которым занимаются боги; люди действовали лишь от их имени. Так, шумерская Столетняя война между Лагашем и Уммой была конфликтом между лагашским богом Нингирсу и уммским – Шарой. Люди сражались и умирали, и города разрушались, но реальный конфликт шел между богами.

Спор был из-за клочка земли – в надписях он назван полем Gu-Edin, «край степи». И хотя есть ссылка на орошенный участок пахотной земли, на самом деле изначально это была огороженная часть степи, которую использовали как пастбище. В Древней Месопотамии всегда не хватало такого дара природы, как пастбища, и за них сражались ожесточеннее, чем за земельные наделы для выращивания сельскохозяйственных культур, которые являлись, по сути, творениями рук человеческих. Землю в непосредственных окрестностях города отдали для выращивания зерна, и домашний скот должен был кормиться в степи, простиравшейся за полями. Но крупный рогатый скот и овцы, если их содержать на слишком маленькой площади, быстро делают ее бесполезной. Скот съедает зеленые листья с кустов и деревьев, а время от времени и их кору, в то время как овцы щиплют молодые побеги и подрост и таким образом мешают обновлению. Как только естественная растительность оказывается уничтоженной стадами, землю можно использовать только в сельскохозяйственных целях. Так, два города, которые изначально находились на достаточно приличном расстоянии друг от друга, могли попасть в ситуацию спора не из-за сельхозземель, а из-за оставшихся степных площадей, используемых под пастбища.

По-видимому, это и произошло с городами Лагаш и Умма, разделенными на первый взгляд приличным расстоянием 30 км, что тем не менее привело их к конфликту. И все же видеть в нем лишь разногласия по вопросу границ и права пасти скот – придавать, вероятно, ему меньшее значение, чем он того достоин. Ведь эти города боролись на самом деле за верховенство в самом Шумере. Геостратегическое развитие всей этой аллювиальной равнины было связано с их судьбой. Возможно, это могло показаться довольно тривиальной ссорой, борьбой за небольшой лоскут земли, но после того, как преимущество оказывалось то на одной стороне, то на другой на протяжении многих десятилетий, пришло время совершенно нового политического руководства, ознаменовавшего начало новой эры.

Конкретные детали этой долгой войны представляют интерес главным образом для специалистов: рассказ о том, как изначально некий Месилим, называемый царем Киша и поэтому номинальный правитель Шумера, получил от своего бога Кади приказ рассудить и определить границу между этими городами. Но тогда «по приказу своего бога энси [правитель] города Уммы Уш совершил налет и уничтожил Guedin – орошаемые земли, поле возлюбленной Нингирсу… вырвал пограничную метку и вступил на территорию Лагаша». Его жители ответили тем, что вышли сражаться во главе со своим вождем Эаннатумом, который «по приказу бога Энлиля накинул на них огромную сеть и собрал в кучу их тела на равнине… оставшиеся в живых обратились к Эаннатуму; ради своих жизней они пали ниц и зарыдали». Мирные соглашения заключались и без промедления нарушались: «Правитель Лагаша Эаннатум сражался с ним в Угиге – любимом поле Нингирсу. Любимый сын Эаннатума Энметена разгромил его. Урлума бежал, но он убил его в Умме. Его ослы – численностью 60 упряжек – были брошены на берегах канала Лумагирнунты. Кости их погонщиков были разбросаны по равнине».

Было ли достигнуто что-то после такого кровопролития? В память о том событии нам остался один из величайших шедевров древнемесопотамского искусства – Стела с грифами, названная так, потому что на ней изображены птицы, пожирающие трупы убитых. Это камень с округлой верхушкой чуть меньше 2 м в высоту, с одной стороны которого вырезаны скульптурные фигуры царя Лагаша Эаннатума, облаченного в боевые доспехи, пешего и в своей колеснице, ведущего своих суровых воинов в бой. На другой стороне стелы мы видим бога Нингирсу, захватившего в плен армию Уммы огромной охотничьей сетью и разбивающего головы воинов своей палицей. Работу завершает надпись, включающая подробный рассказ о сути спора, описание преступлений и вероломства жителей Уммы. Неудивительно, что эту стелу, находящуюся в настоящее время в Лувре, восстанавливали из многочисленных обломков, найденных при раскопках в Гирсу: в древности памятник был разбит на кусочки, очевидно жителями Уммы, которым не очень понравилось то, что про них написали.

Огромное количество времени и энергии, равно как и человеческих ресурсов, вероятно, тратилось на такие войны. Невозможно узнать, сколько людей выходило на поле боя в подобных конфликтах, но, согласно «Кембриджской истории Древнего мира», «один только храм в городе Лагаше выставил от 500 до 600 рекрутов из числа своих жителей». И это был, вероятно, не один из крупных центров. В сражениях целых армий могли быть задействованы до 10 тысяч воинов, а это большое число даже по современным меркам.

Стела с грифами – под<