Официальный статус М.Б. Барклая де Толли в ходе военных действий: проблема единоначалия в управлении русской армии

Оттого ли, что он командовал наиболее крупной, 1-й Западной армией, при которой находилась царская свита, оттого ли, что совмещал должность ее командующего с постом военного министра, сохранявшимся за ним до конца августа, наконец, "сыграл ли здесь свою роль довоенный авторитет Барклая", - так или иначе, но в ходе войны стойко держалось убеждение в том, что именно Барклай де Толли стоял тогда во главе всех русских войск. На основании исторических источников попытаемся разобраться в причинах отсутствия единоначального управления русской армией в начальный период Отечественной войны 1812 г., следствием чего явилась неопределенность официального статуса Барклая де Толли.

Убеждение о Барклае как едином главнокомандующем в рядах 1-й и 2-й Западных армий сложилось еще в начале военных действий 1812 г., а непосредственно упрочилось после их соединения под Смоленском, как отмечено в дневниковой записи Ф.Я. Мирковича за 22 июля 1812 г., "в одну общую армию под начальством Барклая". Поэтому и определение в августе 1812 г.М.И. Кутузова единым главнокомандующим воспринималось многими как смещениес того же поста Барклая.

Все это, однако, не соответствовало действительному военно-юридическому статусу Барклая. По военному законодательству того времени - "Учреждению для управления большой действующей армии" - единый главнокомандующий был наделен на театре боевых действий и в прилегающих губерниях самой высокой властью, "какой только могло обладать в абсолютистском государстве частное, не принадлежавшее к царствующему дому лицо". Он представлял здесь особу императора, причем в его полном подчинении состояли находившиеся в армии члены императорской фамилии. Существенно, однако, что в случае пребывания в армии царя полномочия главнокомандующего он принимал на себя.

Сам Барклай накануне французского вторжения настоятельно рекомендовал Александру I "главное начальство над всеми тремя армиями поручить для общей пользы одному полководцу"; царь, однако, не внял этому совету и ни в Петербурге, ни по прибытии в войска не распорядился об общем главнокомандующем, что должно было быть оформлено его специальным приказом по армиям и указом Правительствующему Сенату.

Поэтому с момента своего приезда в Вильно 14 апреля и до 6 июля 1812 г. главнокомандующим всех русских армий был именно Александр I. "И не только формально, но по сути дела тоже, ибо он брал на себя руководство войсками, направляя свои предписания командующим армиями, сносясь непосредственно с командирами корпусов и отдельных отрядов".

В ночь с 6 на 7 июля Александр I в сопровождении особо приближенных лиц отправился из Полоцка в Москву. К тому побуждали важные государственные соображения. Однако и при отъезде Александр I не назначил ни Барклая, ни кого-либо еще единым главнокомандующим, полагая, что спустя какое-то время вернется в войска - именно потому и оставил при штабе 1-й армии большую часть своей свиты.

Александр I был наделен немалой долей военного честолюбия, и, невзирая на плачевный опыт Аустерлица, в начальную пору войны его все еще не покидала горделивая мечта лично помериться силой на поле брани с овеянным мировой полководческой славой Наполеоном. По свидетельству сардинского посла в Петербурге Жозефа де Местра, с которым Александр I много времени проводил перед войной в доверительных беседах, он "присутствие свое в главной квартире объяснял тем, что в России нет генерала, способного стать во главе такого огромного войска <. > а государь же, по самой силе своего сана, мог служить объединителем".

По свидетельству очевидца - адъютанта Барклая В.И. Левенштерна, уезжая из Полоцка, царь предоставил ему "неограниченные полномочия<…> на нем одном лежало все бремя дальнейшей судьбы России". Это удостоверяется и письмом самого Александра I к Барклаю от 28 июля 1812 г., где он напоминал ему: "Я передал в ваши руки, генерал, спасение России". Александр I, выделявший Барклая среди военачальников 1812 г., "перед отъездом наверняка говорил ему что-то подобное, подтвердив свое мнение о его первенствующей роли в руководстве войсками. Но сделано это было в устной форме, и публично объявленного акта о том не последовало". И все дни, прошедших с того момента до приезда в войска Кутузова, Барклай, имя которого было на устах всей России, продолжал занимать должность главнокомандующего лишь одной из частных русских армий - подобно Багратиону и Тормасову.

По достижении Смоленска неблагоприятные следствия отказа Александра I от назначения единого главнокомандующего выявились со всей очевидностью. Эта непредусмотрительность, выразилась при встрече Барклая с Багратионом, ибо последний действовал по своему усмотрению, а если и совместно, то лишь в тех немногих случаях, когда Барклаю удавалось добиться общей договоренности. Таким образом, после соединения у Смоленска властью главнокомандующего обеими армиями ни номинально, ни фактически он не располагал.

Дело осложнялось и принятой в русской армии практикой предпочтения старшинства при определении ранга военачальников. Все три главнокомандующих Западными армиями находилась в одном чине генерала-от-инфантерии, но Тормасов был произведен в него за 8 лет до Барклая, а Багратион хотя и одновременно с ним, но к 1812 году все равно превосходил его по службе. Не мог, наконец, Барклай стать единым главнокомандующим и по должности Военного министра, поскольку, согласно "Учреждению", лицо, занимавшее этот пост, в боевых условиях отрешалось от оперативного руководства войсками - любой командующий армией находился вне всякого его действия.

"Уклончивость Александра I в таком животрепещущем в 1812 г. деле внесла сумятицу в сознание не только современников, но и многих из тех, кто в последующем обращался к его истории". Это отметил еще К. Клаузевиц - активный участник кампании, служивший тогда штабным офицером в корпусах 1-й армии: "Как, собственно, обстояло дело с главнокомандованием, никто в точности не знал, да и теперь, я полагаю, историку нелегко ясно и определенно высказаться по этому вопросу, если он не признает, что император остановился на полумере".

Но двойственная позиция царя ставила и самого Барклая в положение крайне двусмысленное, создав, "военно-юридические предпосылки развязывания борьбы" против него в верхах армии после отъезда из нее Александра I. С одной стороны, в глазах множества военных и гражданских лиц Барклай представал в роли предводителя всех русских армий на театре военных действий, а с другой, - не имея на то от царя официальных полномочий, был предельно скован в своих полководческих усилиях, будучи к тому же обречен проводить непопулярную в армии и обществе стратегическую линию.