Глава 11. Небольшая независимая общность и более крупное единство

Изучив перспективы объединения человечества на политической, административной и экономической основе, мы приходим к выводу, что определенный тип единства или же, по крайней мере, первый шаг к нему не только вполне возможен, но и необходим ― он обусловлен самим духом и смыслом потребностей человеческой расы. Дух этих потребностей сформировался в основном под влиянием возросшего взаимопонимания и более тесного общения, но связан также с развитием более широких и свободных интеллектуальных идеалов и эмоциональных склонностей в совершенствующемся человеческом умонастроении. Смысл потребностей связан отчасти с необходимостью удовлетворить эти идеалы и симпатии, отчасти с политическими и материальными переменами, которые были вызваны разобщенной национальной жизнью, войнами, коммерческим соперничеством и, как следствие, небезопасностью, рискованной сложностью и легкой уязвимостью современной социальной организации, оказывающейся все более и более тягостной и для бизнесмена, и для политика, и для мыслителя-идеалиста. Этот новый поворот вызван еще и желанием преуспевающих наций владеть без помех остальным миром, использовать и эксплуатировать его так, чтобы иметь возможность избегнуть опасных последствий, принимающие все более устрашающие масштабы соперничества и конкуренции; все чаще возникает стремление к согласию и взаимопониманию, к поиску компромиссов. Истинная сила этой тенденции скрыта в интеллектуальном, идеалистическом и эмоциональном элементах. Экономические причины обладают известным постоянством и способствуют действенному и надежному осуществлению, но им присущи элементы искусственные и временные, способные увеличивать опасности и ослаблять данную тенденцию. Политические мотивы остаются самой низменной частью этого союза; их наличие может даже привести к обратному результату, к неизбежности разрушения такого объединения и полному отказу от всех его последствий.

Тем не менее какие-то результаты будут рано или поздно достигнуты. Давайте посмотрим, в каких направлениях они наиболее вероятны. Прежде всего вполне оправданно определенное соглашение и предварительное объединение ради общих интересов и потребностей: мероприятия в области коммерции, мероприятия для решения спорных вопросов, мероприятия по наведению порядка в мире. Такие первые предпринятые в этом направлении шаги будут под давлением общего руководящего представления и настоятельной потребности естественным образом вести к более сплоченному союзу, а впоследствии, возможно, и к общему верховному правительству, которое будет сохранять свою власть до тех пор, пока не проявятся недостатки данной системы и не возникнут иные идеалы и тенденции, несовместимые с ее существованием и ведущие либо к новым радикальным переменам, либо к полному ее распаду на составные части.

Мы уже знаем, что такой союз может возникнуть только в том случае, если современный мир подвергнется определенным, неизбежным переменам, проводимым в жизнь скорее путем урегулирования международных отношений, нежели введением новых, имеющих гораздо более отдаленные последствия, радикальных принципов и социальных преобразований внутри самих наций. В такой союз войдут как современные свободные нации, так и колониальные империи; но внутреннее устройство общества и система управления начнут стремительно меняться в сторону жесткого государственного социализма, равенства, делающего основную ставку на женщин и рабочих. Так в настоящее время господствуют именно эти настроения. Однако нельзя с уверенностью сказать, что именно они будут преобладать в будущем. Нам неведомы все превратности человеческой драмы, все яростные попытки возродить старое представление о нации, все коллизии, неудачи, неожиданные последствия претворения в жизнь новых социальных тенденций, все возмущения человеческого духа против тягостного и механического государственного коллективизма, все возрастающие и набирающие силу возможности евангелия философского анархизма, призванного вновь подтвердить неискоренимую человеческую жажду индивидуальной свободы и свободного самовыражения, все неожиданные религиозные и духовные революции, которые могли бы вмешаться в самый ход событий современного движения человечества и привести его к совершенно другому итогу. Человеческий разум еще не стал настолько просвещенным, не выработал надежной науки, чтобы с уверенностью предсказать даже свой завтрашний день.

Давайте, однако, допустим, что никакой неожиданный фактор не вмешается. В таком случае возможно удастся достичь политического единства человечества ― в каком-то одном из его вариантов. Остается вопрос, желательно ли, чтобы оно осуществилось таким образом и именно сейчас, и если да, то при каких обстоятельствах, и какие необходимы условия, чтобы подобный результат не оказался временным, как уже не раз случалось с предшествующими объединениями. И прежде всего давайте вспомним, какой ценой человечество добивалось в прошлом крупных независимых объединений. Непосредственное прошлое преподнесло нам нацию, естественную однородную империю, объединяющую родственные по национальности и культуре или связанные географическим особенностями и взаимным притяжением нации, а также искусственную неоднородную империю, завоеванную силой в результате коммерческой и военной колонизации и удерживаемую властью закона, но не обладающую действительным психологическим единством. Каждый из этих типов устройства общества достигал определенной цели и в какой-то мере способствовал развитию человечества в целом, но вместе с тем каждому из них были присущи и свои недостатки, временные или постоянные, причинявшие вред полноте самого идеала.

Процесс формирования нового единства, когда он осуществляется внешними и механическими средствами, должен сопровождаться и действительно, под влиянием практических потребностей, всегда сопровождается определенным ограничением внутренней жизни, сохраняющимся до тех пор, пока такое единство не окажется в состоянии вновь позволить себе внешне проявлять внутреннюю жизнь; поскольку вначале оно было занято созданием формы и поддержанием безопасности своего существования. Его главная задача ― утвердиться, и ради этого оно вынуждено жертвовать разнообразием, гармоничной сложностью, богатством материала, свободой внутренних отношений, без которых невозможно истинное совершенство жизни. Для того, чтобы сделать такое единство сильным и надежным, необходимо создать преобладающий центр, сконцентрированную в одном месте государственную власть монарха или военной аристократии, плутократии или иного хитроумного изобретения, которому должна подчиняться или быть принесена в жертву свобода и свободная жизнь индивидуума, общества, города, области или любого другого объединения меньшего масштаба. Вместе с этим возникает тенденция к созданию жестко-механического и фиксированного состояния общества ― классовой или сословной иерархии. Одним отводится низшее положение, роль прислуги, оставляется единственная возможность влачить жалкое существование, в то время как другим ― высшее, господствующее; таковой была иерархия, представленная королем, духовенством, аристократией, средним классом, крестьянством, классом рабов, пришедшая в Европе на смену богатой и свободной жизни города и рода, а также иерархия жесткой кастовой системы, заменившей в Индии свободную и естественную жизнь мощных арийских родов. Кроме того, как мы уже видели, активное и плодотворное участие всего народа или его большинства в полноценной общей жизни, бывшее огромным преимуществом малых, но свободных ранних обществ, намного труднее достижимо в более крупных объединениях и оказывается вначале невозможным. Вместо этого основная жизненная сила сосредотачивается в господствующем центре или, в лучшем случае, в руках правящего или руководящего класса или классов, в то время как основная масса общества остается в состоянии относительного оцепенения и вынуждена довольствоваться малым, получая лишь ту долю жизненных благ, которой высшие слои общества снисходительно делятся с низшими, ведущими более бедную и ограниченную жизнь. Мы наблюдаем это явление в исторический период человеческого развития, непосредственно предшествовавший современной эпохе и участвовавший в ее создании. Возможно, что и в дальнейшем будет ощущаться необходимость в концентрирующей и формообразующей жесткости для прочного утверждения и закрепления новых политических и социальных форм, которые пришли или придут ей на смену.

Небольшие человеческие сообщества, все члены которых могут непосредственно участвовать в общей жизни, и в которых общие идеи и движения легко и живо ощущаются всеми, не требуют создания большой и сложной организации и поэтому имеют возможность быстро исполняться и претворяться в жизнь, естественным образом обращаются к свободе, как только ослабевает преобладавшая перед тем в их жизни изначальная потребность в самосохранении. В подобных условиях формы вроде абсолютной монархии, деспотической олигархии, непогрешимой папской власти или священного класса теократии произрастают с трудом; им недостает тех преимуществ, которые приносит пропасть, отделяющая просвещенный класс от народной массы, а также недоступность для постоянной критической оценки их поведения индивидуальным умом, от которого должен был бы зависеть их престиж, и свобода от тягостной необходимости быть похожими на общую массу остальных граждан и от единообразия во всех тех областях, которые им приходится учреждать и поддерживать. Поэтому видим, что монархия невозможна в Риме, а в Греции она выглядела бы как противоестественная и грубая узурпация власти, в то время как даже более сильная олигархическая форма правления не могла обеспечить себе, за исключением чисто военных обществ, подобных Спарте, ни высшего и исключительного превосходства, ни достаточной продолжительности. Склонность к демократической свободе, при которой каждый человек, как гражданин и обладающая определенными способностями личность, принимает естественное участие в гражданской жизни, в культурных учреждениях государства, имеет равные права при установлении и исполнении законов и ведении политики, воплощалась в духе города-государства и была неразрывно связана с характерной для него формой. Рим также был склонен к подобным отношениям, хотя складывались они не так быстро и не столь же полно проявлялись в его жизни, как в Греции из-за потребностей военизированного и победоносного государства, которому для осуществления международной политики и военных действий был нужен либо абсолютный глава, император, либо немногочисленная группа правителей; но демократический элемент сохранялся и в этом случае, а склонность к демократии была так сильна оттого, что складывалась и развивалась почти с доисторических времен, еще с тех самых пор, как Рим начал вести борьбу за существование и расширение своих границ, и если от нее приходилось отступать, то только на время в наиболее острые периоды такой борьбы, как, например, в войне с Карфагеном за власть в Средиземноморье. Древние индийские общества тоже были свободными, царь исполнял лишь роль главнокомандующего или гражданского правителя. Демократические основы мы обнаруживаем во времена Будды; в небольших княжествах они сохраняются в дни Чандрагупты и Мегасфена[51], даже после того как громадные монархии и империи со своим бюрократическим руководством вытеснили более раннюю свободную политику. И только после того, как ощущение необходимости организовать жизнь индийского общества на всем полуострове или, по крайней мере, в северной его части стало достаточно сильным, в стране начала складываться абсолютная монархия и появилась каста ученых и жрецов, утвердивших теократическое господство над общественным разумом и жесткую систему шастр в качестве связующей нити социального единства и скрепляющего звена национальной культуры.

Общественная жизнь подобна жизни политической и гражданской. В небольшом обществе почти неизбежно возникает определенно демократическое равноправие; противоположное явление сильных классовых различий и превосходства в племени или в роду может появиться в военное время, но оно не будет долговечным в тесно взаимосвязанной жизни упрочившего свое положение города-государства ― разве что в случае применения искусственных средств вроде тех, к которым прибегали Спарта и Венеция. Даже когда сохраняются определенные различия, их исключительность несколько сглаживается после того, как они делаются основой устойчивой иерархии, и тогда они не могут уже углубиться и усилиться. Примером такого естественного небольшого сообщества могут служить Афины, где дубильщик Клеон имел столь же сильное политическое влияние, как и благородный и богатый Нисиас, высшие офицерские и гражданские функции были вполне доступны и самым различным людям, и самым различным сословиям, а социальным обязанностям и отношениям ― свойственны свободное общение и равноправие. Подобное демократическое равенство, хотя и иного типа, мы находим в более ранних упоминаниях об индийской цивилизации. Жесткая иерархия каст с преобладающим и высокомерным отношением ― явление гораздо более позднего периода; в простой жизни древних времен различие и даже превосходство определенных обязанностей не сопровождалось непременно чувством личного или сословного превосходства: вначале наиболее священные, религиозные и социальные обязанности, исполняемые Риши и жрецами, были, по-видимому, доступны людям всех сословий и родов деятельности. Теократия, кастовая система и царская власть, подобно церкви и монархической власти в средневековой Европе, набрали силу pari passu, под давлением новых обстоятельств, вызванных ростом крупных социальных и политических объединений.

Общества, достигшие успехов культуры в тех же условиях, что и ранние греческие, римские и индийские города-государства и народности родоплеменного типа, своим развитием были обязаны общему оживлению жизни и динамической силе культуры и творчества, от которого последующие сообщества национального типа были вынуждены отказаться, и возродить которое сумели только после долгого периода самооформления, встретив и преодолев трудности, сопровождавшие развитие этого нового организма. Высочайшим достижением культурной и светской жизни греческих городов были Афины; их жизнь ― это поток непрерывного образования, беднейший мог сидеть рядом с богачом в театре, наблюдая суд или драму Софокла или Еврипида, а афинский торговец или лавочник ― принимать участие в возвышенных философских диспутах Сократа; они подарили Европе не только свои основополагающие политические типы и идеалы, но практически все основные формы интеллектуальной, философской, литературной и художественной культуры. А с другой стороны, живая политическая, юридическая и военная жизнь одного города ― Рима дала Европе все основные типы политической активности, военную дисциплину, науку, юриспруденцию и закон, понятие о справедливости и даже идеал империи и колониализма. Торжество духовной жизни древней Индии, отголоски которой звучат в Ведах, Упанишадах и буддийской литературе, привело к созданию религиозных, философских и духовный дисциплин, с тех пор так или иначе влияющих на жизнь и Азии, и Европы, посылающих им живительные лучи своего духа и знания. Основа свободной, обобщенной, глубоко взаимосвязанной и действенной силы жизни, которую современный мир лишь постепенно начинает переоткрывать, была, несмотря на все различия, той же самой: полное участие, определявшееся не принадлежностью к какому-то сословию, но исключительно индивидуальными свойствами в многогранной жизни общества, где каждый разделял энергию всех, был полон ею и свободен расти, оставаться самим собой, свершать, мыслить и творить в незатухающем потоке универсальной энергии. Именно это условие, эти отношения личности и общества пыталась в какой-то мере возродить современная жизнь в громоздкой, неуклюжей и несовершенной манере, но уже с участием более широкомасштабных сил жизни и мысли, по сравнению с теми, которые могли быть использованы на заре человечества.

Вполне возможно, что если бы древние города-государства и племенные народности продолжали существовать и видоизменяться так, создавая более крупные свободные общества и не теряя при этом собственной жизни в новой общей массе, множество созданных нами громадных и сложных проблем, рискующих привести к невероятным опасностям и широкомасштабным потрясениям, было бы решено с большей легкостью, при непосредственном понимании Природы, при соответствии ей. Но этого не должно было случиться; прежняя жизнь имела свои существенные недостатки, исправить которые она была не в силах. У народов Средиземноморья было два наиболее важных исключения из права индивидуального участия в полноценной гражданской и культурной жизни общества; они лишали возможности участия в ней рабов и допускали лишь в очень ограниченном виде участие женщин. В Индии институт рабства практически отсутствовал, а женщины вначале были гораздо более свободны и занимали не столь зависимое положение, как в Греции и Риме; но вскоре вместо рабов появился пролетариат, именовавшийся в Индии шудрами, и укоренившаяся склонность отказывать в высочайших достижениях общественной жизни и культуры шудрам и женщинам низвергла индийское общество на уровень его западных сородичей. Если бы древнее общество просуществовало несколько дольше, возможно, что обе эти важные проблемы экономического крепостничества и женского бесправия были бы осуждены и решены, подобно тому как они осуждаются и решаются в современном государстве. Хотя это и довольно проблематично; только в Риме мы замечаем проблеск определенной склонности, позволявший, в принципе, повернуть в этом направлении, однако никогда не выходивший за рамки слабых намеков на такую возможность в будущем.

Более роковой оказалась полная неспособность этого раннего типа человеческого объединения решить вопрос взаимоотношений таких обществ между собой. Их обычной формой отношений оставалась война. Все попытки создать свободную федерацию заканчивались неудачей, единственным средством объединения были завоевания. Привлекательность небольших обществ, в которых человеку живется наиболее легко, породила определенный тип интеллектуальной и жизненной замкнутости, препятствовавшей приспособлению к новым более широким представлениям, которые привносило в жизнь философское и политическое мышление, движимое потребностями и тенденциями иного, более крупного масштаба. Поэтому прежние государства распадались и исчезали; в Индии их поглотили огромные бюрократические империи Гуптов и Маурьев, которых сменили Патаны[52], Моголы и англичане, на Западе ― широкомасштабные военные и торговые завоевания, предпринимавшиеся Александром, правящей верхушкой Карфагена и Римской республикой, а впоследствии и империей. Последние были уже не национальными, но наднациональными образованиями, незрелыми попытками добиться значительного объединения человечества, которые в действительности не могли привести ни к какому окончательному результату до тех пор, пока не сложилось промежуточное звено ― национальное единство.

Поэтому создание национальной общности было приостановлено и возобновилось лишь тысячелетие спустя после распада Римской империи; а для того чтобы решить поставленную задачу, миру пришлось на какое-то время отказаться от многих, даже от большинства преимуществ, достигнутых человечеством в ранних городах-государствах. И только после решения этой задачи стали возможны реальные усилия не только в направлении жесткой организации общества, но и его прогресса и совершенствования, не только ради создания строгой нормы социальной жизни, но и ради свободного роста и полноты самой жизни в пределах этой нормы. Нам предстоит ненадолго задержаться на этой стадии, прежде чем мы сможем понять, будет ли вмешательство нового усилия по созданию широкомасштабного объединения свободно от опасности вновь посту- питься, пусть даже временно, внутренним развитием человеческой расы и принести его в жертву устройству громадного внешнего единства.