Исследования немецких ученых

Das höchste ist das Verständlichste -Nächste, das Unentbehrlichste.durch Unbekanntschaft mit uns- Entwöhnung von uns selbsthier eine Unbegreiflichkeit,selbst unbegreiflich ist.

Ф. Гердер в одном из своих произведений «О духе иудейской поэзии» дает образцы древнееврейской загадки и приходит к следующему выводу: «Довольно о загадках. Ясно ли нам их предназначение? Оно в том, чтобы собрать воедино схожие стороны предметов и объединить их под моральным и художественным углом зрения. Все народы без исключения на первой стадии их развития не оставались равнодушными к загадкам; этим объясняется и любовь к загадкам детей. Остроумие загадки, ее способность подмечать, наконец, ее поэтичность выражаются в отдельных деталях и составных частях самым элементарным образом. Награда, которой удостаивается в своем кругу как рассказчик, так и слушатель каждой хорошей загадки, является одновременно призом за борьбу и венком победителя. Я считаю, что если бы мы вместо пространных описаний «народного духа» обладали образцами еще только пробующего себя остроумия, наивной шутки, мы смогли бы понять пути развития духовности народов. Ведь каждая народность в древности имела свой путь в поиске общего среди многочисленных идей. К сожалению, нам доступны лишь немногие из них, т.к. как раз эти явления принадлежат к святыням языка. Они не только трудны для понимания, но и практически непереводимы" [10, 357]. Достаточно взглянуть на библиографию загадок Арчера Тейлора, чтобы понять - «народы на первой стадии их развития» знали и ценили загадки [45, 26]. С начала 20-го века в научных этнологических журналах можно найти большие и маленькие собрания загадок, записанные в различных африканских экспедициях. «Журнал американского фольклора» издал большое число индейских и эскимосских загадок. В английской, нидерландской и русской литературе имеются материалы, комментирующие восточно-азиатские загадки. Народная смекалка и поэтическое наполнение улавливаются даже в этих «примитивных» образцах. Возьмем, к примеру, опубликованную в 1932 году загадку пигмеев Конго о заходящем солнце: «Die Schildkröte verkriecht sich unter einer Weibermütze und alle Leute sehen es».

Еще Гердер приписывал загадки к «святыням каждого отдельного языка». Из ведических книг древней Индии известны «ритуальные загадки», используемые священниками в ритуалах жертвоприношения. Многие средневековые загадки происходят из области религиозных толкований раннего христианства. Романтики возводили загадку к древнейшим мифическим и культовым сферам. Андре Жолле также видит связь между загадкой и мифом, оба они вышли из «Знания»: «Миф есть ответ, в котором содержится вопрос; загадка есть вопрос, требующий ответа» [37, 58]. Мотив «предзнания» наводит на мысль об избранности тех, для кого и предназначался текст загадки. Таким образом, загадка - это ключ к посвящению. Однако подобные спекуляции имеют мало общего с собственно текстом. В своем исследовании «Народная загадка» Фридрих Панцер критикует подобные «судорожные заумные» теории [41, 75].

Эрих Пойкерт в своих исследованиях пытается перенести мысли Жолле на конкретные этнологические реалии. Для него в центре по прежнему остается союз избранных, которых загадка посвящает в смысл мира и этого союза. При этом таинственный язык загадки лежит в сфере магии. Таким образом Пойкерт отождествляет «язык загадки» с «волшебством» или «магическим образом мысли» [44, 3-11]. При всем этом загадка вот уже многие века тестирует человеческий ум, рациональность его мышления и смекалку.

Если же рассматривать «образный язык загадки» в связке с человеческой речью, сущность этого жанра становится яснее. Образность является одним из основополагающих феноменов каждого языка. Язык повседневного общения давно утратил образный характер, язык поэтический, наоборот, культивирует его. Йохан Хейзинга пишет: «Он вкладывает в них (в эти образы) тайну, так что каждый образ дает ответ на загадку» [25, 134]. Основное для голландского ученого понятие игры относится к поэтическому языку в целом, покуда происходит процесс превращения понятий в образы. Поэтический жанр загадки ограничивает игру рамками одного феномена или вещи, затемняя образ, как об этом свидетельствует древневерхненемецкое слово «tunkal» - загадка. Стилистические средства, применяющиеся при этом, перечислил в своей работе Петч [42, 45]. Эти порой закостеневшие старинные языковые формы, характерные для загадки, он определил как «простые формы», что более правомерно, чем часто цитируемая «диалектика вопроса и ответа».

По поводу сущности загадки высказывали мысли еще античные философы. Аристотель говорит о ней в связи с метафорой. Все загадочное, по его мнению, она уже содержит в себе. Загадка соединяет несоединимое и все же говорит о настоящем. Клеарх, ученик Аристотеля, в своем труде о пословицах говорит о диалоге-загадке, сопутствующем дружескому обеду: «Исчезновение грифов не так далеко от философии, как принято считать, древние именно по этому распознавали образованного человека. Ведь именно подобные вопросы они задавали на пирах..» Коснемся средневековых определений загадки и приведем два из них. У Матеуса фон Вендоме (около 1200 года) мы находим: «Aenigma est sententiarum obscuritas quodam verborum involucro occultata». Итальянец Гиральди (в книге «Aenigmatographia» Ройснера) пишет: «Aenigma vocabulum est Graecum, et obscurum involutumque sermonem significat». Оба определения практически идентичны с языковой точки зрения и, видимо, передают заключительные выводы философов. Поэты барокко видят в «загадочной рифме» полновесный стихотворный жанр, чью уникальность охарактеризовал Шоттель. О поэтической силе воздействия загадки написал Гете в своей элегии «Алексис и Дора»:

So legt der Dichter ein Rätsel,ünstlich, mit Worten verschränkt, oft der Versammlung ins Ohr;freuet die seltne, der zierlichen Bilder Verknüpfung, noch fehlet das Wort, das die Bedeutung verwahrt.es endlich entdeckt, dann heitert sich jedes Gemüth auf, erblickt im Gedicht doppelt erfreulichen Sinn.

В литературных и народных загадках с древних времен был заключен короткий вопрос или поэтически оформленное изречение. Кому принадлежит право первородства, исторически доказать нельзя. Стилистические средства обеих форм загадки различны. Загадка-изречение предъявляет более высокие претензии к внешнему оформлению. Первое исследование видов и стилистических средств загадки предпринял Р. Петч в своих «Новых статьях…» 1899 года. Для начала он выделил «ненастоящие» загадки (Weisheitsproben, Halslösungsrätsel, Scherzfragen). Можно поспорить, являются ли «настоящими» загадками только поэтически оформленные тексты. Некоторые различия, сформулированные Петчем, четко разграничивают виды загадок. Например, они показывают, что «задачки на мудрость» (Weisheitsfragen, а зачастую это простые вопросы) восходят к загадкам-вопросам. Группа загадок «без решения», которые часто спасают жизнь герою сказания или мифа, так называемые Halslösungsrätsel (также называемые Halsrätsel). Этот тип можно причислить к загадкам-рассказам, так как сама загадка включается в рассказ приговоренного или преступника. Самой распространенной является загадка об Ило, которую осужденная на смерть женщина предлагает своим судьям и которую они не могут разгадать:

„Auf Ilo geh ich, auf Ilo steh ich,Ilo bin ic hübsch und fein.meine Herren, was soll das sein?“

(Женщина носит обувь, сделанную из меха ее собаки Ило).

По Панцеру «настоящие» загадки должны иметь решение. Таким образом Halslösungsrätsel он относит к «псевдозагадкам», то же самое касается и вопросов-шуток (Scherzfragen). На подобные вопросы, созданные только шутки ради, существует множество ответов. Например: «Wohin ging Jakob, als er 13 Jahre alt war? ins dreizehnte!»

Загадка-стихотворение (Rätselspruch) как малая поэтическая форма по Петчу является «истинной» загадкой. Сравнение загадки Шиллера о корабле с ее мекленбургским вариантом отражает принципиальные стилистические отличия между авторской (Kunsträtsel) и народной загадкой (Volksrätsel).

Петч выделяет отдельные методы и способы «загадывания»: описание и именование предмета или явления, персонификация, противоречивые и неоднозначные высказывания, языкотворческие метафоры и звуковые формы. В качестве эстетических средств ученый называет аллитерацию, ассонанс и конечную рифму.