Гора золотая, Капитанская ставка,

 УШИ И СТОЛБИЧИ

Названия целого ряда отдельных мест и урочищ напоминают о Нижнем Поволжье о разбойных делах, смелых и дерзких нападениях на караваны государевых и купеческих судов. В XVII и XVIII столетиях разбои на Волге были самым обычным явлением и продолжались вплоть до средины XIX века. Один из атаманов разбойничьей шайки, известный под кличкой Иванова, укрывался долгое время в станице Качалинской на Дону. Отсюда со своими сподвижниками, поднявшись по Иловле и перебравшись через переволоку, он внезапно появлялся на Волге и нападал па проходившие суда.

В 1771 году им ограблено было восемь судов, и при дуване — дележе добычи — каждый из разбойников получил порядочную сумму денег и большое количество разных товаров.

На деятельность этой шайки вскоре обратило внимание правительство, атаман Иванов и часть его сподвижников были пойманы и отправлены в Царицынский острог, откуда им удалось уйти. Впоследствии, во время восстания Пугачева, Иванов, руководя уже отрядом повстанцев, громил и жег на Медведице помещичьи усадьбы.

Для своих набегов и нападений на проходившие по Волге суда понизовая вольница пользовалась по большей части косными лодками. Эти небольшие сравнительно суда поднимали около пяти тысяч пудов груза. Они не имели дека, мачт и парусов. Управлялись потесью, веслом, заменявшим руль, и ходили на трех — редко более — парах весел.

Вооружение этих хозяйствовавших на Волге шаек было самым разнообразным. В большинстве случаев оно состояло из ружей, сабель, рогатин и топоров, хотя некоторые из них имели пушки и опытных, знающих свое дело, пушкарей.

Исстари на Волге принимались меры к уничтожению воровских и разбойничьих шаек. В начале XVIII столетия в каждом уезде имелись специальные военные отряды, находившиеся в ведении особых сыщиков. Для безопасности судоходства в Астраханской и Саратовской губерниях в 1806 году были сформированы три полка из астраханских казаков.

И, наконец, для прекращения разбоев в 1838 году составляется особый гардкоутный экипаж главного управления путей сообщения. Он состоял из трехсот с небольшим человек, имел двадцать восемь вооруженных шлюпок-гардкоутов. Вся эта флотилия была разделена на три эскадры. Первая крейсеровала по Волге от Костромы до Казани и по Оке и Суре, вторая — до города Хвалынска, а также по Каме и Вятке, и третья — до Астрахани. Штаб гардкоутного экипажа находился постоянно в Казани. Зимними же гаванями для его эскадр служили Нижний Новгород, Симбирск, Саратов или Царицын.

Последнее крупное ограбление волжских судов произошло в 1847 году в Жигулевских горах, когда нападению разбойников подверглось девять судов.

Золотая гора, расположенная между Саратовом и Камышином, служила с незапамятных времен надежным приютом для всех разбойничьих шаек. О ней упоминает еще Адам Олеарий. Он говорит, что вблизи этой горы на одну русскую богатую флотилию напали татары, перебили всех людей и захватили большие ценности. Причем он указывает: золото и деньги между собой они делили шапками. Голландец Стрюйс, совершивший путешествие в 1669 году, подтверждает рассказ Адама Олеария и отмечает, что гора название свое получила потому, что татары здесь производили дележ золота, захваченного ими при ограблении каравана судов.

К юго-западу, в пятидесяти километрах от города Камышина, находится гора Капитанская ставка. В прошлом в этих местах были непроходимые леса. У подошвы горы, на ее склоне, находился лагерь довольно многочисленной разбойничьей шайки, насчитывавшей около ста человек. Во главе ее стоял какой-то капитан, поэтому гора была названа Капитанской ставкой.

В середине XVIII столетия поблизости от лагеря разбойников возникло село Саламатино. Шайка вскоре ушла отсюда в другие, более укромные и глухие места. Село же получило название свое от первого поселенца казака Саламатина, занимавшегося тоже разбоями. Населенный пункт этот долгое время пользовался в округе дурной славой, как притон всяких бродяг и разбойников.

Неподалеку от города Камышина находятся и горы, называемые Уши. Прежде были они притоном разбойников, укрывавшихся в их пещерах. О происхождении их названия у местных жителей нет единого мнения. Одни говорят, что они получили его за то, что разбойники на них держали свои уши — караулы, подававшие сигналы при приближении отрядов и разъездов правительственных войск, а также о проходивших торговых обозах. Другие же считают, что горы так названы потому, что имеют форму усеченных конусов, напоминающих уши какого-то громадного сказочного животного.

Правый нагорный берег Волги севернее Камышина становится вскоре очень высок и к реке спускается крутыми и обрывистыми уступами — это Столбичи. Издали со стороны Волги и левого ее низменного берега они похожи на развалины каких-то фантастических и причудливых зданий древнего города, дворцов, башен, замков и полуразрушенных крепостных стен. Отдельные вершины их связаны с именем и деятельностью Степана Разина и других атаманов волжской вольницы. От жителей ближайших окрестных к ним сел можно почти всегда услышать рассказы, в которых упоминается обязательно то или иное урочище, где скрыты будто бы склады и таятся несметные сокровища и богатства.

 

УРАК-ГОРА

Севернее Камышина на правом берегу Волги подымается Урак-гора. Сохранилась легенда, что сюда Степан Разин пришел пятнадцатилетним мальчиком. Поступил кашеваром в отряд волжской вольницы к атаману Уракову. Прилежно служил и был хотя и молод, но смел и отважен, никого не боялся. Однажды, когда Ураков хотел задержать шедшее сверху по Волге судно, Степан подошел к нему и сказал:

— Брось, не трогай его, незачем, оно не богато.

Ураков был суеверен, полагая, что после такого замечания кашевара ему уже не будет удачи, не тронул судна и пропустил его. Разину же пригрозил, чтобы больше кашевар не смел вмешиваться не в свои дела. Через некоторое время появилось на Волге другое судно. Степан вновь подошел к атаману и сказал то же, что и в первый раз. Ураков пришел в ярость. Выхватив из-за пояса пистолет, он тут же выстрелил из него в упор в кашевара. Степан даже не дрогнул. Вынул спокойно из груди пулю, усмехнулся и, подавая ее Уракову, сказал:

— Возьми, быть может, она еще пригодится тебе для какого-нибудь случая, а в меня ты зря стрелял.

Ураков от него отшатнулся и повалился от страха на землю. Разин поднял валявшийся у его ног пистолет. Все сподвижники Уракова видели, что пистолет этот был разряжен, из него только что выстрелил их атаман в Разина. Но Степан нисколько этим не смутился, прицелился — и вдруг грянул выстрел. Он поразил насмерть атамана.

Уракова похоронили на горе, не имевшей до этого никакого прозвища и которая после этого стала называться его именем. Степан Разин стал атаманом — главой многочисленного отряда волжской вольницы-голытьбы. Все беспрекословно подчинились ему, и никто не смел ослушаться.

Несколько иначе объясняет происхождение названия горы Адам Олеарий. Он пишет: «Против устья реки Еруслан, на правом берегу Волги, в ста пятидесяти верстах от Саратова, подымается гора Ураков караул, названная так потому, что здесь татарский князь Урак сражался с казаками, был убит ими и тут же похоронен».

Сейчас очень трудно установить точно, почему эта гора получила такое название. Исторических документов, подтверждающих достоверность того или иного случая, нет, а легенды, как известно, остаются легендами, им только приходится верить или считать, что они лишь красивая сказка, созданная народом.

 

МЕСТА, ОВЕЯННЫЕ ЛЕГЕНДАМИ

Немало на Нижней Волге мест, которые хранят и поныне память о славном атамане донской казачьей голытьбы и волжской вольницы Степане Тимофеевиче Разине. В восьмидесяти километрах от Камышина вверх по Волге среди оврагов с крутыми склонами поднимается знаменитый утес Степана Разина. С голой его вершины, обдутой со всех сторон ветрами, далеко на несколько десятков километров просматриваются Волга и степные просторы Заволжья. Это о нем говорится:

 

На вершине его не растет ничего,

Только ветер свободный гуляет,

Да могучий орел там притон свой завел

И на нем свои жертвы терзает.

Из людей лишь один на утесе том был,

Лишь один до вершины добрался,

И утес человека того не забыл,

Он с тех пор его именем звался.

И поныне стоит тот утес, и хранит

Он заветные думы Степана,

И лишь с Волгой одной вспоминает порой

Удалое житье атамана.

В 1667 году на утесе свой стан разбил Степан Разин с казаками, в числе которых было и четыреста запорожцев с атаманом Бабою. Отсюда делал он свои набеги на купеческие и царские суда. Здесь было захвачено им и судно с богатым грузом, принадлежавшее патриарху Иосифу.

Рассказывают, что жил Степан Разин тут же на утесе в одной из пещер, которая была обита алым бархатом и украшена дорогим оружием, золотом и самоцветными камнями. На вершине утеса стояло кресло из слоновой кости. Расположившись в нем, он следил за Волгой. Заметив проходящее судно, Разин подавал ему знак, взмахнув белым платочком, чтобы оно остановилось и доставило дань к берегу. В случае неподчинения— свистал своим удалым молодцам и тут же на просторы реки вылетало двенадцать стругов. Силой останавливали ослушников, и тогда торговым людям приходилось расставаться со всеми своими богатствами.

В другой же пещере, по убеждению народа, скрыты огромные сокровища. Немало охотников пыталось отыскать их, но ни одному не удалось что-либо найти.

Поблизости от утеса находился овраг-тюрьма, или дурман, похожий на ущелье, где Разин в подземелье держал захваченных в плен бояр и купцов.

Значительно ниже, не доезжая Дубовки, на правом берегу Волги стоят холмы — Разинские горы. Здесь тоже побывал Степан Разин и высматривал суда, плывущие по Волге. Эти горы пересекает Стрельная балка. В ней, по приказанию Разина, насыпан курган, где будто бы зарыто захваченное им судно вместе с грузом — медными деньгами, которые купеческие приказчики везли в Астрахань для денежных расчетов с татарами и киргизами за купленных у них лошадей, крупный рогатый скот и овец. Раньше горы до того, как получили теперешнее название, носили наименование Стрельных, за свои обрывистые и уступчатые склоны.

В Астраханской области у села Селитерного поднимается хорошо видный холм — Маячный бугор. На нем Степан Разин держал свой караул, который следил за появлением вооруженных царских судов и стрелецких отрядов, посылаемых правительством и астраханским воеводой против волжской вольницы.

И, наконец, Четырехбугорный остров на Каспийском море, который лежит вблизи двенадцатифутового рейда. Он примечателен тем, что Степан Разин, возвращаясь из похода в Персию, остановился у его берегов со всею своей флотилией. Разбил стан, представлявший необычную и живописную картину — загорелые и обветренные лица казаков, богато убранные коврами струги с парусами из цветного шелка и других дорогих тканей.

Овеянный славой побед в далекой, почти сказочной стране, он отсюда пошел вверх по Волге к Царицыну. Этот путь являлся как бы его торжественным шествием. Разина встречали с великим почетом, со всех сторон стекались обездоленные и униженные люди, видевшие в нем своего защитника.

В представлении народа образ Разина становится равноценным сказочным витязям и богатырям. Во многих местах коренные волжане уверяют, что, уходя от преследования царских воевод, он бросил ковер и проехал по нему через Волгу, как по мосту, оставив ни с чем преследовавшую его погоню. Также рассказывают, что Разин с удалыми своими молодцами сбежал от Царицына вниз на простой кошме. Остановился в пути у Черного Яра, чтобы похлебать вместе с рыбаками наваристой стерляжьей ухи и двинулся затем к Астрахани — наказать там лихоимца и обидчика простого люда воеводу Прозоровского.

На Волге, на ее берегах — повсюду поют песни о Степане Разине, рассказывают легенды и предания, при этом указывают отдельные места, где он укрывался от преследования своих врагов, делал на них засады, держал караулы и разбивал свои станы.

 

ЖИВАЯ СТАРИНА

Как известно, фамилии людей родились давно и живут уже не одно столетие. С появлением некоторых из них связаны события, которые стали теперь достоянием истории. В нашей области, особенно в казачьих хуторах и станицах Прихоперья немало таких фамилий, как Голутвины, Воротниковы, Ружейниковы, Ворожейкины, Безбородовы, Бородины, Долгополовы, и другие.

Казаки, носящие фамилию Голутвенных, по праву считают себя коренными жителями Прихоперья. Их предки поселились здесь не менее чем двести пятьдесят лет тому назад. Происхождение этой фамилии своими корнями уходит в далекое прошлое нашего края.

В конце XVII и в начале XVIII столетий произошло резкое разграничение в среде донского казачества. Богатые, зажиточные казаки, имевшие большое, личное хозяйство — стада скота, табуны лошадей, пасеки, — осевшие и обосновавшиеся в привольных степях, получили наименование домовитых. Наряду с ними оказалось и большое количество пришлых, недавно поселившихся, бывших крепостных крестьян, бежавших от помещиков из центральных областей России. Все их имущество состояло из зипуна да холщовой рубахи и таких же порток. Это о них говорила пословица: ни кола, ни двора — зипун все нажитье. Таких казаков называли голутвенными. Они были беспокойным элементом среди казачества и принимали самое деятельное участие в антипомещичьих восстаниях, возглавляемых Степаном Разиным и Кондратием Булавиным.

Как сказано выше, среди голутвенных казаков много было беглых крепостных крестьян, и их одеждою были зипун или сермяга из грубого домотканого самодельного сукна. Этим они резко отличались от коренных, уже обжившихся на Дону казаков, обряд которых состоял обычно из чекменя, кафтана и шаровар, сшитых из добротного сукна, добытого на Волге или Каспии, где казаки, нападая, задерживали и облагали данью или брали с бою торговые бусы — корабли как русских, так и иноземных, восточных — персидских, бухарских, хивинских и других купцов.

Недавно поселившийся на Дону и только что принятый в казаки, крепостной крестьянин долгое время вынужден был щеголять в своем заплатанном и драном зипуне, побывавшем не один раз под дождем и выгоревшем на солнце. Такой зипун приобретал пеговато-бурый цвет, и старожилые казаки величали его владельца бурцом. Кличка эта не была обидной, а лишь указывала на то, что этот голутвенный казак недавно прибился к тому или иному городку и не успел в нем как следует обжиться. За некоторыми из новопоселившихся казаков такое прозвище закреплялось на всю жизнь, а потом передавалось их детям и внукам. Вот с тех-то давних времен и появилась такая фамилия в прихоперских степях, как Бурцевы.

В местах, прилегающих к Астраханскому шляху, как в Прихоперье, а также в междуречье Волги и Дона, в прошлом было в большом ходу старинное русское слово вороп — нападение, грабеж, разбой. Непокорных, разбойных казаков, большая часть которых были голутвенные, купцы и царские чиновники считали воропами, воропаями, то есть разбойниками. В настоящее время как в живом разговорном, так и в литературном русском языке слова вороп и воропаи давно уже не употребляются. Они забылись и для современного человека стали непонятны. Но все же как память былого они сохранились и дошли до наших дней в форме фамилии, которая употребляется в двух несколько, хотя и незначительно, отличающихся друг от друга начертаниях — Ворыпаевы и Воропаевы.

Ведя борьбу с непокорными голутвенными казаками, царское правительство всячески старалось усилить за ними полицейский надзор. Это у голутвенных казаков вызывало неприязненное отношение ко всем представителям сыска. В одной из старинных казачьих присказок так говорится о полицейских:

 

В воде черти,

В лесу сучки,

А в городах и селах

Полицейские крючки.

Хотят нас, добрых молодцев,

Они похватать

Да по тюрьмам посажать,

Но это не удастся им,

Поганым их рылам свиным.

Полицейские и лица, ведавшие сыском, не пользовались никогда среди казаков ни уважением, ни сочувствием. За всякие ограничения, наложение штрафов, разного рода взыскания и мелочные придирки, за прицепки, как говорилось на Дону, казаки называли их сучками. При окончательном подчинении донского казачества Московскому государству и утратой им всякой самостоятельности при Петре Первом, некоторые казаки, особенно домовитые, охотно стали поступать на цареву службу, не считая зазорным выполнять также и полицейские обязанности. Для них, как и для иногородних полицейских, также не было иного прозвища, как сучки. Кличка эта на Дону для некоторых полицейских, особенно чрезмерно исполнительных и старавшихся выслуживаться перед начальством, стала их фамилией.

В XVI и XVII столетиях у казаков верховною властью был круг — общее собрание всего войска. Он решал все общественные дела, разбирал споры и чинил суд. Самым тяжким преступлением на Дону считались измена и предательство, за которые виновный карался смертной казнью. Атаман или есаул докладывал о таком тяжком перед войском и товарищами преступлении, и если оно было очевидно, то казаки тут же единодушно выносили в отношении изменника приговор — в куль да в воду. Виновного сейчас же хватали, запихивали в большой рогожный мешок — куль, для большей тяжести, чтобы быстрее пошел ко дну, добавляли камней и сбрасывали в реку. После этого сородичи казненного получали прозвище Топилиных.

В северо-западной части нашей области и в прилегающей к ней Воронежской можно встретить фамилию Воротниковых, происхождение которой связано с заселением Прихоперья. До 1704 года казачьи станицы именовались городками. Каждый городок имел укрепленный выход — ворота. Люди, охранявшие их, назывались воротниками. Города Новохоперск и Борисоглебск до конца XVIII столетия также были крепостями. В них, кроме солдат, полагались и особые ратные люди — воротники. Одно время в окрестностях Борисоглебска существовала даже приворотная слобода, которую населяли воротники и их семьи. Потомки людей, охранявших ворота, как в казачьих городках, так и в крепостях впоследствии получили фамилию Воротниковых.

Во время походов против татар и турок у казаков уходом за ранеными и лечением больных ведали особые люди — ворожеи, знавшие хорошо народную медицину, умевшие остановить кровь, а также поставить на место, вправить, вывихнутую из сустава кость, при переломах же искусно ее собрать и увязать в лубки. Ворожеи были большими знатоками лечебных трав, умели ими пользоваться при лечении больных и раненых. Сведущие ворожеи-лекари пользовались среди казаков почетом и уважением. Некоторые из них были известны не только у себя в станице, но и далеко за ее пределами. Лекарское искусство бывало часто наследственным. Сыновья и внуки выучивались этой по тому времени хитрой и сложной профессии от отца и деда. Поэтому ничего нет мудреного, что среди донских казаков название профессии таких лекарей закрепилось за их потомками, сначала как простое прозвище, а потом становилось для них фамилией. Людей, носящих фамилию Ворожейкиных, можно еще и сейчас встретить во многих хуторах и станицах.

Появление огнестрельного оружия и широкое его применение вызвало в казачьих городках появление мастеров, умевших не только отремонтировать, но даже и сделать пистолет или ружье. Мастера такие назывались ружейниками. У этих умельцев название профессии постепенно, так же, как у воротников и ворожей, приобрело значение фамилии.

На местах несения караульной и сторожевой службы казаки для хранения провианта, амуниции, оружия и ружейного зелья — пороха и свинца — ставили небольшие крытые балаганы — лабазы и выделяли из своей среды особое лицо, ведавшее ими, — лабазника. А отсюда, конечно, понятно и происхождение такой широко распространенной казачьей фамилии, как Лабазновы.

Донские казаки издавна были в дружбе с запорожцами, которых называли черкасами. Вместе предпринимали они походы и боевые действия против своих исконных врагов татар и турок. И поэтому в Прихоперье и на Дону фамилия Черкасов не редкость. Она указывает, что один из предков этого человека был выходцем с Украины, из славной запорожской сечи, и потом осел на постоянное жительство среди донских казаков.

К началу XVIII столетия, в связи с реформами Петра Первого, нужно отнести возникновение таких фамилий, как Безбородовы, Бородины и Долгополовы. Среди новшеств, введенных Петром Первым, было бритье бороды, и те из казаков, которые последовали этому нововведению, получили прозвище Безбородовых, Но нашлись и приверженцы старины. Они упорно не хотели снять старинную с длинными, долгими, полами одежду и брить бороду, так как, по их мнению, они потеряли бы свой настоящий, подобающий человеку, облик. Приверженцы старины, чтобы сохранить свои бороды, предпочитали платить за них особый денежный налог, введенный Петром Первым, но не допустить того, чтобы они были у них сбриты, или, как говорили тогда, чтобы лицо стало босо и голо. Особенно упорные приверженцы старины получают клички Бородиных и Долгополовых.

Как видим на приведенных нами примерах, фамилии являются своеобразными живыми, сохранившимися до наших дней, отголосками давно минувших исторических событий. Раскрытие их смысла и установление происхождения помогают узнать нам много любопытного и интересного из прошлого и истории нашего родного края.

 

МЕДНЫЙ АРБУЗ

Издавна славятся камышинские арбузы. Теперь, как и раньше, в окрестностях города Камышина, по обоим берегам Волги, бахчами занята значительная площадь. Летом, наливаясь на знойном солнце соком, здесь зреют крупные светло-зеленые, испещренные темными полосами, прославленные арбузы.

Свою известность получили они давно, после того как в 1722 году воевода и жители города угостили ими направлявшегося во время персидского похода на Каспий императора Петра Первого. О его прибытии в город и о том, что царь намерен в нем отдохнуть и отобедать, воевода уведомлен был заранее. Он приготовил все к встрече именитого гостя, и обед удался на славу. После каждой заздравной чаши к распахнутому настежь окну воеводского дома подходил офицер, взмахивал белым платочком, и на Волге со всех стругов раздавался дружный залп пушек. В самом конце обеда вслед за сладким ягодным киселем и медовыми пряниками поданы были арбузы. Увидев их, царь воскликнул:

— Это ты их откуда же, из-за границы, что ли, выписал?

Воевода скромно ответил:

— Нет, государь, легкое ли дело представить их сюда из заморской страны. Здешние, у нас они произрастают на бахчах.

Царь взял самый крупный арбуз и, любуясь им, перекинул из одной руки в другую.

— Тяжелехонек, никак не меньше полпуда.

Попросил нож, разрезал. Арбуз был сочен и сладок. Царь съел ломоть, взял другой и, подозвав к себе офицера, сказал ему:

— Распорядись, чтобы сейчас же в честь вот этих фруктов был трижды дан салют.

Офицер подбежал к окну, взмахнул платком, и один за другим грянули пушечные залпы. Когда они отгремели, Петр Первый обратился к воеводе:

— Знаешь, в Москву должна сегодня пойти эстафета, так вот с нею я пошлю письмо, чтобы, не мешкая, отлили из меди арбуз и прислали его сюда. А ты в память того, что они здесь растут, такие знатные, поставишь его на шпиле городского магистрата для всеобщего обозрения.

На следующий день рано утром Петр Первый отплыл из города. А месяца через полтора по его распоряжению доставили воеводе медный арбуз. На нем были нанесены чернью полосы, а сверху сделан закрученный колечком стебель и несколько резных листьев. Этот арбуз, как и распорядился царь, установили на шпиле на крыше городского магистрата.

Прошло лет пятьдесят—шестьдесят, и он куда-то исчез, пропал бесследно. До сих пор местным краеведам не удалось его отыскать. Никто точно не знает, куда девалась эта достопримечательность города. Высказано немало предположений. Одни настойчиво утверждают, что медный арбуз во время взятия города Емельяном Пугачевым кем-то был похищен. Вор посчитал, что он отлит из золота. Но потом, убедившись, что арбуз медный, выбросил его потихоньку как бесполезную вещь. Другие же уверяют, что его как подарок царя при появлении пугачевцев сняли и спрятали сами городские власти. Но спрятали так старательно, что после его не смогли отыскать.

Как те, так и другие, считают, что арбуз этот где-то еще сохранился до наших дней. Третьи же заявляют, что арбуза давным-давно уже нет. По их мнению, он расплавился во время одного из больших пожаров, бывших в городе в XVIII столетии, когда сгорели большая его часть и само здание магистрата.

 

КАРТУЗ И ТРОСТЬ

В 1721 году в Ништадте был подписан со шведами мирный договор. Успешно закончилась длившаяся целый двадцать один год тяжелая, трудная война. Казалось, можно было бы и отдохнуть от ратных тягот, но с юга из-за синего Каспийского моря шли тревожные вести. Ослабленная разными неурядицами Персия не могла противостоять своим соседям. Афганские и турецкие беки и ханы, не сегодня так завтра, были готовы захватить и разграбить ее земли. Этого было нельзя допустить, и в 1722 году русские войска вступили в прикаспийские провинции Персии. Начался персидский поход. В нем принял участие сам император Петр Первый. Он вместе с флотилией судов спустился вниз по Волге до Астрахани, а оттуда уже направился к западным берегам Каспия, вдоль которых двигался к Дербенту один из отрядов русской армии.

Во время этого похода царь побывал в Царицыне. Когда флотилия подходила к городу, Петр Первый был на переднем струге. С него он был ему виден весь как на ладони. Город стоял на самом гребне правого нагорного берега, окруженный рублеными дубовыми стенами с высокими башнями. На пристани царя встретили воевода и народ. Сойдя на берег, Петр Первый выразил желание побывать в городе и осмотреть его. Ему подвели верховую лошадь — рослого кабардинского аргамака. Царь, воевода и сопровождавшие их лица объехали и осмотрели крепостные стены, побывали не только в самом городе, но и в слободе, расположенной на правом берегу речки Царицы.

Царь часто останавливал своего аргамака и подолгу беседовал с жителями — коренными царицынцами. Расспрашивал их о торговле, ремеслах, рыбной ловле и о том, как они в 1717 году отразили набег крымских и кубанских татар. Вечером царь собирался побывать у рыбаков, отведать ухи из свежей волжской рыбки, но не пришлось. Из Астрахани доставлена была эстафета, и вся флотилия тут же после заката солнца, когда весь запад горел золотом, а облака над Волгой пылали багряным пламенем, снялась и двинулась вниз от Царицына к Черному Яру.

Вновь Петр Первый побывал в Царицыне на обратном пути. Возвратившись из Персии в Астрахань, он 13 декабря 1722 года поплыл на струге вверх по Волге, но до Царицына не дошел. Остановился в 115 верстах от него, так как река замерзла. Дальше пришлось царю совершать свое путешествие на лошадях. Через пять дней добрался он до Царицына. Пробыл здесь неделю и накануне своего отъезда на площади при большом стечении народа вручил воеводе в подарок городу свои картуз и трость. При этом сказал:

— Вот вам трость, как я управлялся ею с друзьями своими, так вы обороняйтесь ею от врагов ваших.

А отдавая картуз, добавил:

— Как никто не смел картуз с головы моей снять, так никто не смеет вас выводить или куда-либо переселять из Царицына.

Подарок царя городу был более чем скромен: картуз простого сермяжного сукна с наушниками, а трость— обыкновенная, без всяких украшений палка, покрытая корою. Длина ее 2 аршина 4 вершка, толщина от ¹/₄ до ³/₄ вершка, вес 7 фунтов.

На следующий день двадцать восьмого декабря морозным и метельным утром Петр Первый и все сопровождавшие его лица выехали из Царицына по недавно учрежденному Астраханскому почтовому тракту через казачьи станицы, Новохоперскую крепость, Тамбов — на Москву.

Минуло уже почти два с половиной столетия. Город Царицын, ныне Волгоград, город-богатырь по-прежнему стоит на берегах великой русской реки, овеянный легендарной славой. Во время великой Отечественной войны 1941—1945 годов советские люди, защищая свой родной город, проявили беспримерное мужество и непоколебимую стойкость. О великой битве с фашистскими ордами на Волге, как о незабываемой эпопее, знает весь мир. Много произошло событий, но и до наших дней сохранился дар императора Петра Первого. Его и сейчас можно видеть в областном краеведческом музее.