Попав в струю, греби против течения

Праздник не заставил себя долго ждать. Во-первых, в стране начался всеобщий праздник, чуть ли не ликование. Пришла перестройка. Многие, в том числе и я, искренне радовались свежему ветерку, который подул после многих лет «застоя» и неприличной лафетной чехарды престарелых лидеров. Правда дул этот ветер в основном из длинных, но внятных речей моложавого генсека, да, как всегда, послушных властям СМИ.

Но вот постановление «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма», обнародованное в конце мая явилось первым реальным шагом новой власти. Не знаю, как восприняли это постановление люди ничего не слышавшие о проблеме, но мое ближайшее окружение в определенной мере было уже подготовлено полученной информацией и приняло его как естественный и разумный шаг. Но уже тогда общество разделилось на два лагеря: принявших и поддержавших антиалкогольные меры и противников таких мер. Объективно судить о соотношении этих сил невозможно, так как СМИ вначале заявляли чуть ли не о всенародной поддержке, а через несколько месяцев начали нагнетать обстановку, убеждая всех, что меры неправильные дуроломные и все нужно отменить. И все же мое очень широкое общение с людьми на эту тему, и особенно кампания по сбору подписей за введение сухого закона к 70-летию Октября, проведенная нами в 1986году, убеждает, что большинство простых людей с пониманием относилось к любым, даже очень жестким антиалкогольным мерам до тех пор, пока СМИ не настроили их на обратное. Хорошо помню, как в один из очередных «субботников» по уборке территории, организованных в рабочее время, собрались мы отделом во время перерыва на полянке. Тогда обсуждать постановления партии и правительства было привычным и естественным делом. Тем более такое, которое касалось буквально каждого. Мне задавали вопросы уже как специалисту в этой области. Но один вопрос, я на него и сам обратил внимание при изучении документов, поставил меня в тупик. Людмила Владимировна, которая никогда не стеснялась задавать начальству сложные вопросы, буквально прижала меня к стенке: «Почему в постановлении ЦК говорится о преодолении, то есть искоренении пьянства, а в постановлении Совмина предлагается изменить расфасовку водки в более удобную тару, увеличить производство вин и пива?». Тогда я не мог ответить на этот вопрос. Сам не знал, что уже в самих этих постановлениях была заложена мина замедленного действия, которая и взорвет через 2 - 2,5 года все антиалкогольные меры изнутри. Лишь через несколько лет услышу я рассказ Владимира Георгиевича Жданова о разной природе этих двух постановлений.

Поскольку к моменту выхода постановления я уже хорошо «засветился» в антиалкогольной пропаганде: записывал и раздавал аудио записи лекций В. Г. Жданова, рассказывал об алкогольной проблеме при всяком удобном случае, а главное, сам не пил и других призывал к трезвости, меня тут же после выхода постановления пригласили в профком. Пригласили туда и других людей, которые так или иначе где-то выражали свои трезвеннические взгляды и просто профсоюзных работников из разных подразделений завода. Среди приглашенных оказалась и Лилия Александровна Солнцева, которая когда-то была в Рижском клубе трезвости «Аметист». Вот нам с ней и поручили создать на заводе клуб трезвости.

Тогда я пребывал в очень радужном настроении относительно горбачевской перестройки и его антиалкогольной кампании. Был еще малограмотным и наивным трезвенником и верил в то, что организация досуга отвлекает от пьянства и способствует трезвости. Не случайно клуб свой мы назвали «РАДУГА» - клуб Развития Активного Досуга и Укрепления Гражданской Активности. Сейчас мне несколько неудобно вспоминать о том наивно-детском периоде, но тогда я активно взялся создавать секции клуба по различным направлениям, искать место для строительства заводской базы отдыха и делать еще много других глупостей никакого отношения к трезвости не имеющих. Все это на словах пока поддерживали профком и даже руководство завода.

Но очень скоро на голову мне был вылит ушат холодной воды, охладивший мое усердие в досуговом направлении. У одной из работниц завода возникли сложные отношения с семьей мужа. Она просила меня помочь разрешить конфликт. Поскольку я не мог дать ей грамотный совет, обратился к одному знакомому юристу с этой просьбой. При встрече тогда я не мог удержаться, чтобы не завести разговор на переполнявшую меня тему. Выслушав внимательно, Михаил Алексеевич тут же свел меня с работавшим в его ведомстве судьей Олегом Игоревичем Трофимовым. Это была первая встреча с более грамотным и более опытным трезвенником. Открыв рот, я выслушал его информацию, но когда он сказал, что в городе уже есть клуб трезвости и руководитель его Евгений Георгиевич Батраков - настоящий специалист и борец за трезвость, я был приятно поражен. Оказывается, в городе уже несколько месяцев действует клуб, ведет активную работу, а я ни сном, ни духом об этом не знаю. Олег Игоревич меня, конечно, пригласил в клуб и в первый же понедельник я прибежал в «Зал торжеств». Было в то время в городе такое заведение, где проводились свадьбы и отмечались другие торжества. Помещение было прилично отделано и оснащено всем необходимым для таких мероприятий. Войдя с опозданием в зал, я увидел два десятка мужчин и женщин, уютно расположившихся за столом. И хотя на столах стоял в красивых чашках ароматный чай, разговор шел вовсе не о досуге и культурном отдыхе. Речь шла о заявлениях, обращениях, тиражировании трезвеннических материалов. Возглавлял это заседание не клуба, штаба, коренастый мужчина небольшего роста с пронизывающим взглядом. Это и был Евгений Георгиевич Батраков. Его замечания по ходу обсуждения вопросов были короткими, резкими, не оставлявшими сомнения в его правоте. Мою информацию о планах относительно заводского клуба выслушал спокойно, заметив лишь в конце, что это все не главное и этим должны заниматься профсоюзы и культмассовики. Это меня огорошило и было первой струей того холодного ушата, который ожидал меня впереди. Это, первое для меня, было последним мирным заседанием городского клуба «Луч».

Уже через неделю на заседание клуба прибыли незванные гости. Руководитель одного из отраслевых прфсоюзов Алексеев, являющийся, как оказалось, учредителем клуба, заместитель председателя горисполкома А.А. Озерова и инструктор горкома КПСС, фамилию которой я теперь не помню. Гости без больших предисловий начали увещавать Батракова и других членов клуба не лезть в политику, не писать обращений во властные структуры, не мешаться у столь важных людей под ногами. Все, мол, идет по плану. ЦК КПСС и Совмин приняли постановления, намечены мероприятия, определены сроки. В октябре будет создано Всесоюзное общество борьбы за трезвость (ВДОБТ) - вот оно и займется теми вопросами, которые вы поднимаете. А вы клуб трезвости, пейте чай, отвлекайте людей от пьянки. Иначе, пригрозил Алексеев, мы вас не зарегистрируем. Оказывается, документы на регистрацию были поданы, но клуб еще не зарегистрирован. Тут, конечно, поднялся гвалт. Все стали доказывать правоту клуба, необходимость и актуальность всех тех мер, которые клуб проводил и предлагал властям проводить, не дожидаясь создания ВДОБТа. Главной ударной силой со стороны клуба в этом споре был, конечно, Евгений Георгиевич. Еще три-четыре человека помогали ему, вставляя те или иные аргументы. Я, хоть и был новичком, тоже оказался среди активных спорщиков. За прошедшую неделю я успел прочитать доклад Ф. Г. Углова на Дзержинской конференции, лекцию Н. Г. Загоруйко, то есть существенно пополнить свой трезвеннический багаж. Да и общение на прошлой неделе с членами клуба не прошло даром.

Спор окончился безрезультатно. Обе стороны остались при своем мнении. Гости удалились, а мы еще долго обсуждали сложившуюся ситуацию. Рядовые члены клуба были обескуражены, не понимая, что же произошло. А хозяйка заведения была в полной растерянности: ведь она-то предоставила клубу помещение по указке властей и как ей теперь быть, не понятно. Тем не менее, решили собраться на следующей неделе здесь же, в то же время.

Но плану этому не суждено было исполниться. Во-первых, ко всем активистам клуба были предприняты меры давления. На кого по партийной линии, на кого по производственной. Меня, например, на другой же день после производственной планерки пригласил в кабинет главный инженер объединения. «Куда ты лезешь, с кем ты споришь? Ты хоть представляешь, на кого вы там голос повышаете?» - была суть его вопросов. И рекомендации: «В клуб не ходи. Занимайся своей сваркой, иначе три шкуры спущу». Я был уже готов к такому разговору и достаточно спокойно ответил, что это мое личное дело, где и чем заниматься в свободное от работы время. «Ну, смотри!» – угрожающе сказал мне главный, по иронии судьбы, носивший одну фамилию с великим трезвенником Игорем Александровичем Красноносовым, о котором, надеюсь, будет рассказ в одной из следующих глав.

Несмотря на угрозы, весь актив клуба и часть рядовых членов собрались в обычное время в «Зале торжеств». Но там нас уже ждали все те же начальствующие фигуры. Разговор был коротким: «Поскольку вы не вразумились и продолжаете свою политическую деятельность, мы вас не только не регистрируем, но и распускаем вообще. Будьте добры разойтись, иначе мы вынуждены будем применить силу». Наряда милиции, правда, поблизости мы не видели, но и чайные сервизы хозяйка не собиралась доставать из шкафов. Нам ничего не оставалось, как выйти из зала. Большинство из рядовых членов того доВДОБТовского клуба я не знал и не знаю, как сложилась их судьба. Но весь актив клуба, так или иначе, участвовал в последующие годы в трезвенническом движении и возможно с ними мы еще встретимся на страницах этой книги. В тот же вечер мы не разошлись по домам, а поехали в дом к Е.Г. Батракову и обсуждали, как нам вести работу в условиях «подполья». Не помню точно, кто в тот вечер перешел в «подпольщики», но кроме названных уже Батракова Е. Г. и Трофимова О. И. в активе клуба была Татьяна Батракова, жена Евгения Георгиевича, Александр Евгеньевич Матросов, Виктор Павлович Кривоногов.

Разгоном клуба власти не ограничились. Чтобы окончательно отбить у активистов охоту заниматься политической стороной дела, на них оказывали всяческое давление. Так и О. И. Трофимов и А.Е. Матросов получили выговоры по партийной линии. Первый, к тому же, имел нелицеприятную беседу с КГБ за распространение лекций В. Г. Жданова, Ф. Г. Углова, Н. Г. Загоруйко. Меня неоднократно «прорабатывали» в различных начальственных кабинетах и, в конце концов, меня, беспартийного, рассматривали на партийном бюро. Поводом для этих разборок, правда, были якобы упущения в моих производственных делах, которым мешает моя общественная деятельность. До сих пор удивляюсь: почему они меня не сняли с работы. Возможно, не было подходящей замены. Но, скорее всего, начальники мои по-человечески меня понимали и в душе одобряли, а принимать ко мне видимые меры, как безупречные исполнители отлаженной системы, были обязаны.

Примечательным в плане оказания давления является случай с Е. Г. Батраковым. Как он написал в одном из многочисленных в то время своих обращений в различные инстанции: «Я не еврей, не коммунист и не начальник. Меня вы ничем не возьмете». Это учли. Евгений Георгиевич работал в то время простым электриком в производственном объединении «Абаканвагонмаш», на том же предприятии, что и я. Поскольку уволить его за прогул или пьянку не представлялось возможным, пошли другим путем. Было это летом 1986 года, в разгар кампании по сбору подписей за введение «сухого закона», которой в основном руководили мы с Евгением Георгиевичем. Помощников же у нас было десятка полтора и в основном из нашего объединения. Возможно, власти хотели пресечь эту кампанию, возможно, так совпало по времени. Получил Евгений Георгиевич повестку явиться в военкомат на медкомиссию. Как он потом рассказывал: «Прихожу в военкомат, а там никого кроме меня на комиссию нет. Прохожу одного, другого, третьего врача. Все не глядя, подписывают бумагу. Дошел до психиатра, и тут началось. Что, да как, да почему? Разговор минут на сорок и в конце направление в психдиспансер на обследование». Тут мы испугались за соратника. Случаи упрятывания неугодных в психушку были известны, к тому времени, и в отношении трезвенников. Мы отправились втроем или вчетвером на междугородную телефонную станцию (домашних телефонов тогда еще ни у кого из нас не было) звонить новосибирским трезвенникам в Академгородок. Советоваться, что делать. Не помню уже, с кем разговаривали, у Батракова были к тому времени широко налаженные по переписке связи. Да и я однажды проездом уже был в Академгородке. Совет был однозначным: «В психушку не ходить. Рассказывать как можно шире об этом случае. Ну, и переговоры эти будут, безусловно, известны властям, так что не должны тронуть». Так бы оно, скорее всего, и было. Но Евгений Георгиевич решил поиграть с судьбой. Приходит ко мне на работу и говорит: «У меня в психдиспансере работает знакомый врач, бывший одноклассник. Давай съездим к нему, проконсультируемся». Приехали. Врач знакомый, помнит одноклассника. Посмотрел направление: «Пойдем». Я следом. Поднялись на второй этаж, заходят в кабинет, меня остановили в коридоре: «Жди». Я подождал минут пятнадцать, присесть негде - ушел в машину. Там еще с полчаса посидел, нет и нет Жени. Мы к тому времени были уже в хороших дружеских отношениях и называли друг друга по имени. Поднялся к тому кабинету, где оставил друга, заглядываю. А там три или четыре врача в белых халатах ведут перекрестный допрос «пациента». Еще минут через десять Женя выходит из кабинета весь запаренный, с растерянным лицом. «Что?»- спрашиваю. «Да вот, выписали направление на стационарное обследование». Я его за рукав, в машину и домой. Вечером собрались снова все вместе. К тому времени к нам присоединился и участвовал во всех «подпольных» ночных заседаниях Жуганов Олег Егорович, начальник радио-телепередающего центра (РТПЦ). Менее активно, но также заметно участвовал в наших делах и сотрудник РТПЦ Большаков Владимир Васильевич, верный помощник своего начальника не только в период трезвеннической работы, но и позже, когда Жуганов, умопомраченный «демократическими» идеями, уйдет во власть и станет не помощником, но и реальным врагом трезвости. Тогда же мы были вместе - в оппозиции к не выполняющей решения своей верхушки власти. На том заседании постановили: «В психдиспансер Батракову Е. Г. не ложиться. Ни на какие повестки и вызовы не ходить». Так и сделали. Справедливости ради надо сказать, что больше до Батракова Е. Г. по этой линии не домогались.

Другое было. Очевидно, по своим партийным или профсоюзным каналам, власти дали команду не допускать активных трезвенников в руководящие органы создаваемого ВДОБТа. Это было четко исполнено не только у нас в Абакане, но и в Новосибирске, в Москве. Везде, за крайне редким исключением. В это аморфное, формализованное, безусловно, послушное власти общество в качестве руководителей попали, как правило, бывшие или настоящие партийные или профсоюзные функционеры. Далекие от идей трезвости, но готовые под козырек выполнять все директивы обкомов-горкомов, они творили по всей стране безобразие, подорвавшее в конечном итоге всякое доверие людей к этому обществу. А заодно и к идее трезвости. Во ВДОБТ, по разнарядке райкомов и горкомов, ретивые руководители загоняли всех подряд, заставляя уплатить злополучный рубль, не интересуясь взглядами и убеждениями человека, не пытаясь даже ему объяснить, что это за трезвость и для чего она нужна. Да и как они могли объяснить, если сами трезвенниками не были, в алкогольной проблеме не разбирались, да и не хотели разбираться. Но амбиций и чванства имели предостаточно. Помню, как в 1986м году, после многочисленных наших обращений в центральные органы власти о невыполнении в Хакасии Постановления ЦК КПСС, приехал разбираться к нам функционер из Центрального Совета ВДОБТ из Москвы, некто Кувитанов. Не знаю, о чем он беседовал с властями, но с нами разговор был однозначным: «Нечего вам высовываться, писать в разные инстанции. Пейте в своем клубе чай и не вмешивайтесь в политику. Партия у нас рулевой. Она создала ВДОБТ, там есть руководители, они все без вас знают и делают как надо».

Разбирался с нашим «подпольным» клубом и обком партии. Человек, проводивший проверку, оказался честным. Доложил начальству, что ребята в клубе молодцы, правильно понимают задачу и действуют активно. Это стоило ему партийной карьеры. Из обкома его тут же выгнали и еще несколько лет перекрывали пути всякого продвижения по службе, хотя человек он талантливый и отличный организатор. Это Юрий Васильевич доказал в последующие годы, на голом месте создав филиал института очень нужного Хакасии направления.

А как оказывалось давление по служебной линии, я очень хорошо испытал на собственной шкуре. О том, что со мной проводили беседы и проработки на различных уровнях от непосредственного начальника до генерального директора и партийного бюро, я уже упоминал. Но этого было мало. То обстоятельство, что я проработал десять лет на одной должности главного сварщика, не хочу прямо связывать со своей общественной деятельностью. Возможно, на этой должности я был наиболее полезен заводу, хотя объединение было молодое, растущее и многие вокруг меня быстро шагали по служебной лестнице. Я, правда, к этому особого стремления не проявлял. Но вот один момент ущемления по службе был совершенно очевиден. Занимая должность главного сварщика контейнерного завода, в конце 70-ых, начале 80-ых годов я часто бывал в командировках в Москве, Ленинграде, Киеве и многих других городах, налаживая взаимодействие с отраслевыми и специализированными институтами сварочного производства, решая технические и организационные вопросы во Всесоюзном объединении и в Министерстве. До 8 - 10 командировок в год у меня набиралось тогда. Но вот, в декабре 1986 года, когда мы собрали несколько тысяч подписей за введение «сухого закона» и я, находясь в очередной командировке в Москве, сдал эти тетрадки от своего имени в ЦК КПСС, произошло следующее. Не успел я еще вернуться домой, а в гости ко мне уже пожаловал «дяденька из обкома», как сказала потом дочь. «Дяденька» узнал у девочки, где папа работает (в сопроводительном письме к тетрадкам с подписями указан был только мой домашний адрес) и уже утром первого рабочего дня после командировки меня ожидал «сюрприз». Позвонил секретарь парткома и сказал: «Сиди на месте и жди звонка Преловского, поедете к Шенину». От себя добавил несколько нелестных фраз, суть которых сводилась к одному: «Где тебя черти носят? Ты нас опять подставил». Виктор Николаевич Преловский, генеральный директор объединения «Абаканвагонмаш», возглавлявший его с с1982 до 1997 года, мужик деловой, удивительно работоспособный, которого, несмотря на наши сложные отношения, я всегда уважал. Олег Семенович Шенин, в то время первый секретарь обкома, позднее первый секретарь Красноярского крайкома и секретарь ЦК КПСС, прославившийся своим участием в ГКЧП. Вот за это, последнее, и последующую его активную деятельность в защиту своих убеждений, позднее я его тоже стал уважать.

В тот же январский день 1987 года, ситуация была другая. Виктор Николаевич в машине покрыл меня несколькими резкими фразами, я ответил ему в том же тоне. Но вот одна фраза, сказанная Преловским в тот момент, запомнилась навсегда: «На кого вы поднялись? На партию! Да это же махина, монолит - раздавит вас как букашек». А мы то, как раз, на партию тогда не поднимались, напротив, добивались выполнения ее же решений, апеллировали в ее же органы. Но вот то, что эта партия оказалась далеко не монолит, прогнила изнутри, была предана верхушкой и рассыпалась, как карточный домик, показали последующие, очень недалекие события. Тогда же и Преловский и Мелкомуков - секретарь нашего парткома и Шенин были искренне уверены, что правы и сильны. Олег Семенович, в присутствии и при поддержке, кроме наших двоих руководителей, еще троих или четверых обкомовских работников, в очень спокойных тонах провел со мной беседу. Суть ее сводилась к тому, что ЦК КПСС принял постановление, а мы его выполняем в меру своих сил и возможностей. Иногда мне удавалось вставить свои возражения, которые тут же бойко отражали присутствовавшие помощники Шенина. Особую активность в этом проявлял Торосов Вячеслав Михайлович - первый секретарь горкома партии. Более чем часовую беседу Олег Семенович неожиданно для меня завершил такой фразой: «Собирать подписи - это самое поганое дело. Не делайте этого никогда». Тут же он по деловому простился с «гостями», так что не возразить, не узнать, почему нельзя собирать подписи, не было никакой возможности.

К слову сказать, с этим человеком судьба сводила меня еще дважды. В ноябре 1989 года он принял меня по моей просьбе уже как члена правления СБНТ, будучи первым секретарем Красноярского крайкома партии. Эта встреча была более конструктивной. Олег Семенович внимательно выслушал мои аргументы и предложения и согласился сам провести совещание с руководителями СМИ края. Он поручил подготовку этого вопроса своему заместителю. Однако встреча такая не состоялась, так как вскоре и О. С. Шенин и его заместитель были переведены в ЦК КПСС. Последняя, третья встреча с ним состоялась на отчетно-выборной конференции ВДОБТ в 1990 году, о которой постараюсь рассказать позднее.

Тогда же, в 1987 году, после встречи с первым секретарем обкома я вдруг стал «невыездным». Ровно год меня не отправляли ни в одну командировку, чему очень рада была моя семья. Заграничные командировки, в которые специалисты моего уровня в 1987 - 89 годах ездили регулярно, так как до тридцати процентов контейнеров завод поставлял на экспорт, мне были заказаны до конца работы на «Абаканвагонмаше».

Плыть против течения приходилось, преодолевая не только сопротивление начальства, но и своих коллег, сослуживцев и даже подчиненных. Многие не приняли идеи трезвости сразу, а когда СМИ развернули активную травлю антиалкогольных мер, эти люди воспряли духом и активно включились в травлю носителей трезвой идеи. Но мне, может в силу своего характера, может благодаря убежденности в своей правоте, никогда не приходилось среди насмешек и ухмылок чувствовать себя неуютно. Напротив, всегда в такой ситуации мне удавалось открыто сказать этим людям, что они заблуждаются, что они своей приверженностью к алкоголю, к алкогольным традициям, творят преступление. Преступление против своих детей, своей семьи, своего народа. Очень надеюсь, что не для всех эти обличительные слова были пустым звуком. По крайней мере, мне кажется, что несмотря на притеснения или насмешки, все эти четыре с половиной года активной трезвеннической работы ко мне на заводе относились с уважением, как и прежде.

Зато в эти годы я приобрел много друзей - сторонников трезвости, работавших в различных подразделениях завода и объединения. Несмотря на запрет, меня выбрали председателем ВДОБТ контейнерного завода. Мы с активистами этого общества изготовили стенд, регулярно обновляли на нем информацию. Бывали с лекциями и беседами в коллективах. Не оставляли без внимания и общежития, школы. Самым же значительным мероприятием считаю приглашение в 1987 году на завод с лекцией Владимира Георгиевича Жданова, после которой под знамя трезвости встали еще десятки заводчан.

В первых двух главах рассказ мой был в основном о себе. Но не потому, что свою историю считаю какой-то уникальной или очень интересной. Напротив, мое приобщение к алкоголю и мой приход к трезвости, думаю, очень типичен для людей моего поколения. Поэтому и позволил уделить своей персоне столь большое место в этом повествовании. К тому же, с себя было легче и проще начать.

Но на самом же деле, начать надо с истоков пятого трезвеннического движения. С тех людей, кто начинал его, кто был первым. И к таким родоначальникам или даже предвестникам относится Игорь Александрович Красноносов.

Глава 2