Основные аспекты теории речевых актов, существенные для исследования речевого акта обращения

 

Лингвистическая наука последнего десятилетия характеризуется ярко выраженным интересом к исследованию механизмов функционирования языка в речи, в особенности, к факторам, обуславливающим выбор вариантов выражения коммуникативного намерения, к условиям, детерминирующим “прочтение” коммуникативной цели высказывания. Язык существует не сам по себе, а лишь в сочетании с индивидуальным организмом конкретного высказывания, конкретного речевого выступления. Только через высказывание язык соприкасается с общением, проникается с его живыми силами, становится реальностью. Условия речевого общения, его форма, способы дифференциации определяются социально-экономическими предпосылками эпохи. Высказывание является выражением ценностной установки личности, оно обладает особым прагматическим смыслом. [Бахтин М.М., 1983: 15].

Данная проблематика составляет предмет выделившегося в последнее время направления лингвистики - лингвистической прагматики. Прагматика является составным компонентом семантики, которая делиться на семантику, синтактику и прагматику. Сам термин “прагматика" означает отношение языкового знака с его пользователем. Другими словами, в прагматике исследовательский фокус направлен на выявление взаимоотношения “человек и его речевое поведение" [Карпушкина Е.Е., 1991: 46].

Наиболее разработан понятийный аппарат подобного анализа в одном из направлений лингвистической грамматики - теории речевых актов, в которой предпринималась попытка взглянуть на речь и язык через призму действий носителя языка. Словосочетание “теория речевых актов" употребляется в широком и узком смысле. В первом случае оно обозначает любой комплекс идей, направленных на объяснение речевой деятельности, и является синонимом “теории речевой деятельности”. Во втором случае оно выступает как название одной конкретной теории, получившей широкое распространение за рубежом.

Теория речевых актов основывается на представлении о языке как деятельности, как разновидности целенаправленного межличностного поведения, протекающего в вербальной форме и направленного на удовлетворение социальных потребностей [Остин Дж., 1986: 22-31]. Единицей коммуникативной деятельности выступает речевой акт, минимальной формой которого служит высказывание, произнесенное с определенной иллокутивной силой, реализующей некоторое коммуникативное намерение говорящего: выразить просьбу, сомнение, дать совет, обещание, сделать предложение, запросить информацию и т.п. Речевой акт понимается как способ осуществления целенаправленных действий с помощью языковых средств в процессе речепроизводства, и это позволяет при описании единичного речевого действия искать объяснения языковым явлениям во взаимосвязи лингвистических и экстралингвистических факторов, использовать достижения других областей наук, связанных с человеком: социологией, психологией, психолингвистикой и других.

И, хотя теория речевых актов не лишена недостатков (абсолютизация речевого акта, невключение его в более сложные виды общественной деятельности, отсутствие долгосрочных, доминантных установок, отсутствие учета обстоятельств реальной ситуации общения), она оказала положительное влияние на развитие современной лингвистики в целом [Артюнова Н.Д., 1994: 5]. Важно отметить, что основатели теории речевых актов не давали точного определения речевого акта, хотя основные различительные признаки речевого акта обсуждались в работах Дж. Остина, Дж. Серля [Остин Дж., Слово как действие, 1986: 22-31,. Серль, Дж., Теории речевых актов, 1998: 18-48] Теория речевых актов связана в первую очередь с именем философа Оксфордской школы Дж. Остина, который впервые привлек внимание к тому, что высказывания могут представлять собой совершение многих речевых действий помимо простого сообщения информации: просьба, совет, вопрос, предупреждение и т.п., и являются при этом речевыми актами. Речевой акт при этом рассматривается как некий квант речи, соединяющий единичное намерение, завершенный минимальный отрезок речи и достигаемый результат. В речевых актах используются предложения, но сами они не должны смешиваться с предложениями [Остин Дж., 1985: 34].

Разграничиваются прямые и непрямые речевые акты, прямая и переносная значимости действия. “Так поздоровавшись с кем-то, мы кроме прочего еще и информируем свидетелей о своем знакомстве с адресатом" [Демьянков В.З., 1995: 286].

Теория речевых актов в лингвистическом описании находится на стыке семантики и прагматики: значение высказывания в абстракции от факторов говорящего, слушающего и остальных параметров коммуникации относятся в теории речевых актов к области семантики; значение же высказывания как “конституанта" речевого акта лежит в плоскости прагматики [Searle J., 1976: 7].

Теория речевых актов рассматривает речевое общение как одну из разновидностей целенаправленного поведения, подчиняющуюся определенным правилам. Единый речевой акт представляется в теории речевых актов как трехуровневое образование, включающее три вида действий: локутивное, иллокутивное и перлокутивное. Речевой акт в отношении к используемым в его ходе языковым средствам выступает как локутивный акт, то есть совершение действия произнесения чего - либо. То есть локутивный акт - акт говорения вообще, имеющий отношение скорее к дикции, произношению.

Речевой акт в его отношении к манифестируемой цели, к ряду условий его осуществления выступает как иллокутивный акт, совершение действия в процессе произнесения чего-либо. Иллокутивные акты - это различные типы речевых высказываний (вопрос, ответ, уверение, угроза и т.д.), в которых реализуются коммуникативные намерения говорящего. В них высказывания в процессе речи приобретают разные функции, которые Дж. Остин назвал иллокутивными силами [Austin J. L., 1963: 43]. Позднее был предложен другой подход к объяснению понятия “иллокутивный акт”. Таким образом, разграничивают иллокутивный акт и пропозициональное содержание иллокутивного акта, включающее акт референции, т.е. привлечение в зону рассмотрения определенных объектов, и акт предикации, т.е. приписывание свойств этим объектам. С семантической точки зрения, предложение имеет две (не обязательно отдельные) части и содержит пропозициональный показатель и показатель иллокутивной силы. Показатель иллокутивной силы позволяет судить, как следует воспринимать данную пропозицию, то есть какую иллокутивную функцию имеет данное высказывание [Серль Дж.Р., 1986: 170 - 195].

Таким образом, каждый речевой акт относится к тому или иному типу в соответствии с его иллокутивной функцией [Падучева Е.В., 2001: 24].

Кроме локутивных и иллокутивных актов, Дж. Остин выделил еще один акт - перлокутивный. Это результат или эффект, который достигается посредством речевого воздействия.

Условно это можно представить на следующем примере:

We might not be in this trouble if you 'd told me everything up in front.

Сообщая другу, что они попали в беду из-за того, что он не сказал что-то раньше (локуция), говорящий может также упрекнуть (иллокуция), и в то же время заставить его испытать чувство вины, угрызения совести (перлокуция). В отличие от иллокутивного акта, который является действием и осуществляется в процессе говорения (in saying), перлокутивный акт является воздействием и осуществляется посредством говорения (by saying) [Austin J. L., 1965: 89].

Уточним, что иллокуция - это то или иное коммуникативное намерение. На основе этого понятия строятся различные классификации речевых актов. Классификации речевых актов этого типа во многом определяются интуицией исследователя, поэтому количество и характер речевых актов варьируются. В данной работе не делается попытка составить какую-то особую классификацию, так как мы анализируем не всю систему речевых актов в английском и русском языках, а рассматриваем отдельный тип (обращение), который выделяют не все ученые.

Данная проблема решается различными учёными по-разному. В трудах учёных-основателей теории речевых актов не обнаруживается целенаправленного рассмотрения обращения, а только косвенно уделяется внимание этой языковой единице: законодатели этой теории не относят обращение к отдельному речевому акту. Вернее, они вообще не поднимают данного вопроса, но, несмотря на это, включают его в состав других речевых актов, например, информативов и перформативов, где обращение является средством, с помощью которого указывается адресат [Хельбиг Г., 1978: 254]. Кроме того, предлагается классификация обращений, согласно которой различают описательные, неопределённые, атрибутивные, коллективные и скрытые обращения [Хельбиг.Г., 1986: 296-301].

Однако речеактовая интерпретация обращения тоже создаёт для её сторонников немало трудностей. Речевой акт, как было сказано выше, предполагает выражение определённой иллокуции и пропозиционального содержания, т.е. акта референции и акта предикации [Серль Дж.Р., 1986: 7-20]. Обращению же в его базисной (вокативной) функции пропозициональная функция не свойственна. К тому же, классические версии речевого акта касаются не столько его функционирования в коммуникативно-прагматическом контексте, сколько его внутреннего строения. В классической теории речевых актов строится модель только говорящего. Учитываются лишь его интенции, описываются правила успешности только коммуникативных действий говорящего.

Не случайно внимание прагматически мыслящих исследователей обращения теперь стало сосредоточиваться на трактовке своего объекта:

а) как особого речевого хода в составе социокоммуникативного взаимодействия, интеракции (в рамках конверсационного анализа), б) как одного из конституентов дискурса, представляющего собой многоаспектное социально-коммуникативное событие (в рамках различных направлений анализа дискурса и теории текста).

В итоге обращение включается теперь в широкий контекст языкового общения, которое происходит не в абстрактном, статическом пространстве между абстрактными коммуникантами вне времени и пространства. В полную меру обращение начинает звучать в актуальном мире конкретного этнокультурного и социального сообщества людей, в общении конкретных личностей с определёнными интересами, целями, намерениями, привычками и навыками взаимодействия с другими людьми с учётом конкретного времени и конкретного пространства [Сусов И.П., 1986: 4-18]. Тем самым обращение становится конституентом дискурса, в котором от участника к участнику передаётся не только фактическая информация о положении дел, но и сам текст приобретает экспрессивную окраску, особенно заметную в вокативных его фрагментах [Beaugrande de R., 1997: 35]. Получает более полное освещение вопрос о реальном наборе функций у обращения как фрагмента дискурса. Таким образом, если исходить из функционального назначения обращения в речи, то его следует определить как фактическое средство языка, служащее, главным образом, для установления контакта с собеседником с целью воздействия на него в плане восприятия информации.

Дж.Л. Остин, задавясь вопросом о том, “в каких смыслах говорение может считаться совершением действия”, и, рассуждая об условиях, необходимых для осуществления полноценного речевого акта, пишет: “сказать нечто всегда означает:

· осуществить акт произнесения определенных звуков (“фонетический” акт), где произнесенное - это фон;

· осуществить акт его произнесения определенных вокабул, или слов, т.е. звуковых сочетаний определенных типов, принадлежащих данному словарю и выступающих именно как таковые в составе определенной конструкции, то есть в соответствии с определённой грамматикой…, с определённой интонацией и т.п. Этот акт мы можем назвать “фактическим”, а получающееся в результате высказывание − “фемой” [Кобозева И.М., 1986: 82-83].

Таким образом, "фактический акт" − это еще не акт говорения, а одно из условий для нормальной реализации локутивного акта.

Как уже было отмечено выше, обращение является элементом фактического общения, но необходимо отметить, что далеко не единственным. Кроме рассматриваемой единицы, этот ряд может быть пополнен такими элементами фактического общения, как приветствие, прощание, извинение, благодарность и другими. Дж.Л. Остин предложил первую классификацию этикетно-речевых актов, согласно которой он выделил их в 5 классов и дал им следующие названия:

· вердиктивы,

· экзерситивы,

· комиссивы,

· бехабитивы,

· экспозитивы.

Среди этих классов нас более всего интересует класс бехабитивов − “очень смешанная группа, связанная с общественным поведением и взаимоотношениями людей" [Остин Дж., 1986: 119]. Приводя примеры бехабитивов, учёный выделяет извинения, поздравления, благодарности, соболезнования, пожелания, приветствия. Как видно из вышеизложенного, обращения совсем не упоминаются Остином.

В свою очередь Дж. Сёрль приветствия называет “простым видом речевого акта”, аргументируя это следующим: “В высказывании Hello! Привет! нет пропозиционального содержания, и оно не связано условием искренности. Подготовительное условие состоит в том, непосредственно перед началом говорения должна произойти встреча говорящего со слушающим, а существенное условие состоит в том, что произнесение данного высказывания свидетельствует об учтивом признании слушающего говорящим" [Серль Дж.Р., 1986: 170].

Доротея Франк, анализируя недостатки теории речевых актов и объясняя, почему она не вполне подходит для построения прагматической теории вербального общения, заявляет о том, что “в особенности теория речевых актов пренебрегает теми “актами”, которые связаны с “организационными" аспектами взаимодействия”. Исследователь в качестве примера приводит достаточно частый случай использования “минимальных реплик” − “коротких высказываний слушающего коммуниканта, которые не прерывают речь говорящего и … выражают интерес продолжать слушание, … выполняют множество других локально релевантных задач" [Франк Д., 1986: 364]. На наш взгляд, указанные автором ’’минимальные реплики’’ относятся к области фактической коммуникации и являются единицами фактического общения, которое предполагает взаимодействие участников диалога, т.е. фактические единицы характеризуются, подчёркнуто двусторонней направленностью, чего не достаёт теории речевых актов, сосредоточенной, главным образом, на речевой деятельности говорящего.

Д. Франк особенно акцентирует невозможность “применить ярлыки теории речевых актов к естественному речевому общению”, поскольку “эти типы могут не покрывать всех важнейших коммуникативных функций данного высказывания” [Франк Д., 1985: 365].

Таким образом, суммируя вышесказанное, можно придти к заключению, что создатели теории речевых актов не рассматривали исследуемую языковую

единицу с позиций речевого акта и лишь косвенно затрагивали её в своих научных изысканиях. Эту точку зрения можно условно назвать мнением “против”.

C другой стороны, учёными конца XX века предпринимались неоднократные попытки назвать обращение самостоятельным речевым актом (Wunderlich 1976; Войтович 1988; Минина 2000).

Впервые, как отдельный коммуникативный тип высказывания, обращение было рассмотрено Д. Вундерлихом. Он поставил его в один ряд с директивом, комиссивом, декларативом и др. на том основания, что обращение обладает своей особой функцией - привлечь внимание адресата. Причем Д. Вундерлих считает именно обращение, наряду с директивом, первичным речевым актом, так как такое высказывание управляет вниманием коммуникантов [Wunderlich D., 1976: 77]. По мнению Л.П. Рыжовой, в адресации, как и в любом другом действии, можно выделить локутивный (произнесение обращения), иллокутивный (намерение говорящего установить контакт, охарактеризовать адресата и т.д.) и перлокутивный акты (воздействие на адресата) [Рыжова Л.П., 1982: 9]. То есть, обращение удовлетворяет определению речевого акта, как целенаправленного речевого действия, совершаемого в соответствии с принципами и правилами речевого поведения, принятыми в данном обществе [Лингв. энцикл. словарь, 1990: 412], обладает иллокутивной силой и способно воздействовать на сознание адресата, вызывая определенный перлокутивный эффект [Рыжова Л.П., 1982: 9]. Таким образом, обращение, как самостоятельный речевой акт, включает в себя три составляющих: иллокутивный, локутивный и перлокутивный акты.

Рассматривая обращения как функционально-прагматическое поле, объединяющее разнородные языковые единицы на основе функциональной общности − инвариантной функции и идентификации адресата речи, О.Г. Минина также определяет обращение как самостоятельный речевой акт, обладающий собственными иллокутивными силами и перлокутивным эффектом [Минина О.Г., 2000: 5]. Кроме того, согласно мнению исследователя, речевой акт обращения включает в себя иллокутивные акты в соответствии с коммуникативными функциями обращения в речи. Начальным этапом всякого речевого акта является интенция говорящего, желание сообщить адресату нечто и тем самым воздействовать на него определенным образом [Leech G. N., 1983: 58-60]. В речевом акте без импликатуры иллокутивная сила определяется семантической функцией обращения в речи, исходя из функционального критерия. Основываясь на эмпирическом анализе материала, автор выделяет следующие иллокутивные акты обращения:

· номинативный (интенция говорящего − назвать адресата речи)

· вокативный (интенция − привлечь внимание адресата)

· социально-регулятивный или этикетный (интенция − отразить статусно-ролевое соотношение коммуникантов и вежливо оформить речь)

· оценочно-характеризующий (интенция − охарактеризовать адресата и выразить отношение к нему говорящего)

· дейктический (интенция − указать на адресата).

Каждый их этих иллокутивных актов обращения ориентирован на определенный перлокутивный эффект:

· вокативный − внимание адресата,

· социально-регулятивный − на формирование у адресата пресуппозиции о статусно-ролевом соотношении коммуникантов, о признании или непризнании говорящим этого соотношения,

· оценочно-характеризующий − на формирование пресуппозиции адресата, касающейся отношения к нему говорящего и собственной самооценки,

· дейктический − на указание адресату речи, что он является получателем сообщения.

Аналогичный перлокутивный эффект имеет, по мнению исследователя, и номинативный акт обращения. Идентифицирующая функция обращения не формирует отдельного иллокутивного акта, так как является инвариантной для всех обращений и служит основным критерием отграничения его от других единиц [Минина О.Г., 2000: 45].

На основе пресуппозиции говорящего строится локутивный акт обращения, которому сообщается определенная иллокутивная сила, выраженная в пропозициональном содержании высказывания. Однако автор полагает, что наряду с пропозициональным содержанием, речевой акт обращения может включать импликатуру, другими словами обращение способно приобретать дополнительное прагматическое значение, появление которого обусловлено нарушением нормативности употребления обращения или влиянием контекста.

Целью использования импликатуры является:

а) стремление говорящего косвенным путем выразить свое отношение к адресату;

б) изменить его пресуппозицию;

в) выразить эмоцию, вопрос или директив.

Если высказывание не содержит импликатуры, иллокутивная сила эксплицитна, легко выводится из пропозиции и не нуждается в интерпретации.

Вслед за порождением речевого акта обращения следует процесс его восприятия и обработки адресатом. Очевидно, что он происходит в соответствии с пресуппозицией последнего. Как заметил еще Дж. Лич и отразил в своей схеме, процесс понимания осуществляется в “обратной последовательности” - от физического восприятия речи к пониманию пропозиционального содержания и далее к интерпретации иллокутивной силы. Если пресуппозиции говорящего и адресата совпадают, можно, очевидно, говорить об адекватности понимания. В таких случаях адресат правильно интерпретирует интенцию говорящего [Leech G. N., 1983: 58-60]. Если пресуппозиция говорящего не совпадает с пресуппозицией адресата в каком-либо из своих компонентов, возможны два варианта восприятия обращения адресатом:

а) несоотнесение обращения с собой и, как следствие, отсутствие всякой реакции на него;

б) оценка обращения как неадекватного ситуации, неверного:

Jekyll: Goodnight, Charles.

- Charles: Goodnight. (He is making to go) - Jekyll: Goodnight, sir. (Charles looks back to Jekyll) - Charles: Pardon? - Jekyll: Do you not say "goodnight sir"? - Charles: (quizzically) Goodnight, sir. (He goes out). [SC, 56]

Этот диалог интересен тем, что с одной стороны ярко демонстрирует неестественность использования обращения sir, характерного для социальной дистанции, в семейном кругу. Чарльз воспринимает это как игру, шутку дяди, на что указывают ремарки - quizzically.

Причиной нарушения языковой нормы может служить необразованность говорящего, или его принадлежность к другому языковому сообществу. Как следует из контекста проанализированных произведений, адресат спокойно воспринимает такое нарушение языковой нормы, делая поправку на необразованность или национальность говорящего. Чаще всего он не обращает внимания на особенности речи собеседника.

При нарушении коммуникативно-прагматической нормы реакция часто более разнообразна: непонимание, возмущение, изменение отношения к говорящему и т.д. Зная же, что говорящий не иностранец и принадлежит к тому же социальному и культурному слою населения и разделяет с адресатом языковые и коммуникативно-прагматические нормы употребления обращения, адресат начинает искать объяснение ненормативности обращения и выводить скрытый смысл, то есть импликатуру [Минина О.Г., 2000: 135-137].

Doolittle (remonstraiting): Now, now, Enry Iggins! Have some consideration for my feelings as a middle class man [P, 135].

В приведенном примере обращение использовано ненормативно: на социальной дистанции по отношению к вышестоящему по социальному положению уместнее была бы официальная форма “sir”. Определить иллокутивную силу обращения можно лишь опираясь на имплицитный лингвистический макроконтекст, из которого следует, что Дулиттл считает себя равным Хиггинсу по статусу.

По реакции адресата говорящий может судить о перлокутивном эффекте обращения и успешности речевого акта обращения в целом. Таким образом, перлокутивный эффект и внешняя реакция адресата, по которой можно о нем судить, является последним блоком модели прямого речевого акта обращения, которая включает в себя: пресуппозицию говорящего, интенцию адресанта, определяющую иллокутивную силу речевого акта обращения, пропозициональное содержание, пресуппозицию адресанта, перлокутивный эффект. В реальной речи, по утверждению исследователя, многие из выделенных компонентов и процессов присутствуют имплицитно и позволяют судить о себе лишь по косвенным проявлениям (ремаркам, реакции адресата и т.д.) или исходя из общей логики человеческого мышления. Это связано с тем, что речевой акт обращения без импликатуры достаточно прост и не нуждается в интерпретации (иллокутивная сила выводится из пропозиции). При появлении импликатуры начинается анализ смысла речевого акта и механизмов его кодирования и дешифровки. Усложняется как сам речевой акт, приобретающий второй имплицитный смысловой план, так и процессы сообщения ему иллокутивных сил и их интерпретация адресатом. Поэтому для того, чтобы анализ данных процессов имел логику и последовательность, необходима схема анализа, функцию которой и выполняет модель речевого акта обращения.

В процессе исследования были выявлены речевые акты обращения с контекстуально обусловленным, имплицитным значением, несовпадающим с их буквальным лексическим, например:

Higgins (wondering at her): You damned impudent slut, you! But it’s better, than sniveling, better than fetching slippers and finding spectacles, isn’t it? /Rising/ By George. Eliza, I said I’d make a woman of you, and like this. [P, 150].

В данном примере обращение damned impudent slut противоположно смыслу речи в целом, главная мысль которой сформулирована в высказывании: I like you like this. Влияние контекста в данном случае выражается в приобретении обращением имплицитного значения удивленного одобрения. Называть такие примеры косвенными речевыми актами обращения, очевидно, нецелесообразно, поскольку, согласно взглядам Дж.Р. Серля [Searle, 1969: 76] и его последователей [Поспелова, 1988; 141-150], название косвенному речевому акту дается по его имплицитной иллокутивной силе, а не пропозициональному содержанию (например, Can you open the door? - косвенный директив, имеющий форму вопроса). Имплицитным чаще всего является не речевой акт обращения, а дополнительные оттенки его значения - выразить актипатию, симпатию, уколоть, обидеть, подчеркнуть превосходство или выразить эмоцию. О характере передаваемой эмоции можно судить по ремаркам автора и контексту употребления:

Robert (shocked): Olwen! /DC, 49/.

Paul (happily): Rosemary! /EsP, 12-13/.

Данные обращения по функции сходны с междометиями, так как выражают эмоции говорящего, не называя их. Но, в отличие от названий сверхъестественных сущностей (Lord! Heaven!), которые также по функции сходны с междометиями, они не безадресные, так как называют адресата и адресуют ему соответствующую эмоцию. Поэтому можно очевидно считать, что данные обращения выполняют функцию передачи эмоции и приобретают прагматическое значение отношения к адресату за счет интонации и контекста. Можно также вслед за Дж.Р. Серлем считать данные обращения косвенными экспрессивами, выражающими эмоции говорящего посредством другого речевого акта - обращения [Searle, 1969: 65]. Поэтому предпочтительно использовать термин "речевой акт обращения с импликатурой".

Появление у обращения импликатуры связано с нарушением говорящим языковых или коммуникативно-прагматических норм и, следовательно, ожиданий адресата. С появлением импликатуры модель речевого акта обращения усложняется: наряду с иллокутивными силами, характерными для прямого речевого акта, и обусловленными основными функциями обращения - вокативной, социально-регулятивной, оценочно-характеризующей, дейктической, - у обращения с импликатурой появляются дополнительные иллокутивные силы: уколоть адресата, унизить, выразить неодобрение, негативное отношение или, наоборот, симпатию, поддержку, пошутить и т.д.

Как справедливо заметила Н.Д. Арутюнова, большое значение имеет сам факт выбора говорящим речевого акта с импликатурой, когда в его распоряжении имеются прямые акты с эксплицитным значением. По ее мнению, это происходит в том случае, когда:

А) говорящий избегает прямо формулировать свои желания, осуществление которых может затруднить собеседника;

Б) говорящий решает предосудительную коммуникативную задачу [Арутюнова, 1984: 65-78].

Для обращения эти положения следует сформулировать несколько иначе. Говорящий выбирает речевой акт с импликатурой в том случае, если:

1) он стремится изменить прессуппозицию адресата и не имеет возможности сделать это прямым путем:

а) из-за неуместности прямого речевого акта.

б) из-за нежелания идти на конфликт с адресатом, но, в то же время, необходимости довести до последнего свое нерасположение, неодобрение.

в) из-за предосудительности решаемой коммуникативной задачи и желания ее завуалировать. Особым является случай, когда обращение и контекст создают у адресата противоположные прессупозиции. Цель такого речевого акта обращения заключается в том, чтобы взаимно нейтрализовать, смягчить эффект друг друга: завуалировать более резкий и грубый контекст обращением или, наоборот, отрицательно окрашенное обращение более мягким контекстом. Такое обращение может использоваться говорящим сознательно, с целью завуалировать истинный смысл высказывания, или неосознанно. Последний случай отражает, вероятно, противоречивость человеческой натуры в целом, частое наличие у него амбивалентных чувств.

2) Говорящий использует обращение как средство для игры, шутки.

Billy: This is more, than a town - it's a whole country. (He is getting excited). I'm supposed to be Secretary - or something.

Liz (with mock obedience): - Yes, sir! [BL, 322-323].

В данном случае интерпретировать обращение “sir” как игру, шутку позволяет левый эксплицитно выраженный микроконтекст - with mock obedience - и макроконтекст (реплика Билли), описывающий ситуацию игры, фантазии. Мотивы в данном случае могут быть также различны:

а) самому получить интеллектуальное удовольствие от игры;

б) под маской игры, шутки создать нужную ситуацию или пресуппозицию адресата.

Необходимо также отметить тот факт, что импликатуры обогащают язык, превращая его в искусство, и предлагают говорящему множество языковых средств для выражения одной и той же мысли. С другой стороны, они способствуют экономичности языка, позволяя в одном речевом акте обращения передать несколько различных значений, сделать это кратко и, в то же время, достаточно полно. Кроме того, общение на уровне импликатур - это более престижный вид вербального общения, широко используемый среди образованной части населения, поскольку для понимания многих импликатур адресат должен располагать соответствующим уровнем интеллектуального развития [Богданов, 1990: 21]. В следующем примере для интерпретации обращения необходим экстралингвистический контекст, поскольку значение имени Bolton Wanderer как льстец не раскрывается лингвистическим контекстом произведения:

Rita (pushing Billy away as his hand creeps round her back): Hey, Bolton Wanderer! Keep your mucky hands to yourself [BL, 283].

У обращений с импликатурой иногда появляется третья иллокутивная сила - завуалировать истинный смысл высказывания. И четвертая иллокутивная сила - достичь отсроченного перлокутивного эффекта, решить сверхзадачу [Арутюнова, 1984: 65-78]. Отсроченные цели преследуются говорящим не всегда и потому данная иллокутивная сила присутствует в речевом акте факультативно.

Таким образом, в речевом акте с импликатурой можно выделить четыре вида интенций:

I) соответствующая основным сематическим функциям обращения в речи: назвать адресата, привлечь его внимание, этикетно оформить высказывание, охарактеризовать адресата, указать на него:

II) косвенным путем выразить отношение к собеседнику, пошутить, уколоть и т.д., тем самым, изменить его пресупозицию или создать новую игровую ситуацию общения;

III) завуалировать истинный смысл высказывания;

IV) достичь отсроченного перлокутивного эффекта.

Представляется, что пресуппозиция говорящего и адресата при порождении и интерпретации речевого акта с импликатурой не отличается от пресуппозиции коммуникантов при речевом акте, так как общий фонд знаний, представление о языковой и коммуникативно-прагматической норме, опыт межличностных отношений остается прежним. Однако пресуппозиция в выборе импликатуры приобретает определяющее значение. Исходя из принципа утилитарности языка, его предназначения передавать определенную информацию, адресат при восприятии сообщения исходит из того, что оно изначально осмысленно и используется целенаправленно. Поэтому при нарушении говорящим языковой или коммуникативно-прагматической нормы употребления обращения, адресат начинает искать причину этому, то есть, дополнительное, контекстуально обусловленное значение, вкладываемое говорящим в ненормативное обращение.

При сходных пресуппозициях адресат адекватно интерпретирует импликатуру обращения. При несовпадении пресуппозиций возможны препятствия в понимании и полное невосприятие обращения. То есть, причиной невосприятия обращения может быть разный языковой код, используемый коммуникантам, а также разное представление о нормах поведения и ведения диалога.

Важное значение имеет также различие в оценке ситуации общения, ее официального или неофициального характера, а также в оценке степени близости межличностных отношений и несоответствие смысла обращения реальным характеристикам адресата.

При оценке обращения как неадекватного, адресат может интерпретировать его как ошибку по незнанию (говорящий - иностранец, человек другого социального слоя, ребенок), как непреднамеренную ошибку, оговорку, или как шутку, юмор, игру, фамильярность, стремление обидеть, унизить и т.д.

О перлокутивном эффекте обращения с импликатурой, как правило, можно судить по реакции адресата, которая может выражаться: в переспросе, возмущении, разъяснении, неподдержании стиля общения, заданного говорящим, запрещении использовать данное обращение, намеке на желательность той или иной формы обращения, внутреннем психологическом состоянии, изменении отношения к говорящему, изменении пресуппозиции адресата. По перлокутивному эффекту можно предположить, что глубина интерпретации может быть различной, в зависимости от понимания интенции говорящего. Интересно отметить, что перлокутивный эффект неоднороден и складывается из реакции адресата на интерпретированные им иллокутивные силы.

Представляется важным остановиться еще на одном механизме речевого акта обращения - гипотезе, как системе контроля речевого поведения. Об эвристическом характере процесса понимания и интерпретации писал еще Дж. Лич [Leech G. N., 1983: 41), рассматривая эвристическую стратегию как попытку идентифицировать прагматическую силу высказывания путем выдвижения гипотезы и ее проверки. Однако можно предположить, что выдвижение гипотез актуально не только при интерпретации речевого акта, но и его реализации говорящим. Вкладывая в речевой акт определенную иллокутивную силу, говорящий, несомненно, планирует соответствующий перлокутивный эффект, следовательно, выдвигает гипотезу относительно реакции адресата. Если реальная реакция соответствует ожиданиям, адресат может считать речевой акт успешным, если нет - происходит коррекция его пресуппозиции и изменение стратегии речевого поведения. Данная модель позволяет проследить динамику речевого акта обращения и лучше понять его элементы.

Таким образом, анализ материала показал отсутствие единого подхода к языковой единице обращения как к речевому акту. На наш взгляд, нерассмотрение обращения в рамках теории речевых актов вполне закономерно, поскольку теория речевых актов − это, прежде всего, логико-философское учение, которое ставит своей задачей “сфокусировать внимание на детальном описании внутренней структуры речевого акта − элементарного звена речевого общения”, тем более, что первоначально в качестве основного объекта рассмотрения в этой теории выступали действия, относящиеся к юридической сфере. [Семененко Л.П., 1991: 118] Кроме того, приводимое нами выше мнение Д. Франк подтверждает игнорирование теорией речевых актов динамической природы общения. Следовательно, неправомерно было бы утверждать, что представители теории речевых актов не относят обращение к речевым актам, поскольку они напрямую не касались данной проблемы и не ставили своей целью классифицировать каждую языковую единицу с позиций речевого акта.

В современных же исследованиях постулаты логико-философской теории речевых актов адаптированы к задачам прикладной лингвистики. Так, О.Г. Минина представила обращение самостоятельным речевым актом, разглядев в нём все возможные составляющие стандартного речевого акта.