Русский Дракон Пу, царь Поганин, сидя в униформе гитлеровской Германии:

- Несмотря на то что многим кажется: мой мир давно сошел с ума, я хочу показать тебе, как православие, которое успешно поддерживает мое самодержавие и питает нашу народность, влияет на жизнь нашей страны и, в частности, на ее граждан, об адекватности коих судить и Богу, и тебе:

 

Москва… Как много в этом звуке? Отнюдь. Красивая и умная филологиня Маша – заглавная героиня нового русскоязычного шедевра Дуни Смирновой под именем «Два дня» - предпочла Москве и всему, что с ней связано, деревню с курочками и козой Настасьей Филипповной. Видимо, миф о тотальной привлекательности столиц начинает устаревать.

Работая в провинциальном доме-музее малоизвестного писателя, дружившего когда-то с Тургеневым, Маша (великолепная Ксения Раппопорт) забывает о страшном сне Москвы… и тут появляется ОН (колоритный Федор Бондарчук) - приехавший по своим министерским делам столичный «принц» из Минэкономразвития, перед которым, о ужас! двойной выбор: благородно сохранить исторический дом-музей писателя как реверанс в сторону Маши и ее коллег (что грозит потерей «золотого дна» - работы в министерстве) или отдать живописную писательскую усадьбу с лесом и прудом местному губернатору для экономической школы; расчетливая и «современная» невеста с вечным адюльтером или провинциальная чистая и верная «козочка» - сексапильная дама бальзаковских лет с «устаревшими» взглядами на жизнь, классику и личные отношения, да еще и фанатично любящая свое дело и страстно эксцентричная. И как тут «принцу» спонтанно не уйти в запрещенный запой, наплевав на язву желудка...

Выбор заглавного героя - в абсолютных рамках романтической комедии. Не забыт и извечный конфликт бездушной власти и беззащитных интеллигентов – работников искусства. Он тоже разрешается по законам жанра, и даже суровый министр (разноплановый и скульптурный отец режиссера Андрей Смирнов, когда-то гениально сыгравший Бунина) не в силах противостоять хеппи-энду. И если из кинотеатров ушел зритель старше 20 лет, как сказала в интервью автор фильма Авдотья Смирнова, то сеть всем возрастам попкорна, пардон, покорна – добро пожаловать в домашний кинотеатр!

«Даже самая красивая девушка не может дать больше того, что имеет» - так гласит любимая кланом Смирновых французская скабрёзная поговорка. Г-жа Смирнова дала все, что смогла. Фильм удался и получился действительно легким, как два дня бесконечно счастливой жизни зрелой красивой женщины.

Юлия Тимошенко в имидже Леси Украинки:

- Это фильм о москалях? О! Еще, пожалуйста! Хочу узнать врага в лицо.

Царь Поганин:

- Пожалуйста!

 

Претендующий после Тарковского на вакантную нишу мэтра российского интеллектуального кинематографа Андрей Звягинцев одарил нас заключительной частью своей трилогии на вечные темы. Еще туманные, местами надуманные библейские реминисценции «Возвращения» и «Изгнания» теперь преображаются в новейшего Достоевского, в очередное свежее и, к сожалению, весьма актуальное напоминание о первой евангельской заповеди «не убей». И после двойного, почти шекспировского убийства в духе Отелло в «Изгнании» из-за трагедии недоверия, в «Елене» это напоминание звучит как долгожданный выстрел и ноет как пуля «квартирно-денежного вопроса», застрявшего в умах и сердцах.

В «Изгнании» самоубийство жены становится наказанием для мужа за убийство их ребенка во чреве. Это изгнание из рая. В новой работе А.Звягинцева преступление остается без наказания… По крайней мере, в пределах картины. В этом весь ужас послевкусия «Елены». Самая главная проблема человеческого сосуществования как будто наливается в форму граненого стакана и подается в простой по архитектуре мазаной хате. Но вот приятная ли неожиданность для давнишних поклонников творчества режиссера, эта первозданная простота?

Одна обделенная мужниным вниманием дама, раздражаясь, что тот бесконечно читает детективы, крупно писала на первых страницах имя убийцы. Нет, это не сюжет фильма, и мы не будем уподобляться этой даме. Дело – не в имени, а в имении. Неимение убивает имение.

Состоятельный и пожилой Владимир, которого с привычным блеском сыграл Андрей Смирнов – актер с фактурным лицом сильных мира сего, расхлебывает в своей домашней кухне убийственный осадок своего мезальянса – жениться на бедной медсестре-сиделке Елене с потребительскими «довесками» в виде ее паразитирующего на Владимире потомства – что это? Роковая ошибка или обычное желание заботы о своем здоровье на старости лет? Забота покупается и продается как «Виагра» - орудие убийства в фильме вместо ретроградного Раскольникова топора. Забота с миной несчастного неумного уставшего животного – видимо, Звягинцев продуманно «сделал» заглавной героине такое «озабоченное» лицо, вглядывающееся в ток-шоу «Давай поженимся» под уборку квартиры.

Российский кинодраматург Эдуард Володарский выдал: «Наш арт-хаус показывает Россию как сборище уродов и скотов, как землю никчемную, холодную и мрачную, непригодную для жизни свободных людей». Но мировой арт-хаус не показывает ли таковым весь мир? «Это честный пристальный взгляд на то, что мы есть» (А.Звягинцев). Горькая пилюля, несущая избавление от болезни. Подобные фильмы нужно продавать в аптеках.

«Слушать-то мы любим истории всякие – и веселые, и печальные. Но рассказываем только страшные. Таков наш талант и смысл». Это слова режиссера, у которого воистину получился даже не арт-хаус, а заповедный бытовой хоррор, запечатлевший отвратительную, как метастазы, метаморфозу рода человеческого – от древнегреческой красавицы Елены, пусть гомеровской куклы, но любимой и Парисом и Менелаем, и настолько любимой, что случилась Троянская война, до нелюбимой московской сиделки, высидевшей роковое яйцо внутрисемейного конфликта – магистрального камня преткновения на пути возвращения человечества к раю Адама и Евы.

Недаром «Елена» получила специальный приз Каннского кинофестиваля и прошла десять номинаций на «Золотого орла».

Недаром нацпремия кинокритики «Белый слон» вручила приз за лучший фильм года именно этой картине, а Елене Лядовой, сыгравшей дочь и наследницу заглавного героя, - премию за лучшую роль второго плана.

И наконец, недаром Андрей Звягинцев в своем интервью назвал апокалипсис главной темой «Елены». Ведь «захват» роскошной московской квартиры семьей сына-алкоголика напоминает вдумчивому и впечатлительному зрителю не только захват Зимнего, когда быдло-люди гадили в старинные вазы и рубили на щепки царские рояли, но и самый настоящий конец света.

Юля Украинка, плюнув:

- Фу ты ну ты! Квартирно-денежный вопросссссс, так любимый москалями, и зверское решение… Очень православно!

Царь Поганин, смеясь:

- И еще раз тебе Дуня Смирнова со своим «Кококо»!

 

Новая картина Авдотьи Смирновой неспроста имеет в названии кудахчущую звукопись – ко-ко-ко. Изначально задуманная как драма и от этого туго идущая, в итоге работа режиссера удачно преобразилась в социальную комедию с очень женским содержимым – как короткая проза Виктории Токаревой. Отсюда и вечный конфликт, и сердечная дружба – единство и борьба противоположностей двух женских особей человеческого «курятника» – народной, воинствующей, прошедшей провинциальный Крым и Рим екатеринбургской «курицы» Вики (Яна Троянова) и научно-музейной санкт-петербургской «курицы» Лизы (Анна Михалкова). А если подняться повыше гендерных жанровых привязок, можно даже усмотреть в Лизе булгаковского профессора Преображенского, который из Вики делает Шарикова, то есть человека. Но вопрос в том, надо ли это ей?

Женщина из народа Вика, но уже без советской доронинской монументальности, а весьма изящная, конечно же блондинка, едет в Северную столицу, как говорится, потусить, но в поезде случается форс-мажор, и она попадает под уютное благотворящее крыло этнографа Лизы, которая работает в музее, но не восковых фигур, а в жутенькой Кунсткамере, живет одна в громадной старой квартире в центре Питера и от одиночества и доброты душевной практически «удочеряет» Вику и тем самым по понятиям достигает небесных высот человеколюбия и толерантности, если бы не ситуация с неподеленным бывшим мужем Кириллом (Константин Шелестун), которая опускает Лизу с богочеловеческих небес до уровня курицы. Тут, надо сказать, Авдотья Смирнова выступила тонко, подметив весьма справедливо, что в каждой даже самой образованной и гламурной женщине живет эта замечательная и полезная домашняя птица. Помимо любезно предоставленной жилплощади, Лиза кормит, поит, образовывает и пытается трудоустроить Вику, на примере своей жизни показывая ей разницу между «рококо» и «кококо».

Так, дамы двух совершенно разных социальных «жердочек» заводят трогательную дружбу с взаимопомощью, взаимодополнением и, что вполне закономерно, взаимоотторжением.

Надо сказать, что, повторно выступив в комедийном жанре после фильма «Два дня», где Смирнова тоже удачно слила в любви и мезальянсе двух разнополых персонажей, в «Кококо» она соединила героинь в однополой дружбе – и вышла полноценная талантливая вторая часть дилогии на эту тему с яркими диалогами, задушевными застольными беседами, дружескими ссорами и даже тостом «Спаси, Господи!» от батюшки, отца Валериана – бывшего мужа Вики, зашедшего в гости (Сергей Борисов). И если образы получились излишне карикатурны, особенно екатеринбурженки, это не капля дегтя в бочке народной комедии в стиле Дуни Смирновой, а, напротив, пародия и на народ, и на интеллигенцию, и на их исторический, местами истерический, а местами стоический разрыв. Но даже в этой пародии прорывается такая русская, с женской примесью, тоска по настоящему мужчине-герою, каких в картине просто нет, по непорочной семье, которая убьет одиночество (ведь курица очень семейная птица), и по хотя бы тоненькому мостику, который соединит эти крайности в ЛизоВик, и он не растает, как карикатурный снеговик с оранжевой морковкой вместо носа, а как медовик – универсальный пирог «для всех» – станет человеком 21 века: интеллигентным и по-хорошему напористым, нежным и страстным, романтичным и житейски умным – словом, совместит доселе несовместимое. Но это, к сожалению, пока звучит дико – так же, как и настоящая женская дружба. Режиссеру как будто очень хотелось сделать из двух ингредиентов – выспреннего стерилизованного «рококо» и народного парного «кококо» пастеризованное молоко – самое полезное для организма. Но, увы, закономерно случился гремучий коктейль Молотова финской рецептуры, взрывающийся в финале. А финская рецептура такова: простой проспиртованный народ + конечная и потому растущая в цене бензиновая интеллигенция + ложка дегтя в виде тянущего назад прошлого в лице всяческих «бывших»:

спирт (Вика) + бензин (Лиза) + деготь (отец Валериан и Кирилл)

Интересно, что саундтрек к фильму сделал культовый «ленинградец» Сергей Шнуров (лидер группы «Ленинград»), народный герой с простонародной музыкой и соответствующей обсценной лексикой. Но, слава Богу, в «Кококо» в плане лексики всё более чем благопристойно, и в финале звучит ремикс Шнурова на «Валенки», что еще раз свидетельствует зрителю о том, что «воз и ныне там» – воз вечного социального конфликта.

Что касается актерской игры заглавных героинь, Анна Михалкова, такая вялая в «Связи» (дебютная мелодрама Авдотьи Смирновой об адюльтере), в «Кококо» сыграла блестяще. Пожалуй, это ее лучшая роль. Темпераментная Яна Троянова, влюбившая в себя Смирнову еще в «Волчке», вошла в образ как влитая. Так хорошо играют только самое себя, как любит это делать Рената Литвинова. А вот мужских ролей, настолько ярких, как в «Двух днях» у Бондарчука, к сожалению, нет, но таковы особенности жанра женской народной комедии с вечной тоской по мифическому герою-любовнику – неведомой зверушке из Красной книги.

«Мы в ответе за того, кого приручили», упрекнула Вика Лизу в момент очередной ссоры. Да, извечная истина Экзюпери неоспорима. Так оно обычно и бывает в романтических сказках, а представьте, что в жизни может быть так: Лис достает Принца, и последний в лучшем случае подкидывает Лиса в «хорошие» руки, а в худшем – душит собственной подушкой. Что ж, c'est la vie.

Царь Поганин:

- Ну и как тебе? Наши коктейли Молотова?.. (громко хохочет)

Юля Украинка:

- Я в шоке…

Царь Поганин, улыбаясь, как Джоконда:

- А вот тебе еще знаменитого Сорокина! Пей, пей свой православный шмурдяк! Ой, прости, массандровский винный напиток.

Юля Украинка, возмущенно подняв бровь – так, что даже коса дрогнула:

- Это лучшее вино нашего Крыма! Ты что?! Дурак?

Царь Поганин рассмеялся.

Выпив еще по бокалу массандровского Кагора, лидеры продолжили просмотр:

Кинокартина «Мишень», новое замысловатое детище тандема Сорокин – Зельдович, благодаря сценарному русскому размаху, фантастическим художественным образам, окруженным по твин-пиксовски таинственной, по-китайски монотонной и слегка давящей на психику музыкой Леонида Десятникова, остро пахнет «Москвой», созданной этой же командой, и это снова питает и притягивает к экранам всех поклонников творчества Владимира Сорокина, тонко, гротескно и антиутопично раскрашивает грандиозный миф по именем Москва, щекоча нервы и власть имущим, и оппозиции, и еще раз (после «Утомленных солнцем-2» и «Девятой роты») оспаривает приговор: Россия – страна малобюджетного кино. С такими успехами тандема есть реальные перспективы вылить эту явную дилогию в целый сериал или хотя бы в трилогию: «Москва» – «Мишень» – «М…?» Три М как скандальная пирамида Мавроди.

Итак, Россия, 2020-й год, безупречные трассы (в том числе Париж – Пекин), гиперкубические офисные коробки (а именно Министерство природных ресурсов), глобальная китайская эскалация, виртуозная русская коррупция… «Что вы знаете о тендерах на пустые рудники и черном бюджете?» – говорит заглавный герой после инсайта, рассуждая о сущности добра и зла.

Министр природных ресурсов (Максим Суханов), он же «царь горы», везет любимую жену (Джастин Уодделл) туда, где самое чистое небо на Земле (что-то вроде Алтая), в компании телеведущего (Данила Козловский) и таможенника-гаишника (Виталий Кищенко), надеясь, что после ночевки в «черной дыре» мишени – загадочном астрофизическом объекте, который выворачивает людей наизнанку, вернет ее потерянную к нему любовь. Метафизическая мишень катализирует добро и зло в людях, исполняет желания, дарует вечную молодость и вызывает опасные для психики инсайты, грозящие смертью. (Нескрываемая апелляция к «Сталкеру» Тарковского.)

После возвращения в Москву в семье министра, увеличившейся на одного человека, но не ребенка, как он хотел, а на пятидесятидвухлетнюю девушку с Алтая (Нина Лощинина), побывавшую в мишени и привезенную, как сувенир, начинают твориться почти каренинские страсти, помноженные на широту взглядов 21 века. Министр публично педалирует свою теорию добра и зла и дарит коллегам волшебные очки, которые в глазах процентно разделяют «дерьмо» и «конфетку» во всех объектах на синие (зло) и красные (добро) полосочки; его жена с головой погружается в безумную страсть прелюбодеяния с обилием (даже с изобилием) гротескных постельных сцен; таможенник звереет, убивая китайцев и избивая любовницу; телеведущий творит в эфире страшное, мешая торты с украинским борщом, бросая их в зрителей и поднимая рюмки, наполненные свежей собственной кровью с тостом «За Россию!»... (Метафора свежей крови в «Мишени» по силе мысли и изощренности иронии напоминает секс через дырку на карте в «Москве».) При этом все желания героев сбываются, падая на их голову, как в «Шагреневой коже», и выживает в этой кровавой мясорубке только тот, в ком больше любви и добра. Так «черная дыра» великой мишени расставляет все на свои единственно верные места. Афоризм «смерть потихонечку налаживается» можно смело брать в эпиграф фильма, и от убийственных эмоциональных выплесков и колоссальных болезненных привязок не спасает ни ЗОЖ, ни растительная пища, ни материальное богатство. Вышел кинематографический «Трансерфинг» Зеланда-Зельдовича, по-своему перевернутый Сорокиным и адаптированный режиссером под массового зрителя.

Интересны женские образы картины: женщина-вамп – жена министра Зоя, которую сыграла Джастин Уодделл, английская актриса южноафриканского происхождения, специально для съемок в этом фильме выучившая русский и говорящая с пикантным акцентом; чудаковатая и добрая, почти юродивая, интеллектуалка радиоведущая, дающая уроки китайского в эфире (российская актриса сербского происхождения Даниэла Стоянович, удивительно похожая на молодую Ирину Купченко, мелькнувшая еще в «Диком поле» Калатозишвили и блестяще справившаяся с ролью в картине Зельдовича); русская красавица Тая в деревенском стиле, органично живущая на Алтае и как будто теряющаяся в Москве. Мужские архетипы также не менее интересны, начиная от альфа-самцов: мегагероя-чиновника и гаишника-таможенника, продолжая ведущим ток-шоу и заканчивая безобразными образами (простите за оксюморон!) бомжей и нищих, участвовавших в пьяной оргии и воплотивших в жизнь тайные эротические фантазии Зои.

158 минут фильма (казалось бы, ну сколько можно!) не только, как медом, приклеивают к экрану, но и после просмотра невольно вызывают в памяти четкие живописные воспоминания о мизансценах картины с яркими сорокинскими цитатами и программными слоганами. («Надо быть сквозной, пустой, чтобы тебя не разорвало» или «Справедливое неравенство».) А это значит, что фильм удался и Зельдович выиграл спор с Козьмой Прутковым – объял необъятное.

Художник по костюмам Александр Петлюра, работавший с Иваном Дыховичным (чувствуются традиции широких льняных штанов «Прорвы»), до мельчайших футурологических деталей продумывает гардероб героев – от мертвой чешуйчатой маски жены министра (неявная аллюзия с «Широко закрытыми глазами» Кубрика) и подаренных ей мужем серег с замысловатым рисунком, стоящих тонну золота, до элегантных вечерних платьев, униформы гаишников-таможенников приятного зеленого и цветастых костюмов астронавтов, которые надели герои при посещении «черной дыры» мишени. Продуманы, красивы и иные «штучки»: нанотелефоны, причудливый гоночный «пежо» таможенника, дамский кабриолет жены министра и прочие гаджеты. Все это создает картине некую условную, но красивую искусственность, даже манерность или парадность, но таковы особенности жанра иронической антиутопии и прозы Сорокина.

Операторская работа Александра Ильховского не менее блестяща: камера одинаково трепетно подает и бездушные фуры на российско-китайской магистрали, и мертвых красавиц лошадей в конюшне таможенника, и сияющие алтайские пейзажи, и подмосковные поля и леса. Скачки, ток-шоу, пати, экстерьерные и интерьерные постельные сцены со всей своей странностью и жесткостью в стиле Сорокина, семейные завтраки и прочие радости мегаполиса сняты не менее мастерски. Дорогого стоит широкоэкранный балетный видеоряд на фасаде Большого театра. И если бы не бесконечное мелькание обнаженных поп героев, фильм заработал бы высший балл.

Звездное волшебство мишени как феномена и «Мишени» как нового шедевра Зельдовича снова, в традициях мировой литературы и кинематографа, предлагает зрителю рецепт вечной молодости – прямой контакт с энергией космоса на фоне процентно превалирующего добра. А вот рецепт вечной любви весьма странен: чтобы сохранить чувства героям нужно расстаться и встретиться через двадцать-тридцать лет. Но что эти десятилетия в сравнении с Вечностью!

Просмотр «Мишени» завершается коленопреклоненной православной молитвой царя Поганина о завоевании мира. Вместо иконы он положил перед собой серебряную монету 925 пробы весом 1 килограмм со своим устрашающим и гордым изображением и гербом двуглавой Золотой орды – одна голова ЗАО «РПЦ», другая – Самодержавие.

Юля Украинка:

- А теперь я хочу посмотреть фильм, где цирковой, или цирковный, шатер под именем Россия горит синим пламенем. Это православное наказание за бессовестную кражу нашего Крыма и за ЗАО «РПЦ». За ЗА… (Юля смеется). Ты даже молишься сам на себя как Богочеловек, но ты не Он.

Царь Поганин:

-? Можно подумать, у вас нет ЗАО «УПЦ»!

Юля Украинка:

- Есть, но не до такой степени! Богочеловеки же не совершают кражи мирового масштаба, а исполняют заповеди!

Царь Поганин:

- Кража? О чем речь? «Шапито-шоу» было сделано ДО справедливого возвращения жемчужины Крыма в лоно Российской империи.

Юля Украинка:

- Авторы предвидели этот лицемерный фарс присвоения жемчужины и адекватной за то кары… Итак!

 

Любовь, Дружба, Уважение и Сотрудничество. На этих четырех китах-новеллах зиждется мир, который создал режиссер Сергей Лобан в своей курортной эпопее «Шапито-шоу».

Жанровое своеобразие этой милой вещицы весьма неоднозначно: личные трагедии героев, вывернутые наизнанку, оборачиваются пляжной комедией с музыкальными номерами, что навязчиво навевает воспоминания о творчестве Франсуа Озона – любителя поиздеваться над своими актерами, заставляя их петь и плясать. Однако на вопрос «Зачем так копировать Озона?» исчерпывающе отвечает четвертая часть фильма, где гламурный мальчик-продюсер пытается успешно продать счастливо найденного двойника Виктора Цоя (цитата из «Ассы») и рефреном выдает свою социально-философскую теорию эрзаца: всё повторяет друг друга, оригинальность себя изжила… Крах этой продюсерской теории – пустой зал на концерте двойника. При этом в прокате «Шапито-шоу» залы отнюдь не зияли. В чем секрет? Что прежде всего вызвало интерес к картине?

Во-первых, магнетизм ЮБК, а конкретнее Симеиза, на фоне которого разворачивается феерическое действо: Черное море, кипарисы-гиганты, как будто из рая Артека, открытые веранды кафе на фоне гор, дикий пляж, знаменитая скала Дива… Великолепная реклама подзабытого Крыма, который давно затмили заграницы.

Во-вторых, феномен человека-легенды Петра Мамонова (он же «Остров», он же «Царь»), сыгравшего известного актера и отца, который, вдруг появившись, привозит в Крым своего давно оставленного и не приспособленного к походным условиям сына. Сказать, что Мамонов вытянул фильм, было бы слишком категорично, но алмазный блеск его звезды теперь спасительно взошел над Черным морем. Третья новелла про отца и сына – пародийная цитата «Возвращения» Звягинцева. Но это еще не всё. Фильм пронизан Феллини, Хармони Корином с его «Мистером Одиночество» о двойнике Майкла Джексона. Нескрываемая задумка режиссера – прыжок над пропастью арт-хауса на новый берег народной комедии в стиле Гайдая.

Как видим, «Шапито-шоу» – это не просто романтическая пляжная комедия, это настоящий киноцитатник и несомненный прорыв для российского кинематографа на уровне жанра. Колорит картины, кроме Мамонова, усилили карикатурный и модный Стас Барецкий, экс-участник группы «Ленинград», и культовый универсальный маргинал – комик, художник и музыкант Пахом.

В-третьих, актуальна почти маниакальная любовь Киберстранника к Вере в первой новелле фильма. Знакомство в Интернете, характерная для вирта слепая встреча и совместная поездка в Крым, где любовные страдания горе-героя набирают резкие обороты.

В-четвертых, Сергей Лобан продолжает объезжать своего «конька-горбунка», пойманного еще в «Пыли» (2005), – трагедию маленького неудачника. В новой картине каждая новелла выводит этого героя, начиная с Киберстранника, непривлекательного внешне, но замысловатого внутри, и заканчивая малограмотным двойником Цоя.

И, наконец, в-пятых, для ностальгирующего по Советам поколения 70-х, к коему и принадлежит режиссер, будет чем поживиться: экстерьер крымских пионерлагерей, на фоне которого веселятся герои, трубящие в горн в красных пионерских галстуках, погружает зрителя в золотое детство 80-х.

Так, вся вышеупомянутая лобановская смесь из цитат, воспоминаний и нынешних реалий создает радужный калейдоскоп, в котором цветные фигурки героев меняют рисунок, не покидая картины – калейдоскопной трубы. И сколько нужно кинематографического времени, чтобы эта причудливая смесь превратилась в настойку с благородным послевкусием, которую хочется повторять и повторять, или забыто прокисла, не скажет даже самый продвинутый киноман. Ведь век комедии недолог, за некоторыми исключениями.

Цирк шапито, где по вечерам дают шоу двойников, раскинувший свой шатер на скале над морем, стал заглавным символом фильма, несусветным образом жизни и метафорой мира, куда сходятся все пути героев, как когда-то – в Рим. И если «Москва – третий Рим, а четвертому не бывать», то минуточку! Как же? Вот он, четвертый Рим – шатер шапито с его шоу, который в финале картины горит, и все дороги ведут в пожар, где герои-любовники, продюсеры, актеры, лузеры, двойники – весь их сделанный из аномалий мир пылает у них на глазах, как говорится, синим-пресиним пламенем. Это уже едва ли не комедийная «Меланхолия» фон Триера. Зато как пошутили! Зато как посмеялись!

Юля Украинка:

- Ничего смешного немає.

Царь Поганин:

- И наконец в завершение нашего кинодиалога с тобой, о Дива, изображенная на 200 гривнах, посмотри, пожалуйста, «Последнюю сказку Риты», чтобы не застрелиться. Ха-ха-ха!

Юля Украинка гневно:

- Не дождетесь!!! Не дождетесь! Ни нашего Крыма в исторической перспективе, потому что вы его рано или поздно вернете и принесете свои извинения, ни нашего Донбасса с его сланцевым газом, ни наших Карпат с их красотой, ни колыбели настоящего русского православия – Киева, ни знаменитых одесских катакомб и винно-коньячных заводов, ни нашей смерти как великой нации.

Царь Поганин:

- Как это не дождемся?! Еще как дождемся! И более того, скоро я сделаю себе очередную резиденцию здесь, в «Глицинии», где мы с тобой сейчас сидим и смотрим наши киношедевры…

Юля Украинка:

- Про несчастную жизнь оккупантов! Ну, что там у тебя дальше!

 

В названии нового кинопродукта тандема Рената Литвинова – Земфира Рамазанова «Последняя сказка Риты» присутствует страшное и подозрительное прилагательное. Оно навязывает мысли о конце. Но что говорить о мыслях, если заглавная героиня фильма – сама Смерть, такая совсем не пугающая и прекрасная. Быть может, лучше выглядело бы рабочее название «Их было три подруги». Однако это тоже звучит не более оптимистично с учетом прошедшего «было».

Одержимость темой смерти и ее антуражем – это уже философия кинематографа, едва не мейнстрим. Ларс фон Триер со своей «Меланхолией» - тому подтверждение. Рената Литвинова тоже в этом потоке. По красоте кадра она – достойная ученица Сергея Параджанова и Киры Муратовой.

Теперь о действующих лицах и исполнителях темы смерти. Заглавная героиня Литвиновой, которая снова, как и в своей «Богине», выступила в квадрате (продюсер, сценарист, режиссер и актриса), – мистическая Танечка Неубивко. Она взяла «шефство» над умирающей пациенткой Маргаритой Готье (Ольга Кузина), явно апеллирующей к «Даме с камелиями» Дюма-сына. И с первых кадров все очевидно: эта Танечка Неубивко – смерть. С косой, кокошником, в мехах, в экстравагантных платьях и еще почему-то с хонориком, вылизывающим бокалы и которого она одним щелчком периодически превращает в чучело.

Вечно молодая звезда «Ассы» Татьяна Друбич исполнила Надежду – врача и подругу Риты Готье. Очень переживая по поводу ее обреченности, Надя алкогольно страдает, а потом вдруг видит окурок, летящий во чрево тела в момент вскрытия, и с ней случается истерика, которая превращается в настоящую драку во дворе больницы. Ни для кого не секрет, что стильные истерики Татьяне Друбич удаются всегда и блестяще. Не менее сильная сцена, когда она лежит на лавочке в вечернем платье и пьет из горла коньяк под топанье ворон. В лице героини Друбич Литвинова (впрочем, как и в своем лице) развернула всю свою театральную, местами даже цирковую постановочность.

В тему смерти неизменно включается тема любви Маргариты Готье и Николая, который с завидным постоянством посещает ее в больнице, и Литвинова пристально смакует сцены их трепетных встреч и прощаний. Всяческие фантастические примочки при бюджете картины в 200 тыс. долларов, конечно, не в силах тягаться с гаджетами Финчера или Кроненберга, но весьма уместны и даже забавляют – так же, как игра смерти со словами и человеческими душами. Танечка Неубивко весь фильм носится с приемником, который, как навигатор, озвучивает ей путь в иной мир. Но добрая половина пути закрыта, потому что старые здания в центре города разрушены. Музейная Москва (съемки проходили в музеях Толстого и Горького), знаменитый Тверской бульвар показаны с такой любовью, как будто это легендарные Елисейские поля. И с таким же гневом Неубивко бросает монологи в адрес мэра, виноватого в разрушении истории. Воистину режиссер – дитя своего города.

Наверное, это единственная максимально «курящая» картина в мировом кинематографе, где все персонажи беспрерывно курят, начиная от Танечки-смерти, продолжая врачами и заканчивая больной Маргаритой, которой это категорически нельзя. Даже с того света она является в качестве утешения героине Друбич, представ в безумной шляпке с дымящимся гнездом сигарет. Кадр по символизму на уровне Феллини. Литвинова подает бесконечное курение как неодолимую зависимость и, видимо, как потенциальную дорогу смерти, которая влюбляется необратимо. С другой стороны, сигареты и алкоголь – это может быть всего лишь литвиновское бегство от реальности. Бокалы, пустые и наполненные, бутылки, графины и другая питейная посуда – неизменный атрибут ее картин. Так же, как и вороны, черные птицы интеллектуальной беды.

Обязательно отметим игру заглавной героини. Если сказать, что она везде одинаковая (точнее, для злых – везде одинаково кривляется), это ничего не сказать. Да, ее роли часто по сути подобны: маньячка («Три истории»), воровка («Настройщик»), смерть. Но ее доронинская манерность везде одинаково красива, и все амплуа одинаково глубоки, несмотря на их визуальное безумие сродни юродству. Комедийный талант Литвиновой налицо даже там, где, казалось бы, нет и не может быть ничего смешного. Но вечный трагикомизм жизни, который так чувствуют ее героини, поражает зрителя в самое сердце. И думаешь, глядя и радуясь: Ба! Да это же русская Марлен Дитрих!

Саундтрек Земфиры звучит в картине как прозрение. Несмотря на то, что там есть вопиющая сцена в духе Линча или Озона, когда Танечка Неубивко, она же Рената, поет под фонограмму Земфиры, правильно открывая рот и по-восточному заплетая воздух руками, с потрясающим макияжем и не менее потрясающим «внутренним» взглядом. Эдакий литвиновский арт-хаус. Фирменный. И гремучая смесь жанров – от девичьей, но недетской жутенькой дневниковой притчи, мистического триллера a la «Твин Пикс», женского, но жесткого сюрреалистического романа до трагикомической драмы на уровне чеховских пьес и шедевров Муратовой. Кроме того, это какой-то кафкианский «Процесс». И декадансный нуар как реверанс Хичкоку.

В финале картины – все, как положено по законам трагикомического жанра в духе «Вишневого сада» и по-чеховски экзистенциально: два пистолета, неземная тоска, испитые бокалы, початые бутылки и снова Земфира, чуть хрипловато и печально – словно от земной усталости:

Я в твоих руках усну и не проснусь.

Я помню как, я знаю наизусть.

И каждый раз, когда приходит ложь –

Я ухожу и превращаюсь в дождь.

И серебряная статуя Гагарина, улыбаясь, поднимает руки: чтобы никто и никогда… И неважно, что смерть, как по заказу, приходит в желтом платье и с бутылкой шампанского, тоже очень по-чеховски (кто не помнит, Чехов перед смертью попросил шампанского). «За всеми есть досмотр в высшем смысле – если смерть уважает человека, она его всегда предупреждает заранее». Это комментарий режиссера о философии картины.

Рената Литвинова в своей, надеемся, не последней работе смешала все, что только можно смешать, очередной раз доказав, что и блондинки имеют мозг первой величины, помимо обилия психоделики. Разве только название подкачало.

Браво! Зал аплодирует стоя.