Место экспедиции : Японское море , август-сентябрь.

Вторая группа. Руководитель Мелкозеров Сергей

Экспедиционеры: Берсенёва Наталья, Больщиков Дмитрий, Главацкий Алексей, Малинина Любовь, Мелкозерова Ольга, Патрушев Андрей, Сигаева Галина,Соломеина Ольга, Тахаутдинов Ирек, Тугаринов Александр, Тугаринова Ирина

Основная идея (замысел) экспедиции

Ознакомление с подводным и надводным миром юга Приморья, сбор экспонатов, фото и киносъёмка.

Описание места (маршрута) Владивосток, пос.Славянка, Залив Посьет, бухта Троицы, пос. Андреевка, МЭС, бухта Идол

Мелкозеров Сергей

После прибытия самолёта в г. Артём, автобусом добрались до Владивостока и, далее уже паромом с морвокзала за три часа пересекли Амурский залив и добрались до пос. Славянка. Посадка на паром проходила уже по пропускам, которые мы заранее оформили через Управление погранвойск и штаб ВМФ Тихоокеанского флота. Сели на ПАЗик и по грунтовке добрались до пос. Андреевка.

Уже вечерело, местонахождение первой группы было неизвестно, а палатки, в которых мы должны были ночевать, все у них. Поэтому я отправил девчонок на поиски ночлега в поселке. Они нашли одноэтажное кирпичное строение, которое мы потом прозвали “Кино-баней” (здесь день или два в неделю демонстрировали кинофильмы, а в остальные дни - мылись). “Строительство клуба еще не началось, а культурная жизнь не может останавливаться!” - так пояснили поселковые столь разнообразную эксплуатацию нового строения. Составили сиденья, освободили место под спальники и в некотором тумане (все-таки иногда это баня) переночевали. Не успели мы как следует расположиться, как нас разыскали наши друзья из первой группы, чему мы были несказанно рады.

Я с ними сходил на загадочное место под названием “МЭС” пока основная группа отдыхала. Идти в темноте пришлось несколько километров, наконец, попали в поселение со сказочным названием “Лукоморье”. Переговорили с нашими друзьями из первой группы и они посоветовали нам остановиться в бухте “Идол”, примыкающей к МЭСу и “Лукоморью”. Пообщавшись с начальником этого места, мы утром туда и перебрались. При дневном свете бухта оказалась весьма красочной и удобной. “МЭС” - это Морская Экспериментальная Станция от ТИБОХа (Тихоокеанского Института Биоорганической Химии), а “Лукоморье” - скорее дачный, чем рабочий посёлок сотрудников института, который живописно разместился по сопкам вокруг закрытой бухты “Идол”.

В этой бухте мы и разбили два шатра, только Алексей, загадочно ухмыляясь в усы, поставил свою палатку в отдалении от шатров (первой же ночью его богатырский храп прояснил нам все). Но такая удобная стоянка, нам досталась при условии, что мы будем помогать дирекции МЭСа по хоз.делам. Позднее мы монтировали силовой кабель, подключали его к новым домикам, а девчата, иногда работали на кухне-столовой сотрудников, правда, не очень долго - взбунтовались! Также ходили в другие бухты на МРБ (Малый Рыболовный Бот) для подводной добычи спизул (такой двухстворчатый моллюск) и морских ежей, необходимых для научных целей института. Моллюски-спизулы обитают на морском дне под слоем песка (около 20 сантиметров), поэтому их приходилось разыскивать по трубочкам-дыхалам - отверстиям около 6-8 мм на песчаной поверхности дна. Обнаружив отверстие, мы начинали интенсивно раскапывать руками песок, а затем наощупь в облаке мути находили раковины. Позднее на институтском причале, общими силами мы “потрошили” раковины и доставали из них “хрусталик” (аналог поджелудочной железы) - полупрозрачный стерженёк длиной 5-6 см и диаметром всего миллиметра 3. Из нескольких больших сеток добытых ракушек вынималось не больше 0,5-литровой баночки “хрусталиков”, которые доставлялись в лабораторию МЭС, т.к. именно в них содержалось основное количество биологически активных веществ. Все остальное (и ракушки, и мясо моллюсков) было в нашем распоряжении. Но, оказалось, всё “мясо” спизул после варки очень напоминало резину! Позже (в поездках 2006-2007) нас угощали котлетами из спизулы! Вот это была “Весчь”! А в первую поездку мы так и не смогли по достоинству оценить этот морской деликатес.

Кроме того, работники водолазной станции МЭС дали нам прогулочную фанерную лодку и не только “забивали” нам акваланги, но и предложили воспользоваться их снаряжением (акваланг из двух 12 литровых баллонов мы назвали “Кавасаки”, а другой - с баллонами поменьше - “Нагасаки”). На лодке мы и возили акваланги, груза и другое снаряжение до места погружения, чтобы не таскать всё это “добро” по прибрежным скалам. А сами, по берегу, прыгая по здоровенным камням, добирались до запланированного места “нырялки” (обычно не более 500-800 метров).

Дело в том, что предыдущая группа стояла в другой бухте на склоне сопки, а компрессор был установлен недалеко от уреза воды. Пришёл шторм и бензо-компрессор, который ранее “ездил” на Баренцево море, был смыт вместе с аквалангами в море, несмотря на его вес около 200 кг. Вот почему наша группа осталась без рабочего компрессора! Мы его, конечно, реанимировали уже в Свердловске, а сейчас заправляли наши баллоны электрокомпрессором на “Водолазке” - водолазной станции МЭСа, которая была в соседней бухте - в километре по морю - куда мы возили на лодке наши акваланги.

Бухта ”Идол” оказалась очень удобной: песчаный пляж, ровное место для установки шатров, ручей с пресной водой, откуда мы брали воду для хоз.нужд, был,даже, готовый туалет невдалеке.

Традиционный распорядок дня у нас был таков: подъём, посещение “белого домика”, зарядка, завтрак, который готовили сменные дежурные а затем...погружения.

Мне вспоминается, как Наташа, которая, как оказалась, очень любит поспать,регулярно опаздывала на зарядку. Когда я совсем устал, поднимать её и Галину, то устроил им “наряд вне очереди”. Как раз в этот день наш новый приятель Виктор из Андреевки принёс оленину (Виктор работал на нутриевой ферме, где мясом оленей и кормили этих зверьков). Провинившиеся девочки вместо нырялки должны были разделать это жилистое мясо и приготовить его на обед вместо дежурных. Правда, этот воспитательный маневр, практически не принёс никакой пользы кроме вкусного обеда! Только Наташа с ужасом до сих пор вспоминает этот инцидент!

Первые дни мы ныряли в нашей бухте и впечатления у большинства наших аквалангистов были чрезвычайно насыщены! На дне нас окружали водоросли, хотя и не такие большие, как на Баренцевом море, но количество морских звёзд и их разнообразие поразило нас: астериас; патирии, похожие на звезду “Героя Советского Союза”; офиуры - мелкие, но очень шустрые. Увидя комок из звёзд размером с футбольный мяч и разворошив его, можно было обнаружить что-то съедобное для звёзд - дохлую рыбу или гребешок.

Особенный восторг вызывали полузарывшиеся в песок “гребешки”, раковины которых размером, были иногда с небольшую тарелку, а вкуснейшее “мясо” этого моллюска можно было его есть и сырым, и варёным, и жареным. Ещё на дне мы обнаружили каких-то пупырястых черно-коричневых созданий, размером с два кулака, которые при прикосновении к ним из желеобразной консистенции превращались в тугие “сардельки”, оказалось, что это трепанг, морской жень-шень. Позже мы собирали трепангов, которые после двухчасовой варки превращались в интересное блюдо, напоминающее по вкусу и цвету грибы. Правда, т.к. трепанг “жрёт” донный песок, отцеживая из него органику, то отмыть его окончательно от песка было трудно. Приходилось жевать не сильно сжимая зубы, чтобы песок хрустел на зубах не так навязчиво. Кроме того, на каменистом дне, находили мы ещё гребешки Свифта, прикреплённые к камням клейкими нитями. У них была красивая волнистая, плотно закрывающаяся, двухстворчатая раковина размером с ладонь. Интересно было также наблюдать за стайкой камбалы, которая следовала за аквалангистом. Он ластами поднимал муть, а камбала в поисках съедобного подпускала настолько близко, что иногда удавалось заколоть её ножом. Такой вкусной жареной камбалы мы нигде, кроме побережья Японского моря, не едали! А камбалы, в те времена, было ни счесть.

В остальное время ныряли на близлежащем от лагеря мысе Стенина, в километре от Идола, куда баллоны, груза, гидрокостюмы доставляли на лодке под мотором “Ветерок-12”, с которым мы доставляли всё это добро минут за 15 до мыса. Остальные аквалангисты пешком по камням, вдоль бухт также за полчаса приходили на место.

Мыс, в отличии от бухты Идол, радовал нас глубинами. Обычно, круто уходящий каменистый свал заканчивался на глубине около 25 метров, а далее, шли песчаные “барханы” - начиналось волнистое песчаное дно, с гребнями высотой в полметра, видимо, они образовались от течений. Именно на песчаном дне нас и преследовали стайки камбалы, а в какой-то день пришла на дно значительно более прозрачная и холодная вода, и глубже 15 метров мы попадали в термоклин, тогда руки начинали мёрзнуть. Вот в этом слое мы попали в “Рыбный суп”, когда нас окружали стаи терпуга, в камнях скрывались золотые трёхполосые и особенно крупные- серые окуни. Охотники наши, бывало, набивали этого богатства по целому ведру!

Ныряли в те времена в мокрых гидрокостюмах в аквалангах без компенсаторов плавучести и на сигнальных концах, так что радиус погружений был метров 50 и, бывало, конец путался в камнях. Но при замене капронового на плавучий полипропиленовый шнур путаться стали меньше. Зато, безопасность аквалангистов была на высоте.

С одной стороны мыса была удобная расщелина, куда мы обычно заходили на лодке и разгружали её на невысокую стенку. Так было до одного момента, когда мы втроём в нагруженной лодке с Димой, Александром при небольшом волнении на море зашли в эту щель. Оказалось в ней волна резко возросла отражаясь от стенок и я увидел поток воды заливающей наш “корабль” через транец. Пришлось мне выпрыгивать в воду, чтобы облегчить судно и не дать ему утонуть. Всё окончилось благополучно, но в этот день мы ныряли уже в другом месте.

Особо вспоминаются погружения в самодельных, но тёплых, мокрых гидрокостюмах, в них мы ныряли даже под лёд на Урале. Костюмы клеили из мягкой губчатой резины “Р-29”, обычно её “доставали” на заводе эбонитовых изделий. Каждый костюм был “индивидуального пошива”, когда его делали по меркам своей “Тушки” и они изготавливались по лекалам и с небольшим натягом, чтобы вода не гуляла по телу. Но удавалось одевать такой костюм, только намылив его и тело. Но мыло свёртывалось в солёной воде, и приходилось разводить в тазике моющее средство “Селена” - напоминающее шампунь.

Однажды я заметил небольшую дырочку подмышкой в своём гидрокостюме, понадеявшись на “Авось” (может быть не лопнет, и я её заклею после погружений), я намылился и стал натягивать костюм. Вдруг мне показалось, что костюм очень уж легко одевается. Оказалось, что эта крошечная дырочка разошлась от подмышки до пояса, в остальные дни я боролся с холодом, ныряя в шерстяной кофте и штанах от гидрокостюма. Заклеить костюм не удавалось, т.к. из пор резины сочилась вода.

Аквалангов своих нам не хватало и мы выпросили на время у водолазов с МЭСа два огромных двухбаллонника, баллоны были каждый литров по 10-12, а название на одном было ”Kawasaki”. Баллоны были без дыхательных автоматов и нам пришлось сделать в Андреевке в мастерской у токаря переходники и поставить на них свои “лёгочники” от АВМ-7с.

Как-то в одно из погружений в бухте Идол я решил “выдышать” всю спарку, думаю, часа полтора-два я плавал на глубине метров 10, но так и не смог её опустошить! Что меня заставило всплыть? Это невероятный “сушняк” во рту, ведь воздух в акваланге сухой, а рот не прополощешь водой, т.к. она солёная. Всплыл я на поверхность, когда солнце уже село, а обеспечивающие на лодке уже “дали дуба”, я-то заходил в воду когда солнце ещё светило! На берегу я уже не помню, сколько литров воды я выпил.

Помнится, как мы разыграли наших девчонок, они пошли из лагеря купаться голышом на мыс Стенина и потом, придя в лагерь проговорились об этом. На следующий день им, на полном серьёзе, сообщили, что мы ходили по делам к погранцам, и они высоко оценили наших красавиц, наблюдая за ними в мощную оптику с вышки! До сих пор девчонки не знают, правда это или нет.

 

 

Соломеина Ольга. февраль 2018

Воспоминания об экспедиции на Японское море 1986 г. или 30 лет спустя.

 

С Посейдоном это была первая моя экспедиция, поделюсь некоторыми воспитаниями.

 

Первое погружение на Японское море принесло некие разочарования. Погружались возле лагеря, а значит на мелководье. Плюс втроем- Берсенева Наташа, Сигаева Галя и я. Галя была на тот момент новичком, и мы с Натальей должны были держать ее в поле зрения. Ну и идти должны были все вместе, втроем. Галя терялась, мы ее постоянно искали и, соответственно, что-то посмотреть в округе под водой не удалось.

 

Компенсаторами в те времена мы не пользовались. Приходилось четко рассчитывать количество грузов на грузовом поясе. И даже в этом случае плавучесть на поверхности была положительная, нужно было хорошо поработать ластами, чтобы занырнуть. А на глубине плавучесть менялась на отрицательную, сжимался гидрокостюм, и ластами уже приходилось постоянно работать, чтобы все же плыть, а не ползти по дну. Да и для вспытия требовались усилия. Время массового использования компенсаторов плавучести настало позже.

 

Чтобы поплавать подольше, я всплывала с практически пустыми баллонами, когда воздух из загубника едва-едва вытягивался. Нарушение техники безопасности, но сознательно шла на это. В то время интуитивно я легко чувствовала, когда пора всплывать, чтобы воздуха хватило на всплытие и на декомпрессию.

 

Как-то пошла на глубину, там уже скучно, дно однообразно-песчаное. Хотела дойти до отметки 40 метров, ну все же ключевая такая отметка, но вспомнила накануне виденную мной карту — максимальная глубина менее 35 метров- и пошла наверх. Мелкозеров немного поворчал. Страховка была с помощью буйка.

 

На глубине костюм-самоделка действовал как присоска, там,где складки были. На теле потом оставались красные полосы.

 

Очень любила бить камбалу ножичком. Охотник из меня никакой, ружьем пользоваться не умела. А вот орудовать ножом- это и азартно, и интересно. Последствия потом были для дежурных — чистить, жарить. Но свежая жареная камбала-это нечто!

 

Мыться ходили на МЭС, к биологам. Вода из крана текла с мелкими рачками, похожими на креветок-лилипутов. Так они и плавали в банном тазике. Хочешь-вылавливай, хочешь -мойся ими и с ними.

 

Ездила как-то в поселок. Помню, что Мелкозеров какое-то задание в поселке дал. Обратно припозднилась-не было автобуса, тормознуть получилось трактор. Скорость его ну совсем невелика была (гусеничный, что ли? Сейчас не вспомню уже). Чтобы быстрее было, двинули лесом. Мне даже руль доверили, точнее, рычажок. Доползли до места. В наше время не рискнула бы сесть на незнакомый трактор, тогда проще все было. Мелкозеров ворчал, что долго. А что делать было? Удалось только попутным трактором добраться.

 

Гидрокостюм-самоделку в те времена приходилось намыливать шампунчиком, чтобы натянуть на себя. Когда мы помогали водолазам раковины-спизулы собирать, на чей-то вопрос: где тут у вас намылиться можно- они не сразу поняли, о чем речь идет!

 

По утрам была зарядка. Мелкозеров, сам не большой любитель всех этих зарядок, как я поняла уже спустя время, поднимал всех на зарядку и сам же проводил ее. Видимо, память об армейской дисциплине еще свежа была у него. Неохотно, но бежали друг за другом, махали руками-ногами и прочее. Было время стройотрядовской дисциплины, коллективизма.

 

 

Как-то возвращались с погружения. Я попросилась за мотор. Мелкозеров позволил. А заводила я плохо. Попала заводилкой по локтю. Попало куда-то в нерв. Рука повисла плетью. -Хорошо дало?-спросил Мелкозеров. -Хорошо! -стараясь не подать вида, ответила я. Он завел сам, я взяла рукоятку мотора другой рукой. Рука еще несколько дней

плохо подчинялась, долго побаливала.

 

Самое вкусное на Японском море — это гребешки. Можно есть сырыми. Вскрываются ножом, нежные, вкусные. Пробовали икру морских ежиков. Ярко желтая, похожа на масло с рыбным запахом и привкусом.

 

Традиционно в экспедиции проводятся Женский и Мужской дни (типа 8 марта и 23 февраля).

На «Мужской день» мы нарядились гейшами. Ходили мелкими шажочками, покорно потупив глаза и сложив ручки по-восточному. Мужчин называли «мой господин». Пели им песню хором.

 

Японское море осталось светлым воспоминанием в памяти: солнечная теплая погода, «бархатное» море, богатый подводный мир, хорошая компания.

 

Ольга Сафарова (Мелкозерова).

ДВ-86 с «Посейдоном»

(Из рассекреченного архива погранвойск КГБ ССКР)

Пояснения, комментарии и резюме к документам и фотоизображениям составлены старшим специалистом по особо важным делам отделения «А» III отдела департамента «Д» Комитета государственной безопасности ССКР старшим майором госбезопасности Р* ^[1], выполнены курсивом и помещены как в самом тексте, так и в его конце.

Документ 1

Сов. Секретно

Экз. единственный

 

Рапорт

Командира СКР «Дзержинский»

Капитана 3 ранга К*

 

Докладываю, что 02.10.2 * г. во время патрулирования вод Японского моря в квадрате* аппаратным комплексом «Циклоп-Р03» была обнаружена в полузатопленном состоянии стеклянная бутылка емк.0,5 л с этикеткой «Коньяк Командирский», запечатанная стандартной полиэтиленовой пробкой. Из бутылки при осмотре был извлечены частично увлажненные листы бумаги белого цвета с поврежденным попавшей морской водой текстом, выполненным от руки красителем синего цвета. Ввиду исключительной важности информации, содержащейся в неповрежденной части обнаруженных записей, направляю таковые записи в Ваше распоряжение для возможного полного восстановления и использования в рамках литерного дела №07.. *.

 

Командир СКР «Дзержинский»

Капитан 3 ранга К*

Документ 2

«Здорово, Кэп.

После вашего отъезда на Кубу я еще сильнее расстроился и еще сильнее запил. Ибо куда мне ехать в августе, (когда, будем надеяться, дадут мне отпуск) и с кем - было не понятно. Но тут в наш отдел «прибило» выпускника –«УПИ-йца» Андрюху П*, который тут же стал «Дюшей», и во время процедуры «прописки» после «седьмой» (или «восьмой» уже), заметил на моем столе пепельницу из гребешка свифта и спросил, мол, что это за штука и, услышав про Японское Море и славный гвардейский экипаж «Аргиона», изумившись, рассказал, что в их УПИ, оказывается, тоже есть подводный клуб, «Посейдон», и, что там невообразимая иерархия из адмиралов и капитанов всех рангов, и что в этой иерархии он ни много, ни мало – контр-адмирал, и что собрались они как раз в августе, и именно на Дальний Восток, и именно им (прикинь!) нужен кто-то бывалый (уже на Востоке), и что он – контр-адмирал Дюша – готов взять на себя инициативу - походатайствовать перед самым главным адмиралом – Адмиралиссимусом М* (далее – Мелкий).

 От подготовки к поездке Мелкий (который на самом деле очень даже неслабо упитан) меня мягко и ненавязчиво отодвинул. Под предлогом того, что молодые, дескать, все сделают (среди студентов младших курсов ментовский капитан, и впрямь, выглядит глубоким стариком). Воображение рисовало радужные картины, как то: «Ветеран подплава рассказывает молодым подводникам, как в 1967 году он участвовал в совершении диверсионного акта в отношении находящегося под напряжением наплавного насоса председателя коллективного сада». Или: тот же ветеран с теми же лицами делится опытом, как грамотно уклониться от наряда боцмана на рытье гальюна в скальном грунте. Позднее, правда, я стал склоняться к версии, что Адмиралиссимус премудро сообразил, что, ознакомившись с порядками, царящими в УПИйском подплаве, «бывалый» может и «спрыгнуть раньше времени» (как я позже имел возможность убедиться – информация о нашем экипаже «Аргион» давно уже стала фольклором).

Не буду долго писать о том, как мы добирались. Это - только при встрече! И чтоб было не меньше 40 «кирьянов» на брата (прикинь – они даже слова такого не знали – «кирьян»!!!). В общем, в конце-концов выгрузили нас уже в полной темноте на берегу б. Андреевка, под Посьетом. При этом выяснилось, что то ли наш Адмиралиссимус что-то не недорассчитал, то ли передовой отряд квартирьеров, который выехал раньше и должен был подобрать место для лагеря, смыло штормом. Но, в итоге, никто нас не встретил. Долгая дорога в кузове «ЗИЛа» изрядно подрастрясла «бывалые» косточки. Я уже собрался было накатить «с устатку» кирьянов 10, завалиться в спальник и поспать до рассвета, но у Мелкого, оказывается, был план Б: перед тем, как быть, например, смытыми штормом или арестованными погранцами, квартирьеры, оказывается, должны были оставить информацию на биостанции то ли ДВГУ^[2] , то ли ТИБОХа, то ли еще чего-то. До нее рукой подать – всего ничего - километров пять напрямую по сопкам вдоль берега. Ну ты, Кэп, не хуже меня знаешь: что это такое «километров пять по сопкам вдоль берега». Да еще в полной темноте. Да еще на пароме в Славянку разговорился я с местным урядником^[3], у которого рука на шине была забинтована в 5 слоев – так он рассказал, что у них тут, оказывается, тигры расплодились до невозможности. Так вот, их – ментов – отправили снижать поголовье. Ему-то самому еще повезло: его «киса» только по руке «погладила» - «сохнет, вот, теперь рука-то». А напарника-то его – опера – («царствие ему небесное») совсем загрызла. Ибо не хрен с ПМом на тигру ходить. Кису ту, кстати, так и не поймали до сих пор. …

Пытаюсь донести все это до Мелкого и убедить его выставить анти-тигриный пост и поспать до утра. Но куда там! «Бывалый» ведь для того и едет, чтоб «километров пять напрямую по сопкам вдоль берега, в полной темноте, увертываясь от кисок, отведавших «человечинки». Можно, конечно, было бы и упереться, но представил себе кривую ухмылку Мелкого….

В общем потопали мы…Три капитана-лейтенанта и я. Все было как всегда, когда второпях, в темноте и по сопкам: фонарь у капитан-лейтенантов «сдох» минут через сорок, батарейки запасные они взять забыли, равно как и воду. Я же, видать, до такой степени сконцентрировался на неизбежной встрече с кисой, что проконтролировать младший офицерский состав не удосужился. В общем, когда все это выяснилось, возвращаться назад смысла уже не имело. Согревала лишь мысль о том, что в полной темноте тигриные глазки будет видно издалека.

Часа через три спотыкания в тьме дальневосточной, сопровождающегося таким сопением, кряхтением и такими матюгами при сходе с тропы, что все тигры в округе должны были в ужасе убежать в другой ареал обитания, когда надежда найти биостанцию превратилась в полную безнадегу, впереди, метрах в трех, в полной темноте вдруг вспыхнул ослепительный свет. Это, как выяснилось позже, когда глаза немного «отошли» от свето-шока, открылась дверь лаборатории пресловутой биостанции, и из ярко-освещенного помещения в кромешную темноту вышел (как выяснилось позже - покурить) какой-то мужик.

«Воды!!!» - захрипел я из последних сил. Тот метнулся обратно и тут же принес лабораторную склянку. «У нас только дистиллиФоФанная!». Тут я чуть и не упал. Не от того, что вода дистиллированная (я бы и из лужи воду выхлебал, даже если б существовала угроза стать козленочком!) – а от незабываемого и неповторимого дефекта речи. Это ж надо такому случиться: забраться за 10 тысяч верст от дома, «проспотыкаться» пять километров в полной темноте по сопкам вдоль берега, постоянно находясь под угрозой тигриной атаки, чтобы встретить однокурсника Саньку Е*.

В общем, пока капитан-лейтенанты выясняли у набежавших откуда-то старших и младших научных сотрудников и прочих тому подобных лаборантов судьбу наших квартирьеров (их лагерь таки смыло штормом, и они перебрались в соседнюю бухту Рисовая), мы с Саньк о м под дружескую беседу отведали из его запасов «молочка биолога», запивая пресловутой дистилиФоФаной водой. Капитан-лейтенанты от «молочка биолога» (далее – «МБ»), под нашими недоуменными взглядами, переглянувшись, дружно отказались, и скоро мы уже спотыкались по тропке назад. «Молочко» меня отлично взбодрило, и обратный путь показался, как минимум, вдвое короче. Да и тигры были больше не так страшны.

По возвращении выяснилось, что анти-тигриный пост с источником открытого огня (костра – т.е.), несмотря на мои настойчивые рекомендации не выставлен, а капитан-адмиральский личный состав, включая самого Адмиралиссимуса, дрыхнет без задних ног. Да и передних тоже. Й-эх! Твою-растакую! Хлебнул я с горя из своей заветной фляжки «кирьянов» пять и, приготовив на всякий случай фонарь и водолазный нож, тоже завалился спать, укрывшись «штормягой».

Снился мне Санька, все время предлагавший свою «дистилиФоФаную» и время от времени почему-то мяукающий. Пробуждение было кошмаром: где-то шагах в 10 от меня кто-то …даже не взревел! В этом звуке не было ничего человеческого! Такой звук могла издавать только уже лишенная нервной ткани плоть, пожираемая еще заживо каким-нибудь плотоядным организмом. Тигрой, например. Вот оно! Ведь говорил же Мелкому…

(Лакуна 1 - на протяжении примерно 4 строк ввиду значительного повреждения восстановить текст не представилось возможным).

….[хва]таю нож, и готовлюсь защитить хотя бы капитанш. Мелкого не так жалко: ведь предупреждал же…

Кисы, однако, нет. А есть стоящий неподалеку с застенчивой улыбкой некто Дима Большиков (а может и Меньшиков – они там сами путаются в своих Большиковых и Меньшиковых). Дима, оказывается, имеет обыкновение (при полном попустительстве Адмиралиссимуса, несомненно) таким образом будить личный состав поутру. Привычка, понимаете ли, такая. Я, конечно, за время службы всякого повидал, и выдержка у меня – на уровне, но уж очень интересно мне было бы посмотреть, что бы с «энтим петушком» сделал наш Боцманюга, попробуй тот пропеть у него над ухом поутру в 6.00. Да еще и на незнакомом месте, кищащем голодными тиграми! Да еще и в период отпу[ ска]!

(Лакуна 2 - на протяжении примерно 2 строк текст не восстановлен).

 Весь, так ужасно начавшийся день, как водится, заняло развертывание инфраструктуры или, попросту, обустройство лагеря. И тут «пошли» откровения. Выяснилось, что палаток в лагере всего три. Одна – продуктовая. Другая – моя двухместка. Остальная – огромный солдатский шатер. Капитанов, этак, на сорок. Ну, это еще ладно! Спать капитан-адмиралы собрались попарно в двухместных спальных мешках, преобразуемых из обычных оригинальным способом. «Так - теплее!» - высокопарно и, несомненно, со знанием дела пояснил мне Адмиралиссимус. Дальше – больше. Ближе к вечеру, когда я осторожно поинтересовался у Адмиралиссимуса, как планируется отметить открытие лагеря, и не нужна ли помощь ихнему заму по поддаче в плане координации усилий и объединения спец-ресурсов, выяснились шокирующие обстоятельства: вся адмиральская команда – не пьет. ВСЯ! СОВСЕМ! И таковая же добровольная абстиненция ожидается им, Адмиралиссимусом, от меня! Я не успел еще по полной охренеть от этой новости, как выяснилось, что спать я должен не в своей палатке, а в их вигваме, причем, в одиночку (дескать, спальник у меня не той системы). Кроме того, подъем утренний - в 6.00 (когда все нормальные подводники еще сладко спят после «вчерашнего»), общекомандная зарядка, общекомандное же построение и подъем флага. После чего НЕПРОШТРАФИФШИЕСЯ!!! допускаются до завтрака, и, может быть!!!, до последующих спусков под воду.

Тут моя толерантность и политкорректность кончилась. Не помню, в каких именно терминах и выражениях, но я твердо потребовал от Адмиралиссимуса безусловного выполнения достигнутых ранее соглашений, суть которых сводилась к использованию моих знаний о Японском море, контактов с местными (в т.ч. погранцами и ментами), а также возможностей фото-кинотехники в обмен на предоставление «железа» и воздуха. Ну, и места в шлюпке, конечно. В широком смысле этого выражения.

Произошел, что называется, острый обмен мнениями. Пришлось даже ненавязчиво намекнуть на ч.2 ст.118 УК РСФСР (в том плане, что ощутимая часть прекрасной половины адмирало-капитанов совершеннолетия к моменту попадания в двуспальные мешки еще, конкретно, не достигла).

Адмиралиссимус при ссылке на статью 118 внешне никак не изменился, но внутренне, видимо, вздрогнул. Учитывая мои прошлые и, возможные будущие заслуги, в качестве исключения, мне было разрешено:

1. Спать в своей персональной палатке, но! Без права приглашения адмирал-капитанш в таковую палатку даже в светлое время суток (соответствующее наблюдение будет вестись круглосуточно!).

2. Употреблять спиртные напитки и курить, но! Исключительно в одиночку, в своей палатке с завешанным пологом – либо вне лагеря.

3. Не принимать участия в общекомандной физзарядке, но! выходить к подъему флага.

Адмиралиссимус также выразил глубокое сожаление, что я не разделяю их (адмиральских) принципов (причем, я почему-то абсолютно уверен, что на самом деле он больше сожалел, что не может сам бухнуть, покурить и завалиться спать в отдельной палатке с молодой женой (которая, между прочим, присутствовала здесь же, в команде, в ранге капитана не то 1-го, не то 2 ранга). Ну, и «забить», конечно, на зарядку. Им также была выражена надежда, что эта моя первая поездка в составе адмирал-капитанского экипажа будет и последняя. Кто бы сомневался!

Вечером при начавшемся мелком моросящем дождике состоялось общекомандное сидение (иначе и не назовешь!) возле костра, которое при наличии мелкого моросящего дождика и отсутствия «кирьянов», как и следовало ожидать, вылилось в недолгое и унылое пение унылых же песен абсолютно небоевого содержания. Эх! Как мы открывали лагерь в «Анне» в «восемьдеся втором»!. А ведь ураган был еще тот….

Утро следующего дня – солнечно и тихо. Придя в себя от очередного Большиковского (или Меньшиковского) вопля (в какой-то мере это бедствие помогли пережить ватные ушные тампоны), наблюдаю, не вылезая из палатки, происходящее на «палубе». А на «палубе» экипаж дружно гуськом передвигался вокруг костровища вслед за тов. Мелким, то вздевая руки к небу как бы с мольбой «Когда все это кончится!», то приседая, то выделывая вслед за своим вожаком другие разные коленца. Вожак довольным голосом подбадривал, подгонял и поучал послушную стаю: «Живее!, быстрее!, энергичней!». Ну, прямо как армейский сержант на плацу! С комплексом Наполеона…В игрушки военные не наигрался…

Вдоволь насладившись зарядкой, удовлетворенный Адмиралиссимус скомандовал приготовиться к подъему флагу и почему-то передал слово своей супруге. Последняя вышла из строя и с нескрываемой горделивой улыбкой заявила, что по ее мнению за несомненные заслуги Адмиралиссимуса в нелегком деле организации поездки на Дальний Восток право поднять флаг ему же стоит и предоставить. Желающих оспорить таковое мнение, естественно, не нашлось. Адмиралиссимус с такой же горделивой улыбкой неторопливо и, явно, со знанием дела уверенно реализовал свое право.

О времена, о нравы! Помнится, сколько с кем ни ездил - всегда право первый раз поднять флаг (открыть сезон или лагерь) предоставлялось какому-нибудь юнге, впервые в жизни увидевшему море, или, на-пример, Боцманюге, с риском для жизни спасшем запасы экспедиционного спирта… В общем, в очередной раз подивился: как все чудн О у них устроено.

Но с обеда Большикову (или Меньшикову?) удалось-таки запустить компрессор, начались спуски и времени на удивления и изумления не осталось. Капитаны всех рангов как муравьи метались между лагерем, компрессором и морем, перетаскивая «забитые» и пустые баллоны, груза и прочее. Готовящиеся к погружениям пары, намылившись, натягивали на себя и друг на друга «гидры» всех типов, видов, степени самодельности и изорванности, и кто сразу, а кто и вдоволь побулькавшись на поверхности, уходили под воду.

 Среди всего этого безумия важно похаживал Адмиралиссимус, подгоняя, по его мнению, вконец обленившихся лейтенантов, капитанов, да и адмиралов тоже. Так и вспоминается при этом незабвенный дон Педро из «Человека-амфибии»» с его непререкаемым: «В воду, жаба!». Такое впечатление, что решил Мелкий извести на всякий случай всех, кто даже потенциально может дорасти до его высокого чина.

Ну, это - их дела, а мое дело – снимать, снимать и еще раз снимать, пока не кончился «Орвохром» ^[4] , не сдох «ФЭД», не протек бокс и пока у Большикова-Меньшикова не «помер» компрессор. В части, касающейся фотосъемки, надо сказать, у нас с Мелким полная любовь и взаимопонимание - условия для работы он создал идеальные: «воздух» – без ограничений, места съемки – любые, сопровождение – опытные напарники, чином никак не ниже кавторанга^[5], которым не надо долго объяснять куда плыть, какую позу принять для оживления подводного пейзажа, на каком расстоянии и на сколько надо замереть, пока я не выставлю на «ФЭДе» все выдержки, диафрагмы. и фокусировки. Чаще всего работаю с контр-адмиралом Дюшей. Тот вообще все с полу-слова понимает. Как-то раз нам даже Адмиралиссимус со своей любимой женой составили компанию. Заснял их во всех видах и позах. Получилось очень даже эротично (слово «эротично» зачеркнуто и заменено на «киногенично»). При этом он прихватил свой чудовищный фото-комплекс (назвать его просто фото-боксом язык не поворачивается – столько на него навешано всяких-разных осветителей, вспышек, отражателей, штативов, прицелов, тумблеров, проводов и пр.). Что касается эффективности…Не знаю, не знаю… Жизнь подсказывает, что чем сложнее аппарат, тем больше с ним геморроя. А Мелкий, похоже, только на кнопку затвора и нажимал. Будто, у него там в боксе японский автомат какой…).

Кстати о геморрое… Вот с чем полный-преполный нескончаемый геморрой, так это с моей «Авророй». Вот же дьявольское изобретение! То пленку зажует в лентопротяге, то жужжит, но не протягивает ее, то «вырубается» ни с того - ни с сего, а то так просто не включается под водой. Со стороны это выглядит так: мы с Дюшей, одеваем всю сбрую – «гидры», аппараты, «грузачи», проверяем работу «Авроры» пробным включением и, соблюдая все правила, плавно! (чтоб ничего, не дай Бог, не стряхнуть) уходим под воду. Фиксируемся метрах на семи (выше – сильно болтает, как правило), Дюша занимает загодя обговоренную киногеничную стартовую позу, и я, подав ему знак «Мотор» плавно! нажимаю на рычаг пуска, втайне надеясь, что уж на этот-то раз эта ошибка инженера отснимет хотя бы метр пленки.

Щас! В лучшем случае пожужжит чуток, а счетчик метража как был на нуле, так и есть. Я показываю Дюше общеизвестный «народный» знак, ничего общего не имеющий с водолазными сигналами, и мы грустно идем на берег. Там я, не снимая «гидру» (слишком долго), сажусь на раскаленный на солнце камень (как вариант - на раскаленный на солнце песок), друг Дюша с головой накрывает меня заранее заготовленным спальником, и в полной темноте, чтоб не дай Бог! не засветить кинопленку, обильно обли