Тактические приемы и комбинации разоблачения ложных показаний

Задача получения следователем полных и достоверных показаний может считаться решенной лишь при условии, если эти показания получены в процессе допроса, проведенного в точном соответствии с нормами уголовно-процессуального закона. Поэтому тактические приемы допроса должны быть подчинены закону и могут применяться только в соответствии с требованиями уголовно-процессуальных норм.

 Результат допроса зависит, прежде всего, от позиции допрашиваемого - желает ли он говорить правду или намерен утаить ее и придерживаться установки скрыть истинную информацию путем дачи ложных показаний. «Правдивые показания - это такие показания, которые даются с искренним желанием рассказать все, что известно допрашиваемому по делу, и в таком объеме, в каком им в свое время был воспринят тот или иной факт»[119].

Для свидетелей и потерпевших дача правдивых показаний помимо прочего сочетается с необходимостью настойчивого доведения своей позиции до стороны обвинения в случае явно прослеживаемого обвинительного уклона. Если показания действительно сразу оказываются полными и достоверными, то это наиболее благоприятный вариант допроса, но все менее часто встречающийся в наши дни. Но даже в правдивых показаниях сообщаемые сведения могут оказаться недостоверными или неполными по причинам, обусловленным психикой человека. К таким причинам в уголовно-процессуальной литературе относят:

- неполноту восприятия;

- забывание;

- добросовестное заблуждение при восприятии события и дачи показаний;

- «наслоений», образовавшихся в процессе «хранения» воспринятого в памяти;

- незнание того, какая полнота сообщаемых сведений требуется следователю;

- субъективные недостатки восприятия;

- психическое влияние следователя на допрашиваемого, путем постановки наводящих вопросов, угроз, различных обещаний[120].

Ложные показания в форме заблуждения - это объяснения, не соответствующие действительности в случаях добросовестного заблуждения или неверной оценки имеющейся информации, результат понуждения лица дать ложные сведения. Правдивость показаний зависит от того, как у человека протекают процессы восприятия информации, ее воспроизведения, от состояния его памяти.
На процессы восприятия информации влияют следующие субъективные факторы: дефекты органов чувств (глухота, слепота, дальтонизм, близорукость), расстройства нервной системы и другие болезненные состояния, усталость, сильное душевное волнение. «У лиц, находившихся в момент расследуемых событий в напряженном состоянии, восприятие ими происходящего отличалось пониженной категоризацией, искажением сущности событий, иллюзорностью и т. д.»[121].

Поэтому стоящая перед следователем общая задача - получить достоверные и полные показания от допрашиваемых - должна быть решена следующим образом. Если показания правдивые, но оказываются недостоверными или неполными, то необходимо оказать помощь допрашиваемому лицу с целью получения всесторонних и объективных показаний.

Для этого следователю необходимо использовать рекомендуемые в литературе тактические приемы[122].

1. Прием максимальной детализации показаний состоит из системы задаваемых допрашиваемому до­полняющих и уточняющих вопросов, строящихся так, чтобы в ответах он «раскладывал» процесс восприятия и воспринятое событие на «простейшие составляю­щие». Применяется тогда, когда допрашиваемый за­был некоторые детали или заведомо лжет и т.д.

2. Преодоления добросовестного заблуждения, вызванного субъективной оценкой воспринятого об­стоятельства под влиянием убеждений, влечений, интересов, привычек и навыков. При допросе таких свидетелей и (или) потерпевших можно пользоваться следующими приемами: а) при относительном обилии в сообщении потерпевшего и (или) свидетеля оценоч­ных суждений и умозаключений вопросами направлять изложение так, чтобы потерпевший и (или) свидетель освещал фактические основания указанных суждений и умозаключений; б) при наличии обобщенных харак­теристик воспринятых лиц, чередующихся с описанием их внешности, действий, поведения, переоценке соб­ственных действий в пределах воспринятого события направлять изложение с целью сообщения фактиче­ских оснований, характеристик лиц и собственных дей­ствий; в) при выявлении острых эмоциональных пережи­ваний, о которых рассказывает потерпевший и (или) свидетель, объясняющий их возникновение восприня­тым событием, одновременно предлагается сообщить об основаниях сильных эмоциональных реакций на воспринятое.

3. Устранение добросовестного заблуждения, обусловленного преднамеренным внушением. Его можно устранить тем, что; а) детально выяснить, ког­да, с кем, по какому поводу состоялся обмен мнениями о событии, являющемся предметом показаний, какой характер носил такой обмен информацией, какие цели преследовались при этом, какое отношение к вы­ясняемому событию имели те лица, с которыми потер­певший и (или) свидетель обменивался информацией; б) уточнить, какие суждения, высказанные собеседни­ками при обмене информацией, побудили потерпе­вшего и (или) свидетеля более критически осмыслить сообщаемое на основе сопоставления посторонних суждений с фактическим материалом; в) уточняющими вопросами проследить вместе с потерпевшим и (или) свидетелем ход его размышлений о воспринятом собы­тии, постепенно приближая его сообщение к материа­лу, послужившему основой для таких размышлений.

4. Преодоление действия процесса забывания на показаниях потерпевших и (или) свидетелей. Приемы, стимулирующие вспоминание забытого материала, основываются на ассоциативных связях. Различают ас­социативные связи воспринятого и запечатленного в памяти материала: по временной смежности, по сход­ству и контрасту[123]. Например, в припоминании забыто­го большую роль играют ассоциации по смежности. Ус­тановлено, что в памяти человека явления уклады­ваются в определенной связи между собой, поэтому какое-либо забытое обстоятельство может быть вос­становлено при рассмотрении связанных с ним смеж­ных обстоятельств. В данном случае одно удержива­емое в памяти обстоятельство даст по ассоциации тол­чок к восстановлению в памяти другого связанного с ним обстоятельства[124].

5. Приемы, стимулирующие вспоминание по вре­менной смежности исследуемого события, способству­ют выяснению времени, когда оно происходило, и его содержания. Чтобы вспомнить время, место и содержа­ние обстоятельства, с момента восприятия которого прошел некоторый период, выбирается «точка от­счета» в виде объективно или субъективно значимого события, достаточно близкого к искомому. Отталкива­ясь от этой точки, человек последовательно переби­рает в памяти весь ряд событий, прошедших до искомо­го момента, а затем вспоминает и забытое. Прием ока­зывается тем эффективнее, чем короче временной ряд от «точки отсчета» до припоминаемого обстоятельства.

6. Прием ассоциативного выбора, являющийся ва­риантом ассоциативного стимулирования припомина­ния по смежности, используется для уточнения вре­мени, когда происходило выясняемое событие. Прием заключается в том, что допрашивающий предлагает в качестве «точки отсчета» объективно или субъективно значимое событие, время протекания которого хоро­шо известно допрашиваемому. Затем ставят вопрос: «Обстоятельство, о котором Вы рассказываете, было до или после этого?»[125].

7. Приемы стимулирования вспоминания с исполь­зованием ассоциаций по сходству связаны с вторичным восприятием допрашиваемым места, где происходило событие, являющееся предметом его показаний, а так­же объектов (предметов), сходных с воспринятыми в со­ставе этого события. Они используются для сти­мулирования припоминания времени протекания вы­ясняемых обстоятельств, их содержания, признаков воспринятых в его составе объектов, людей, их дей­ствий, речи.

8. Приемы ассоциативного стимулирования вспо­минания по контрасту могут быть использованы для вос­становления в памяти допрашиваемого преимуще­ственно качеств воспринятых в прошлом и забытых объектов, а также некоторых временных отношений по типу «Это было в начале, то — после»[126].

В суде версию о том, что допрашиваемый сообща­ет ложные сведения, можно постро­ить на основе анализа как вербальной (звуковой), так и невербальной (визуальной) информации.

В основе ложных показаний лежит понятие «ложь», под которым понимается намеренное искажение истины, неправда. Искажение истины, то есть представление ее в неправильном виде.

Искажение истины, неправда могут быть вызваны ошибкой восприятия события, заблуждением или недостаточной компетенцией, болезненным состоянием, применением запрещенных тактических приемов допроса, в частности, угрозы, насилия. Наличие у человека каких-либо физических, психических недостатков, в результате которых он не осознает, что лжет, исключает ложность сообщаемых сведений.

Намеренное искажение истины означает, что допрашиваемое лицо сознательно дает объяснения, которые не соответствуют действительности. Ложь или обман - всегда не только умышленное, то есть осознаваемое, но и, намеренное действие.

С позиции психологии ложь - «это действие, которым один человек вводит в заблуждение другого человека, делая это умышленно»[127]. Главными отличительными признаками лжи, по мнению психологов, являются:

1) осознание человеком того, что он лжет;

2) намеренное, умышленное сообщение ложных сведений;

3) наличие у лжеца определенных целей;

4) всегда есть лицо (в нашем исследовании это следователь), которое достоверно не знает об обмане[128].

Ложь, при этом, может быть двух видов:

· активная (умыш­ленное искажение истины),

· пассивная (умолчание о каких-либо фактах).

Мотивы дачи ложных пока­заний возникают под влиянием самых разнообраз­ных факторов: непосредственно нравственные осо­бенности личности, жизненные обстоятельства и межличностные отношения и так далее. Пассивное лжесвидетельство чаще всего связано с нежеланием контактировать с правоохранительными органами, с негативным отношением к ним в целом или не­благоприятной психологической обстановкой на следствии. Так, в средствах массовой информации отмечалось, что каждый год из 10 миллионов свидетелей 2,5 миллиона (25%) в суде отказываются от своих прежних показаний, потому что им угрожает смерть[129]. Это огромная цифра и к ней можно относиться скептически, поскольку официальных сведений, позволяющих с большей или меньшей степенью точности определить количество свидетелей изменивших свои показания в результате угроз со стороны лиц, подозреваемых или обвиняемых в совершении преступлений, их родственников либо других лиц из числа окружения, официальная статистика не содержит. Следует заметить, что при всем критическом отношении к названным цифрам есть основания полагать, что эти цифры в какой-то степени или, во всяком случае, близки к действительности. В юридической литературе отмечалось, что запугивание и угрозы свидетелей и потерпевших стали распространенным явлением. Авторы проводили социологические опросы граждан, результаты которых показали, что 30% из числа опрошенных пояснили, что в случае, если они окажутся свидетелями преступления, то в правоохранительные органы об этом они сообщать не будут, поскольку потеряли веру в способность правоохранительных органов обеспечить эффективную борьбу с преступностью либо не желают выступать в качестве свидетелей, опасаясь мести со стороны преступников[130].

Иногда умолчание о каких-либо фактах связа­но с нежеланием затрагивать интимные стороны жизни, чувством стыда при описании неприличных эпизодов. В таком случае следователь заранее дол­жен сообщить свидетелю о возможности давать показания в письменном виде.

Активная ложь, как правило, является следстви­ем личной заинтересованности свидетеля (желанием выгородить родственника, друга или, наоборот, ухуд­шить положение другого лица из чувства мести, ко­рыстных или иных побуждений; а также скрыть свои собственные неблаговидные поступки), либо опасе­нием за жизнь, здоровье и материальное благополу­чие, возникшем в результате угроз, шантажа или ре­ального физического воздействия; а также подкупа. Выяснение мотива и глубины убеждённости в избран­ной позиции, является отправным моментом при формировании тактики взаимодействия с таким сви­детелем. В своём сознании лжесвидетель постоянно возвращается к событию преступления, взвешивает все «за» и «против», оценивает все эмоциональные и рациональные аргументы. Следователь должен суметь выявить силу убеждённости лица в необходимости дачи ложных показаний. И применяя те или иные приёмы психологического и логического воздей­ствия, он демонстрирует несостоятельность и «невы­годность» противоправной позиции свидетеля, небла­гоприятные перспективы такого отрицательного по­ведения. Этому могут помочь сведения о социальном, семейном положении свидетеля; уровне его автори­тета среди родственников, друзей, коллег; о его цен­ностных ориентациях и жизненных устремлениях. Необходимо также определить уровень интеллекта и грамотности данного субъекта, а также степень вну­шаемости и эмоциональной устойчивости. Надо ска­зать, что как бы свидетель не готовил себя к даче лож­ных показаний, он всегда находится в напряжённом состоянии в связи с ожиданием разоблачения. И здесь очень эффективен именно приём многократного по­вторного допроса с тщательной детализацией пока­заний. Причём, первоначальный допрос необходимо проводить максимально приближенно по време­ни к преступному событию, с тем, чтобы свидетель не успел продумать логическое соответствие вымыш­ленных событий реальным. При этом элементы ис­тины неизбежно будут присутствовать в показаниях, что следователь и должен использовать как нить, за которой потянется необходимость объяснения всех остальных фактов[131].

Итак, позиция свидетеля в уголовном процессе всегда субъективно окрашена и определяется его личностными особенностями, отношением к собы­тию преступления и его последствиям, к личности потерпевшего, подозреваемого (обвиняемого), к следствию, к правоохранительным органам в целом и к конкретному следователю. Поэтому, чтобы пра­вильным образом сориентироваться в ситуации предстоящего взаимодействия и выборе наиболее оптимального способа решения поставленных за­дач, следователь должен сначала выяснить, почему свидетель действует определённым образом, поче­му он может действовать зачастую вопреки своим интересам и интересам правосудия. И в первую оче­редь необходимо изучить его личность[132].

Фактор личности включает в себя широкий спектр особенностей, каждая из которых вносит в конкрет­ную ситуацию свою специфику. К таким особеннос­тям относятся: 1) возраст свидетеля (взрослый чело­век, несовершеннолетний, малолетний, престарелый); 2) физическое и психическое состояние (болезнь, шок, стресс и т. д.); 3) пол участника расследования; 4) со­циальное положение, условия жизни, уровень образо­вания (руководящий работник или человек, который привык подчиняться; обеспеченный человек или ма­лоимущий, «бомж», профессиональные навыки; человек из благополучной или неблагополучной семьи; об­разованный или малограмотный); 5) морально-воле­вой облик, характер, религиозные взгляды, отношение к национальным традициям, уровень правовой грамот­ности; 6) отношение к расследуемому преступлению: свидетели: а) не вовлечённые в событие преступления; б) вовлечённые (фактические подозреваемые, но офи­циально ещё не признанные таковыми; обвиняемые из числа соучастников, чьё дело выделено в отдельное производство); 7) характер социальных связей свиде­теля с потерпевшим и преступником, его родными и знакомыми; 8) способ получения информации о пре­ступлении: а) непосредственное наблюдение, б) заим­ствование от третьих лиц[133].

Эти сведения выясняются в ходе производства следственных действий (истребование характеристик с места работы, учёбы, проживания, производства допросов потерпевшего, свидетеля, их родственни­ков, друзей и знакомых, сослуживцев, соучеников) и оперативно-розыскных мероприятий (опрос граж­дан, наведение справок, наблюдение и др.); а также в ходе непосредственного общения со свидетелем пу­тём использования различных методов психологии: беседы, наблюдения, анализа, рефлексии.

В случае вербальной коммуникации признаки лжи следователям выявляются путем анализа самых различ­ных обстоятельств: 1) сообщение различных сведений по одному поводу; 2) неопределенность, неконкрет­ность сведений; 3) наличие совпадений в мельчайших деталях показаний различных лиц об одном и том же; 4) наличие «проговорок» в высказываниях, указы­вающих на отрицаемую лицом осведомленность в об­стоятельствах события, по поводу которого он допрашивается; 5) бедность эмоционального фона по­казаний (схематичность, безликость); 6) упорное под­черкивание своей добропорядочности и незаинтере­сованности в исходе дела; 7) уклонение от ответа на прямой вопрос; 8) сокрытие очевидных фактов, которые не могли быть неизвестны допрашиваемому лицу[134].

Вывод о ложности показаний при их сопоставлении с другими доказательствами будет обоснован главным образом в следующих случаях:

а) при диаметрально противоположном освещении или отрицании обстоятельств, достаточно установленных другими доказательствами. Например, свидетель утверждает, что обвиняемый находился в то или иное время в определенном месте (и тем самым подтверждает его алиби), тогда как из других проверенных доказательств явствует, что он был на месте преступления в тот момент, когда оно было совершено; или потерпевший показывает, что в момент наезда на него автомашины он шел по пешеходной дорожке и был трезв, тогда как из протокола осмотра места происшествия и справки больницы, куда был доставлен потерпевший, известно, что наезд произошел в 30 метрах от пешеходной дорожки и потерпевший находился в состоянии сильного алкогольного опьянения[135];

б) при явно неполном освещении события отклоняющемся от достаточно установленных обстоятельств при отсутствии усилий, которые серьезно могли повлиять на восприятие. Например, свидетель утверждает, что между слесарем и мастером в его присутствии происходила ссора из-за того, что мастер сделал слесарю замечание по поводу его работы, и в ответ на это слесарь только выругался; показаниями же мастера и двух других рабочих установлено, что слесарь не только выругался, но и замахнулся на мастера большим подпилком и грозил расправой. Или потерпевший от грабежа заявляет, что на него напали двое мужчин, тогда как свидетели, наблюдавшие это событие, показали, что преступник был один;

в) при ссылках на плохую память или забывчивость по поводу обстоятельств, которые допрашиваемый по характеру этих обстоятельств и условий их восприятия не мог не запомнить и не мог забыть. Свидетель заявляет, что забыл, была ли драка в его присутствии и ничего не помнит о ней, хотя после этого события прошло немного времени и о нем он очень подробно рассказывал знакомым[136].

Другим важным методом оценки правдивости и достоверности показаний является проверка их внутренней согласованности.

Существенные противоречия в показаниях одного и того же лица в отношении определенных обстоятельств - явный признак ложности одного из этих показаний или всех их.

Известно, что если человек воспринял те или иные обстоятельства в действительности и при определенном значении этих обстоятельств достаточно хорошо их запомнил, то в его рассказе о них не будет путаницы, а повторное сообщение о таких обстоятельствах существенно не будет отличаться от первоначального[137].

Если же допрашиваемый в действительности не воспринимал те или иные обстоятельства, а показывает о них ложно, со слов кого-нибудь или фантазирует сам, то обычно в этих показаниях заранее не продумывается вся "цепочка" и детали отдельных обстоятельств. Вот почему в таких показаниях на одном и том же допросе, и особенно при повторном допросе, поскольку он уже не помнит подробностей того, что говорил раньше, и ему приходится фантазировать снова, появляются противоречия. Нередко допрашиваемый, чувствуя неубедительность своей первоначальной лжи, меняет свои показания и тогда также появляются противоречия[138].

Правдивость и достоверность показаний проверяется также путем выяснения, мог ли допрашиваемый знать сведения, о которых он показывает, располагал ли он соответствующими источниками, достаточно ли благоприятными были условия восприятия. Иногда сообщаемые сведения могут оказаться неправдоподобными. Так, потерпевший или свидетель сообщает, что узнал в лицо какого-то человека, хотя это было темной ночью и на большом расстоянии; или свидетель, обладающий нормальным слухом, заявляет, что не слышал криков о помощи лица, шедшего с ним рядом.

Если свидетель или потерпевший при даче показаний указывает детали, которые обычно трудно воспринимаются и в большинстве случаев не запоминаются, то следует выяснить, почему он так хорошо запомнил их. Возможно, что допрашиваемый дает такое объяснение, которое позволит убедиться в правдивости показаний (если эти делали вызывали какой-то интерес у допрашиваемого, если он сознательно закреплял их в памяти и т.д.) или, наоборот, их ложности[139].

При оценке правдивости показаний не следует пренебрегать личным наблюдением за допрашиваемым. Известно, что психическая деятельность сопряжена с физиологической и, таким образом, течение психической деятельности, ее характер могут быть прослежены по внешним физиологическим проявлениям человека. Как правильно отмечал П. Экман, «нет ни одно­го жеста, выражения лицо или непроизвольного сокра­щения мышц, которые единственно и сами по себе оз­начали бы, что человек лжет. Существуют только при­знаки, по которым можно заключить, что слова плохо продуманы или испытываемые эмоции не соответству­ют словам»[140]. Признаки несоответствия проявляются в мимике, телодвижениях, голосовых модуляциях, глота­тельных движениях, в глубоком или, наоборот, по­верхностном дыхании, в длинных паузах между слова­ми, в оговорках, микровыражениях лица, неточной жес­тикуляции[141]. Так, микровыражение лица, наличие на нем эмоций, расширение зрачков, моргание, слезы, румянец и бледность лица, асимметрия, затянувшаяся фальшивая улыбка — объективные признаки скрыва­емых чувств, которые могут свидетельствовать об об­мане[142].

Если при анализе вербальной и невербальной ин­формации следователь пришел к выводу, что лицо дает ложные показания, тогда перед ним воз­никает вполне естественный и закономерный вопрос: как разоблачить лицо, дающее ложные показания?

В обширной литературе по юридической психологии, криминалистике описано достаточно большое количество разнообразных психологических приёмов, используемых при разоблачении лжесвидетелей.

Правомерен любой тактический приём психического воздействия, если он не направлен на вымогательство признания, не связан с нарушением норм нравственности, прямой ложью, подавлением воли подследственного лица. Кратко остановимся на некоторых приёмах и методах разоблачения лжесвидетельства[143].

Метод повторного допроса или повторной постановки вопросов, но уже в несколько ином контексте, по сравнению с теми, которые уже ставились, рассчитан на не очень прочную память допрашиваемого, который, дав однажды ложные показания, стремится придерживаться их и в дальнейшем. Однако, запамятовав отдельные детали из своего вымысла, допускает противоречия с раннее сообщёнными сведениями. Нельзя судить о правдивости или о неправдивости лишь по эмоциональным проявлениям допрашиваемого – заиканию, покраснению, дрожанию конечностей. Не являются индикатором противодействия и различные колебания, сомнения «лжец всегда стоит на своём, а правдивец под конец начинает обыкновенно путаться, смущённый возникшими сомнениями в правде своих слов». И тем не менее полученные в ходе повторного допроса расхождения в показаниях допрошенного лица позволяют обратить на него более пристальное внимание следователя, побуждая последнего активнее заняться поиском ответа: почему данный субъект даёт противоречивые показания, тем более в каких – то даже и не столь существенных деталях? Давно подмечено (и не без оснований), что маленькая ложь всегда рождает большие подозрения[144].

Группа методов, создающих искаженное представление об осведомлённости следователя объединяет большое количество разнообразных приёмов, с помощью которых демонстрируется повышенная осведомлённость, профессиональная уверенность следователя в раскрытии преступления, доскональное изучение им обстоятельств дела. К ним можно отнести прежде всего приёмы чисто поведенческого характера (уверенная манера держать себя и задавать вопросы, тон, которым ставятся эти вопросы, выжидательные, многозначительные паузы, перемежающие речь, улыбки, выражающие сомнения относительно того, о чём говорит лжесвидетель, прямоё, открытый взгляд, соответствующие мимические реакции, уместная жестикуляция и пр.). Следователь может использовать данные о личности обвиняемого (подозреваемого), деталях его поведения накануне совершения преступления, его связях, демонстрацию предметов, ассоциирующихся у обвиняемого (подозреваемого) с совершённым преступлением. Последовательность предъявления доказательств должна демонстрировать осведомлённость следователя о последовательности преступных действий обвиняемого (подозреваемого).

Однако, как совершённо справедливо подчёркивает Г. Г. Доспулов, используемая следователем информация должна быть абсолютно точной. Иначе, сообщив допрашиваемому неверные сведения, следователь рискует показать свою неосведомлённость и только лишь укрепит решимость допрашиваемого продолжать давать ложные показания[145].

В качестве приёма, создающего преувеличенное представление об осведомлённости следователя, может быть использованное и заранее продуманное размещение на его рабочем столе, в других местах служебного кабинета (в зоне видимости) различного рода документов, таблиц, вещественных доказательств, изъятых с места происшествия, во время обыска и т.д.

Суть метода постановки косвенных вопросов, именуемого некоторыми авторами методом «косвенного допроса», состоит в том, что допрашиваемому ставятся вопросы, имеющие второстепенное для него значение, но, отвечая на них, он вынужден сообщить именно те сведения, ради которых и были поставлены эти «второстепенные» вопросы.

Как пишет А. Р. Ратинов, «интересующие следователя вопросы задаются без всяких акцентов, в будничном, даже небрежном тоне, чтобы не подчёркивать их особого значения. При этом используются различные отвлекающие приёмы, при помощи которых переключается внимание допрашиваемого с тех обстоятельств, которые подлежат выяснению, нарочито выделяются несущественные моменты, создаётся видимость того, что в них и заключён весь смысл допроса»[146].

Использование тактических возможностей процессуального правила "свободного рассказа"[147].

В соответствии с ч.5 ст.158 УПК РФ допрос по существу дела начинается предложением свидетелю рассказать все ему известное об обстоятельствах, в связи с которыми он вызван на допрос. Не следует идти на поводу у некоторых допрашиваемых, которые нередко просят следователя задавать им вопросы, так как не знают, о чем говорить.

Выслушивая свободный рассказ, можно составить более полное представление о психологическом складе допрашиваемого, а также о том, намерен ли он показывать правду или предпочитает уклоняться от нее. При этом нужно учитывать и такое немаловажное обстоятельство: допрашиваемый, свободно рассказывая все, что ему известно по делу, иногда по своей инициативе может изложить обстоятельства, о которых следователь не спросил бы его, не предполагая, что оно известно допрашиваемому, а последний предпочел бы умолчать о них. Опыт подсказывает, что если допрашиваемый хотя и решил лгать, то в свободном рассказе он все-таки реже уклоняется от правды, чем в ответах на вопросы, где все его внимание мобилизуется на заданном вопросе.[148]

При производстве допроса по нескольким эпизодам можно выслушать свободный рассказ по всему делу, а затем продолжить допрос по каждому эпизоду в отдельности. Во время свободного рассказа не следует перебивать допрашиваемого без особой нужды или торопить его, а необходимо вникать в показания, делать заметки для последующих вопросов и для протокола.

Некоторые юристы считают, что свидетель и потерпевший могут показывать только об известных им фактах, а не о своих выводах и суждениях. С этим нельзя согласиться, не говоря уже о том, что иногда трудно отделить сведения о фактах от выводов и суждений. Нужно следить только за тем, чтобы допрашиваемый, высказывая свой взгляд, суждение, указывал, на чем они основаны, и последнее оказывается особо ценным[149].

Предъявление изобличающих доказательств допрашиваемому широко применяется в:  допущение легенды; немедленном пресечение лжи; отвлечение внимания для получения правдивых показаний об отдельных обстоятельствах расследуемого события следователь усыпляет «бдительность» допрашиваемого; внезапной постановке вопросов; приеме прерывания допроса; смене при повторных допросах последовательности задаваемых вопросов, выяснение их вразбивку; предложение допрашиваемому повторить рассказ в иной последовательности, если возникло предположение, что показания предварительно заучены; при расследовании многоэпизодного уголовного дела начать допрос с эпизода, участие допрашиваемого в совершении которого подтверждается максимальным количеством доказательств; использование противоречий между различными фактами, сообщаемыми допрашиваемым, или между его показаниями и установленными следствием фактами; выяснение контрольных данных, позволяющих проверить сообщаемые сведения; применение звукозаписи и видеосъемки, помогающих не только опровергнуть возможное последующее заявление о неправильности протоколирования показаний, но и оказывающие сдерживающее влияние при появлении установки на отказ от правдивых показаний или на их изменение; постановка вопросов от общего к частному, что затрудняет допрашиваемому возможность воспроизводить заранее подготовленные ложные показания; использование смены темпа допроса; использование разного рода негативных обстоятельств, выявленных в процессе предшествующих следственных действий или данного допроса (сообщение допрашиваемым сведений, явно противоречащих известным фактам или возможностям человека, и т.д.)[150].

Довольно действенным приемом является метод устранение мотивов неправдивых показаний.

Иногда используется и прием стимулирование положительных качеств допрашиваемого свидетеля и потерпевшего[151]. Так, дача свидетелем и потерпевшим показаний является его гражданским долгом. Поэтому, если в его показаниях обнаружены неискренность, желание утаить или извратить те или иные обстоятельства, то, зная положительные качества допрашиваемого и стремясь получить от него правдивые показания, целесообразно делать упор не на его ответственность за уклонение от дачи показаний и за ложные показания, а на стимулирование этих положительных качеств.

Отдельно хотелось бы сказать о допустимости тех или иных приемов при допросе, поскольку в литературе нет более или менее исчерпывающего разграничения тех психических свойств (качеств) и со­стояний, использование которых, с одной стороны, допустимо при допросе, а с дру­гой, противоречит нравственным требова­ниям. Необходим четкий критерий допу­стимости использования при допросе тех ми иных психических свойств (качеств) и состояний допрашиваемого.

Однако нельзя однозначно решать, что использование таких-то психических свойств (качеств) и состояний допраши­ваемого допустимо при допросе, а таких-то – нет[152]. Например, не вызывает сомне­ний недопустимость использования при допросе низменных побуждений (чувств, качеств) допрашиваемого, таких, как месть и стяжательство, жадность и корыстолю­бие, эгоизм и зависть и т. п. В то же время указанные нежелательные свойства (ка­чества) допрашиваемого (равно как и месть с его стороны) нельзя рассматри­вать лишь в плане низменных побуж­дений.

Так, слово «месть» означает «намерен­ное причинение зла, неприятностей с целью отплатить за оскорбление, обиду или стра­дания».[153]  Значит, месть не всегда амораль­на. Например, вполне естественно, что од­ним из мотивов (возможно и решающим), побудивших потерпевшую от изнасилования обратиться в правоохранительные ор­ганы, будет стремление отомстить своему обидчику за те страдания, которые она испытала в результате надругательства над ее честью и достоинством. По делам о преступлениях против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности потерпевшие при даче показании зачастую руко­водствуются именно таким чувством мести. Однако при оценке показаний потерпевше­го следователь должен учитывать, что они могут быть тенденциозными и необъектив­ными.

Следователь нередко сталкивается с проявлением подобной мести также со стороны родных и близких обвиняемого, допрашиваемых в качестве свидетелей. На­пример, при расследовании уголовного де­ла о крупном хищении государственного имущества следователь установил, что организатор преступной группы — дирек­тор ресторана П. вел аморальный образ жизни, сожительствовал одновременно с несколькими женщинами, в том числе и с буфетчицей ресторана Марией К. В деле имелись изъятые при обыске на работе фотографии П. в обществе Марии К. и других женщин. Следователь, зная, что жена П. ревновала мужа к К. и подозре­вала его в неверности, решил использо­вать это обстоятельство при определении тактики ее допроса. Перед тем, как вы­звать жену П. на допрос (ранее она отри­цала свою осведомленность о преступной деятельности мужа), следователь разло­жил па письменном столе изъятые у П. фотографии. Увидев их, жена П. действи­тельно сообщила о фактах хищений, из­вестных ей[154].

Видимо, применяя этот прием, следова­тель прежде всего рассчитывал на про­буждение у свидетельницы чувства жен­ской гордости, самосознания и человече­ского достоинства, попранных неверным мужем и отцом ее детей. Однако не сле­дует исключать и то, что одним из решаю­щих мотивов, побудивших женщину дать правдивые показания, было именно чувст­во мести по отношению к мужу.

В завершении рассмотрения тактических приемов допроса свидетеля и потерпевшего хотелось бы отметить, что применяя те или иные тактические приемы допроса, следователю необходимо быть очень осторожным, так как при неумелом их применении можно незаметно перейти черту, за которой оканчивается помощь допрашиваемому в восстановлении действительной картины расследуемого события и было обозначено основной задачей следователя при допросе свидетелей и потерпевших, и начинается внушение, «подсказки», наводящие вопросы, что абсолютно недопустимо. Заслуга следователя и его мастерство заключаются не в том, чтобы используя недопустимые приемы, вытащить из свидетеля или потерпевшего нужные сведения, а том, чтобы преодолеть установку на ложь и добиться правдивых показаний. Разумеется, если допрашиваемый свидетель или потерпевший упорно продолжает давать ложные показания, то не только можно, но и нужно привлечь его в установленном порядке к уголовной ответственности.