Организатор и стратег миссии

 

Существенное значение имеет еще один пункт, на который, с моей точки зрения, обращалось слишком мало внимания. Петр был не только мощным духом проповедником и богословски творческим душепопечителем, но и ― подобно Павлу ― преуспевающим организатором и «стратегом миссии», и этот момент должен был иметь важное значение для конфликта между двумя контрагентами. В Деяниях именно он предлагает выбрать двенадцатого апостола на освободившееся место, берет на себя инициативу во время праздника Пятидесятницы, выносит приговор Анании и Сапфире, выступает от лица новой мессианской общины перед иерусалимскими иерархами, посещает вместе с Иоанном новообращенных Филиппом христиан в Самарии, дает отповедь магу Симону и приводит многих к вере своими чудесами в Иерусалиме, Лидде, на Саронской равнине и в Иоппе. Кульминация этих собранных и искусно поданных Лукой легенд ― обращение богобоязненного сотника (центуриона) Корнилия. Разве мы преувеличим, основываясь на этих типичных для Луки повествованиях и изображенной руководящей роли Петра, что он играл в консолидации еще не организованного палестинского движения Иисуса (и Крестителя) после Пасхи важную, а вероятно, и важнейшую роли? Мне представляется, что его большой заслугой является возникновение миссионерски активной мессианской общины, имевшей успех даже среди грекоговорящих иудеев Иерусалима, так называемых «эллинистов». Этот авторитет был причиной того, почему Павел посетил в Иерусалиме его одного и пробыл у него в гостях две недели. Ирод Агриппа I велит арестовать и хочет казнить его как руководителя нового движения. Основную роль играет он и в антиохийском конфликте. Павел возражает ему ― и богословски это оправдано, ― но организационно не может ничего предпринять против него и вынужден отступить, ибо по мнению иудеохристиан, игравших тогда еще главную роль в Антиохии, апостол язычников был неправ. Ввиду всех этих, весьма различных, данных можно предположить, что Петр активно занимался не только миссионерской проповедью, но и строительством, устроением и объединением отчасти весьма различных общин, сначала в иудейской Палестине, а после обращения Корнилия и своего изгнания во время гонения Агриппы ― за ее пределами, в Сирии и, наконец, в Риме. Подобно тому как Павел создал сеть ориентированных на него общин, очевидно, существовала и сеть общин, которые ориентировались на Петра. Можно говорить о том, что Петр «вытеснил» Павла в Антиохии; подобного развития долгое время приходилось опасаться и в Коринфе. В Риме «Петровы» и «Павловы» домашние общины, по-видимому, сосуществовали. Конфликты между ними всегда могли здесь легко вспыхнуть. Многочисленные призывы к единству, которые мы находим повсюду в Новом Завете, показывают, что единство всегда находилось под угрозой и вовсе не было чем-то естественным. Также и двухтомник Луки направлен на преодоление трений внутри церкви ― в частности, тех, что имели место в период между 75 и 85 гг. Если, наконец, Матфей (Мф 16:18) спустя десять-двадцать лет столь уникальным образом соединяет строительство церкви самим Христом с «человеком-скалой», то это основано лишь на убеждении Матфея в том, что Петр прилагал особые старания для сохранения отношений между (отчасти весьма различными) Иисусовыми общинами и, можно сказать, для единства церкви. Ведь это чудо, что первоцерковь не распалась уже в I веке на ряд групп, некоторые из которых были бы враждебны друг другу. Влияние Петра на Павловы общины, например в Коринфе, связано, вероятно, с этим стремлением к единству (в его понимании), и оказывалось это влияние непосредственно, во время путешествий Петра, а также через его посланцев. Впрочем, нетерпеливое, слишком самоуверенное требование «единства» может вести как раз к углублению конфликтов.

В Деяниях обращает на себя внимание то обстоятельство, что Петр ― в отличие от Павла ― не основывает здесь собственных общин, а лишь посещает уже возникшие, можно сказать, «инспектирует» их (так обстоит дело в Самарии и Лидде) или же его призывают туда в связи с безотлагательной надобностью (так в Иоппе) ^{305}. Обращение Корнилия в Кесарии ― это, согласно Луке, особый случай, возникший благодаря чудесному вмешательству Бога, причем не следует забывать и о том, что там у Луки уже действовал в качестве миссионера Филипп ^{306}. Впрочем, обращение к Иисусу через проповедь ведущего апостола соответствовало рангу римского центуриона, крестившегося вместе со своим домом. Наконец, Петр посещает в Антиохии наиболее крупную из церквей Сирии.

Весьма уверенные в себе противники Павла в Коринфе, приезжавшие туда с рекомендательными письмами ^{307} и отказывавшие ему в апостольском достоинстве, заявляют, что он ― и Павел (2 Кор 10:12) говорит об этом с горькой иронией ― «не смеет» «сопоставлять или сравнивать себя с некоторыми (

)». Одновременно Павел упрекает их в том, что они, в отличие от него, «без меры хвалятся чужими трудами» и «готовым в чужом уделе (на чужой миссионерской территории)» ^{308}. Эти преуспевающие

миссионеры, за которыми стоял некий высокий авторитет, были ― я отсылаю здесь к сказанному выше ^{309} ― скорее всего посланцами Петровой миссии. Они принципиально ставят под сомнение право Павла действовать в Коринфе в качестве апостола. Однако он, основавший своим благовестием местную церковь ^{310}, вовсе не взял тем самым на себя ничего лишнего и не «перенапряг себя» ^{311}, т. е. не перешел определенной, установленной Богом границы его миссии в отличие от своих противников. Более того, Павел убежден, что, когда дела в Коринфе уладятся, он будет проповедовать Евангелие и в областях за пределами Ахайи, т. е. вплоть до самой Испании, тогдашнего предела обитаемого мира (Рим 15:24, 28), не вторгаясь при этом, подобно своим противникам, туда, где миссионерская работа уже была проделана другими.

Появление в Коринфе иудеохристианских миссионеров, конкурентов из иудейской Палестины или из Сирии, связанных, как я думаю, с миссией Петра и его апостольством, подвергающих Павла личным нападкам и снижающих значение его миссионерской работы, потому так огорчительно и даже опасно для него, что основанные им общины должны явить при парусии Господней его «честь», стать его «надеждой, радостью, венцом похвалы (

) и славой (

)» (1 Фес 2:19 сл.), одним словом, его

«на день Христов» (Флп 2:16, ср. 2 Кор 1:14). К этой славе относится и его отказ от содержания со стороны общин, который толкуется пришельцами как отсутствие апостольских полномочий (1 Кор 9:15 слл., ср. 2 Кор 11:9 сл.). Хотя он знает, что всякое самопрославление безумно, ему приходится бить своих противников, которых он не называет по именам, их собственным оружием, и самому пользоваться этим «безумием» в захватывающей «речи безумца» (2 Кор 11:16–33), завершающейся парадоксальным прославлением собственной «немощи». Это столкновение напоминает спор учеников Иисуса (Мк 9:33–37 парр.) о том, «кто больше», и об ответе Иисуса: «Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою».

 

Послание к Римлянам Павел пишет зимой 56/57 г. в Коринфе, вскоре после 2 Кор, которое он написал перед прибытием туда в Македонии ^{312}. В особенности в Рим 15 он затрагивает проблемы, имевшие значение также и для спора с его противниками, посланцами Петра, в Коринфе и показывающие, что они представляли собой не какую-то маргинальную группу, а влиятельное, хорошо информированное, «конкурирующее» миссионерское движение. В Рим 15:18 сл. он подчеркивает, подобно 2 Кор 13:3, проявление своих (апостольских) полномочий «силою знамений и чудес» ^{313}. За этим следует географическая ссылка на его прежнюю деятельность. «Так что благовествование Христово распространено мною от Иерусалима по кругу до Иллирика» ^{314}. И сразу же добавляет: «Притом я старался благовествовать не там, где (уже) было известно имя Христово, дабы не созидать на чужом основании» ^{315} и обосновывает это цитатой из песни раба Божьего Ис 52:15 в версии Септуагинты. Эта ― содержательно ненужная ― ссылка становится более понятной в том случае, если предположить, что Павел таким образом отделяет себя от другого, конкурирующего миссионерского движения, которое, по его мнению, как раз любило строить «на чужом основании» (

 

), т. е., весьма вероятно, Петрову миссию. Поэтому он не говорит в Рим 15:23 слл., что едет в Рим как миссионер, а собирается побывать там лишь проездом в Испанию и хочет порадоваться встрече с братьями по вере, от которых ожидает поддержки в дальнейшем путешествии ^{316}. Об основателях Римской церкви он, как и Лука в Деяниях, не упоминает ни словом. Она, как видно из Рим 1:10–13 и 15:22, существует уже давно и могла быть основана из самого Святого города, учитывая разнообразные связи между Иерусалимом и Римом, и быть почти столь же древней, как церковь Антиохийская. Это указывало бы с самого начала на связь между Петром и неизвестными иудеохристианскими основателями общины, которая могла бы служить объяснением также и последующего приезда в Рим самого Петра. Послание к Римлянам, в котором Павел представляет свое евангелие, проповедуемое им как апостолом, носит в то же время апологетический характер. Павел рассматривает в нем вопросы, которые задавали ему римские христиане, причем нужно предполагать, что они были знакомы с Иерусалимской, Петровой традицией ― в противном случае Петр не занял бы в позднейшей традиции Евангелий от Мк до Ин, но также и в Деян и 1 Клим такого центрального положения. Возможно, он побывал в Риме еще до Павла. Если апостол язычников так настойчиво подчеркивает, что он уже давно хотел увидеть римских христиан ^{317}, то почему не мог пожелать того же «человек-скала» после своего изгнания из Иерусалима около 42/43 г.?^{318} Будучи руководителем в

первоцеркви, а затем и в Сирии и за ее пределами, он определенно имел значительное число помощников-миссионеров, преимущественно из иудеохристиан, безупречно владевших греческим языком. В этом он находился в лучшем положении, нежели «аутсайдер» Павел, у которого в третьем его путешествии уже не было сопровождающих из Иерусалима. Авторитет и влияние Петра во множестве общин за пределами Палестины, где все еще преобладали иудеохристиане, должны были быть высоки ― это показывает конфликт в Антиохии, и так же было, очевидно, и в Риме. Можно предположить, что разрозненные домашние общины в столице империи были и по-разному ориентированы. Это относится, в частности, к «домашней церкви» Прискиллы и Акилы (Рим 16:3-5а), к которой единственной Павел обращается как к

; она ориентировалась на Павла, в то время как прочие ― на Петра или (при еще более сильном влиянии иудеохристина) на Иакова. Иудеохристианский элемент обладал до 70 г. духовным руководством, что видно из тех традиций, на которых основано написанное еще поколением позже Послание Климента ^{319}. Таким образом, Петрова миссия, очевидно, играла в Риме существенную роль, которая была не меньше Павловой, а скорее всего, больше. Это служит подтверждением нашего тезиса о том, что Петр был не только выдающимся авторитетом, но и способным организатором и «стратегом миссии». Он ― во всяком случае, в конце своей деятельности ― также выполнял задачу «всемирной миссии», которая в ясной форме выражена в наиболее раннем Евангелии, у Марка ^{320}, и которой со всей определенностью требуют также Лука и Матфей. Эта миссия включала в себя для Петра и миссию к «язычникам». Монополией Павла она не была. Но таких писем, какие оставил нам бывший фарисейский законоучитель из Тарса, человек, бывший прежде рыбаком на Генисаретском озере, не писал. Поэтому он не смог столь убедительно отстаивать свое богословие перед позднейшей церковью.

Последние приблизительно шестнадцать лет его жизни от Апостольского собора 48/49 г. до мученической кончины, к сожалению, почти полностью остаются в тени. Мы должны предполагать, что важной вехой стал глубокий и имевший серьезные последствия конфликт с Павлом, имевший место около 52/53 г. и основанный не в последнюю очередь на личных отношениях этих двух людей. В то же время эти шестнадцать лет имели важнейшее значения для растущего влияния Петра на церковь Запада, становившуюся все более «языкохристианской» ^{321}. После всего сказанного должно быть ясно, что и для этого времени между 48/49 и 64/66 гг. нельзя недооценивать и принижать церковного и богословски-исторического влияния галилейского рыбака, сравнивая его с фарисейским законоучителем из Тарса, великолепные тексты которого делают его для нас первым раннехристианским богословом. Слова Иисуса о скале (камне) в Мф 16:17–19, указание на веру Петра, которая благодаря ходатайству Иисуса не пошатнется и которой он укрепит своих братьев (Лк 22:32), а также троекратный призыв Воскресшего пасти Его стадо (Ин 21:15–17) не ограничиваются только ранним временем, но касаются всей деятельности Петра вплоть до его мученической кончины. Без интенсивной деятельности Петра евангельские тексты такого рода не сохранились бы или вовсе не возникли бы в эти темные для нас годы.

 

Примирение с Павлом?

 

Произошло ли в конце концов сближение, а может быть, даже примирение между Петром и Павлом? Мы не знаем этого, но предположили бы, что произошло. Для них обоих ― того, кто прежде отрекся от Иисуса, и того, кто прежде гнал Его последователей, ― было важно единство церкви, обосновываемое прежде всего христологически: Христос для них не «разделился» (1 Кор 1:13). Оба по собственному опыту знали, что их вера живет прощением, и оба знали, что Иисус заповедал прощать другу другу, и эта заповедь выше всяких человеческих и богословских различий. Не напрасно эта заповедь вошла как четвертое прошение в молитву Иисуса «Отче наш» ^{322}. Вполне возможно, что между прибытием Павла в Рим и Нероновым гонением, то есть между 60 и 64/65 гг. между Петром и Павлом вновь произошла личная встреча. Вероятно, что признаком (пусть не столь значительным) этого сближения является упоминание имени Марка в числе сотрудников Павла в Кол 4:10 (здесь он назван племянником Варнавы), 2 Тим 4:11 и Флм 24, причем всякий раз наряду с Лукой ^{323}. Правда, определенно из этих писем Павлу принадлежит только Послание к Филимону, и мы не знаем, откуда было написано это самое краткое из «тюремных посланий»: возможные варианты ― Эфес или, позднее, Кесария и Рим ^{324}. Послание к Колоссянам написал, видимо, один из учеников Павла, а Второе Послание к Тимофею, как и все пастырские послания, очень позднее, примерно одного времени с посланиями Игнатия, и в нем достаточно ясно видно знание Деяний Апостолов ^{325}. Послание (возможно, в продолжение Деяний) носит характер завещания апостола перед мученической кончиной ^{326}. Слова 2 Тим 4:11: «Марка (…) приведи с собою, ибо он мне нужен для служения» выглядят почти как жест примирения, призванного отменить разрыв Деян 15:37–39. Тогда Павел поссорился и резко порвал с Варнавой ^{327}, потому что считал Иоанна Марка негодным помощником в миссионерском путешествии. «Псевдо-Павел» хочет таким путем залечить эту рану. Также и Первому Посланию Петра ^{328} отчасти присущ характер завещания и руководства к принятию страданий вслед за Иисусом и апостолом, который назван в 1 Пет 5:1 «свидетелем страданий Христовых». В таком случае можно видеть в 1 Пет 5:13 «псевдо-Петрово» соответствие роли Марка в позднейшей Павловой традиции; добавление «сын мой» указывает на тесные отношения между учителем и учеником ^{329}. 1 Пет и более позднее 2 Тим оба указывают на Рим как место своего написания.

Как бы то ни было, нам мало что известно определенно, ― не приходится сомневаться лишь в мученической гибели Петра и Павла в Риме во время или вскоре после Неронова гонения, которое вновь объединило их ^{330}. Со времени Первого Послания Климента, т. е. в конце 90-х годов, на основе устоявшейся римской традиции, известной также уже и Игнатию ^{331}, церковное предание по праву сводило вместе этих двух великих учителей первоцеркви, учитывая уникальное значение их обоих для церкви Иисуса Христа и невзирая на временно возникавшие между ними серьезные трения и все различия в богословии. Их свидетельство о Евангельской истине было признано непреходящим, и может быть, следовало бы сделать 29 июня, день Петра и Павла, отмечаемый с середины IV века, экуменическим праздником особого значения ^{332}.

Они двое, Петр и Павел, и в качестве третьего в союзе с ними ― корпус текстов под именем Иоанна, суть столпы нового учения, обращенного ко всем людям. В первую очередь им обязаны мы апостольским свидетельством, основой нашей общей веры и исходным пунктом всей экуменической мысли. Подобно тому как их свидетельство, на коем основывает церковь свою веру, не может быть произвольно расширено и развито, так и сами апостольские свидетели уникальны и незаменимы в своем авторитете. Поэтому не может быть никакого «Петрова сана», который бы развивался в истории и мог заявлять все новые, растущие претензии на авторитет. Именно различные тексты о Петре, такие как Мф 16:18 сл., Лк 22:31 сл. или Ин 21:15–18, которые производят сильное впечатление на посетителей собора Святого Петра, в действительности указывают, на особое, уникальное апостольское служение, совершенное «человеком-скалой» нарождающейся церкви.

 

 

Итог: десять тезисов

 

Итог наших размышлений можно подвести в форме десяти тезисов.

1. Христос у Матфея характеризует первого ученика в своем «слове о камне» как авторитетную, уникальную личность в кругу Двенадцати и тем выделяет его среди других учеников в том числе и как будущего учителя, миссионера и руководителя церкви.

2. Прозвище

восходит к самому Иисусу, при этом в начале преобладало, видимо, значение «скала» или «обломок скалы», а не полюбившаяся впоследствии коннотация «камень».

3. Поэтому греческая игра слов

не есть изобретение Матфея, она возникла очень рано, вскоре после воскресения Иисуса, возможно, в среде Иерусалимских эллинистов.

4. Нужно признать, что ключевое слово «скала» (на которой Христос строит свою церковь) связано не только с отдельными функциями Петра, например, как представителя учеников, свидетеля первого явления Воскресшего или руководителя Иерусалимской церкви, но характеризует всю его более чем тридцатипятилетнюю деятельность от призвания до мученической кончины в Риме.

5. Петр решительно выступил в Иерусалиме за то, чтобы новое мессианское движение открыло себя «народам», потому что спасительное дело Иисуса прорвало национальные границы иудейства и потому что в нем исполнялось пророческое обетование, данное народам. Со времени гонения Агриппы (ок. 43 г. по P.X.) Петр все больше действовал как главный миссионер среди иудеев за пределами земли Израиля и обращался при этом в синагогах также и к «боящимся Бога», которые в правовом отношении считались язычниками.

6. С другой стороны, он не желал отворачиваться и от иудео-христианской общины в Иерусалиме (руководимой братом Господним Иаковом приблизительно с 43 г., когда Петр вынужден был бежать), положение которой становилось все тяжелее, и стремился избегать такого поведения, какое могло бы вызвать со стороны иудеев обвинение в отступничестве, предъявлявшееся Павлу. Так, на Апостольском соборе в Иерусалиме он твердо отстаивал миссию к язычникам без требования обрезания, но несколько лет спустя оказался в серьезном конфликте с Павлом, который резко отверг предложение Петра разделить празднование евхаристии иудео- и языкохристианами, чтобы дать возможность иудеохристианам, находившимся в Иерусалиме в сложном положении, соблюдать заповеди чистоты.

7. Отголоски этого конфликта слышны в различных посланиях Павла (Послании к Галатам, Первом и Втором к Коринфянам и отчасти посланиях к Филиппийцам и к Римлянам). Из них становится ясно, что Петр постепенно становился миссионером к иудеям и одновременно к язычникам, причем и в преимущественно языкохристианских общинах он имел большое влияние как ученик самого Иисуса и авторитетный носитель традиции об Иисусе. «Партия Кифы» в Коринфе ― признак такого развития событий. Значение Петра в позднейших «послеапостольских» писаниях, включая Евангелия, обусловлено, в частности, этим расширением миссионерской деятельности с конца 40-х годов. В изложении Луки есть та проблема, что Петр является у него основателем миссии к язычникам (через обращение Корнилия), но о деятельности апостола после собора Лука молчит, чтобы не упоминать о конфликте между Петром и Павлом.

8. Петр отчетливо выступает как полномочный гарант предания об Иисусе в Евангелии своего ученика Марка, в котором он играет преобладающую роль (хотя ее часто недооценивают), и впоследствии изображение этой роли переходят в Евангелия от Луки и в особенности от Матфея. Замолчать ее не может даже Евангелие от Иоанна. Именно Петрово предание, стоящее за вторым евангелистом, побудило Луку и Матфея основываться во многом на его Евангелии. Во II веке еще сознавали это, а потому включили Мк в канон Четвероевангелия.

9. Хотя Петр не получил того образования книжника, какое было у Павла, и не владел искусством риторики и литературным греческим, он тоже определенно был сильным мыслителем-богословом, ярким проповедником и способным организатором, иначе он не смог бы играть в кругу учеников Иисуса в Иерусалиме, а впоследствии ― как миссионер среди иудеев и язычников, столь уникальной роли и не обрел бы такого влияния. Христологические и сотериологические основы христианской керигмы, на удивление быстро распространившиеся после Пасхи, и первохристианский этос не могли бы возникнуть без его существенного участия. Нужно предполагать, что в последующие годы от него исходила самостоятельная миссия, действовавшая на территории между Иерусалимом и Римом. Здесь предание об Иисусе имело большой вес, ибо в этом отношении Петр превосходил более преуспевающего миссионера к язычникам Павла, притом что в богословском отношении их не разделяла пропасть. Согласие в основных положениях нового учения, по-видимому, оказалось важнее несогласий, невзирая на возникший во время антиохийского инцидента конфликт и ожесточенную полемику Павла с миссионерами, посланными Петром (2 Кор 10 ― 12).

10. И Петр, и Павел были оба выдающимися, более того, уникальными учителями первохристианства. Им обоим вместе обязаны мы важнейшими содержаниями апостольского свидетельства: Павлу ― через его послания, Петру ― через синоптические Евангелия, в особенности от Марка и от Матфея; что же касается Лк, то он в своем двухтомном труде вынужден был искать примирения между ними. Иоанн (или Иоаннов корпус) ― третий самостоятельный важный свидетель, но в его текстах видно знание трудов двух первых.

Это общее апостольское свидетельство, несмотря на содержащиеся в нем очевидные противоречия, носит уникальный для церкви и ― в полном смысле слова ― основополагающий характер. Предметное его истолкование есть центральная задача всех христианских конфессий. Осмысленный экуменический диалог возможен только на этой базе, общей для всех. Это исконное свидетельство не развивается в своем содержании, расширяясь до бесконечности, но стремится вернуть к себе нас заново во всяком новом поколении. В этом обращении и возвращении людей Христос, согласно Евангелию от Матфея, строит свою церковь на «скале», имя которой Петр.

 

 

ЭТЮД ВТОРОЙ