Документы являются собственностью

КОРПОРАЦИИ „БАКСОЛЕНД“;

Содержимое совершенно секретно».

 

Особенно Хватпола заинтересовали два документа из досье. Один – касательно проекта «Прометей».

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

ОТЧЕТ 1

Проект «Прометей»

Доктор Браун запросил увеличение финансирования для вышеупомянутого проекта еще на два года вперед. Недавние результаты его работы совместно с доктором Малхерном были продемонстрированы в частном порядке самому мистеру Баксоленду и мне, и ощущения мы испытали поразительные. Лично я считаю, что финансирование обязательно нужно продолжать на том уровне, который запросили Браун и Малхерн, но при условии включения в их контракты особых пунктов о секретности и личной ответственности. Определенно назрела необходимость возобновить договор об эксклюзивности, чтобы охватить последствия и результаты всех их разработок.

 

СОГЛАСОВАНО

 

Хватпол обратился ко второму заинтересовавшему его документу.

 

 

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Доктор Люций Браун изучал биологию и физику в университете, а также получил магистерскую степень по истории архитектуры. Именно здесь он познакомился и учился вместе с мистером Абелем Баксолендом. Особенно ярко талант доктора Брауна проявился в различных зонах комплекса «Парка Прошлого». Именно он предложил гениальный план создания призраков и видений для зачарованных мест города, которые стали невероятной сенсацией во время церемонии открытия «Парка». Благодаря такому успеху Браун получил статус основателя и идеолога в структуре Корпорации.

Доктор Браун и доктор Джек Малхерн продолжили сотрудничество в рамках еще одного специального проекта, потребовавшего финансирования огромных масштабов. Ученые добились великолепных промежуточных результатов, в связи с чем было выделено дополнительное финансирование в особо крупных размерах.

Однако как доктор Браун, так и доктор Малхерн весьма осторожно высказывались о достоинствах проекта и ближе к завершению второй фазы настаивали на том, чтобы свернуть эксперимент. Высокое руководство их просьбу отклонило. Вскоре после этого произошел пожар, очевидно случайный, который полностью разрушил лабораторный комплекс. Доктора Малхерна официально объявили погибшим, а все окончательные результаты эксперимента – уничтоженными. В настоящее время считается, что Малхерн сбежал и скрывается. Вскоре после этих прискорбных потерь доктор Браун вышел в отставку.

См. секретное Приложение А.

 

Приложения А в досье не оказалось. Хватпол поднял голову. История разворачивалась странная: нелепые совпадения, секретные эксперименты, но эксперименты – над чем? Надо бы попросить Хадсона прислать все имеющиеся сведения о докторе Малхерне и, если возможно, экземпляр Приложения А.

 

ГЛАВА 28

ИЗ ДНЕВНИКА ЕВЫ

 

«Те, кто тебя ищут, ни за что не ожидают, что ты будешь танцевать и прыгать на канате перед толпами восхищенных зрителей, ни от кого не скрываясь. Мы спрячем тебя у всех на виду, как лист на дереве. Это старый фокус. Скажем, будто ты из России».

Из России так из России, я не возражала. «Блистательная Ева из далекой России!» – стал объявлять Яго под звуки горна.

Как‑то раз Яго весь вечер работал в повозке, что‑то пилил и сколачивал. Потом он показал мне, что получилось.

«Это запасной выход, фальшивый пол, наподобие тех приспособлений, которые мы используем для фокусов, – объяснил он. – В крайнем случае выскользнешь из повозки и убежишь. Никогда не угадаешь, когда такая штука может потребоваться тебе или кому‑то из нас. Коли на тебя охотятся оборванцы, излишняя осторожность не помешает».

Во время каждого моего выступления, всякий раз, как я танцевала и подпрыгивала на канате в белом муслиновом платье, неизвестный юноша стоял внизу.

Он будто специально всякий раз оказывался в первом ряду зрителей. Я искала его взглядом и всегда находила, всегда знала, что это он и где именно в толпе он стоит. А еще я буквально чувствовала, как он провожает меня взглядом по канату. Почему‑то именно его глаза всегда меня буравили.

«По‑моему, тебя преследуют, Ева. Какой‑то молодой человек снова и снова приходит смотреть на тебя, и я не знаю, стоит ли ему доверять», – говорил Яго.

Из всех людей, которые посещали мои выступления на канате, я по‑настоящему замечала только его одного – веселого парня с широкой улыбкой и темными глазами.

Однажды юноша дождался конца выступления, подошел к нашей лошади, Пелау, и стал чесать ее за ухом, изображая равнодушие. Когда я вышла на ступеньки из повозки, он старательно отводил взгляд и даже не пытался со мной заговорить. Все равно я его заметила, а потом Яго его шуганул – индиец всегда меня оберегал.

«Не волнуйся, Яго, – сказала я. – Разреши нам в следующий раз поговорить».

 

В другой раз юноша снова задержался у наших повозок. Яго посмотрел на меня добрыми карими глазами, как бы советуясь: мол, избавиться от него? Я покачала головой и жестом позвала юношу к нам.

Вблизи у него оказалось удивительно приятное лицо, улыбчивые глаза, взъерошенная копна волос. В общем‑то самый обычный парень, рост средний, вид обыкновенный. Он застенчиво мял в руках кепку.

«Вы так здорово ходите по канату, мисс… Даже не представляю, как это у вас получается», – неловко вымолвил он, глядя себе под ноги.

«Спасибо, – отозвалась я. – Думаю, все дело в тренировке».

«Я… – Он смутился, а потом ухмыльнулся и назвал свое имя. – Иафет Маккредди, по крайней мере так меня называют на работе, хотя для друзей я Псалтырь». Он протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатием.

Итак, этот юноша, Псалтырь, стал навещать меня (а еще, по‑моему, ему нравилось приходить к нам и гладить лошадь) после выступлений. За неделю он бывал у нас два или даже три раза. Рассказывал, что всегда «на бегу», спешит по делам своего нанимателя, какого‑то мистера Уильяма Лейтона, выполняет его поручения и все такое.

Яго слышал о мистере Лейтоне.

«Он устраивает у себя спиритические сеансы, дорогущие! А вообще‑то мошенник себе на уме, да и вор, – добавил он. – Я бы остерегался обоих: и Псалтыря этого, и Лейтона».

 

ГЛАВА 29

 

Стену в каморке, напротив окна, забранного железной решеткой, занавешивало широкое белое полотнище. На фоне этой простыни стоял высокий табурет, с непонятным приспособлением в виде медной скобки. Рядом стоял полицейский с какой‑то прямоугольной табличкой. Женщина продиктовала цифры:

– Один, девять, два, четыре, восемь. Полисмен стал царапать мелом на грифельной доске в деревянной раме; с обратной стороны к раме крепилась веревочная петля. Закончил и показал табличку.

Женщина прищурилась и кивнула. Полицейский нацепил грифельную табличку на шею Калебу, цифры оказались у него на груди. Чопорная служительница достала острую металлическую расческу и зачесала густые волосы юноши назад, убирая их со лба.

– По крайней мере вшей нет, – бесцеремонно прокомментировала она.

Прямо напротив Калеба обнаружилась старинная фотокамера – фотоаппарат в ящичном корпусе.

– Один момент! – воскликнул служитель в белом халате.

Калеба усадили на высокую табуретку. Зафиксировали голову у стены с помощью медной скобки, чтобы шеей нельзя было дернуть. Одна коленка у юноши нервно подрагивала. У дальней стены помещения тихо сидели несколько Зевак.

Грифельная табличка казалась ужасно тяжелой, веревка впивалась в шею. Служитель в белом халате засунул голову под черное покрывало на ящике фотоаппарата.

– Не двигайся, – потребовал полицейский. – Дайте свет!

Помещение внезапно озарилось ярким светом.

– И… раз, два, три… готово! – раздался голос из‑под покрывала. Полисмен поместил большой медный диск перед глазком камеры. Что‑то громко щелкнуло; освещение в комнате потускнело.

Калеб моргнул и поежился, попытался повернуть голову, но медная скобка прочно удерживала его на месте. Служительница ослабила зажим, сняла с несчастного табличку и стерла меловый номер.

– Следуй за мной, – приказала она и повела его по шумному и мрачному коридору в главный зал полицейского участка.

Теперь на лавке вдоль кафельной стены расселись нищие, случайные зрители, модники, Зеваки и… Кого тут только не было! Калебу велели сесть ближе к конторке. Он уткнулся взглядом в пол: везде опилки, под скамейкой целая куча. Местами – красные пятна крови. Юноша испугался, что вот‑вот увидит в груде опилок чьи‑то выбитые зубы. Он не хотел поднимать головы, чтобы не встречаться взглядом ни с Зеваками, ни с остальными зрителями на скамейке. Вспоминал о своем несчастном отце. Сейчас бы что угодно отдал, только бы услышать его голос, его занудные рассказы на любую тему! А ведь сам сбежал от него! Калеб засомневался, правильно ли поступил. Когда оборванные бандиты подбросили ему нож, когда полилась кровь… действительно ли отец крикнул «Беги!»? Или ему все почудилось от испуга и он побежал напрасно?

Вошел инспектор Принсеп, на ходу коснулся плеча Калеба.

– Ты смотри у меня, – пригрозил он. – 19248, так называемый Браун, Калеб. Я за тобой прослежу, не терплю воришек и карманников!

Калеб поднял голову, синие глаза его вспыхнули.

– Я не во… – начал было он, но вспомнил, что уже признался в этом, и торопливо опустил голову.

Принсеп стремительно вышел из помещения на улицу. Калеб сидел на скамейке; время шло. Юноша разглядывал пол, пытаясь сосчитать кровавые капли среди опилок. Тихо постукивали стрелки часов: «Тик‑так, тик‑так». Где‑то в глубинах здания зазвенел звонок. Полицейский в униформе о чем‑то переговаривался с клерком за конторкой.

Калеб сидел в одиночестве на длинной скамейке и ждал; центральный вестибюль освещался газовыми лампами. Долгие часы он рассматривал пустоту, терпел на себе пристальные взгляды Зевак на экскурсии, а потом ненадолго задремал…

Очнулся он от звука распахнувшейся двери.

 

ГЛАВА 30

 

Уильям Лейтон прятался у двери в гостиную в своем историческом доме в районе Спиталфилдс. Он притворил дверь так, чтобы осталась крошечная щелка, сквозь которую едва можно было разглядеть миссис Боултер, экономку. Она определенно что‑то замышляла. За то время, что Лейтон сидел в своем кабинете на втором этаже, он заметил, что один и тот же оборванец дважды прошел мимо дома. В первый раз бродяга замедлил шаг и оглянулся на парадную дверь, затем последовал дальше. Вскоре на крыльце возникла миссис Боултер, осмотрела улицу и снова скрылась в доме. Примерно через минуту тот же самый оборванец прошел в обратную сторону, задержался ненадолго у двери и двинулся прочь.

Лейтон быстро и тихо спустился по лестнице на первый этаж, прокрался по коридору, обшитому зелеными панелями, мимо портретов лжепредков, проник в гостиную, свою пещеру, битком набитую всяческими сокровищами, и стал ждать. Разумеется, в коридоре появилась нервничающая миссис Боултер; она‑то была уверена, что Лейтон наверху, у себя в зале для спиритических сеансов. Экономка распахнула дверь на улицу. Лейтон наблюдал. В этот миг в дом ворвался Псалтырь, схватил миссис Боултер и отшвырнул ее в сторону.

– Отпусти меня, гаденыш! – взвизгнула она.

– Не заводись, мамаша. Где его милость? – справился Псалтырь.

– Наверху, – заявила миссис Боултер, отряхивая передник и поправляя черное гагатовое ожерелье.

– Вообще‑то внизу. – Лейтон высунул голову из гостиной.

Вздрогнув, миссис Боултер машинально метнула взгляд на распахнутую уличную дверь, решительно покачала головой и захлопнула створку. Жест предназначался для Лейтона, чтобы он подумал, будто экономка сердится на Псалтыря, но хозяин дома догадался, что его прислуга подала некий знак кому‑то на улице.

– Сюда, мистер Маккредди, – пригласил он. – Скорее!

Оказавшись в гостиной, хозяин предостерегающе приложил палец к губам и выглянул в окно. И точно – по другой стороне улицы, по направлению к церкви прогуливался тот же самый оборванец.

– Она что‑то задумала, – вполголоса объяснил Лейтон Псалтырю.

Парнишка смотрел озадаченно, как перепуганный кролик.

– Что вы имеете в виду?

– Не сейчас… и вообще, где ты пропадал и что раздобыл для меня?

Псалтырь выгрузил содержимое своих потайных карманов и вывалил на столик в гостиной.

– Еще много чего было, – объяснил он. – Осталось в карманах у другого парня, его Принсеп с омнибуса стащил.

– У какого еще парня? – переспросил Лейтон. – Подожди‑ка, угадаю… очередной несчастный и заблудший?

– Можно и так сказать, – согласился Псалтырь. – Такой приличный парнишка, примерно мой ровесник, респектабельный Зевака. Его отца похитили. И еще одного типа пришили, а оборванцы обвинили этого мальчишку, и он сбежал. Я на него наткнулся, когда он бродил возле железнодорожной станции. Весь как не в себе.

– Похитили? – заинтересовался Лейтон. – Кого похитили?

– Его отца. Утащили оборванцы. Он наказал своему парню бежать.

– Когда мне говорят «похитили», я слышу «выкуп», слышу «вознаграждение от признательной Корпорации», – пробормотал Лейтон. – Где сейчас этот потеряшка?

– Да Принсеп куда‑то его уволок, надо полагать, в полицейский участок на Фаррингдон‑роуд.

– Пора его оттуда забирать. За что его упекли?

– Мы промышляли в омнибусе, толпу Зевак чистили, и Принсеп за это его схватил… но теперь‑то уж они нашли добычу у него в карманах.

– Значит, за карманные кражи. Должно хватить письма и взятки.

 

Псалтырь, наряженный в ливрею лакея из респектабельного дома, успел на вечерний омнибус в Фаррингдон. Предварительно он принял ванну и побрился и в целом выглядел весьма ухоженно и прилично. Теперь мальчишка был похож скорее на мистера Иафета Маккредди, чем на обаятельного старину Псалтыря. При себе у него имелись деньги и верительные грамоты от корпорации «Баксоленд», самые настоящие (включая тот самый документ, который он однажды, после особенно удачного налета, обнаружил в банковском сейфе на вокзале Марилебон). Бумаги много раз уже служили для него хорошую службу.

Псалтырь четко представлял, что и как нужно делать. Он поднялся по ступенькам и вошел в вестибюль полицейского участка. Кивнул дежурному, напустил решительный вид и через двустворчатые двери направился в главный зал.

Карманник сразу заметил Калеба – тот дремал в одиночестве на деревянной лавке. Группа Зевак рассматривала галерею портретов на плакатах «Разыскивается»… На одном из плакатов описывался как будто Калеб.

Клерк за конторкой утомленно взглянул на Псалтыря.

– Зрители сидят вот там, у стенки, – заявил он, взмахнув пером. – Убедительно прошу вас отойти, сюда можно только тем, кто по делам.

– Я не зритель и пришел по делу, – возразил Псалтырь, протягивая свое письмо.

Клерк пробежал глазами документ. Псалтырь облокотился об угол конторки и ловко сунул в журнал регистрации четыре хрусткие пятифунтовые банкноты. Клерк пододвинул журнал к нему. Псалтырь не спеша расписался на странице, затем выпрямился и оглядел комнату.

– Который? Вот этот?

Клерк кивнул и шумно захлопнул журнал вместе с деньгами.

Псалтырь подошел к Калебу, присел на корточки на запятнанном кровью и усыпанном стружками полу. Он заглянул в лицо узнику и медленно, многозначительно подмигнул.

– Это вы Калеб Браун? Меня зовут Иафет Маккредди, я пришел забрать вас. Могу только принести извинения за то, как с вами здесь обращались.

Калеб встал и неуверенно покачнулся, а потом упал на скамейку и опрокинулся навзничь, точно сломанная кукла. Псалтырь, спаситель и чародей опустошения карманов, едва успел подхватить нового знакомого, чтобы тот не стукнулся о дерево головой.

Последнее, что Калеб Браун услышал в полицейском участке, был мелодичный бой часов на конторке.

 

Фотографию Калеба с четким меловым номером на груди проявили, зафиксировали и высушили к шести часам того же вечера. Клерк старательно, каллиграфическим почерком вывел данные на учетной карточке, а также переписал их на конверт. Копию отправили в отдел безопасности Центрального полицейского управления «Парка Прошлого», и она лежала там, дожидаясь, пока кто‑нибудь ее обнаружит.

 

ГЛАВА 31

 

Дом был похож на неумелый детский рисунок. Снаружи деревянные части были окрашены в темно‑синий цвет: и оконные рамы, и ставни, и входная дверь. Четырехэтажное строение возвышалось мрачно и грузно, мансардные окошки темнели в рядок под самой крышей. Псалтырь нащупал ключ в кармане темно‑синего камзола, отпер главный вход и пригласил Калеба в дом. В вестибюле, обшитом темно‑зелеными деревянными панелями, слабо пахло растаявшим воском, ароматическими свечами и ванилью, пылью старинных тканей и подлинной историей.

Псалтырь запер дверь, быстро повернулся к своему спутнику и приложил палец к губам. Казалось, в подобном доме гостей должен встречать ливрейный лакей или дворецкий или хотя бы горничная, однако внутри выжидающе тикала, позвякивала и чуть слышно гудела гулкая тишина. Повсюду чувствовалась роскошь и ухоженность. Старинные на вид картины – портреты маслом и гравюры с видами Лондона – глядели со стен. На первый взгляд типам вроде Псалтыря в этом доме находиться не следовало, не говоря уж о том, чтобы иметь ключ от входных дверей.

Псалтырь повел своего гостя наверх.

Они вошли в гостиную на втором этаже. Здесь было лишь немногим больше света, чем в прихожей. В подсвечнике над камином горела одинокая свеча. Подобные интерьеры Калебу прежде доводилось видеть только в музеях. Здесь, как и во всем доме, царили в изобилии очень ценные даже на вид вещи. Широкие половицы, натертые воском, устилали яркие ковры с восточным орнаментом. В центре комнаты расположился полированный овальный столик в окружении изящных стульев; еще несколько старинных кресел беспорядочно выстроились у стены. В одном углу пристроился черный портшез. Псалтырь уселся на низкую кушетку у окна с захлопнутыми ставнями.

– Не стесняйся! Садись сюда, вот так. Что за дом, а? – прошептал он. – Что называется, достойный дом, аутентичный, подлинный насквозь. Нам тут хорошо живется! – Он тихо хмыкнул и покачал головой. – Владелец этого разврата в общем‑то безобидный тип… – Псалтырь ненадолго задумался. – Коллекционер, вот как это называется! С ума сходит по всякому такому старью и по старым домам тоже, называет их своими «трофеями», своими «сокровищами». У него есть антикварный магазин, возле Холборна, а сам он проживает в этом древнем доме, чрезвычайно респектабельный джентльмен. Я выполняю для него всякие поручения. Помогаю находить особенные вещицы, понимаешь? И что может быть лучшего для твоего покорного слуги Псалтыря‑карманника, чего ему еще желать от жизни?

Он встал и отошел к стене, к одной из витрин с антиквариатом. Распахнул дверцу и достал графин, наполнил бокалы, протянул один Калебу.

– Залпом, – посоветовал он. – Только тихо.

Калеб осушил протянутый бокал. Горло моментально обожгло одновременно и жаром, и холодом – ужасное ощущение. Юноша едва не поперхнулся и закашлялся.

– Я же просил тихо! – Псалтырь забрал стакан у приятеля. – Это его лучший бренди.

Сверху послышался какой‑то шум, шарканье шагов над головой.

– Ну вот, мы его всполошили.

После бренди все тело Калеба обдало жаром.

– Кого? – спросил он.

– Да коллекционера же, моего босса, – объяснил Псалтырь, кивая на потолок.

Буквально через минуту дверь распахнулась, и в гостиную вошел Уильям Лейтон.

– Так‑так, мистер Маккредди, что ж это вы шумите? Известно ли вам, который час?

Псалтырь встал и расплылся в своей фирменной обаятельной улыбке.

– Простите, я же только что вернулся из полицейского участка! Вот, привел нашего беднягу, мистер Лейтон.

Лейтон прошел в середину комнаты. На нем был темный жилет и белая рубашка с пышными рукавами, высокий воротничок и широкий белый галстук. Некогда темные волосы припорошила седина; хозяин дома предпочитал носить длинные баки. Он уставился на Калеба сквозь очки в золотой оправе.

– Отчего, задаю я себе вопрос, отчего этому относительно респектабельному молодому человеку понадобилась помощь таких бездельников, как мы с тобой, Иафет? – добродушно промолвил он, подходя к газовой лампе и чиркая спичкой. Комната осветилась мягким зеленоватым светом. – Смотрю, вы приобщились к бренди, – продолжал Лейтон, кивая на графин на полочке.

– Простите, мистер Уильям, я боялся, он лишится чувств, – объяснил Псалтырь.

– Расскажите мне, что с вами случилось, – негромко предложил мистер Уильям.

И Калеб рассказал.

В пересказе все события звучали до ужаса достоверно, и правдивость этой реальности внезапно снова потрясла юношу, как будто удар молотком в живот. Калеб бессильно откинулся на софу.

– Налейте ему еще, мистер Маккредди.

После одного‑двух глотков бренди Калеб сел прямее.

– Меня обвинили в убийстве те, кто его убил! Теперь везде висят плакаты «Разыскивается» с описанием, достаточно похожим на меня.

– Точно, – подтвердил Псалтырь. – Я видал один в участке в Фаррингдоне.

– Обвинение в убийстве – дело серьезное в этом городе, дело, я хочу сказать, дорогостоящее. Пока что лучше вам побыть здесь, с нами. Интересно, все это очень интересно… – пробормотал Лейтон.

– Спасибо, что спасли меня, – поблагодарил Калеб.

– Я могу на кое‑кого надавить, если нужно, – отозвался Лейтон. – Могу кое‑кого подмазать, если что. Псалтырь мне рассказал о твоих обстоятельствах, и у нас родился планчик. Я вполне понимаю, что это значит – потерять друзей, оказаться в одиночестве в этом городе и какой это, должно быть, ужас для тебя…

 

Калеб запер дверь спальни и испустил глубокий вздох. Было поздно, в окнах темно. Он смотрел на крыши, на нависающий церковный шпиль и думал: «Я его никогда не найду. Папа теперь мертвый, холодный, как вот это стекло». Он просунул голову за ситцевую занавеску. Какой‑то оборванец медленно брел по улице, спрятав голову под накидку из грубой дерюги. Он удалялся прочь, даже ни разу не оглянувшись на дом.

Над очагом горел ночник. Калеб забрался в постель.

Не спалось. Он лежал и рассматривал мерцающие тени, скользившие под низким потолком туда‑сюда. Ему чудилась толпа оборванцев. Так ясно видел он мысленным взором, как они собираются на улице, под окнами, и лица их скрыты: у одних – под накидками и капюшонами, у других – под масками смерти, вроде той, которую недавно надевал сам Калеб. Ему слышалось, как оборванцы шепчутся, что‑то замышляют.

Он встал с постели и снова выглянул в окно, посмотрел на пустынную улицу. В доме напротив горел свет, и больше нигде ничего; лишь влажные булыжники мостовой, да тающие клочья тумана.

Юноша снова улегся в постель и лежал, вслушиваясь в скрипы и шорохи дома. Заставил себя закрыть глаза и тут же увидел лицо отца, отчетливо услышал его приказ: «Беги!»

Он пытался считать про себя: «Раз, одна тысяча, два, одна тысяча, три, одна тысяча», отсчитывая точные секунды, как учили. В конце концов он сбился со счета, задремал и увидел очень яркий сон: он медленно падал, дирижабль гнался за ним, а потом он упал на крутые ступени в какой‑то высокой башне и припустил бегом, все вниз, все вниз, по спиральной лестнице, испытывая тошноту от ужаса, и, наконец, достиг мощеной улицы, и помчался еще быстрее, так быстро, как никогда в жизни не бегал. Он убегал от луны, от огромного, бледного, костлявого, похожего на череп лунного лица. Клочья тумана развевались вокруг луны, точно плащ разбойника с большой дороги. Луна, осклабившись, мчалась за ним над мостовой, низко и быстро.

 

ГЛАВА 32

 

Инспектор Лестрейд в сопровождении двух патрульных Корпорации взбирался по ступенькам штаб‑квартиры «Баксоленда». Ночной портье выпрямился по струнке и, едва завидев гостя, с напускной искренностью отдал честь. Инспектор стремительно преодолел центральную лестницу и направился прямиком в кабинет Абеля Баксоленда. Патрульным он жестом велел подождать снаружи, а сам распахнул двустворчатую дверь и вошел.

Мистер Баксоленд пристроился на верхушке крутой стремянки и осматривал свой миниатюрный город. В помещении было почти совсем темно, не считая крошечных лампочек и огоньков, мигавших в недрах распростершейся на полу модели.

Двери отворились и со стуком захлопнулись; хозяин обернулся ко входу.

– Ну что? – вопросил он.

– Добрый вечер, Абель, – произнес Лестрейд. – Докладываю: мы были правы. Труп оказался телом доктора Малхерна. Мой человек подтвердил. Он водил на опознание личную знакомую Джека.

Баксоленд, сидя на стремянке, разглядывал с высоты свой город: крошечные дирижабли, мерцающие над улицами, модельки паровозов, с пыхтением двигающиеся по железнодорожным путям.

– Боюсь, что местная полиция опередила вашего человека, – грустно отозвался Баксоленд. – Посмотрите у меня на столе.

Лестрейд обогнул огромную модель города и оказался возле стола хозяина кабинета. Здесь горела масляная лампа, освещая стопку корреспонденции. На самом верху лежал вскрытый коричневый конверт.

– Внутри смотрите, – объяснил Баксоленд.

Внутри обнаружилась официальная фотография арестованного, сделанная в полицейском участке, и рапорт.

– Внимательно смотрите, – велел Баксоленд.

– «Номер 19248, – инспектор зачитал вслух. – Вор‑карманник, признался, задержан в омнибусе при попытке ограбления».

– Он назвался дежурному клерку.

– Понятно, понятно, тут все написано… Ах, вот оно что! «Фамилия: Браун; имя: Калеб».

– Фамилия Браун; имя Калеб. Да‑да, тот самый. Ваш человек пытается отыскать мальчишку и отца, а тут, смотрите‑ка, местные изловили одного из них и усадили перед фотокамерой в полицейском участке. Забавно, вам не кажется?

– Прошу прощения, Абель, я предполагал…

– Напрасно. Этот юноша – сын Люция Брауна, некогда моего партнера, основателя и здешнего первопроходца. Стоит ли еще что‑то говорить? Калеб Браун оказался в страшной опасности, так же, как и мой драгоценный Джентльмен… я должен его спасти, а чтобы спасти, его следует отыскать! Нам выпал шанс, наконец‑то настоящий шанс! Вот только в силу своей тупоголовой некомпетентности местный дежурный отпустил юного Калеба Брауна… Куда бы вы думали? К этому жулику Уильяму Лейтону, представляете? По поддельным документам! За «скромную компенсацию» в двадцать фунтов! Тут все написано, черным по белому, печатными буквами: время задержания, так называемый залог, адрес, все. А теперь передайте эту информацию вашему человеку, немедленно.

– Конечно, сразу же, прошу прощения…

– Позвольте перебить вас, Лестрейд. Никакой болтовни, никаких извинений! Кстати, прежде чем уйдете, взгляните на самую верхушку старой «Башни 42», вот здесь, на городской модели.

Инспектор всмотрелся в миниатюрную копию приговоренного к сносу здания, последнего в своем роде, увешанного крошечными предостерегающими табличками. На самой вершине стояла миниатюрная фигурка в плаще и маске, с высоко воздетыми руками. В руках фигурка держала крошечную окровавленную, отрезанную голову.

– Фантом, – произнес Баксоленд. – Молитесь, чтобы он готовился притащить наверх не вашу голову и не мою.

 

ГЛАВА 33

 

На следующее утро Калеб проснулся очень рано, от звука шагов в комнате. Вначале, пока сознание еще туманилось в полусне, юноше почудилось, будто бы он дома, будто бы к нему вошел отец… Калеб быстро сел в постели. Нет, это не отец; отца ему уж больше не увидеть! В комнату вошла женщина с землистого цвета лицом, в пыльном темном платье. Волосы у нее были болезненно‑туго зачесаны назад и собраны в тугой пучок; на горле незнакомки поблескивали черные гагатовые бусины.

Она подошла к окну и грубо отдернула занавеску; серый утренний свет просочился в комнату. Женщина обернулась, уставилась на Калеба и недовольно буркнула:

– Так, новенький, значит? Как тебя зовут и где тебя нашли?

– Калеб, Калеб Браун, – испуганно ответил он.

– Доброе утро, Калеб Браун, если тебя и впрямь так величают.

– Да Калеб я, Калеб! – Юноша отбросил одеяло.

– А я миссис Боултер, веду здесь хозяйство, – сообщила она.

Глаза у нее были темные и сердитые, лицо равнодушное, строгое, неприветливое. Ни капли тепла, ни намека на приветливость, никакого выражения, кроме злобы.

– Ладно, живо приводи себя в порядок и спускайся в кухню, может, завтраком тебя покормлю. Нечего мямлить, я женщина занятая…

Через непродолжительное время к Калебу вошел Псалтырь.

– Доброе утро! – жизнерадостно воскликнул он, развешивая какую‑то одежду на каминной решетке. – Вот, примерь‑ка, малый, это наша форма. Одевайся и спускайся вниз.

Калеб надел предложенную одежду и поймал свое отражение в зеркале над умывальником. Волосы у него примялись, повисли надо лбом темными завитушками. В белой рубашке и темном жилете юноша стал казаться старше.

Над умывальником, прямо на зеркале была прилеплена украшенная мишурой картинка с надписью: «Господь есть Любовь». Ох, если бы только в это верилось!

Калеб сбежал по узкой лестничке в полуподвальную кухню. Свет проникал сюда сквозь мутные квадратные окошки на уровне мостовой. Миссис Боултер вручила юноше фарфоровую миску с кашей.

Калеб устроился у кухонного стола и начал есть, а экономка суетилась возле раковины.

– Он тебе уже назначил обязанности? – поинтересовалась она.

– Никто мне об обязанностях ничего не говорил… Я здесь надолго не задержусь.

Экономка отвлеклась от раковины и быстро оглядела Калеба с головы до ног.

– Ты похож на воришку, как и тот, второй. Ничем не лучше. В этом доме советую тебе держать свое мнение при себе, пока наверху не спросят.

В кухню ворвался Псалтырь.

– Доброе утро, мамаша! – Он налил себе чаю из чайника, который стоял на столе, и весело продолжил: – Мистер Лейтон просит юного мистера Калеба пожаловать в утреннюю гостиную, с завтраком на подносе.

 

– Входи.

Псалтырь широко распахнул дверь и пропустил вперед Калеба, несущего поднос с завтраком. Юноша растерянно помедлил в центре загроможденной комнаты, набитой сокровищами.

В дальнем конце, у овального столика восседал мистер Лейтон.

– Что ж, доброе утро, юноша! Входи. Поднос поставь сюда, – пригласил он.

Калеб осторожно опустил поднос, выпрямился и встал как вкопанный.

– Наряд слуги тебе весьма идет. Что ж, начнем с кое‑каких скучных хозяйственных дел. Здесь, в этом доме, и особенно в этой самой комнате действует общее правило: в присутствии любых клиентов и посетителей ко мне следует обращаться как к мистеру Уильяму, ради достоверности. На публике ты всегда должен называть меня только так. Это тебе понятно, Калеб?

– Да, – ответил Калеб.

– Надеюсь, что наш дом тебе понравится. Хозяйством управляет миссис Боултер. Я искренне верю в благотворительность, стараюсь помогать молодым людям с окрестных улиц. Я помог многим юношам вроде тебя самого. Да вот хотя бы юный Маккредди – я ему помогаю уже много лет, с тех самых пор, как нашел его.

Псалтырь улыбнулся, кивнул и дернул за лацканы камзола.

Мистер Уильям откусил кусочек тоста и, жуя, развернул какой‑то платок. В платке оказались заржавленные карманные часы на длинном шнурке.

– Мистер Маккредди показал мне эти часы, часть его вчерашней добычи.

– Часы убитого старика, – узнал Калеб. – Хотя тут написано, что это подарок моему отцу. Когда‑то они принадлежали папе…

Лейтон перевернул часы и протер платком гравировку.

– Похоже, твой отец был важной персоной, Калеб. Как ты думаешь, его поэтому похитили?

Калеб растерялся.

– Не знаю… – неуверенно выговорил он.

– Важный человек как минимум для корпорации «Баксоленд». Когда тебя допрашивали полицейские в участке, ты назвался настоящим именем?

– Да.

– Эта информация до «Баксоленда» дойдет, хоть и не сразу. Здесь, в «Прошлом», все колеса вертятся не торопясь, но вертятся… – Он улыбнулся собственным мыслям. – Выходит, вы и ваш отец – загадочные люди, мистер Браун?

– Да, мистер Уильям.

– Очень хорошо, люблю загадки! А теперь помолимся за тебя и за возвращение твоего отца в добром здравии. Давайте склоним головы.

Лейтон прикрыл глаза. Псалтырь подмигнул Калебу, но тот уже тоже свесил голову.

– Боже святый, взгляни на этого несчастного юношу, даруй ему милосердие и снисхождение, равно как и его отцу. А буде необходимо, забери их к себе без боли и мучений и введи в свой чертог на веки веков, аминь.

– Аминь, – с ухмылкой подхватил Псалтырь, ковыряя в зубах остро заточенной спичкой.

Калеб поднял голову, а мистер Уильям продолжил:

– В самом деле, ты – загадка, и я тобой займусь. А пока что узнай, нет ли у миссис Боултер для тебя поручений.

Затем он протянул Калебу карманные часы и быстрым взмахом руки отослал юношу прочь. Псалтырь опять подмигнул.

Приятели вернулись на кухню, где миссис Боултер надавала Калебу скучных заданий по хозяйству. Сперва ему пришлось вымыть каменный пол с помощью специальной мочалки и ведра воды. Затем Калеб вычистил и отполировал до блеска две пары черных ботинок на резиновом ходу. Он долго хлестал носки ботинок с помощью специальной щетки. Занятие оказалось не такое уж и противное: юноша представлял, что атакует не обувь, а оборванцев, распугивает всех бандитов и поднимает отца с холодных камней мостовой.

Потом откуда‑то вернулся Псалтырь и уселся рядом, задрав ноги на стол.

– Мистеру Уильяму ты понравился. Он чует что‑то важное. Ты – удачная находка. Он велел, чтобы ты помог мне расставить стулья и подготовить верхнюю гостиную для сегодняшнего его «научного» собрания. Слушай, я забыл, ты очень пугливый? Хозяин любит разговаривать с мертвецами.

 

ГЛАВА 34

 

Ровно в час дня, усердно вычистив еще несколько пар сапог и ботинок, Калеб нехотя поплелся из мрачной кухни в утреннюю гостиную. Он с трудом тащил по крутой лесенке тяжелый и неудобный поднос с обедом: тарелка горячего супа, хлеб с маслом и какой‑то вонючий плесневелый сыр в затхлой тряпице. Наверху Лейтон уже сидел за столом, а Псалтырь пристроился на подоконнике и разглядывал улицу.

– Присядь‑ка на минуту, Калеб.

Псалтырь поднялся со своего насеста и закрыл дверь в гостиную изнутри.

– Дело в том, – начал Лейтон, – что мы здесь существуем вне закона, а теперь и ты стал таким же. Местные власти нас не очень‑то жалуют. Тебя объявили в розыск, плакаты уже наверняка повсюду развесили. Псалтырь, сводите‑ка юного мистера Брауна наверх и покажите ему нашу комнату. Держи. – И кинул юноше ключ.

Псалтырь кивнул и повел Калеба наверх. Отпер одну из дверей в коридоре.

– У нас тут настоящая коллекция имеется, полные витрины! Я тебе покажу, если пообещаешь ничего трогать… хотя бы вначале?

– Обещаю, – отозвался Калеб.

За дверью обнаружилась небольшая, скудно обставленная комната, простая и невзрачная по сравнению с прихожей, но еще больше – по сравнению с остальными, битком набитыми и заставленными мебелью помещениями этого странного дома. Единственное окно было скрыто темно‑зеленой шторой. На стене, над простым очагом тикали самые обычные часы. Псалтырь зажег газовую лампу на столике. Со стен метнулись тысячи отблесков, засверкали высоченные дубовые витрины за стеклом. Внутри на крючках и подставках расположилось огнестрельное оружие всех мастей. Маузеры, кольты, беретты, «смит‑вессоны», кремниевые дуэльные пистолеты, винчестеры и самые разнообразные револьверы и винтовки из старинного военного арсенала – целые шеренги ружей тускло поблескивали по всей комнате.

Псалтырь от