Ирвин Уэлш «Безумный художник», глава 11

11. ВТОРОЙ СЫН

Он идёт мимо старой старой лейтской академической школы на Герцог-стрит, теперь перестроенной в жилой дом, вспоминая, как сидел рядом с тощим рыжеголовым Марком Рентоном на уроке английского. Как он пытался понять слова на странице, и знал, что учитель, Хетерингтон, грузный, широкоплечий мужчина с бородой и с кожаными заплатками на локтях его поношенного пиджака, снова заставит его читать. Он мысленно видит, как учитель оглядывает класс, и взгляд его больших, водянистых глаз парализует Фрэнка Бегби, точно пришпиливает к парте.

- Фрэнсис, продолжи чтение...

Класс замирает в ожидании привычного развлечения. Марк Рентон шепчет, стараясь не шевелить губами: «Джулия побывала в кино с Алисой».

- Джулия побывала в кино с Алисой, - повторяет Фрэнк.

- Очень хорошо, Фрэнсис Бегби. Но ещё лучше бы было, если бы Марк Рентон держал свой рот закрытым. Следующая строка, Фрэнсис.

Буквы на странице пляшут перед его глазами сползая со строчек: - Сч... Сч... Сч...

— Джулия и Алиса — помнишь их? Джулия и Алиса побывали в кино — зачем, Бегби? Какой фильм они увидели?

Стены класса трясутся от смеха. Но он чувствует молчаливую поддержку Рентона, только Рентон остаётся с ним, разделяя его гнев.

- Кто поможет Фрэнсису Бегби?

«Кто поможет Фрэнсису Бегби?»

- Элейн! Ты никогда не подведёшь!

Раздаётся безжалостный голос Элейн Харкинс, звонкий и нетерпеливый.

«Фрэнсис Бегби снова всех подвёл».

- Они решили увидеть «Унесенные ветром», в главных ролях Кларк Гейбл и Вивьен Ли. Алиса пошла к барной стойке покупать мороженое и попкорн.

Мороженное и попкорн. Прямиком из школы.

Разочарованный местными магазинами электроники Франко решает, что лучше купить британский мобильник. Он берёт самый дешёвый, подключается к тарифу без предоплаты, выбрав «Tesco», оператора, которым пользовался прежде, когда жил в Шотландии. Он надеется, что это ненадолго. На улице, он звонит Терри просто, чтобы проверить, как работает телефон. Вызов переадресовывают на голосовую почту: «Это номер Терри. Если вы девушка, оставьте сообщение, и вам перезвонят. Если парень, просьба не беспокоить. Сорян». Что ж, по крайней мере, аппарат работает. Глядя через улицу на бар Марксмана, Франко предаётся воспоминаниям, а потом думает о своей семье.

Франко идёт через торговый Центр Киркгат и чувствует на себе чей-то внимательный взгляд. На него смотрит худой до болезненности, но жилистый молодой человек в красной куртке. Он узнаёт Майкла, своего младшего сына от Джун, и вспоминает, что слышал, что тот на плохом счету у полиции. Он стоит у стены закрытого магазина, и когда Франко подходит к нему, презрительно сощуренные глаза парня распахиваются шире.

- Ах, это ты, - говорит Майкл небрежно. - Мама говорила, что ты в городе.

Франко хочется возразить: нет, это не я, это кто-то другой. Вместо этого он отвечает:

- Да. По чашке чая?

Майкл секунду медлит:

- Чего бы нет. Лады.

Когда они направляются вниз по Джанкшн-стрит, Франко замечает двух парней, что идут к ним навстречу, ведя громкую беседу. Подойдя поближе молодые люди внезапно замолкают и отводят глаза. Франко привык к тому, что в Лейте его появление вызывает такую реакцию, и оборачивается к сыну, чтобы извиниться. Но Майкл, кажется, даже не заметил ни парней, ни их странного поведения, он шагает вперёд, глубоко погружённый в собственные мысли. Франко смотрит на острый профиль сына и не видит в нём никакого сходства с собой или, если уж на то пошло, с Джун. Странный, чужой мальчик.

Кафе «канаста» на Боннингтон-роуд всё ещё работает, хотя выглядит куда более запущенным, чем тогда, когда Франко был в нём последний раз. Они усаживаются за свободный столик, и заказывают по кофе с молоком.

Франко спрашивает сына:

- Расскажешь о Шоне?

Майкл начинает говорить; коротко и с видимой неохотой, точно на допросе. Франко узнаёт мало нового. Майкл говорит о Шоне, словно о постороннем человеке, никак не касаясь их родства или отношений. Может быть, они были дружны, или наоборот ненавидели друг друга, как он и Джо? Из той скудной инофрмации, что есть у него о его сыновьях, складываются неожиданные образы. Похоже, Шон был склонен к перепадам настроения: то он был душой компании и вёл тусовочный образ жизни, то как было свойственно и Джун, падал духом и казался совершенно сломанным, что сделало его идеальной мишенью для наркоторговцев. Майкл же, по всей видимости, унаследовал агрессивную озлобленность самого Франко. Трудно понять, кому досталось худшее наследство. Один был до бесхарактерности мягким, и этот мир погнул и раздавил его, второй сам пытался согнуть мир и перекроить его по своей воле. Но Франко знал, что это невозможно, и рано или поздно, сломает и его самого. Франко чувствует себя разочарованным, так как часть его надеялась, что его пример может каким-то образом вдохновить сыновей. Он понимает, насколько глупым и самонадеянно тщеславным он был.

Майкл напряжённо смотрит на него, точно ждёт какого-то откровения, более ценного и глубокого, чем те поучения, что может предложить ему отец. Франко хочется спрятать глаза. Его раздражает Майкл, как раздражает всё, что имеет отношение к прошлому, которое он предпочёл бы забыть. Итак, Фрэнк Бегби пожимает плечами и глубоко вздыхает:

- Знаешь, я никогда не менял подгузника ни твоему брату. Ни тебе. Ни разу. Я оставлял вас лежать в говне и ждал, когда ваша мама придёт и помоет вас. Где-то здесь ходит ещё пара моих детей, я даже их имён не знаю и едва знал их матерей.

Майкл сидит неподвижно, не сводя с него пристального взгляда.

- Мои дочери, мои сладкие калифорнийские девочки, - говорит Франк почти задумчиво, - С ними всё иначе, а ведь я даже не прикладывал к этому никаких усилий. Я всегда считал, что хочу сыновей. «Если родится девка, я не дам ей своей фамилии», - говорил я. Теперь я другой, я люблю девочек, и мне не нравятся парни.

- Повезло тебе -

- В жопу пацанов, - перебивает Франко. - На хрен не сдались. Вот что я скажу.

Наконец его сын моргает. Он достаёт сигарету из пачки. Женщина за прилавком выглядит так, будто собирается что-то сказать, но вместо этого отворачивается.

Франко чувствует, что его губы разъезжаются в самодовольной улыбке:

- Мне нравилась сама идея иметь сыновей, но я никогда особенно не интересовался ни тобой, ни Шоном. Никогда не любил тебя, как своих девочек. Моих красивых, богатых, избалованных дочерей. Вы, мальчики, - он качает головой, - не знаю, зачем я вообще хотел сыновей.

Рот Майкла внезапно кривится в тонкой усмешке. Он указывает на Франко огоньком зажатой между пальцами сигареты:

- Это всё, что ты хотел мне сказать?

- Типа того, - говорит Франко, поднимаясь, чтобы уйти: - как дела у твоей мамы?

Майкл улыбается впервые с начала их разговора. Затягивается. Смотрит на отца.

- Хуй знает.

 

Новый помощник

Зелёный свет обжег глаза. Мгновение, и Рекса затягивает внутрь воронки. Он падает на траву. Высота небольшая, и ему не больно. Рекс прижимает уши к голове. Ещё недавно он вместе с хозяином обыскивал антикварную лавку, а теперь оказался в лесу. Все запахи незнакомые, это явно не Вена. А, может, даже не Австрия.

Он осмотрелся. За его спиной стоял небольшой семейный склеп. Пёс никогда не видел таких у себя на родине. Да, это точно не Австрия. А где его хозяин? И что за странные бобы лежали в кожаном мешочке? Неужели это они перенесли его сюда, когда он сунул в мешочек нос? Ничего не понятно. Надо попробовать открыть склеп, вдруг там ответы?

Пёс подбежал к склепу, встал на задние лапы и попробовал толкнуть дверь. Она не поддалась. Заперта.

Рекс начал опускать лапы и случайно дотронулся до едва заметного выступа в виде сердечка.

Кусок земли под псом бесшумно поехал вниз и как на лифте опустил его в тёмный и сырой подземный ход. Всё произошло настолько быстро, что Рекс не успел ни отпрыгнуть, ни испугаться. Час от часу не легче.

В нос ударил резкий запах. Эту вонь Рекс ни с чем не перепутал бы. Так пах труп.

Убийство! Новое дело, но как же я его распутаю в другой стороне и без хозяина?

Где-то поодаль послышался ласковый голос женщины:

— Мой любимый, потерпи ещё чуть-чуть. Я воскрешу тебя, и мы будем вместе навечно!

Рекс оскалил зубы, но ему повезло: рыка никто не услышал. Видать, хозяйка склепа была слишком занята трупом.

Рекс аккуратно прокрался вперёд. Вскоре он увидел зал, что освещался множеством стоящих на полках свечей, и черноволосую женщину в деловом костюме. Перед ней в мраморном гробу лежал труп парня в старинной одежде, такую Рекс видел лишь в музее. Женщина гладила рукой по телу трупа и что-то убаюкивающе шептала.

Но больше пса удивил зал: он был от пола до потолка заставлен шкафами. На каждой полке стояла прозрачная шкатулка с бархатной подушкой, на которой лежало человеческое сердце. Но сердца были какими-то странными: они светились в темноте. Неужели эта брюнетка убила всех этих людей? Надо её остановить.

Рекс с трудом сдерживался, чтобы не перегрызть ей горло. Годы оперативной работы подсказывали: одному ему не справиться, нужен человек. Жаль, хозяина здесь нет. Уж он-то разобрался бы.

Женщина тем временем взяла в руку одно из сердец и провела им по щеке трупа. Бледное лицо парня мгновенно стало румяным.

— Скоро, совсем скоро я отравлю Эмму Свон яблочным пирогом. И мы будем счастливы вместе — я, ты и Генри.

Надо обязательно найти и спасти эту Эмму во что бы то ни стало. Рекс уже знал, как.

Он как можно тише побежал обратно. Вскоре его лапы коснулись плиты, поросшей травой, и волшебный лифт вновь поднял его наверх.

Рекс втянул носом воздух и учуял запах брюнетки. Он пошёл по нему. Тот вывел на тропинку. Рекс не сбиваясь со следа пошёл дальше.

Лес становился всё реже. Вскоре пёс вышел к небольшому озеру. Вокруг него были проложены дорожки из брусчатки и на лавочках сидели люди. Почему-то все поодиночке и никаких парочек. Это казалось странным.

Тут Рекс почуял запах своей любимой булочки с колбасой. Он облизнулся и пошёл на аромат. Тот привёл его к скамейке, стоящей под сенью дуба, чуть поодаль от всех остальных. На ней сидела женщина с длинными светлыми волосами в красной куртке и чёрной водолазке. На поясе отливал золотом значок шерифа. Рекс видел такой, когда полицейские из США приезжали в Вену обмениваться с коллегами опытом. Вот она-то ему нужна… булочка с колбаской.

Рекс с надеждой посмотрел на женщину. Может, шериф угостит его кусочком? А он какое-то время послужит ей: надо же спасти Эмму Свон. Рекс сел перед блондинкой, высунул язык и заскулил.

От неожиданности женщина вздрогнула и чуть было не уронила телефон, в который смотрела.

— Ого, никогда не видела тут овчарок! — удивилась она.

Рекс тем временем аккуратненько толкнул носом картонную коробку с логотипом какого-то фастфуда. Как же ароматно оттуда пахло булочкой и с каким же трудом он сдерживался, чтобы не утащить её в кусты и там съесть! Но он же хороший мальчик и не у себя дома. Надо произвести хорошее впечатление. Впрочем, это не помешало Рексу состроить самую умильно-жалостливую мордочку, на которую он был способен. И неважно, что его будут считать попрошайкой.

— Да ты, я смотрю, голоден! — с этими словами блондинка открыла для него коробку.

Пёс мгновенно проглотил любимое лакомство. Здесь булочки оказались не такие вкусные, как на родине, но это всяко лучше протухшего мяса из мусорного бака.

В благодарность за угощение довольный, хоть и не совсем сытый Рекс принялся облизывать блондинке лицо. Она попыталась его оттолкнуть, но не тут-то было.

Впрочем, вскоре Рексу самому надоело, и он положил голову ей на колени. Блондинка принялась его гладить и чесать за ушком. Тут её пальцы наткнулись на ошейник.

— Ой, да ты потеряшка. Ещё служебная собака! — удивилась она. — Пойдём со мной. Поживёшь пока у Мэри-Маргарет, а то она совсем истосковалась. И с Генри моим познакомишься. Ты ему обязательно понравишься, а позже мы обязательно найдём твоего хозяина.

Вскоре блондинка, к неудовольствию Рекса, перестала трепать его за ухом и встала со скамейки. Он шёл за ней следом, не отставая ни на шаг, хотя иногда всё же позволял себе отбежать и погонять голубей, но не упускал её из вида.

Она упомянула имя «Генри». Вдруг это тот самый Генри, о котором говорила брюнетка в склепе, а его временная хозяйка и есть Эмма? Неужели именно её надо защищать? Рекс очень надеялся на это.

Вскоре им на пути встретился невысокий немолодой мужчина с волосами до плеч, одетый в кашемировое пальто. У него в руке была трость. Его запах показался Рексу знакомым. Точно так же пахли бобы в том злополучном мешочке. Неужели именно из-за него он здесь? Рекс грозно зарычал, приготовился наброситься, но тут услышал в своей голове голос:

Успокойся Рекс. Да, это я перенёс тебя сюда. Я очень виноват перед Эммой Свон, но не могу ей помогать напрямую. Я узнал о тебе от своего венского знакомого — колдуна Мефистофеля, владельца той антикварной лавки, что вы обыскивали.

Рекс тихонько заскулил, но какая-то неведомая сила не позволяла ему сдвинуться с места. Эмме тем временем кто-то позвонил, и она так внимательно слушала говорящего, что ничего не замечала.

Он рассказывал, что ты настоящий герой и сможешь защитить её от Реджины. Вскоре Эмма сама с ней справится, и когда она снимет проклятие, ты сразу вернёшься домой.

Как только странный мужчина договорил, оцепенение прошло, но у Рекса пропало желание его кусать. Он даже загордился: именно на него теперь возложена важная и опасная миссия. Рекс выполнит её с блеском и прищучит Реджину, кем бы она ни была. Он же хороший мальчик, правильно?

Ирвин Уэлш «Безумный художник", глава 12

 

12. Бывшая

Майклу не нужно его провожать; он знает путь, адрес, по которому живёт Джун прочно засел у Франко в голове, поскольку в соседнем подъезде того же дома, когда-то жил парень, с которым он много лет враждовал. Идя от бульвара по Дюк-стрит, спускаясь по Истер-роуд к Ресталиг-роуд, он смотрит видео, которое появляется на экране его полумёртвого ай-фона. Грейс и Ева сидят на диване и машут к камере, первая с энтузиазмом, вторая принуждённо. За кадром звучит голос Мэлани: «Мы скучаем по тебе, и мы тебя любим!»

В груди Франко поднимается какое-то щемящее чувство, но он борется с ним и щёлкает по экрану. Он в Локленде, сумерки, моросит дождь, а в голове его сплошь проносятся воспоминания о драках и поножовщине. Влага может повредить телефон. Он заходит на автобусную остановку и вытаскивает из кармана телефон «Tesco», забивая номер Мэлани с помощью устаревших многофункциональных клавиш. Ярость поднимается в его груди, и он пытается дышать медленней. Его пальцы слишком толстые и постоянно мажут мимо, а жидкокристалический дисплей раздражающе мерцает. Набор происходит так медленно... На автобусной остановке никого нет, только мёртвый голубь, лежащий на тротуаре недоеденный кебаб и две железные банки из-под лагера, аккуратно поставленные одна на другую.

Когда он забивает номер Мэлани до конца, включая код США +1, Франко испытвает приступ внезапной эйфории.

Затем телефон отключается. Экран просто гаснет.

Франко лихорадочно нажимает кнопки. Ничего. Он не реагирует. Франко смотрит на телефон с ненавистью и думает как хорошо бы было шваркнуть его об тротуар и растоптать. Вместо этого он опускается на сиденье и кладёт телефон обратно в карман.

«Дыши, Фрэнсис, дыши. Вдох-выдох-вдох.»

Струи дождя проникают под крышу автобусной остановки и бьют Франко по плечам. Он ненадолго отдаётся во власть воспоминаний, притаившихся в глубинах его разума, и ему кажется, что он чувствует тёплые и мягкие прикосновения рук девушки. Её волосы падают ему на лицо, и его ноздри трепещут от её запаха. Но это не Мэлани. Ведь жил же он и до неё? Конечно, да. Но он не хочет дать этому месту овладеть им. Всё это ничего не значит. Дождь барабанит по крыше автобусной остановки. Потом ветер стихает и дождь тоже.

Подъезд он находит легко. Когда-то он весьма подробно разработал план, включавший в себя взрыв квартиры в другом подъезде того же дома, той, в которой жил Ча Морисон, его старый враг. Теперь он удивляется, как ему вообще такое в голову приходило. Что такого ужасного этот Мориссон ему сделал, и чем он сам Мориссону насолил? Пиздец в том, что он не может вспомнить. Он помнит перебранки, взаимные угрозы, драки, но никаких причин их вражды. Такое ощущение, что они придумали этот конфликт сами, просто потому, что в их жизни не хватало адреналина.

Он заходит на лестницу, и понимает, что не знает, какую из шести квартир занимает Джун. Он знать не знает, под какой фамилией она может скрываться. Ни на одной из дверей нет ни каких признаков «Чишолма», ее девичьей фамилии или, к его облегчению, «Бегби». Пусть они никогда не были официально женаты, она взяла себе эту фамилию, после того, как Франко дал её Шону. Все двери выглядят довольно бедно, поэтому Франко выбирает ту, что производит впечатление наибольшего убожества. Она неровно окрашена в чёрный цвет, выглядит потрёпанной и на ней красуется жёлтый клейкий листок, на котором от руки написано, что здесь проживает Дж. МакНаугтон. Он стучит в дверь и её действительно открывает Джун.

Когда он несколько лет назад виделся с ней на похоронах матери, она показалась ему удивительно разжиревшей, но с тех пор она успела потолстеть ещё больше. Невозможно соотнести эту женщину с той тонкой, хрупкой Джун, оставшейся в его памяти. Она смотрит на него, и несколько мучительных секунд ему кажется, что она собирается обнять его. Её губы дрожат, а глаза налиты слезами. Но затем она круто поворачивается и входит внутрь. Убитый запахом кошек, старого, застывшего жареного жира и застарелой табачной вонью, он следует за ней.

Франко трудно поверить, что перед ним действительно Джун. Она сидит напротив него в выцветшем цветочном кресле, часть гарнитура, слишком большого для тесного социального жилья. Он едва может осознать, насколько мала эта квартира. Вся обстановка комнаты кричит о нищете.

- В этой игре нет победителей, да, - говорит она. Судя по всему, она находится под кайфом или на антидепрессантах. Её мутный взгляд словно обращён внутрь себя.

- Да, - соглашается он.

В комнату входит мальчик примерно четырнадцати лет. Он смотрит на Джун с насмешливым и вызовом, берёт с кофейного столика пачку сигарет, а затем быстро уходит.

- Твой? - спрашивает Франко.

- ЭТО МОЙ ТАБАК! - кричит она в спину уходящему мальчику.

- Я не о табаке, а о пацане.

- Да, это Герард. - Джун берёт таблетку и втягивает щёки. - Он от Андреа, и Хлоя тоже. Оба незаконнорожденные. Впрочем, как и Майкл с Шоном.

Она вытягивает из стоящей на кофейном столике коробки носовой платок, подносит к лицу и закатывает глаза, хрипло кашляя. Её просто трясёт от кашля: размытая бесформенная колышущаяся глыба.

Её первая беременность и рождение Шона, казалось, разрушили её тело, но вместо того, чтобы пополнеть, она исхудала так, что походила на обтянутый кожей скелет. Франко почти потерял к ней интерес. Он пробормотал что-то вроде «блин, за что», когда она сказала ему, что ждет Майкла. Но она навещала его в тюрьме, и они жили вместе какое-то время. Он помнит её сидящей в голубом свете телевизора, за завесой сигаретного дыма.

Несмотря на то, что сейчас Джун курит не меньше, она явно страдает ожирением и кожа её имеет серый оттенок, точно после долгой отсидки. Она снова вздыхает, да так, что едва не теряет вставную челюсть.

- Значит, ты снова женился, а?

- Да, официально, - сообщает он глядя на неё холодно и машинально вращает кольцо, - мы всё сделали по закону. Без этого я бы не смог получить гражданство. Ну, не только поэтому. Если двое любят друг друга, почему им не зарегистрироваться?

Джун ощетинивается:

- Да, мы наслышаны о том, что в тюрьме ты подцепил американочку.

- Она была арт-терапевтом, да. - Что она от меня романтической истории ждёт? Блядь, да я и сам знаю, как это выглядит. - Она молодая, симпатичная, образованная и из семьи богачей. У нас две прекрасных дочери. А как насчёт тебя? Нашла свою любовь?

Джун глядит на него, кашляет и трясёт головой, пока на её глазах не проступают слёзы.

- Это отрава убьёт тебя, - замечает он.

Джун со свистом выдыхает и хрипит:

- Ты бросил, как я вижу?

- Да. И с выпивкой завязал. Скучно и здоровью вредит.

- А что насчёт остальной ерунды? Драки?

- Ну, что-то не хочется обратно в тюрьму. Уж лучше буду художником, и людям нравится, и мне в кайф.

Джун запрокидывает голову, и она словно погружается в её обширное тело. Франко не может разглядеть шеи.

- Ты всегда классно рисовал. Помню со школы.

- Спасибо, - Франко смеётся.

- Агнес Kнехт, как услышала что ты возвращаешься, пришла ко мне, - Джун улыбается с кокетством, которое кажется ему гротескным, - и спрашивает: «Скажи, Джун, если Франко вернётся, может быть так, что вы сойдётесь снова?»

- Я женат, - обрывает её Франко грубо, думая: «Ну и тупая же она. Почему ж, блядь, я не замечал этого раньше? Неужели потому что сам был не лучше?»

Джун внезапно меняется в лице и краснеет. Это настолько резкая перемена, что несколько секунд Франко пребывает в уверенности, что её хватил удар. Затем она начинает плакать:

- Наш сын, Фрэнк, наш Шон, как ты можешь бездействовать? Кто-то убил нашего мальчика, а тебе и дела нет!

- Увидимся, - говорит он, вставая.

Это была знакомая картина. Все они шёпотом осуждали его жестокость и вечно корчили кислые мины, но если нужно было разобраться с каким-то пиздюком, то называли его героем, и подталкивали в это дерьмо. Манипуляция. Он обсуждал это с Мэлани, и с тюремным психиатром, Джоном Диком. Это не давало ему измениться. И было удобно всем им. Вот почему он уехал из Эдинбурга. Они могут захлопывать дверь перед его носом или открывать ему лицемерные объятия, не имеет значения: он здесь не останется.

- Найди того, кто это сделал и заставь его пожалеть, Фрэнк, ты в этом хорош, - кричит она ему вслед.

Он останавливается на полпути. Поворачивается и внимательно смотрит на Джун:

- Помнится, я побил тебя раза два. Первый раз, когда ты была беременна Шоном. - говорит Фрэнк. - Я был не прав.

- Господи, сейчас поздновато для раскаяния!

- кто говорит о раскаянии? Я поступил неправильно, - повторят он, - но я не жалею о том, что причинял тебе боль. Мне просто всё равно. И всегда было. Мы никогда не были душевно близки, у меня не было чувств к тебе. Я не в состоянии тебе сочувствовать.

- Я мать наших... Твоих... Да ты... - заикается Джун и наконец выпаливает: - Да у тебя ни к кому чувств не было!

- Гнев это тоже чувство, - говорит Франко и выходит за дверь.

Он спускается по лестнице, идёт по улице к автобусной остановке и думает о тех ночах, которые они с Джун проводили в постели. Она была так юна и молчалива, её тело было маленьким и твёрдым, и её волосы, щекочущей волной падавшие ему на лицо возбуждали, и даже раздражающая манера не расставаться с жевательной резинкой заставляла желать её ещё больше. И всё же он не ласкал её, даже тогда. Они просто трахались.

В кармане два телефона. «Tesco» такой холодный, грубый и мертвый. Он отталкивает его и мягко сжимает гладкий американский iPhone. Он думает о Мелани, о том, как они засыпают рядом по ночам, об её аромате, светлых щекочущих волосах и серповидной родинке на запястье. Любовь течет через их телах, как кровь. Она стала его нежностью, его слабостью. Если бы кто-то пырнул его ножом, то попал бы прямо в неё. В ту часть, которая размягчилась, любя.