Образцы написания ТЕКСТУАЛЬНОГО комментария

Опираясь на приведённый выше материал, и следуя заданию, покажем, как можно построить текстуальный комментарий к одной из проблем, затронутых в тексте, помня о том, что в комментарии должны быть 2 примера-иллюстрации из прочитанного текста, важных для понимания проблемы; дано пояснение к 2 при­ведённым примерам (пояснение означает «ваш комментарий к приведённым при­мерам); выявлена смысловая связь между ними.

 

Прочитайте отрывок из романа Леонида Максимовича Леонова.

Текст № 1

С глазами, полными слез, Иван глядел в снег под собою: подступал конец его сказки. Правда, добрая половина Облога стояла ещё нетронутой, но в сознанье мальчика бор перестал существовать одновременно с гибелью той могучей хвой­ной старухи, что осеняла Калинову кровлю. Оставлять её было немыслимо: в первую же пургу, при падении, она раздавила бы Калинову сторожку, как гни­лой орех.

- Теперь раздайсь маненько, православные, - тусклым голосом сказал Кнышев. - Дакось и мне погреться чуток!

Неожиданно для всех он сбросил с себя поддевку и остался в белой, кипеня белей вышитой рубахе, опоясанной кавказским ремешком с серебряным набо­ром. Десяток рук протянули ему сточенные, карзубые пилы; он выбрал топор у ближайшего, прикинул на вес, одобрительно, на пробу, тронул ногтем лезвие, прозвеневшее, как струна, плюнул в ладонь, чтоб не скользило, и притоптал снежок, где мешал, - прислушался к верховому шелесту леса и неторопливо, как на эшафоте, с маковки до пяты оглядел свою жертву. Она была неслыханно хороша сейчас, старая мать Облога, в своей древней красе, прямая, как луч, и без единого порока; снег, как розовый сон, покоился на её отяжелевших ветвях. Пока ещё не в полную силу, Кнышев размахнулся и с оттяжкой на себя, как бы дразня, ударил в самый низ, по смолистому затеку у комля, где, подобно жи­лам, корни взбегали на ствол, а мальчик Иван чуть не ахнул от удивления, что кровка не забрызгала ему рук.

- Вот как её надоть, - наставительно промолвил Золотухин. - Учитеся!

Все замолкло кругом, даже лес. Ничто пока не могло разбудить зимнюю дре­му старухи... но вот ветерок смерти пошевелил её хвою, и алая снежная пыль посыпалась на взмокшую спину Кнышева. Иван не смел поднять головы, ви­дел только краем увлажнившегося глаза, как при каждом ударе подскакивает и бьется серебряный чехолок на конце кнышевского ремешка.

Зато остальные пристально наблюдали, как разминается застоявшийся ку­пец. По всему было видно, что он хорошо умел это, только это и умел он на земле. В сущности, происходила обычная валка, но томило лесорубов виноватое чув­ство, будто присутствуют при очень грешном, потому что вдобавок щеголеватом и со смертельным исходом, баловстве. И хотя Кнышев действовал без передыш­ки, все понимали: он несколько подзатягивает свое удовольствие, чего простые люди никогда не прощали и заправским палачам... Чтоб довершить дело, купец перекинулся на другую сторону: до конца оставалось стукануть разок-другой. Никто не слышал последнего удара. Кнышев отбросил топор и отошел в сторон­ку; пар валил от него, как в предбаннике. Подоспевший Золотухин молча на­кинул поддевку на его взмокшие плечи, а Титка звучно раскупорил ту плоскую, серебряную, неусыхающую. Сосна стояла по-прежнему, вся в морозном сиянье. Она ещё не знала, что уже умерла.

Ничто пока не изменилось, но лесорубы попятились назад.

- Пошла-а... - придушенно шепнул кто-то над головой Ивана.

Всем ясно стало, что когда-то и Кнышев добывал себе пропитание то- поришком, и теперь интересно было проверить степень его мастерства: со­скользнув с пня при падении, сосна, как из пушки, могла отшвырнуть Кали­нову скорлупку...

Еле заметное движение родилось в ветвях, что-то деловито хрустнуло внизу и мелкой дрожью отозвалось в вершине. Сосна накренилась, все вздохнули с об­легчением; второй заруб был чуть выше начального, лесина шла в безопасную сторону, опираясь в будущий откол пня. И вдруг - целая буря разразилась в её пробудившейся кроне, ломала сучья, сдувала снег, - сугробы валились наземь, опережая её падение... Нет ничего медленней и томительней на земле, чем паде­ние дерева, под чьей сенью посещали тебя смутные грезы детства!

Не дождавшись конца, весь содрогаясь, Иван отправился побродить по ого­ленному пространству. Он вернулся, когда миновал приступ отчаяния; нигде не видать было Калины, народ разошелся, только один досужий старичок, верно для грядущих поколений, мерил четвертью поваленное явление природы, в сру­бе доходившее ему до шапки, да ещё на крыльце, уже в дорогой дохе, закуривал сигарку Кнышев. Непонятно по прошествии стольких лет, откуда у тихого кре­стьянского отрока взялась такая ярость... но следует допустить одно для пони­мания всего дальнейшего: призвание смолоду ведет человека по искусно подо­бранным зрелищам бытия, чтобы воспитать в нем сноровку и волю на осущест­вление его исторических целей.

Можно только гадать, каким чудом оказалась у Ивана рогатка Панькина, кто вложил ему камень в руку посреди зимы.

Кнышев успел выпустить первое облачко дыма, когда в щеку ему угодил Иванов гостинец. Произошло замешательство, скверная брань вспыхнула, при­чем по вдохновению Иван крикнул изобретенное им словцо, прогремевшее по­том на всю Енгу... Подоспевший Титка псом бросился на обидчика, пустившего­ся к лесу по снежной целине. Молодому было легче перескакивать завалы, зато на одном из них у Ивана соскочил валенок, и он с маху распорол себе ногу о сук, спрятанный под сугробом. Уже не больше десятка шагов разделяло их, и ходить бы профессору Вихрову век с надорванным ухом, если бы не подвернулась та спасительная, под отлогим углом наклоненная береза. Мальчик с ходу взбежал до развилины и сидел там, как в седле, обнажив зубы, страшный в своем не­детском озлоблении, а Титка похаживал внизу, длинным языком лизал снег с ладошки, перстом грозился, пока во всем снаряжении не подоспел сам Кнышев.

- Слазь, волчонок, - глухо сказал большой, еле переводя дух.

- Гнилой барин! - повторил маленький, словно знал, что для Кнышева, гор­дившегося своим здоровьем и плебейским происхождением, нет клички обидней.

- Дерево срублю, с неба достану... слезай.

- Уходи... барин гнилой, - и дрожал весь.

Тут за дело взялся Титка:

- Покарауль его, Василь Касьяныч... сейчас мы его, зародыша, жердинкой оттеда сковырнем!

Кнышев щурко смотрел на мальчонку, на его под рваным треушком сверка­ющие глаза, на босую, в крови, слегка посиневшую ступню. Что-то изменилось в его намерениях: вряд ли пожалел человеческого зверка в лохмотьях, но по­дивился, наверное, что за целое десятилетие его злодейской деятельности лишь один этот, во всей России, крестьянский паренек с кулаками вступился за рус­ские леса.

- Ступай отсюда, дурак! - приказал Кнышев Титке. - Нет, погоди... валенок ему сперва отыщешь... - И прибавил леностным тоном, не оставлявшим места для сомнений: - Пальцем мальца коснешься - убью...

 

Сформулируем одну из проблем, поставленных автором текста:

 

Как люди относятся к природе? Разумное, бережное ли отношение к ней они демонстрируют или, напротив, бездушное и равнодушное? Эту проблему ставит Леонид Максимович Леонов в данном тексте.

Для создания комментария необходимо осмысление текста. Процесс осмысле­ния включает в себя расчленение материала на смысловые группы, согласно за­данию (привести не менее 2 примеров-иллюстраций из прочитанного текста) - на две смысловые группы.

Кто из героев наиболее ярко демонстрирует своё отношение к природе? Кнышев и мальчик Иван. Следовательно, сформулированная проблема предполагает приве­дение одного примера-иллюстрации, раскрывающего отношение Кнышева к приро­де, и второго примера-иллюстрации, показывающего отношение к природе Ивана.

 

Комментарий:

Автор рассказывает о конфликте, который произошёл между двумя героями данного повествования - Кнышевым и мальчиком Иваном - из-за их разного от­ношения к окружающей природе. Кнышев бесчувственно, привычно срубал дерево, «хвойную старуху», потому что ель в первую же пургу могла упасть на Калинову сторожку. Поражает то, что рубил он с удовольствием: «неторопливо, как на эшафоте, с маковки до пяты оглядел свою жертву», принялся за дело, хотя «дей­ствовал без передышки, все понимали: он несколько подзатягивает своё удоволь­ствие, чего простые люди никогда не прощали и заправским палачам».

В отличие от Кнышева мальчик Иван со слезами на глазах наблюдал за тем, что происходило. Он даже не смог смотреть на гибель дерева до самого конца и «отправился побродить по оголённому пространству». Вернувшись же, выстре­лил из рогатки в Кнышева камнем, попав ему в щёку. Поразительно, каким хра­брым оказался этот паренёк: он не побоялся взрослых сильных мужчин и всту­пился за дерево. И быть бы ему, как замечает Л.М. Леонов, «будущему профессору Вихрову - век с надорванным ухом», если бы не совершенно неожидаемая защита самого Кнышева. Он по достоинству оценил смелость Ивана и приказал Титке не только не трогать мальчика, но и помочь найти ему потерянный валенок. Вряд ли Кнышев «пожалел человеческого зверька в лохмотьях, но подивился, наверное, что за целое десятилетие его злодейской деятельности лишь один этот, во всей России, крестьянский паренек с кулаками вступился за русские леса».

Текст № 2

(1)«Я лучше, я умнее всех». (2)Человек такой моральной позиции напрочь ли­шён способности судить о своих возможностях. (3)Хорошо, если в конце концов он поймёт это и займёт соответствующее своим способностям место, положит на плечи посильный груз. (4)А если нет? (5)Человек, окажись он у власти - пусть са­мой что ни на есть скромной, — станет только вредить делу. (6)Такой руководи­тель побоится иметь хорошего заместителя: как бы тот не занял его место. (7)Не поддержит дельного предложения: ведь оно исходит не от него, руководителя. (8) Похоронит хороший проект, если он «не работает» на его, начальника, авторитет.

(9)Каждый человек ищет место в жизни. (10)Старается утвердить своё «я».

(11)Это естественно. (12)Только вот как он находит своё место, какими путями идёт к нему, какие моральные ценности имеют вес в его глазах, - вопрос чрезвы­чайно важный.

(13)Поэт сказал: «Мы все немножко подпираем небосвод». (14)Это о достоин­стве человека, его месте на земле, его ответственности за себя, за всех и за всё.

(15)И ещё верные слова: «Каждый человек стоит ровно столько, сколько он действительно создал, минус его тщеславие».

(16)Чего уж там, многие из нас не могут признаться себе, что из-за ложно по­нятого, раздутого чувства собственного достоинства, из-за нежелания показаться хуже мы иногда делаем опрометчивые шаги, поступаем не очень правильно - лиш­ний раз не переспросим, не скажем «не знаю», «не могу».

(17)Слов нет, беспардонные себялюбцы вызывают чувство осуждения. (18)Одна- ко не лучше и те, кто разменивает своё достоинство как мелкую монету. (19)В жизни каждого человека, наверное, бывают моменты, когда он просто обязан проявить своё самолюбие, утвердить своё «я». (20)И, согласитесь, сделать это не всегда просто.

(21)Одним из семи чудес света, о которых писали древние, был александрий­ский маяк - сооружение грандиозное и необычное. (22)Рассказывают, что сфери­ческое зеркало маяка под определённым углом собирало в пучок столько солнеч­ного света, что могло сжигать корабли, плывущие далеко в море. (23)Маяк был построен по приказу Птолемея Филадельфа. (24)На мраморных плитах маяка са­молюбивый фараон приказал выбить своё имя.

(25)Но кто был подлинным творцом седьмого чуда, его настоящим строите­лем? (26)Люди узнали об этом через много лет. (27)Оказывается, архитектор сде­лал на каменных плитах маяка углубления и в них высек слова: «Сострат, сын Дексифана из Книда, - богам-спасителям ради мореходов». (28)Надпись он зале­пил известью, затёр её мраморной крошкой и на ней начертал, как того требовал фараон: «Птолемей Филадельф».

(29)Так всегда бывает. (30)Истинная цена человека рано или поздно всё равно обнаруживается. (31)И тем выше эта цена, чем больше человек любит не столько себя, сколько других. (32)Лев Толстой подчёркивал, что каждый из нас, так на­зываемый маленький, рядовой человек, на самом деле есть лицо историческое. (33)Великий писатель возлагал ответственность за судьбу всего мира на каждого из нас. (34)На то самое «я», которое таит в себе силы титанические. (35)То самое «я», которое становится во сто крат сильнее, превращаясь в «мы», в заботу о на­шем общем благе. (36)На этом пути человеку дорого доброе имя, общественное признание. (37)Не будем забывать об этом. (По М.С. Крюкову)

Марлен Сергеевич Крюков (1931-1997) - русский писатель, публицист.