Из воспоминаний бывшего военнопленного Николая Владимировича Алексеева

Из воспоминаний бывшего военнопленного Василия Петровича Балака

29 октября 1967 г.

 

...В лагере смерти Шталаг-352 я находился три месяца — сентябрь, октябрь, ноябрь 1943 г., где нас было несколько тысяч человек. Лагерь был очень большой и находился от Минска в 8 км. Был обнесен в восемь рядов колючей проволокой, вокруг заминирован, освещался в ночное время прожекторами. Была усиленная охрана. Если кто и пробовал бежать, то погибал в проволочных заграждениях. Находился я в бараке с левой стороны в самом конце лагеря, где, по-видимому, когда-то был гараж для автомашин. Из лагеря нам было видно, как немцы расстре­ливали из пулеметов мирных жителей еврейской национальности. Военнопленных заставляли копать канавы, в которых расстреливали мирных жителей. Меня на эти работы не брали, так как считали партизаном. Все три месяца я находился в зоне лагеря.

Все мы были истощены и изнурены от голода и холода. Кормили нас два раза в день. Утром — ковш кипятка и 200 грамм хлеба пополам с опилками, в обед — ковш гнилой картошки; иногда в обед давали вместо картошки ковш вонючего супа. Мы были очень слабые и ежедневно гибли сотнями. К тому же заставляли нас выполнять тяжелые работы. Кто не мог их выполнять — того пристреливали на месте. Иногда один раз в день за проволочное ограждение бросали мерзлую гни­лую картошку или брюкву. Голодные люди бросались за ними, а часовые расстре­ливали их из автоматов... Мне пришлось видеть, как немцы за восемь суток рас­стреляли 10 тысяч мирных жителей — женщин, детей, стариков. Были слышны их крики, несмотря на то, что беспрестанно трещали пулеметы. В декабре 1943 г. нас эшелоном повезли в другой лагерь смерти в г. Каунас Литовской ССР. По пути следования мы прорезали дверь вагона и в три часа ночи на полном ходу выпрыг­нули из вагона. Это было под 31 декабря 1943 г. Мы перешли реку Вилия, укрылись в лесу, где нас подобрали партизаны. Бежало нас 16 человек. Фамилию одного из них помню. Это был Николай Калябин. Партизанили мы в Плещеницком районе Минской области.

 

№ 81

Из воспоминаний бывшего военнопленного И.П. Баринова

1967г.

...Эшелон с военнопленными немцы привезли в Минск. Долго держали в ваго­нах. Мы были голодные, пили мочу. Из-за отсутствия туалетов ходили под себя. Выгружать пленных начали в тупике. Я был в последнем вагоне. Конвой вел нас вдоль эшелона. Из вагонов выбрасывали трупы умерших... Колонну военноплен­ных повели по Минску. Обессиленных, отстающих убивали, подгоняли палками. Прошли половину города. Нас перестали бить, обессиленных ложили на повозки. Добрались до лесного лагеря №352. Находились в жутких условиях. Получали 200 граммов хлеба и жидкость, которую мы называли баландой. Многие умирали. Их увозили каждое утро и сбрасывали в ямы. Когда мы выходили на работу, у ворот нас били полицаи палками... В лагере я пробыл полтора месяца. Один полицай принял меня за еврея, и меня отправили в еврейский лагерь, где я пробыл три дня. Комиссия не признала меня евреем, и меня вернули в лагерь. Вскоре меня с очеред­ным эшелоном отправили в Германию, где я работал в каменном карьере...

 

№ 82

Из воспоминаний бывшего военнопленного Степана Павловича Беркутова

1967 г.

В «Лесной лагерь» я попал в июле 1942 года. Поместили вновь прибывших в 30-й барак. Нас было очень много. На нарах мы лежали вплотную друг к другу и только на одном боку. Кто лежал посвободней — получал дубинкой... Били когда хотели и кого хотели. Днем нас выгоняли во двор. Вокруг колючая проволока... В 30-м бараке у меня был друг — Молочков с Урала. Он оказался сапожником и его забрали в мастерские. Больше я его не видел. Позже я подружился с М. Пудовки­ным и опять ненадолго. Мы попали с ним в разные рабочие команды... Так и слу­чалось, что расставались с друзьями то по национальному признаку, то профессио­нальному. Бывало, что после лазарета не попадал в свой барак. Общение между пленными было ограничено. Ходить в соседние бараки не разрешалось, ослушав­шихся били, били до полусмерти. Через месяц меня перевели в 28-й барак, откуда нас водили на работу. Я попал в команду, которая возила дрова. Пять человек впря­гались в парный фургон. В гору его тащить не было сил. В ход шли дубинки... Многих я не помню по именам. Никаких записей мы не делали, было запрещено. Нас постоянно обыскивали, в случае обнаружения чего-либо в карманах пленных наказывали — били беспощадно...

№ 83

Из воспоминаний бывшего военнопленного Николая Владимировича Алексеева

1967 г.

…

В плен я попал 10 октября 1941 года под Вязьмой. Мне было тогда семнадцать лет. Оттуда нас перевезли в Минск, а потом в Шталаг-352. Поместили пленных в карантин в бывшие конюшни. Света в них не было. Помещения не отапливались. Царила большая скученность. Деревянные нары были в три яруса. Спали мы только на одном боку. Встававший по нужде на свое место уже не попадал. Многие лежали на полу в проходах, под нарами в грязи и сырости. В основном это были больные, физически слабые. Мне часто приходилось занимать «нижний плацкарт». Начались массовые заболевания тифом. Ежедневно утром из бараков выносили десятки тру­пов, которые на тачке вывозили за зону и складывали в штабеля как дрова...

В карантине я пробыл месяца полтора. Однажды военнопленных 1923-1925 годов рождения отделили от всех. Оказалось таких человек шестнадцать. Нас сво­дили в баню и поместили в другой барак, который находился рядом с кухней для военнопленных. Условия здесь были лучшие. Каждый имел свое место на нарах. Было тепло и сухо. Был электрический свет. Лучше стало питание. Наша команда обслуживала кухню: доставляли продукты со складов, дрова. Мы запрягались по пять человек в тачанки и ездили по складам. Мы передвигались по лагерю в преде­лах: кухня—дровяной склад—продовольственный склад. Я имел возможность на­блюдать за жизнью в лагере, зверства гитлеровцев в отношении военнопленных. Самой распространенной экзекуцией были двадцать пять ударов палкой. На моро­зе обливали человека водой и отпускали умирать.

В это время я заболел сыпным тифом, но об этом знали только мои товарищи из команды. Дружен я был с Сергеем Дроздовым. К счастью все обошлось благо­получно. Недели через две я пошел на поправку.

В начале 1942 года в лагере произошло большое событие — группа военноп­ленных совершила побег. Часть конвоя они убили. Двое пленных из этой группы вернулась в лагерь. На площади лагеря были выстроены все военнопленные. Их оцепили немцы, вооруженные пулеметами. Эти двое были повешены. Пленных заг­нали в бараки. Офицеров изолировали в отдельные бараки, а затем расстреляли. По лагерю было объявлено, что за каждого убитого конвоира будут расстреливать по десять офицеров.

В середине зимы меня перевели работать на кухню. Переводчик из поволжс­ких немцев Федя или Фриц, узнав, что я окончил девять классов и имею хороший почерк, да к тому же сносно говорю по-немецки, назначил меня писарем. В мои обязанности входило составление суточных ведомостей на выдачу хлеба и балан­ды по баракам, вести картотеку на рабочих кухни.

Весной 1943 года был организован театр военнопленных. Я посещал его. Там я познакомился с группой акробатов. Часто присутствовал на их тренировках. Иногда я их подкармливал: приносил хлеб, сахар. Об этом стало известно шефу кухни, немцу. Меня перевели в команду по вывозке леса. В пароконную повозку впрягались десять человек военнопленных и под конвоем отправлялись в лес. Лес от лагеря находился в километрах десяти. Там грузили бревна и везли их в лагерь. По ходатайству шефа театра меня взяли в театр в группу акробатов. Каждое воскресенье давались концерты для немцев и военнопленных. Два раза выезжали с концертами в другие лагеря в Минске. Были с концертом у чехов. При театре была организована группа сопротивления. Ее цель — поддержание патриотических на­строений среди пленных, сообщение о событиях на фронте. В группу входили офи­цер Леонов, офицер-связист Александр Гусаров (погиб при разгроме немецкого гарнизона Раевка в сентябре 1943 года), Валентин Матвиевский, Илья Панков (по­гиб при побеге из плена), Александр Шведов, Александр Коробов или Коробейни­ков. Нас стали водить на работу в зону лагеря, мы начали подготовку к побегу. Летом 1943 года Леонов был переведен на работу в гараж. Там организовал группу слесарей из военнопленных и они совершили побег из лагеря среди белого дня на броневиках.

В это время в лагере начали активничать представители РОА. Принудительно стали вербовать пленных в эту армию. В июле — августе 1943 года они забрали из лагеря большую партию пленных. Мы решили ускорить свой побег. Такая возмож­ность представилась. Это было 17 сентября 1943 года. Мы узнали, что для заготов­ки строевого леса нужна команда из десяти человек. Пятерым из нашей группы удалось попасть в эту команду— А.Гусарову, В.Матвиевскому, А.Шведову, А.Коробкову (Коробейникову) и мне. Пятеро других пленных из этой команды были нам незнакомы. Конвой состоял из четырех человек — трех немцев и одного лагер­ного полицейского-украинца... По числу немцев разбились на три группы. Стар­шими в каждой группе были Гусаров, Коробков (Коробейников) и я. Разоружить полицейского поручили Шведову. По приходе на место разоружили конвой, при­вязали его к деревьям и ушли. Часа через два наткнулись на партизан отряда им. Г.К.Жукова партизанской бригады «Штурмовая». Я в отряде был пулеметчиком. Воевал до 1944 года. Был участником парада в освобожденном Минске. Затем был призван в Красную Армию. Демобилизовался в 1947 году.

Эти и следующие воспоминания из личного архива Р. А. Черноглазовой.

 

№ 80