Из Оби на Енисей и далее на восток

Дубельшлюпка „Тобол ” и состав экспедиции. – Вынужденное возвращение. – Цынга на корабле. – С донесением в Петербург. – Новые организационные мероприятия Овцына. – Неудача и на тре­тий год. – Овцын не сдается. – Благоприятные условия плавания следующего года. – Обская губа пройдена. – Достигли устья Ени­сея. – Донос на Овцына. – Минин со Стерлиговым продолжают обследование незнакомой территории. – Поход на восток от Ени­сея вдоль берегов Таймырского полуострова. – Неудачная попытка обогнуть полуостров с моря. – Стерлегов на собаках достигает 75°. – Вторичная попытка Минина обойти Таймыр с моря. – Печальный конец карьеры Минина.

Обратимся теперь к работе лейтенанта Овцына, которому поручено было обследовать берег от конеч­ного пункта работ экспедиции Малыгина – устья Оби до Енисея. 14 мая 1734 года на сооруженной в Тоболь­ске специально для этого плавания двухмачтовой дубель-шлюпке „Тобол”, длиною в 70 футов, Овцын в сопро­вождении подштурмана Стерлегова, штурманского уче­ника Канищева, геодезиста Ушакова, его ученика Выходцева, рудознатца Медведева и 50 прочих участников отправился из Тобольска в море.

Небольшой „Тобол”, конечно, не мог вместить всего экспедиционного имущества, а потому экспедицию при­шлось сопровождать дощаникам, загруженным припа­сами и строительным материалом. Немалые трудности представило уже плавание по Обской губе от Обдорска, куда флотилия прибыла 11 июня. Неизведанное широкое пространство воды, частые мели, на которые непрестанно садились дощаники, – все это доставляло Овцыну немало хлопот. Подвигались чрезвычайно медленно, имея впереди себя гребные суда, занимавшиеся промером фарватера и обследованием берегов.

Медленное продвижение эскадры вскоре настолько всем наскучило, что решено было избавиться от посты­лых дощаников. Дотащившись до Семиозерного, один из них разломали и из досок сложили обширный продо­вольственный магазин. Следуя далее, постепенно стали освобождаться и от других дощаников, а людей, сопро­вождавших дощаники, отпускать домой. Когда отсалютовал последний дощаник, все вздохнули свободнее, как-будто сбросили тяжелую ношу. Стали быстрее продви­гаться на север. Но снова незадача: свежие ветры упорно гнали „Тобол” назад, так что лишь 31 июля удалось подойти к устью Тазовской губы и поставить там маяк. Плыли и не видели конца губы, а границ этой об­ширнейшей губы не знали даже и приблизительно. Бес­конечная унылая картина низменных берегов, покрытых снегом, все та же, признаков жилья никаких. А между тем „время наступало позднее, стужи становились очень большими, на судне имелись повреждения, а удобного места для зимовки вблизи не виделось, да и недостаток запасов не позволял оставаться здесь зимовать”. Плыть обратно, пока не поздно, чтобы не замерзнуть, – едино­гласно решили моряки на созванном Овцыным совеща­нии. И потащились обратно. Снова мелководье, бесконеч­ные промеры, а над головой свинцовое, моросящее мелким дождем, небо. Тоска и уныние!

С тяжелым чувством невыполненного долга пришли в Обдорск 4 сентября. Бесплодность плавания хотели наверстать береговыми работами. Посылали казаков для обследования обоих берегов губы, а также и для соору­жения маяков и опознавательных знаков. А штурман с геодезистом занялись промером фарватера.

Неудача, постигшая Овцына на следующий год, была много серьезнее. К походу успешно готовились и, желая сделать в навигацию возможно больше, тро­нулись в путь, быть может, слишком рано. Лишь только вскрылась река, 29 мая „Тобол”, подталкиваемый стихийно несущимся льдом, не пошел, а понесся к морю. И застрял у Гусиного Носа (66°45°), где и простоял ровно три недели, задерживаемый „неразрывно стоящими льдами”.

При том бешеном ледоходе, который столь харак­терен для северных рек, надо лишь удивляться, как уцелел маленький „Тобол”. Дальше пошло еще хуже. Противные ветры погнали кораблик обратно. С большим трудом достигли только 68° 40', т-е. не дошли даже до Тазовской губы.

Сильный упадок духа, утомление и плохое питание возымели свое действие. Началась цынга и в весьма тя­желой форме. Из 56 человек экипажа хворали 37 чело­век во главе с командиром. Четыре человека, в том числе рудознатец Медведев, уже не встали. Призрак смерти витал над кораблем. „Не видя теперь уже никакой воз­можности продолжать плавание, по сделанному с обер- и унтер-офицерами консилиуму, отсюда пошли в обратный путь”. И на этот раз уже не в Обдорск, а прямо в То­больск, в начальный отправной пункт экспедиции, куда и прибыли в начале октября. Корабль был сильно повре­жден. Срок для выполнения программы похода из Оби на Енисей истек.

Сухопутные описные экспедиции между тем проте­кали много успешнее. Отправленный на восточный бе­рег Обской губы „геодезии ученик” Прянишников за­снял встреченную им на пути огромную Тазовскую губу. Хорошо работали и казаки, обозревавшие берега и со­оружавшие знаки.

Когда оправившийся от цынги Овцын прибыл в Пе­тербург и подробно поведал в Адмиралтейств-коллегий о всех злоключениях своего на редкость неудачного пла­вания, он убедился, что его очень ценят и согласны удовлетворить все его требования организационного порядка, необходимые для успешного завершения воз­ложенной на него задачи. Он убедился также, что ре­шение правительства осуществить задачу похода из Оби на Енисей какою бы то ни было ценой – попрежнему неизменно. В данном ему наказе даже стояло много­значительно: „А без окончания в совершенстве оной экспедиции возвращения не будет”.

Каковы же были требования Овцына? Прежде всего, он просил новый корабль для экспедиции, затем новых сотрудников, которых он укажет, и, что весьма, как он полагал, необходимо, – партию казаков, которая бы следовала на оленях с чумами и продовольствием по берегу, сопровождая таким образом судно „на случай его бедствия”. Овцыну было также разрешено заготовить подарки для кочевников и в нужных случаях поступать „сверх инструкций”.

С Овцыным теперь отправлялись приобревшие в этом походе известность штурман Минин и подштур­ман Стерлегов. Кроме них, его сопровождали шкипер Воейков, подлекарь, „геодезии ученик” Выходцев, рудо­знатец Лесков и „весьма замечательное лицо – своими средствами обучавшийся и по охоте пошедший в экспе­дицию” – гардемарин Паренаго. Всего с Овцыным от­правлялось 50 человек. Но, увы, и эта третья по счету экспедиция Овцына оказалась совсем неудачной. Путе­шественники неизменно обретались „в великих льдах”. Для зимовки подходящего места не нашли, да и не с чем было зимовать. Не принесла никакой пользы и партия казаков; повстречав по дороге неведомую ей огромную Тазовскую губу и приняв ее повидимому за море, казаки повернули обратно. Новый корабль не был окончен к сроку, а потом пришлось плыть на старом. А в результате – опять угроза замерзнуть посреди губы, опять „консилиум” и решение плыть обратно. Оставив на Гусином мысу и в Семиозерном магазине часть про­вианта „для будущей экспедиции”, повернули обратно и 26 сентября были в Обдорске.

Но Овцын, переехавший на зимовку в Березов, и на этот раз не упал духом. „Меры были приняты еще сильнейшие: в течение зимы послан один геодезии уче­ник Выходцев с партиею самоедов к северной оконеч­ности полуострова для постройки магазина из выкидного леса, замеченного в прошлую кампанию, и для обзора и постановки маяков к енисейскому устью: с ени­сейского устья послан навстречу другой геодезии уче­ник – Прянишников с партиею казаков; опять нанят большой табун оленей для сопровождения экспедиции; по берегу вновь промерено обское устье и расстав­лены по нему вехи, что весьма облегчило выход”*.

На этот раз удача улыбнулась нашему путеше­ственнику. Еще раз подтвердилась истина, что нигде не зависит человек так от случайности, как в Арктике. Достаточно было произойти в атмосферной машине не­большому сдвигу, и ледовые условия моря тотчас же изменились. Лето 1737 года, как мы видели выше, по­зволившее Малыгину благополучно достигнуть устья Оби, было замечательно по отсутствию льдов в некото­рых районах полярного моря.

29 июня на новом выстроенном в Тобольске боте, носившем довольно странное наименование – „Обь-Поч­тальон”, в сопровождении дубельшлюпки под управ­лением штурмана Кошелева, Овцын вышел в море; всего в экспедиции участвовало 70 человек. По дороге был забран оставленный в предшествующие плавания на берегах губы провиант. Льдов не встретили, но сильно задерживались ветрами с туманами; тормозила также поход сильно отстававшая дубельшлюпка.

3 августа на широте 72° с радостью увидели со­провождавший экспедицию по берегу караван. От про­водников узнали, что продовольственные магазины ими уже сооружены в намеченных местах. Продолжая плыть к северу, 7 августа вышли наконец в открытое море; огромная Обская губа была теперь позади. Вскоре за­приметили на горизонте, впервые за все это плавание, льды. „Вода здесь была весьма солона и горька, цветом темноголубая, глубины 7 сажен”. Пройдя еще немного вперед и достигнув широты 74° 2', подошли к кромке льдов, залегавших „необозримою массою на севере и на западе буграми, над которыми летали черные чайки, и видели здесь кита, пускавшего высокие фонтаны. Глу­бина увеличилась до 12 сажен”.

Проницательный Овцын сумел ориентироваться в окружающей обстановке, он верно заключил, что Об­ская губа пройдена им целиком, что материковый берег здесь оканчивается, а потому, не дожидаясь своего кол­леги Малыгина, который и в самом деле вскоре сюда при­был вместе со Скуратовым, Овцын, „произведя конси­лиум”, повернул к востоку. 16 августа моряки обошли мыс Матте-соль (Тупой мыс). Занеся мыс на карту (шир. 73°15') и поставив на нем знак с надписью о со­вершенном подвиге, пошли в Енисейскую губу. И, на­конец, 31 августа, „хотя через великие трудности”, вхо­дили в Енисей, которого не могли столько времени до­стичь.

После короткой остановки для свидания с ожидав­шими и приветствовавшими экспедицию казаками, отпра­вились вверх по Енисею в Туруханск, но прибыть туда за поздним временем не удалось; застигнутые в несколь­ких верстах от города морозами, моряки принуждены были здесь зазимовать.

Поручив штурману Минину в следующее лето (1738) заняться исследованием земель к востоку от устья Енисея, т.-е. попытаться обойти огромный Таймырский полуостров, сам Овцын отправился с донесением в Пе­тербург. Ободренный успехом, полный дальнейших пла­нов, моряк вскоре же думал вернуться, чтобы принять на себя руководство экспедицией. Но злой язык ябед­ника, тайного недоброжелателя Овцына, разбил его карьеру.

Вообще надо сказать, что кляузы, доносы, всякого рода интриги, скандалы, недоброжелательства и ссоры – эти исконные напасти старой русской жизни, это на­стоящее ее проклятье – широко развернулись во все продолжение Великой Северной экспедиции.

Лишь только Овцын приехал в Тобольск, как был арестован и препровожден в Тайную розыскных дел канцелярию, где ему предъявили обвинение в друже­ском обхождении в скучном Березове с сосланным туда князем И. А. Долгоруким*. Овцына судили и, разжаловав в матросы, послали в Охотск к Берингу**. Вот „милостивая награда”, которую получил злополучный мо­ряк за труднейший поход по отысканию северного морского пути из Оби в Енисей***.

Работу Овцына продолжали штурманы Минин и Стерлегов. 4 июня 1738 года они совместно с Паренаго и Лескиным вышли из Туруханска в море для обследо­вания берегов совершенно неведомого им Таймырского полуострова. В этот поход морякам удалось, миновав Ефремов Камень, достичь, хотя и с большими трудно­стями, 73°14'. Они добрались до того места, откуда бе­рег стал уклоняться к востоку. Но дальше морякам не удалось продвинуться, они были задержаны грядою „сплошных, высоких и гладких неподвижно стоявших льдов”.

Упорно дувшие от северовостока ветры не обещали ничего доброго, густыми хлопьями повалил снег, а затем пришли и морозы. Снасти обледенели, вода замерзала от всплесков, палуба обратилась в каток. Рано нагря­нувшие морозы все усиливались, льды стали смерзаться, берега покрылись пеленою снега. На беду вышла пресная вода. Попытки продвинуться вперед были совершенно бесполезны; оставив дальнейшие покушения, повернули назад и направились в устье Енисея, куда и прибыли 19 сентября, бросив якорь у зимовья Терехина. По до­роге произвели опись западного берега устья реки.

Получив распоряжение от Адмиралтейств-коллегий продолжать исследования, руководствуясь инструкцией Овцыну, Минин летом следующего 1739 года повторил попытку предыдущего года – обогнуть Таймыр. Но по­пытка эта оказалась еще более неудачной. Выйдя слиш­ком поздно (в начале августа), он смог добраться только до устья, откуда „за наступлением уже позднего вре­мени" возвратился в Туруханск, где и зазимовал.

Изверившись в возможности обойти Таймыр мор­ским путем, участник экспедиции подштурман Стерле­гов в январе 1740 года организовал небольшую партию на собаках, на которых достиг к середине апреля весьма значительной широты (75° 26'), где и соорудил на вы­дающейся скале сигнальный шест с надписью*. В эту экспедицию Стерлегов заснял на карту весь берег Тай­мыра, начиная от устья Енисея. Он продолжал бы свое путешествие, но досадная непредусмотрительность того времени (отсутствие защитных глазных приспособлений) испортила все дело. От сильно отраженных снежными полями солнечных лучей у Стерлегова и его спутников настолько разболелись глаза, что они почти перестали ви­деть. Опасаясь совершенно ослепнуть, Стерлегов поспе­шил возвратиться.

Между тем, Минин не сдавался и упорно доказывал, что обойти Таймыр можно и с моря. В том же, т.-е. 1740 году он делает последнее покушение обойти с за­пада эту незадачливую землю и достигает, непрерывно борясь с сильными ветрами, пасмурностью и туманами, почти той же широты, что и Стерлегов (75°15')- Но далее встречает льды и входит „в непроходимо густую массу их". Подвергаясь большой опасности быть раз­давленным льдами и совершенно не представляя поло­жения берегов впереди, Минин едва выбирается из ледяных объятий, поворачивает обратно и 27 сентября, „при погоде уже очень холодной”, „втягивается” в по­крытую льдом речку Дудинку, где остается на зимовку.

Частичный успех окрыляет упорного Минина. Он посылает в Петербург сопровождаемое картами и жур­налами донесение, в котором указывает, что его бот достаточно крепок и может выдержать еще две кампа­нии, для чего ему потребно... – и он перечисляет необ­ходимые ему припасы, магазины, просит проводников и пр. Не беря на себя разрешения этого вопроса, Адмиралтейств-коллегия поручает рассмотреть предложение Минина лейтенанту Харитону Лаптеву, который дает отрицательный отзыв, так как сам уже на опыте убе­дился в полной невозможности обойти таймырский берег морем. На этом работа Минина и его помощника Стерлегова в Великую Северную экспедицию заканчивается**.

Едва Минин очутился не у дел, на него посыпались доносы, его обвиняли в жестокости по отношению к нижним чинам, в пьянстве и лихоимстве. Обнаружилось также, что он был в ссоре со Стерлеговым, который под­твердил правильность взводимых на него обвинений. Минин упорно защищался и в свою очередь обвинял своих подчиненных в непослушании и пьянстве. Судились долго, в результате Минина приговорили к разжалова­нию в матросы на два года.