Соотношение правоотношения и нормы законодательства

Существует несколько точек зрения на соотношение правоотношения и нормы. Например, по мнению А.А. Пионтковского: «В реальной действительности действующая правовая норма всегда вместе с тем создает и соответствующие ей правоотношения. Объективное право поэтому существует всегда в единстве с субъективными правами и корреспондирующими им правовыми обязанностями»[143]. С точки зрения А.К. Стальгевича: «Понятием права необходимо охватить и правоотношение»[144]. Известны и возражения на эти позиции. Например, О.С. Иоффе по поводу вышеизложенного отметил, что: «...включить в определение понятия права также и правоотношения... – значит придать поведению участников... отношений такое же обязательное юридическое значение, как и самой норме права»[145].

Методологическая неточность суждения О.С. Иоффе заключается в том, что явно не называя субъекта поведения, он, тем не менее, рассматривает в правоотношении не субъекта, а участника общественного отношения (да к тому же их отождествляет). Поэтому и правовая конструкция включения правоотношения в состав нормы права оказывается несостоятельной. На самом же деле, действительно, для дифференциации различных по характеру правоотношений необходимо придать поведению субъектов правоотношений такое же обязательное юридическое значение, как и самой норме права. Это вовсе не означает попытку ограничить волеизъявления участников правовыми средствами. Обязательность поведения субъектов, как признак их стабильности, существует лишь в рамках каждого правоотношения, одно из которых выбирает для себя в качестве модели реальный участник. В этом случае, только определённые, предусмотренные нормой права действия участников общественных правоотношений будут подпадать под предусмотренную нормой модель общественного отношения (правоотношения) и регламентироваться этими нормами. И в таком понимании нормы права содержат типовые, нормативные модели правоотношений.

Приведенный обзор мнений показывает, что в качестве рабочей гипотезы в них фигурирует признаваемое почти единодушно положение о том, что правоотношение – это общественное отношение, урегулированное нормой права. Реальное жизненное отношение осуществляется в соответствии с предписаниями правовой нормы. Именно в этом выражается реализация нормы, превращение долженствования в акт конкретного поведения. По мнению Л.С. Явича и Р.О. Халфиной с указанной точки зрения правоотношение и должно рассматриваться как результат действия нормы[146]. В этом случае долженствование, т.е. модель обязательства, должно быть зафиксировано в правовой норме и существовать до ее реализации. Это обстоятельство является еще одним доказательством несводимости обязательства к правоотношению.

Каковы же правовые средства, обеспечивающие соответствие поведения участников правам и обязанностям в процессе развития правоотношения? Известна точка зрения, согласно которой имеет место различие правовых последствий, порождаемых двумя видами юридически фактов. Одни юридические факты, породив правоотношение, тем самым исчерпывают себя. В дальнейшем правоотношение осуществляется в соответствии с нормами права, регулирующими данную область отношений. Но многие виды юридических фактов, будучи основанием возникновения правоотношения, определяют в пределах, установленных законом, и дальнейшее развитие правоотношения. Так, договор продолжает существовать и регулирует в рамках, установленных нормами объективного права, поведение участников порожденных им обязательств до тех пор, пока не будет достигнут результат, на который направлен договор. Во всё время существования порожденных договором обязательств именно договор является критерием правомерности поведения сторон в правоотношении, моделью, которой должно соответствовать поведение сторон. Следовательно, договор не только дает основание для применения той или иной нормы права к данному правоотношению, для его возникновения и развития, но и непосредственно регламентирует поведение сторон, определяет права и обязанности участников порождаемого им отношения[147].

Существо изложенной позиции заключается в том, что факт достижения соглашения отождествляется авторами с содержанием самого соглашения, условия которого становятся юридическими фактами только в процессе их реализации.

Отождествление договора с юридическим фактом и юридическим составом одновременно, т.е. юридического факта – заключения договора, и содержанием договора, как совокупности юридических фактов, определяющих последовательность возникновения и прекращения цепочки правоотношений в рамках общего обязательства недопустимо в силу требования однозначности терминологии в понятийном аппарате теории права.

Каким же образом обеспечивается соответствие реального поведения участников правоотношения их правам и обязанностям? Принято считать, что это обеспечивается соответствием нормы реальным условиям воздействия права на мотивацию поведения. Элемент времени имеет определенное значение для обеспечения защиты права (исковая давность, пресекательные сроки). Например, по Н.Г. Александрову, юридическая норма, по ее классово-волевому содержанию, всегда представляет собой такое абстрактное представление о типическом правоотношении. Она есть именно абстрактное выражение правоотношения в его типических отвлеченных чертах, безотносительно к тому или иному конкретному субъекту[148].

Такой подход к соотношению между нормой права и правоотношением заключает в себе две сомнительные посылки: 1. Одной норме права при этом всегда соответствует одно правоотношение. 2. Субъект отождествляется с участником общественного отношения.

Далее, развивая свою мысль о соотношении нормы и правоотношения, Н.Г. Александров указывает: «Как в том случае, когда люди сообразуют свое поведение с типическим поведением, предусмотренным диспозицией юридической нормы, так и в том случае, когда диспозиция юридической нормы не исполняется, вызывая соответствующую реакцию со стороны органов юрисдикции, – в обоих случаях норме соответствуют конкретные юридические отношения»[149].

При таком подходе остается открытым вопрос во-первых о том, соотносится ли с нормой права единственное правоотношение, или несколько правоотношений могут охватываться одной нормой; во-вторых – можно ли отождествлять участника общественного отношения с субъектом правоотношения, или нет.

Более последовательным будет подход к норме, как развернутой обобщенной модели взаимных обязательств, относящихся к действиям участников, поставивших перед собой общую цель. Например, если участники поставили перед собой общую цель: заключить и исполнить сделку купли продажи, то по ходу ее реализации возможны различные отклонения, как правило в сторону нарушения обязательств той или иной стороной. Норма права и является той моделью, которая фиксирует не только нормальный путь реализации совместной цели, но и предусматривает наиболее распространенные отклонения в волеизъявлениях участников от этой цели и предусматривает способы властного воздействия на нарушителей обязательств.

Рассматривая вопрос о соотношении содержания нормы и содержания правоотношения необходимо исходить из соотношения их целей. Норма права имеет целью регламентировать комплекс отношений, направленных на достижение участниками общих целей, которые не противоречат интересам государства. Вследствие этого в содержание нормы в форме гипотезы входят начальные имущественные состояния участников, их правосубъектность, указаны обязательные для сторон действия, направленные на реализацию поставленной цели, а также обозначены конечные имущественные состояния сторон в результате исполненных ими обязательств. Кроме того, учитывая возможную многовариантность поведения участников общественного отношения, несовпадение этого поведения с позитивными предписаниями нормы, в ней указаны возможные варианты новых обязательств сторон, которые имеют характер санкций за нарушение позитивных предписаний нормы. Например, восстанавливая норму ГК РФ, относящуюся к договору купли продажи, мы должны в гипотезе учитывать содержание подраздела 2 ГК, в котором дана общая характеристика лиц, которые могут быть участниками данного вида договора. Кроме того, на основании ст. 454 ГК РФ мы определяем требования к имущественным состояниям участников как на момент заключения сделки (покупатель – собственник вещи, продавец – обладатель денежной суммы), так и на момент после исполнения сделки. Кроме того, в норме отображен характер обязательств сторон и указаны санкции за их неисполнение (ст. 463, 484 и др. в ГК РФ.). Правоотношений, которые возможны в рамках реализации этой нормы несколько. Из них два правоотношения имеют позитивный характер: передача вещи покупателю и уплата денежной суммы продавцу. Остальные правоотношения обусловлены нарушениями условий договора. Классифицировать всю цепочку правоотношений, которые предусмотрены данной нормой в качестве единого сложного правоотношения нельзя по той причине, что в них обозначены разные субъекты (субъекты позитивных правоотношений и субъекты негативных правоотношений), возникающие вследствие неисполнения обязательств одной или двумя сторонами, а также потому, что реализуются не все правоотношения из набора возможных позитивных и негативных правоотношений, предусмотренных нормой.

Еще одно существенное отличие нормы права от обязательства и правоотношения заключается в том, что в норме права фактор времени присутствует лишь неявно. Например, в норме, посвященной сделке купли- продажи отсутствуют указания на очередность, в которой покупатель и продавец передают друг другу товар и деньги. В отличие от этого в обязательстве, и в правоотношении, в силу их конкретности, фактор времени играет определяющую роль, поскольку позволяет координировать действия сторон в реальном масштабе времени.

ГЛАВА VI.

СУБЪЕКТ И ИНДИВИДУАЛИЗИРУЮЩИЕ
ПРИЗНАКИ ЛИЦА В ПРАВЕ

Специалисты по теории права придерживаются той точки зрения, что субъект правоотношения не то же самое, что человек, – это только одно его свойство, созданное объективным правом.[150] В связи с этим возникает проблема соответствия между названными категориями, выражающаяся в том, что до настоящего времени нет единого мнения по следующим проблемным вопросам субъекта права:

1. Являются ли правоспособность и дееспособность качествами лица, или качествами субъекта?

2. Входит ли в содержание понятия правоспособность совокупность прав и обязанностей, предусмотренных конституцией?

3. Как одна и та же категория «правоспособность» может включать в себя и свойства лица – «жизнеспособность», и совокупность прав и обязанностей, предусмотренных Конституцией для лица, обладающего правоспособностью? Ведь из нынешней формулировки правоспособности, закрепленной в ст. 17, 18 ГК РФ следует, что правоспособность означает совокупность прав закрепленных государством за лицом, но для того, чтобы иметь эти права, необходимо быть правоспособным. Получается круг в
определении.

4. Наделяются ли все физические лица правоспособностью автоматически с момента рождения, или же правоспособность лица устанавливается через акт признания?

5. Как соотносятся понятия правового статуса, правосубъектности, правоспособности и субъекта права?

6. Признается ли лицо, наделенное правовым статусом, находящимся в правоотношении с государством?

7. Как соотносятся норма права и правовой статус лица?

Проблема правоспособности заключается в противоречиях, содержащихся в ее определении, закрепленном ст. 17, 18 ГК РФ. В п. 1 ст. 17 ГК РФ правоспособность определена через способность гражданина иметь права и нести обязанности. Большинство правоведов (С.С. Алексеев, Б.К. Бегичев, Н.В. Витрук, Л.Д. Воеводин, В.А. Кучинский, Н.И. Матузов, Г.В. Мальцев, А.В. Мицкевич, В.А. Патюлин и другие авторы) характеризуют содержание правового статуса как совокупность основных субъективных прав и обязанностей, принадлежащих гражданину и выражающих его наиболее общее отношение (правоотношение) с государством. Это своего рода исходный правовой статус в данном государстве (гражданина, органа государства, хозяйственной, социально-культурной организации, общественной организации). Вместе с тем нельзя утверждать, что любой гражданин наделяется исходным правовым статусом в полном объеме вне зависимости от возраста. Наоборот, каждая возрастная группа (несовершеннолетние, пенсионеры и др.) наделена соответствующим правовым статусом, объем которого соотносится к обобщенному (исходному) правовому статусу, закрепленному в Конституции, как часть к целому.

Существующее мнение о возможности некоторого универсального правового статуса, действительного для всех людей, граждан данного государства, ошибочно по той причине, что законодательство каждой страны предусматривает различный объем прав и обязанностей граждан для различных групп лиц, отличающихся по возрасту, состоянию здоровья, гражданству и др. признакам. Например, правовой статус малолетних (ст. 28 ГК), отличается от правового статуса несовершеннолетних (ст. 26 ГК), эмансипированных (ст. 27 ГК), недееспособных (ст. 29 ГК), ограниченно дееспособных (ст. 30 ГК). При этом все группы лиц признаются правоспособными, т.е. способными иметь права и обязанности. Однако эти способности распространяются не на весь перечень, предусмотренный в ст. 18 ГК, а только на те действия, которые соответствуют возрасту, состоянию здоровья, местожительству, гражданству лица. Поскольку все категории лиц подлежат юрисдикции данного государства, то они являются правоспособными.

Можно предположить, что проблема соотношения между юридической категорией «субъект» и признаками конкретного лица решается в праве исходя из двух принципиально противоположных позиций. Наиболее известна позиция основанная на придании большей значимости второму из элементов единой системы человек-общество. В качестве примера приведем определение, предложенное А.В. Мицкевичем: «...субъектами права являются лица или организации, за которыми признано законом особое юридическое свойство (качество) правосубъектности, дающее возможность участвовать в правоотношениях. Правосубъектность включает правоспособность и дееспособность, а также правовой статус»[151]. Как видим, формулируется только прямая задача: Какие из свойств конкретного лица можно включить в качестве обобщающих признаков в понятие субъекта права (правоотношения). При этом обратная, главная задача выявления степени соответствия сконструированной модели конкретного участника его индивидуальным качествам, оказывается на втором плане. Такая постановка задачи свидетельствует о низведении конкретного лица, человека, до уровня средства в достижении общественных интересов, закрепленных в норме. Неконструктивность такого подхода к проблеме соответствия заключается в том, что на заданном пути поиск решения задачи ведется при помощи выделения наиболее обобщенных признаков, относящихся к целому классу лиц (право и дееспособность), за которыми стоит не конкретный человек с его неповторимой индивидуальностью, а некоторая «усредненная личность». На это принципиальное различие между субъектом и конкретным лицом, как на особый прием гражданского права, составляющий существенный недостаток правовых конструкций, в свое время обращал внимание И.А. Покровский: «Конкретные живые люди чрезвычайно разнообразны, бесконечно разнообразны их психические особенности и их внешнее положение, - вследствие чего также разнообразны и их интересы. Как же гражданское право может подойти к этим интересам, как оно может уловить их? Если мы окинем общим взглядом самый механизм гражданско-правовых норм, то мы заметим, что весь он покоится на предположении некоторого абстрактного человека, своего рода «гражданского человека». Это есть некоторая фигура, представляющая эмпирическое суммирование потребностей и качеств, свойственных среднему в данной социальной среде и в данное время человеку. Для римлян это был некоторый bonus paterfamilias; у нас он не имеет особого имени, но и у нас эта абстрактная фигура стоит перед глазами, когда мы создаем те или другие нормы, когда мы думаем о потребностях, когда мы решаем вопрос о наличности вины и т.п. Фигура этого абстрактного «гражданского» человека вовсе не лишена человеческих качеств. Она гораздо живее и конкретнее общего понятия «субъекта прав». Это последнее понятие должно охватывать в себе и разные другие центры гражданско-правовой жизни (лица юридические), вследствие чего при построении этого понятия мы подымаемся в процессе абстрагирования еще выше, отвлекаемся от всего человеческого и превращаем даже самого человека в совершенно формальное явление «субъекта прав», в некоторое совершенно общее «юридическое представление». Но когда право приступает к более конкретному регулированию между-человеческих отношений, к «разграничению человеческих интересов», оно неизбежно вкладывает в пустые рамки «общего юридического представления» о субъекте прав некоторое, более конкретное содержание, постулирует некоторые интересы и цели, некоторое среднее количество разума и чувства и т.д. В виду этого «гражданский человек», отражая в себе средние черты данной эпохи и данного народа может служить в далекой исторической перспективе известным показателем психологических особенностей и психологической эволюции народа. Такое оперирование с фигурой абстрактного, «гражданского» человека представляет естественный вспомогательный прием при построении норм гражданского права. Но этот прием может быть полезен лишь при одном непременном условии - чтобы не затерялось в памяти подлинное значение этого приема, как только вспомогательного. Другими словами: чтобы за этим абстрактным, «гражданским» человеком не был забыт конкретный человек, живая человеческая личность. А между тем в этом отношении нас сторожит двоякая опасность. Так, прежде всего, построение «гражданского человека» тем легче, чем психологически однообразнее та социальная среда, которая является материалом для абстрагирования. Уловить средние черты человека в таком обществе легче, и «гражданский человек» здесь будет близко подходить к конкретному человеку, к человеку просто. Но процесс развития человеческих обществ есть, как известно, процесс усложнения и дифференциации. Общество расслояется на классы, группы; в связи с этим и психическая жизнь индивида усложняется: разнообразятся вешние условия жизни, потребности, воззрения; черты несходства «особенности» усиливаются. Чем далее, тем труднее делается указанное суммирование среднего, и во многих случаях его попытки могут привести только к констатированию одинаково законных противоположностей. Возведение одной из этих противоположностей в степень общего, предполагаемого в среднем человеке, свойства может при таких условиях дать неверную директиву для законодательства и привести к забвению другой, не менее законной стороны. Но еще более серьезная опасность лежит в другом. Создаваемая воображением законодателя фигура абстрактного, «гражданского» человека в процессе законодательного творчества имеет своим назначением служить только суммированием, отражением действительности в целях ориентировки законодателя. По существу, таким образом эта абстрактная фигура есть только известное констатирование факта: факт таких-то средних потребностей, таких-то средних интересов и т.д. Это есть некоторый результат своеобразной «моральной» статистики, который мы кладем в основание диспозитивных норм закона. Но при известной aberratio мысли эта статистическая величина может быть принята за норму, и тогда факт превращается в должное: то, что обыкновенно есть приобретает характер того, что непременно должно быть. Тогда наша фигура «гражданского человека» вырастает в некоторое непогрешимое «правило веры», в некоторого давящего «homo cogens». Только его интересы суть законные интересы, только его потребности суть разумные потребности: все же, что отклоняется от типа этого «гражданского человека», начинает казаться чем-то незаконным, прихотью, не заслуживающей внимания и покровительства права. И притом не потому, что те или другие особенные потребности или интересы противоречат каким-либо этическим или политическим требованиям, а просто потому, что они чужды среднему, «гражданскому человеку». Тот последний делается уже сам по себе нормой, законом, а вместе с тем и прокрустовым ложем для живой человеческой личности»[152].

Сходные взгляды на соотношение признаков субъекта и индивидуализирующих признаков лица мы находим у П.И. Новгородцева: «Если бы мы поставили своей целью выяснить, какое понимание личности скрывалось за французскими идеями равенства и свободы..., мы придем к результату в высшей степени любопытному. Мы увидим, что это было то же самое понимание, которое получило свою теоретическую формулировку в немецкой философии, и, прежде всего, у Канта. Это было общее рационалистическое определение личности в ее общей и отвлеченной основе, которую каждый человек имеет в себе наряду со всеми другими, – определение личности признаками не индивидуальными, а родовыми. Когда французские мыслители XVIII в. говорили о человеке, они имели в виду человека отвлеченного, повсюду имеющего одну и ту же природу, а следовательно одни и те же потребности и притязания. В этой системе воззрений все частное, своеобразное, особенное устраняется, как незаконное и не имеющее нравственного оправдания. Оно рассматривается, как досадное противоречие разумному закону, как источник беспорядка и несовершенства. Эта общая предпосылка остается основной целью ряда учений и в XIX столетии, даже учений, по-видимому, далеко отошедших как от французской философии XVIII в., так и от Канта или Гегеля – например, учений Фейербаха, Маркса или Лассаля. Для всех этих мыслителей характерно то, что они берут исходным пунктом человека, отдельную личность, но не саму по себе, а в ее общей родовой сущности и в соответствии с этим приходят к подчинению лица обременяющим его союзам. Много сменилось учений. Одни из них обещали людям равенство и свободу, другие полноту нравственного развития, третьи, сверх того, еще и материальное счастье. Но при всех различиях, они сходились во взгляде на личность, как на родовую сущность, и во взгляде на государство, как на единственный путь к устранению и усовершенствованию личности. Вот где кроется общий источник отмеченных нами явлений в области нашей цивилистической науки. Мы видим, таким образом, что это только отголоски более глубокого, под почвой скрытого течения. Но это течение иссякает. XIX век выставил и с подчеркнутой силой развил иное понимание личности, именно то, которое берет человека во всем богатстве его своеобразных особенностей и творческих проявлений. Это новое понимание личности требует своего осуществления и в нашем гражданском праве. Не человек in abstracto должен быть конечной целью этого последнего, а живая, конкретная человеческая личность… На развитии свободных, ведущих вперед индивидуальностей покоится сила самого народа, покоится развитие его культуры. Чем больше таких индивидуальностей, тем выше народная мощь, тем богаче его культура»[153].

Нетрудно заметить, что при господствующем подходе к проблеме соответствия между признаками субъекта, как юридической категории и индивидуализирующими признаками лица, игнорируется диалектически равновесная связь между обществом и индивидом. Эта связь в своем естественном состоянии заключается в том, что развитие общества возможно только через развитие самого индивида, а существование самого индивида, как условие его развития в современном мире возможно только в рамках общества. Разрывая эту двустороннюю связь, провозглашая в доктрине ее односторонней – человек для общества и только, сторонники этой концепции объективно создают предпосылки для порабощения личности. Но это не порабощение личности обществом. Личность в рамках реализации доктрины примата интересов общества порабощается группой людей, которые имеют возможность выдавать свои частные интересы за интересы общества в целом. Таким образом, теоретическая доктрина о приоритете интересов общества над личностью, на практике превращается в свою противоположность: общество, как объект эксплуатации для избранных. Последнее обстоятельство ведет к вырождению и гибели данного общества. Конструктивный подход к решению проблемы соотношения категорий правосубъектность и индивидуальных качеств личности возможен только при иной постановке вопроса: Как индивидуализирующие признаки конкретного лица, имеющие экономическое (хозяйственное) значение для общества, находят свое отражение в категории гражданской правосубъектности? Уже сама постановка вопроса подобным образом ориентирует законодателя на поиски путей совершенствования нормотворчества с целью поставить индивидуальные, отличительные свойства личности на благо общества и адекватной правовой охраны индивидуализирующих признаков каждой личности.

Если с этих позиций рассмотреть проблему правосубъектности в современном российском праве, то мы обнаружим следующее:

1. Исследования правосубъектности граждан в отдельных институтах гражданского и семейного права не касаются общих проблем правосубъектности, а ограничиваются анализом вопросов возникновения, содержания и прекращения правосубъектности в конкретных правоотношениях.

2. Во многих работах проблема правосубъектности освещена только с целью сопоставления, сравнения категории правосубъектности с другими исследуемыми правовыми категориями.

Для решения вопроса о правоспособности следует обратиться к содержанию ст.17 ГК РФ, согласно которой гражданская правоспособность признается в равной мере за всеми гражданами и состоит в способности иметь гражданские права и нести обязанности.

Важно подчеркнуть, что способность иметь гражданские права и обязанности еще не означает их определенный состав. Для наделения лица правоспособностью государство требует от него единственного качества – жизнеспособности в естественной среде обитания. Жизнеспособность – это то личное качество, которое является необходимым и достаточным для наделения всех лиц вне зависимости от возраста, иных качеств, равной правоспособностью. Кроме того, правоспособность предполагает способность гражданина нести обязанности. Однако эта способность гражданина зависит от его возраста и состояния здоровья. Например, способности нести обязанности неодинаковы у новорожденного и совершеннолетнего гражданина. Вместе с тем именно в зависимости от возраста, пола гражданин может иметь (или не иметь) ту или иную совокупность прав и обязанностей из общего их числа, закрепленного в Конституции. Например, только женщина - гражданин имеет право на защиту материнства (ст.38 Конституции), только мужчина - гражданин обязан нести воинскую повинность (ст.59 Конституции и Федеральный Закон «О воинской службе»). Противоречащим принципу равной правоспособности всех граждан вне зависимости от их пола, возраста и других качеств следует признать и содержание правоспособности граждан, закрепленное в ст.18 ГК., которой, по существу, раскрыто содержание обобщенного правового статуса гражданина.

Анализ нормативных актов, в первую очередь Конституции РФ, ГК РФ показывает, что связь между категориями «правоспособность», «дееспособность», «правовой статус» и «правосубъектность» заключается в следующем: Любой индивид, вне зависимости от его сознания и зрелости воли является объектом управления в социальном смысле. Правовая наука дает оценку этих качеств индивида через категории правоспособности, дееспособности и правосубъектности. Принцип равной правоспособности, закрепленный за всеми гражданами в Конституции вне зависимости от возраста, пола, состояния здоровья конкретного лица означает, что содержанием понятия «правоспособность» может быть только подвластность любого гражданина законодательству данного государства. Равная правоспособность означает, что к любому конкретному лицу будет применяться действующее законодательство на равных условиях со всеми остальными лицами, отнесенными законодательством к той же категории, что и данное конкретное лицо. Равная правоспособность, признаваемая государством за всеми лицами, означает в частности, что законодательство данной страны не допускает никаких исключений из общих правил, предписанных нормой. Даже лицо совершившее особо опасное деяние и скрывшееся с места преступления, не может быть объявлено вне закона. Порядок поимки и лишения жизни преступника определены законодательством и применяются единообразно ко всем уголовным элементам. Таким образом, содержанием правоспособности является принцип распространения действия законодательства страны на граждан и иных лиц, находящихся на ее территории. Перечень правомочий, перечисленных в ст.18 ГК РФ относится не к содержанию правоспособности граждан, а к обобщенному перечню правомочий, которые могут входить в правовой статус гражданина, но не являются определенным правовым статусом по той причине, что правовой статус предполагает дифференциацию правовых возможностей лиц, в зависимости от их дееспособности, в то время, как в ст. 18 ГК РФ содержатся такие, например, элементы, как возможность заниматься предпринимательской деятельностью, которые нереализуемы лицом с момента рождения и до достижения им определенного возраста.

Установленный на основании закона уровень дееспособности конкретного лица позволяет исходя из принципа правоспособности соотнести с этим лицом один из правовых статусов, закрепленных в законодательстве (несовершеннолетний, эмансипированный и пр.).

Правовой статус – это обобщающий признак определенной общественной группы, обозначающий совокупность правоотношений, в которых может участвовать группа лиц, объединенных законодателем по признакам гражданства, пола, возраста, здоровья и т.д.

При такой трактовке правового статуса может возникнуть вопрос о различии между правовым статусом и дееспособностью. Это различие проводится по разным основаниям. Определение уровня дееспособности конкретного лица заключается в соотнесении его индивидуализирующих признаков (возраст, состояние здоровья, родственные связи, законопослушность, религиозные убеждения [154]) со шкалой нормативно закрепленных значений. Например, в ГК РФ связь различных уровней дееспособности с индивидуализирующими признаками лица закреплена в ст. 21, 26-30. Необходимо отметить, что определенный уровень дееспособности является не индивидуализирующей, а обобщающей характеристикой конкретного лица, позволяющей отнести его к той или иной группе по признаку дееспособности. Поэтому определенный на основании дееспособности правовой статус, как совокупность обязательств, которые может принимать на себя рассматриваемый субъект, также относится не к индивидуализирующей, а к групповой характеристике лица. Следовательно, если в понятие правосубъектности включить только три элемента: правоспособность, дееспособность и правовой статус, например, как это предлагает А.В. Мицкевич,[155] то правосубъектность по своему содержанию будет тождественна правовому статусу и не обеспечит индивидуализации признаков конкретного лица.

Таким образом, мы установили, что указанное содержание категории «правосубъектность» обеспечивает дифференциацию реальных лиц только до уровня некоторой группы, обладающей одинаковыми родовыми признаками. В рамках этой группы индивидуализация лица имеющимися средствами не достигается. Для решения задачи индивидуализации правовыми средствами необходимо в понятие правосубъектности включить «имущественное состояние лица», которое связано с понятием собственности.

ГЛАВА VII.

ПРОБЛЕМА ОДНОСТОРОННЕЙ СДЕЛКИ