Экономические отношения и отношения собственности.

Институт права собственности является центральным в гражданском праве. Однако дифференциация понятийного аппарата этого института крайне несовершенна. В частности, место субъективного права собственности в системе гражданско-правовых категорий определено недостаточно четко. В таблице на рис. VIII. 1 приведено девять определений понятия «собственность» данных разными авторами, существенные признаки которых не совпадают. Как видно из этой таблицы, ряд авторов, признавая недостаточность известных определений понятия «собственность», используют несколько взаимоисключающих определений. Отсутствие системного подхода в исследовании категории «собственность» сказывается в том, что правоотношениям и экономическим категориям, несущим вспомогательные функции в системе гражданского права, придается несвойственное им определяющее значение. Поэтому большинство цивилистов при анализе института права собственности исходит из экономической природы собственности. Так, по мнению Ю.К. Толстого «Без выяснения экономических отношений, регулируемых правом собственности, вопрос о его сущности не может быть решен».[187] Данный тезис содержит в себе, по существу, три отправных постулата для исследования собственности:

1. Экономические отношения являются разновидностью правовых отношений в области экономической деятельности.

2. Собственность является экономической категорией.

3. Право собственности является регулятором экономических
отношений.

Рассмотрим обоснованность такого подхода к исследованию
собственности.

В советской правовой науке, основанной на учении марксизма-ленинизма, собственность традиционно рассматривалась как экономическая категория.

Несмотря на то, что взгляд на собственность, как на сущностную характеристику человека был известен К. Марксу[188], попытки приспособить категорию собственности, индивидуализирующую личность, к описанию совершенно несвойственных гражданскому праву закономерностей в политэкономии не привели его к положительным результатам: «...политическая экономия, принципом которой является труд (абстрактный труд, прим. автора), оказывается скорее лишь последовательным проведением отрицания человека...»[189]

Явное различие предметов гражданского права и политэкономии следует уже из их определений. Предметом гражданского права, в соответствии с определением Г.Ф. Шершеневича являются частные отношения отдельных лиц в обществе.[190] Предметом политэкономии, по определению В. Даля является государственное управление народным хозяйством [191]. Соответственно, в политэкономии, как в учении о воспроизводстве общественного продукта, под общественным отношением понимают необходимые для этого функциональные и количественные соотношения между классами и социальными группами, соотношения в продукции потребительских товаров и средств производства, пропорции накопления и потребления, взаимосвязи отраслей производства.

Именно в силу того обстоятельства, что экономические отношения имеют характер количественных пропорций, а потому возможны лишь как результат обобщения большого числа однородных индивидуальных актов волевого взаимодействия лиц, названные отношения, как результирующие, не зависят от индивидуальной воли каждого из взаимодействующих лиц, а представляют собой суммарный результат, который выявляется методами хозяйственной статистики.[192]

Естественно, что в условиях засилья в советский период истории России политизированной доктрины К. Маркса о собственности, как о совокупности всех производственных отношений в обществе,[193] и категоричных указаний В.И. Ленина: «Мы ничего частного не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное»[194], политические лидеры СССР не могли допустить существования в официальной доктрине объективно научной точки зрения потому, что она шла в разрез с разработанной концепцией гражданско-правового регулирования общественных, в том числе производственных, отношений. Например, приступая к исследованию юридической природы государственной социалистической собственности и органов управления ею, результатом которого стала «Теория оперативного управления», А.В. Венедиктов так определял отправные моменты своего исследования:

«1. Учение марксизма о собственности, как присвоении естественных условий природы и труда и о социалистической собственности, как общественном присвоении продуктов в качестве средств для поддержания и расширения производства;

2. Ленинско-Сталинские положения об организации управления социалистическим хозяйством;

3. Положения Сталинской Конституции о государственной собственности - всенародном достоянии, а также постановления специальных законодательных и правительственных актов, определяющих правовой режим государственных имуществ и функции, права и обязанности тех государственных органов, в управлении которых эти имущества находятся»[195]. При этом А.В. Венедиктов дает такое обоснование названным отправным моментам: «Ленинско-сталинское учение о государственной социалистической собственности как всенародном достоянии, о Советском государстве, как владельце основных средств производства и транспорта и о государственных органах, управляющих порученными им частями государственного хозяйства, являлось и ранее отправным пунктом для юридических работ, посвященных гос. собственности и гос. предприятиям»[196].

В этих исторических условиях научный подход к проблеме предмета гражданского права, сужая его до отношений между частными лицами, неизбежно обосновывал необходимость развития частных предпринимательских отношений, что подрывало идеологические устои советского общества. По этой причине в теоретическом журнале «Советское государство и право» № 5, за 1955 г., появилась редакционная статья, которая содержала развернутую официальную позицию государства по данному вопросу и тем самым закрывала теоретическую дискуссию. Поскольку в научном плане единства достигнуто не было, а позиции сторон, по свидетельству очевидцев, носили непримиримый характер, открытый научный спор возобновился в связи с подготовкой второй кодификации гражданского законодательства 1964 г.[197]

Убедительные аргументы, демонстрирующим чуждость категории «собственность» политэкономическим категориям, изложены в экономических исследованиях В.П. Шкредова, показавшего, что органичным элементом системы политэкономии является категория «производственные отношения», которая не оставляет места в политэкономии для применения категории «отношения собственности».[198] Тем не менее результаты этих исследований не нашли должного отражения в последующих трудах цивилистов.

Последующий анализ собственности, как экономической категории (у сторонников официальной доктрины) обычно состоит не в детальном исследовании экономических аспектов собственности, а в выявлении содержания права собственности в целом и отдельных его элементов. В результате такого подхода к проблеме, субъективное право собственности оказывается как бы внесистемным образованием, которое хотя и отнесено к системе науки гражданского права, но не занимает в ней функционально определенного места. Например, в соответствии с общепринятой классификацией элементов системы гражданского права, теория права собственности отнесена к особенной части науки гражданского права, а субъективные права, в том числе право собственности рассматривается в теории гражданских правоотношений, входящей в общую часть гражданского права.[199] Тем самым разрывается структурное единство института права собственности. Дальнейший анализ института права собственности обычно сводится к попыткам раскрыть содержание самого понятия «право собственности». При этом допускается нарушение важнейшего принципа системного анализа, который заключается в том, что содержание любого элемента системы определяется его функцией в самой системе. Это означает, что содержание «права собственности», как элемента единой системы гражданского права, невозможно установить до того, как определена его системная функция. Предпринимаемые попытки идти от обратного, т.е. определять содержание этого института до выяснения его места в системе гражданского права, бесплодны по той причине, что в отсутствие четких критериев функциональности невозможно отделить существенные признаки исследуемого института от несущественных. В результате сконструированный таким образом институт будет обладать внесистемными признаками, затрудняющими его практическое применение. Например, по мнению К.И. Скловского, трудности, которые останавливают многих исследователей при попытках разделить понятия «собственность» и «право собственности», являются неразрешимыми. Поэтому, несмотря на обоснованную позицию А.Е. Черноморца, предлагающего разделить эти понятия[200], К. И. Скловский предлагает считать их тождественными.[201] Однако, при таком допущении попытки дать формально-логическое определение права собственности через собственность оканчиваются неудачей. Например, в определении Е.А. Суханова: «Собственность – это... определенное экономическое (фактическое) отношение, подвергаемое правовому оформлению… Экономическое отношение собственности представляет собой отношение между людьми по поводу конкретного имущества (материальных благ). Оно заключается в том, что это имущество присваивается конкретным лицом, использующим его в своих интересах, а все другие лица не должны препятствовать ему в этом. Оно включает в себя также и отношения лица к присвоенному имуществу (материальному благу, в том числе к вещи) как к своему собственному (ибо к своему имуществу обычный человек относится иначе, чем к чужому). Право закрепляет и оформляет обе названные стороны экономических (фактических) отношений собственности»[202]. В этом определении «собственность», в конечном итоге, сведена к «своему собственному». Содержание последнего, не раскрыто ни в правовом, ни в экономическом аспектах.

Из изложенного следует, что не определив категорию «собственность», невозможно без тавтологии и подмены понятий использовать ее в правовом контексте.

Понятие имущества

Следующий пример недостаточно четкой дифференциации между правовыми и экономическими категориями в гражданском праве относится к понятию «имущество». Обратимся к классификации объектов, построенной на основании ст. 128 ГК РФ и представленной на рис VIII.2. Согласно этой схеме в состав имущества входят как объективно существующие материальные блага (вещи), которые происходят из природной среды, так и нематериальные (имущественные права), которые существуют только в качестве продукта права. Разнородные по характеру блага оказались в одной классификационной группе, что является явным признаком ошибки, допущенной при классификации. В этой связи необходимо отметить, что на неоднозначность понятия «имущество» в российском праве обращает внимание большинство цивилистов.[203] По этому поводу еще Г.Ф. Шершеневич отмечал: «Наше законодательство не выдерживает строгой терминологии и употребляет слово имущество вместо вещь, а вместо имущества говорит о собственности или об имении. Но в некоторых случаях оно держится правильного понятия об имуществе. В этом смысле понимается в нашем законодательстве имущество, когда несовершеннолетнему предоставляется управление его имуществом, когда конкурсное управление принимает в свое заведование имущество несостоятельного должника, когда определяется наследство, как совокупность прав и обязательств, оставшегося после умершего без завещания. Из представления об имуществе, сейчас сделанного, можно получить следующие выводы: а) каждое лицо обладает имуществом и b) каждое лицо обладает только одним имуществом».[204]

Разработчики ныне действующего Германского Гражданского Уложения 1896 г. также не избежали противоречий при классификации жизненных благ. Так, во втором разделе, озаглавленном «Вещи», к вещам приравнены права:

§ 96. [Права как составные части земельного участка]

Права, связанные с правом собственности на земельный участок, признаются составными частями последнего.

§ 101. [Права лица, получающего плоды]

Лицу, которое имеет право на получение плодов вещи или права до известного момента, или начиная с известного момента, причитаются, если не установлено иное:

1. указанные в абз.1 § 99 продукты и составные части, в том числе, если оно должно получить их в качестве плодов права, при условии что указанные поступления были отделены от вещи в период, когда существовало право;

§ 103. [Обременения]

Лицо, обязанное нести обременения в отношении вещи или права до известного момента или начиная с известного момента, должно, если не установлено иное, нести периодически повторяющиеся обременения соразмерно продолжительности своего обязательства, другие же обременения оно должно нести постольку, поскольку таковые должны выполняться за время су­ществования его обязательства.[205]

Мы видим, что и здесь законодателем не проводится четкого разделения благ на материальные и нематериальные. В связи с этим возникает вопрос о нормативном содержании понятия «имущество».

Попытки устранить допущенное в ст. 128 ГК РФ нарушение правил классификации видов благ, в рамках принятой в России германской (пандектной) системы гражданского права не могут привести к положительным результатам по следующим причинам:

1. Если имущественные права исключить из состава имущества и под последним понимать только материальные блага, то это приведет к недопустимому удвоению терминологии применяемой для обозначения материальных благ. В этом случае термины «вещи» и «имущество» будут обозначать тождественные понятия.

2. Если лишить термин «имущество» материального содержания, то он будет обозначать совокупность нематериальных благ, которые могут отчуждаться по воле их обладателя. Именно а таком значении этот термин используется в иностранной юридической литературе.[206]

Однако отнесение имущества к нематериальным отчуждаемым правам не исчерпывает проблему неопределенности этого понятия. Дело в том, что при таком определении имущества в объем этого понятия будет входить и субъективное право собственности, которое может быть представлено в виде набора правомочий по владению, пользованию и распоряжению вещью собственника, и отдельные правомочия, входящие в состав права собственности и принадлежащие конкретному лицу. Ряд авторов (Блек, Я. Шапп, Г.Ф. Шершеневич) вкладывают в понятие «имущество» содержание совокупности отчуждаемых прав принадлежащих одному лицу. Если пойти по пути такого определения имущества, то возникает новое противоречие: Совокупность прав принадлежащих одному лицу определяется как «property», но этим же термином определяется право на единственную вещь, которое обеспечивает его обладателю наибольшую степень свободы в действиях с самой вещью – то содержание, которое у нас входит в понятие «право собственности». Однако принято считать, что понятие собственности неразрывно связано с понятием индивидуально определенной вещи. Поэтому не является правом собственности имущество (т.е. сумма всех прав лица на разнородные вещи), а также предусмотренные в ст. 150 ГК РФ нематериальные блага (жизнь, телесная неприкосновенность, здоровье, свобода и пр.). Не относят к праву собственности и ряд других прав, таких, как наследственная доля, права членства в хозяйственном товариществе, авторские права, патенты и т.д. Право собственности может существовать только в отношении какой-то одной вещи. Если встать на эту точку зрения, то понятию «имущество» вообще не находится места в классификационной структуре нематериальных благ потому, что это понятие отражает не права на отдельную вещь, (именно на этой предпосылке строится научная классификация благ), а комплекс прав на разнородные по своему содержанию блага. Следовательно, понятие «имущество» выполняет задачу обратную классификации - не подразделяет все блага на разновидности по однородным группам в зависимости от их характера, а наоборот, суммирует разнородные блага по признаку их принадлежности отдельному лицу, т.е. по видоизмененному основанию. Так, например, во Франции, Бельгии, Италии для обозначения общности благ, которые входят в состав предприятия, используют обозначения «ponds de commerce, azienda» – торговый фонд[207]. Российский законодатель в ст. 132 ГК РФ также определяет совокупность разнородных прав не как имущество, а как «имущественный комплекс».

С учетом изложенного, проблему категории «имущество» можно решить признав, что понятие «имущество» носит собирательный, экономический характер, которое является удобным для применения в торговом (предпринимательском) законодательстве, но не является элементарной категорией, входящей в систему гражданского права, как науки.

§ 3. Недостатки пандектного подхода к классификации
гражданско-правовых категорий

Структурирование системы гражданского права для выявления в ней места интересующих нас категорий «собственность» и «право собственности», необходимо осуществлять по функциональным признакам. Для этого в первую очередь необходимо определить назначение системы в целом, т.е. выявить цель гражданского права. Существует мнение, что такой целью является регулирование междучеловеческих отношений.[208] Однако, несмотря на то, что регулирующая функция права является главной, она не может быть целью системы потому, что в качестве цели всегда должен выступать результат регулирования, а не само регулирование, как процесс лишь ведущий к цели, но не всегда оканчивающийся необходимым результатом. Поэтому следует согласиться с мнением Г.Ф. Шершеневича о том, что целью гражданского права в наиболее широком смысле является охрана интересов частного лица.[209] Как следует из содержания ст. 2 Конституции РФ и ряда других ее статей, достижение указанной цели является обязанностью государства перед своими гражданами, которое заинтересовано в стабильности общества. Именно по этой причине государство любой формации, не исключая и социалистическую, нормативно закрепляет указанную цель. Например, в Основах гражданского законодательства Союза ССР и Союзных республик 1961 г. в ч. 1 ст. 1, и в ГК РСФСР 1964 г. в ч. 1 ст. 1 прямо указано, что главной целью, которая достигается средствами регулирования имущественных и связанных с ними личных неимущественных отношений, законодатель считает удовлетворение материальных и культурных потребностей граждан путем создания соответствующей материально-технической базы.[210] Поэтому серьезным недостатком ГК РФ 1994 г., в частности его основных начал, изложенных в статье 1 следует признать отсутствие в нем главной цели. Содержащиеся в ст. 1 ГК РФ принципы гражданско-правового регулирования в своей совокупности и каждый в отдельности являются лишь средствами обеспечения интересов частных лиц, но в отсутствие явно выраженной конституированной цели гражданского законодательства, эти средства могут быть использованы заинтересованными структурами, как инструменты манкирования законодательством в собственных частных интересах.

С учетом изложенного, можно сделать вывод о том, что систематизация законодательства по функциональным признакам на основе целеполагания не практикуется в современной науке гражданского права России. Существующие систематизации основаны на группировке норм в институты на основе сходства и различия регулируемых ими отношений. Однако само правоотношение в том виде, как оно понимается современной наукой не является элементарной правовой категорией, а имеет сложную внутреннюю структуру с неоднородными элементами входящими в ее состав. Нет ничего удивительного в том, что классификация институтов гражданского права по такому изменяющемуся основанию приводит к неоднозначным результатам.

Рассмотрим, например, место категории «жизненные блага» в пандектной системе, которой традиционно придерживается российская правовая наука (cм. рис. VIII.3. и рис. VIII.4.). В этой системе вещи, имущество, субъективные права, нематериальные блага и ряд других благ (ст. 128 ГК) рассматриваются в качестве объектов гражданских прав в рамках теории гражданского правоотношения в общей части науки, а субъективное право собственности, отдельные его правомочия, которые также относятся к жизненным благам, включены в раздел теории права собственности, отнесенный к особенной части науки. При этом для собственности, как таковой, места в классификационной схеме найти не удалось. Поэтому большинство авторов склонно отождествлять «собственность» и «право собственности».

Следующий пример нарушения системности в классификации относится к учению о лицах. Несмотря на то, что названный институт призван давать исчерпывающие признаки лица, ряд неотчуждаемых признаков, таких как жизнь, достоинство, имя, честь и ряд других, определенных в ст. 150 ГК РФ, отнесены к объектам гражданских прав и в таком качестве включены в теорию гражданского правоотношения. Следуя этой логике мы должны прийти к выводу, что если, к примеру, в данный момент один конкретный гражданин не находится в правоотношении с другим гражданином, то в рамках гражданского права они не являются друг для друга лицами. При этом возникает дилемма: Либо этим гражданам вообще невозможно вступить между собой в правоотношение, поскольку оно возможно только между лицами, либо, при вступлении в правоотношение, нет необходимости обладать такими признаками как достоинство, имя, честь и рядом других, которые законодатель изъял из существенных признаков лица и охарактеризовал как объекты прав.

Однако наиболее сложная ситуация сложилась теории гражданского правоотношения. Этот институт оказался в центре наибольшего числа противоречий, накопившихся в российской науке гражданского права. К примеру, нормы относящиеся к благам, оказались разделенными между «объектами», которые включены в теорию гражданского правоотношения, относящуюся к общей части науки и «субъективными вещными правами», которые включены в институт права собственности, относящийся к особенной части науки гражданского права[211].

Несмотря на то, что правоотношение определяется как юридическая связь субъектов, содержание этой связи, по существу, не установлено. Поэтому в ее состав включают и субъектов и те блага, по поводу которых устанавливается эта связь.[212] Без достаточных на то оснований декларируется родовидовая связь между правоотношением и обязательством, возникающим из юридического факта. И это при том очевидном противоречии, что наличие гражданско-правового обязательства между лицами не всегда прекращается через правоотношение между ними же, путем добровольного исполнения должником обязанности перед кредитором. Например, если должник уклоняется от исполнения возложенной на него обязанности, то кредитор получает исполнение уже в иных правоотношениях – с судом и судебным исполнителем. Последний в принудительном (административном) порядке изымает требуемое имущество у должника и передает его взыскателю. Таким образом, в состав правоотношения оказываются включенными и лица, и блага, и обязательства, и действия лиц по их реализации. Из приведенных примеров видно, что пандектная система, с ее неразвитой дифференциацией системообразующих элементов, лишена возможности саморазвития и представляет собой лишь удобный в правоприменительной практике кодификационный прием компактного изложения нормативного
материала.

Отраслевое структурирование права по двум основаниям: предметному признаку и методу регулирования имеет своим следствием установление межотраслевых связей в рамках всей системы права. В целом, такое деление по изменяющемуся основанию имеет функциональное назначение, поскольку позволяет определить, во-первых, в рамках какой из конкретных отраслей решаются те или иные вопросы общественной жизни, во вторых, к какой из отраслей права необходимо обратиться, если внутриотраслевых средств регулирования отношений оказывается недостаточно. Вместе с тем, следует признать, что неразработанность этой системы до уровня функциональных связей между отраслями не позволяет выявить всех граней межотраслевого взаимодействия элементов системы. Внутри отдельной отрасли законодательства подобный прием также не лишен функциональности по той причине, что, например, деление гражданского кодекса на общую и особенную части обеспечивает компактность изложения нормативного материала. При этом в особенной части достаточно изложения диспозиций и санкций специальных норм, регламентирующих конкретные способы передачи тех или иных жизненных благ. Гипотезы, относящиеся к каждой из статей особенной части сосредоточены в общей части. Таким образом, производится не систематизации гражданского права по функциональным признакам, а решается задача свернутого (компактного) изложения нормативного материала, что чрезвычайно важно для лиц, занятых правопримением и имеющих достаточную юридическую квалификацию для этого. Но такое изложение нормативного материала не имеет отношения к систематизации на основе функциональности элементов составляющих систему гражданского права. Деление науки гражданского права, вслед за делением гражданского кодекса, на аналогичные части, как показано выше, не несет в себе полезной функциональной нагрузки по причине различия в задачах, которые решаются кодификацией законодательства и систематизацией знаний в рамках науки права.

Анализируя германскую систему права, в основе которой лежат труды пандектистов, Г.Ф. Шершеневич отметил в ней следующие недостатки: «Но она имеет также слабые стороны, которые несколько уменьшают ее научное значение. Прежде всего, обращает на себя внимание то обстоятельство, что германская система рассчитана на то только содержание, которое заключается в пандектах. Между тем жизнь выдвинула не мало новых правоотношений, неизвестных римскому праву, которые не находят себе места в германской системе, например, институты авторского, художественного, музыкального права. Современный экономический, главным образом торговый, оборот создал такие институты, как привилегия на промышленные изобретения, право на фирму, на клеймо, на фабричные рисунки и модели. Во-вторых, слабая сторона германской системы заключается в отсутствии общего начала, по которому систематизируются институты. Если вещное и обязательственное права стоят рядом, вследствие глубокого различия их, как юридических средств, как способов обеспечения интересов, то наследственное право, составляя комбинацию вещных и обязательственных прав, не может стоять на одной доске с ними. Выделение семейного и наследственного права не основано на том признаке который взят для различия вещного и обязательственного права. Таким образом, германская система допускает нарушение основных условий научной классификации, которая должна а) обнимать весь материал, подлежащий изучению данной наукой и b) обладать единством в признаках объединения и различия»[213]. К изложенному необходимо добавить, что в основе пандектной системы лежит содержание отдельной нормы. В силу этого обстоятельства, предпринятая германскими правоведами попытка построения улучшенной системы гражданского права на основе жестко заданных связей между ее неоднородными структурными элементами, ограничилась лишь приближенным решением первой частью задачи - аналитическим расчленением изучаемой ими системы римского права на неоднородные с функциональной точки зрения составные элементы без предварительного определения целей системы в целом. Остановившись на этом этапе и не имея функциональных критериев, обеспечивающих достижение не выявленной цели, они не смогли решить и обратную задачу - синтезировать функционально единую систему в целом. Тем самым они вынуждены были ограничиться лишь элементарной группировкой норм по неоднородным признакам на уровне кодификации. В результате были созданы институты права, куда путем искусственного объединения вошли разнородные нормы, лишающие полученный конгломерат возможности саморазвития на основании требований, выдвигаемых развивающейся общественной жизни. Новые институты (интеллектуальная собственность) не могут стать органическими составными частями такой системы. Например, Г.Ф. Шершеневич так оценивал ситуацию с новым для его времени институтом интеллектуальной собственности: «С тех пор, как положительные законодательства приняли это злополучное право под свою защиту, оно носится по горизонту науки без всякого определенного назначения...подобно птице, высматривающей место, куда ей удобнее было бы опуститься».[214] Чисто механическое присоединение законодателем, в качестве отдельных институтов, групп норм, регулирующих новые отношения, к существующим неоднородным группировкам, на которых построена германская система права, вызывает искушение у специалистов и далее обособлять эти нормы вплоть до образования новых отраслей.[215]

Кризисная ситуация, в которой оказалась наука гражданского права России конца ХХ в., следуя пандектным принципам классификации, подтверждается признанием ведущих правоведов и экономистов в том, что они оказались неподготовленными к тому, чтобы предложить обществу адекватную требованиям времени модель института права собственности.[216] Системность этого кризиса проявляется в следующих признаках:

1. Институт теории гражданского правоотношения содержит неустранимые противоречия, в числе которых: а) спорность родовидовых связей между понятиями правоотношения и обязательства; б) неоднозначность структуры; в) функциональная неоднородность правоотношений регулятивного и охранительного назначения.

Указанные причины не позволяют однозначно определить назначение гражданского правоотношения, в частности, до сих пор остается открытым вопрос, поставленный Р.О. Халфиной: «...отражает ли оно (правоотношение) объективную реальность, либо относится к числу вспомогательных средств познания, применение которых зависит от воли
исследователя»[217].

2. Теория сделки содержит спорные родовидовые связи между общим определением сделки, как действия лица являющихся основанием возникновения правоотношения (ст. 153 ГК РФ), и недостаточностью односторонних действий для возникновения обязанностей у другого лица. В рамках теории сделки, заключение договора рассматривается не как единый волевой акт субъекта в состав которого входят заинтересованные лица, а как совокупность односторонних актов волеизъявления заинтересованных лиц. Тем самым единство волеизъявления в договоре подменяется на арифметическую совокупность нескольких воль.

3. Отсутствует четкая дифференциация системообразующих категорий между «учением о лицах» и «теорией гражданского правоотношения»; между «теорией права собственности» и «теорией гражданского правоотношения».

4. В отсутствие формально-логического определения категории «собственность», выделение учения о праве интеллектуальной собственности в обособленный институт произведено по несущественному признаку – различию в терминах «собственность» и «интеллектуальная собственность».

5. Отсутствие целеполагания в учении о понятии гражданского права. Как следствие, невозможность создания его функциональной структуры, без которой гражданское право представляет собой набор разобщенных учений со случайными связями между ними.

§ 4. Место собственности в институционной системе
гражданского права

Обратимся теперь к принципу классификации, впервые использованному в Институциях Гая, и потому получившему название институционного. Этот принцип положен в основу Французского гражданского кодекса (ФГК), известного как Кодекс Наполеона и английского общего права. Содержащиеся в нем элементы несут функции лиц, жизненных благ, способов приобретения благ и ответственности связанной с нарушением равновесия в действующей системе.[218] На рис.VIII.5, представлен элементный состав институционной системы права:

1. Активными элементами (субъектами) являются лица, признаки которых составляют самостоятельный институт.

2. Вторым функциональным элементом являются жизненные блага, к завладению которыми стремятся лица. По этому признаку в отдельный институт объединены нормы, определяющие признаки благ.

3. Третьим элементом системы являются способы приобретения и отчуждения благ (способы обмена), к которым стремятся лица и которые допускаются законодателем. Этот институт представлен нормами, объединяющими договорное право.

В соответствии с принципами системного анализа, первые три элемента являются необходимыми для существования гражданского права как системы. При наличии указанной совокупности элементов система может выполнять свои функции регламентации отношений по обмену и потреблению жизненных благ лицами. Однако, для устойчивого функционирования системы, названных трех элементов недостаточно. Любое нарушение лицом позитивных предписаний закона приведет к неработоспособности построенной таким образом системы вследствие отсутствия в ней функциональных элементов обратной связи. Эти элементы в обычных условиях не функционируют, но вступают в действие в том случае, когда нарушен охраняемый законом частный интерес.

4. Поэтому четвертым, достаточным элементом правовой системы, обеспечивающим ее устойчивую работу в условиях преобладания желания отдельных лиц обладать возможно большим числом благ за счет неэквивалентного обмена и других неправомерных действий, является институт гражданско-правовой ответственности.

С учетом того обстоятельства, что принудительная реализация санкций находится в исключительной компетенции государственных органов, сами санкции необходимо рассматривать как функциональные признаки элемента связи системы гражданского права с его надсистемой, в качестве которой выступает система права данного государства в целом. Без включения гражданского права, как подсистемы, в общую систему права государства, оно не в состоянии будет обеспечивать свою главную цель- охрану интересов частного лица.

Из сравнения содержания ст. 128, ст. 209, ст. 216 ГК РФ следует, что право собственности в субъективном смысле отнесено законодателем к «объектам гражданских прав», т.е. к жизненным благам. При этом возникает вопрос о месте права собственности в системе этих благ в рамках институционной системы гражданского права. Деление благ на материальные и нематериальные в рамках этой системы позволяет изначально избежать неоднозначности, с определением содержания понятия «имущество» (см. рис. VIII.6.). При дихотомическом делении всех благ на материальные и нематериальные мы обязаны будем использовать термин либо в первом либо во втором значении. Поскольку первый вид благ определен термином «вещи», то остается рассмотреть разряд нематериальных отчуждаемых благ, обозначив их как имущество. Таким образом, системный подход к классификации тех жизненных благ, по поводу которых законодателем предусмотрена правовая регламентация, позволяет устранить неоднозначности в содержания понятия «имущество».

На рис. VIII.5. институциональная система гражданского права представлено только на уровне отдельных функциональных элементов. Для построения самой системы необходимо указать еще и связи между ее элементами. Ее структурная схема представлена на рис. VIII.7. Поскольку функция системы гражданского права сводится к обеспечению упорядоченного обмена жизненными благами между лицами, то представленная на этом рисунке схема является саморегулируемой за счет наличия элемента отрицательной обратной связи воздействующей на нарушителей установленного законом порядка действий.

Для раскрытия содержания категорий связанных с собственностью, рассмотрим виды благ, выделенные в институционной системе гражданского права в качестве обособленных функциональных элементов. Римское частное право, Французский гражданский кодекс (ФГК) и Общее право предусматривают классификацию благ, представленную на