Опыт предшествующих конфликтов

 

Решение о начале забастовки принимается всегда с учетом имеющегося уже опыта участия в трудовых конфликтах. Несмотря на сильный эмоциональный, иррациональный элемент стихийных забастовок, они, разумеется, не лишены и рационального расчета, опирающегося на опыт.        На «Южной» стихийные забастовки случались не часто, но и не представляли собой и что-то редкостное. «Мы, - говорит и.о. директора шахты, - забастовок уже и не считаем. Дело житейское. Часть рабочего ритма». Незадолго до рассматриваемой ноябрьской забастовки была вспышка в октябре на одном участке: не работал одни сутки. Но потом деньгами и уговорами конфликт был улажен.

- Вы рассчитываете чего-нибудь сейчас добиться своей забастовкой? – спросил я одного из участников ноябрьской 1995 г. стихийной стачки.

- Да ничего ею не добьешься.

- А раньше удавалось?

- Да, в марте бастовали, так через три дня выдали зарплату.

  И.о. директора по этому поводу совершенно иного мнения.

- Идет плановое поступление денег. Они придут все равно, и забастовка не влияет на этот процесс. Однако иллюзия возникает: «Мы выбили!» А на самом деле это не они выбили, а просто после забастовки подошла их очередь.

  Во всех стихийных забастовках в объединении и на «Южной» бастовали основные рабочие, на шахте - это только добычные участки. Почему? И.о. директора эту особую боевитость добычных участков объяснял просто:

- Если забастует погрузка - уволим участников, поставим других. А вот в лаву других не пошлешь. Они же чувствуют, что могут давить, диктовать условия. Но все равно их условия не выполняют...

Администрация и рабочие

 

Директор шахты - мужчина пенсионного возраста, проведший почти всю свою трудовую жизнь на «Южной». Начинал с рабочего, прошел по всем основным ступеням шахтерской карьеры, заочно получил образование, стал директором. Это руководитель, сформировавшийся в контексте рабочей субкультуры - явление весьма типичное для шахт. Отсюда довольно короткая символическая дистанция между ним и рабочими, готовность играть роль «своего мужика». Рабочие видят в нем, с одной стороны, руководителя администрации, то есть, представителя чужой, почти враждебной силы, а с другой - это «свой мужик», который поднялся до высокого поста, который сам «пахал» в забое и легко может понять тяготы шахтерского труда. В этом есть как плюс («он знает рабочую жизнь и с ним легче разговаривать»), так и минус («ему не навесишь лапшу на уши, поскольку он сам все это прошел»).

Склонность рабочих-шахтеров к выпивке распространена весьма широко. Менеджеры, вышедшие из рабочей среды, сменив должность и спецовку, не меняют приобретенных ранее привычек. Поэтому выпивка среди них - явление не менее распространенное, чем среди рабочих. Отсюда противоречие: их статусная позиция заставляет их бороться с пьянством рабочих, однако сил показать пример трезвого поведения на работе порою не хватает. Двойственность поведения директора порою вызывает протест рабочих. Так, в ноябре 1994 г. генеральный директор объединения Ю.Лобес проводил расширенное заседание руководства объединения с лидерами профкомов шахт. Когда он вновь грозно заговорил о разгильдяйстве рабочих, с места встал шахтер с «Южной» и возмущенно заявил:

- Как администрация может что-то требовать с нас, если сам директор появляется на работе в нетрезвом состоянии.

На следующий день я попросил председателя НПГ шахты прокомментировать это заявление члена своей организации.

- В последний раз, сказал Н.Строенко, я видел его выпившим весной. Ездили по этому поводу к Лобесу. Он сказал: "В следующий раз увидите - звоните". А в этот раз директор встречал американцев, сходили в баню, чуть-чуть выпили ночью. Тут его и встретил Мустафаев, дурак. Ну и вчера на встрече с Лобесом ляпнул на все объединение. Теперь директора вызовут на ковер. Наши вопросы никто не хочет решать, а директор нас поддерживает. Весной НПГ ставил вопрос о замене директора, но сейчас он исправился. Пусть работает. Сейчас он должен работать. Будем защищать его. Вины его в непоступлении денег нет. Государство не дало деньги. Он виноват что ли? Это вопрос к Черномырдину, а директор ничего здесь не сделает.

Первый заместитель директора - Иван Васильевич Гоменюк. В отсутствие директора он исполняет его обязанности. Он тоже прошел все ступени шахтерской карьеры, начав с самого низу. В угольную промышленность пришел в 1967 г. Начинал с простого рабочего на шахте «Капитальная». «Я, - говорит он, - вышел из них. И отец мой - из шахтеров». С 1971 г. работает на «Южной». Начало рабочего движения застало его в должности начальника участка Управления механизации и наладки оборудования (УМНО), обслуживавшего шахту «Южная». По его собственному признанию, в 1989 г. рабочие его участка несколько раз принимали решение о его увольнении, но безрезультатно.

- Прихожу в 1989 г. из отпуска, а мне говорят: «Решением стачкома ты уволен». Прихожу в свой кабинет, а там сидит рабочий Боря и говорит: «Я - председатель стачкома». Иду к директору, он говорит, что приказа не давал, а только он имеет право освобождать от работы. Занял я свой кабинет. Спрашиваю Борю: «Почему не на работе?» - «А меня коллектив освободил». Я тогда его предупредил: «Не будет тебя на работе - будет баранка, как за прогул». Тогда ко мне приехали возмущенные представители стачкома города, а я им: «Вон из моего кабинета!» В конце концов загнал я его на работу, а потом и вообще выжил из УМНО.

И.Гоменюк занимал жестко критическую позицию по отношению к рабочему движению, что в условиях тогдашнего эйфорического восхищения демократической интеллигенции и демократической части партаппарата «ростом самосознания рабочего класса» воспринималось как вопиющий консерватизм. Однако он грубо и откровенно предсказывал рабочим, чем эта вольница кончится: «Вами жопу вытрут и выбросят». Теперь, в 1995 г., он не упускал случая напомнить своим рабочим, что это они столь яростно боролись за Б.Ельцина. Однако в ответ на его злые подковырки рабочие теперь отвечали смиренно-виновато: «Кто ж знал, что так получится?». Сравнивая рабочее движение 89-го и середины 90-х гг. И.Гоменюк отмечал: «Сейчас требования гораздо более серьезные. Тогда же останавливались два раза в месяц. И что требовали? Это же смешно сказать, но Советскую власть сгубила нехватка портянок и мыла».

И.Гоменюк - убежденный коммунист, хотя отнюдь и не в модельном виде эпохи развитого социализма: он весьма критически оценивал и прошлое страны, и многие идеологические постулаты КПСС, особенно относительно ведущей роли рабочего класса. Однако, понаблюдав за реформами, он пришел к выводу, что какой ни есть, а социализм лучше. Вплоть до января 1994 г. платил партийные взносы, оставаясь последним коммунистом «Южной», но после выборов в Думу в декабре 1993 г. и компромиссной позиции, занятой компартией, отказался от продления своего членства. К руководству России и особенно к ее президенту испытывал чувство, граничащее с брезгливостью.

- Ельцин был у нас на шахте. Я задавал ему вопросы... Чтобы понять, кто он такой, достаточно же посмотреть на него с близкого расстояния. У него же взгляд замороженный. Такому нельзя губернию доверить, а не то что страну...

Общение высшего руководства шахты с рабочими происходило не часто. Общие собрания, партсобрания ушли в прошлое. Обычная форма общения администрации с рабочими - во время получения наряда. Однако на наряде в нормальных условиях присутствуют лишь мастера, начальники участков. Директор шахты посещал утренний наряд, главный инженер - наряды в 11 и 17 час., пару раз в месяц он же ходил и на ночной наряд в 23 час.: «Рабочие это ценят». В принципе же замдиректора (он же главный инженер) проводил на шахте весь день: приходил в 7 час. 20 мин., уходил при нормальной ситуации в 17 час. 40 мин. График пребывания на шахте привязан к жесткому графику автобуса N7, связующего шахту с городом. Жизнь на шахте, конечно, изматывала. Прийдя домой, менеджер хочет лишь одного - расслабиться и забыться. Главный инженер шахты признается: «Раньше, когда был маркшейдером, читал книги, а когда пошел на производство - уже ничего не читаю». Правда, работа измеряется не только часами, но и интенсивностью. В этом отношении, по оценке главного инженера, в работе производственных менеджеров в последние годы произошли изменения: «Я был начальником участка до 1989 г. и после. Тогда работа на этой должности была и дольше, и интенсивнее. Сейчас же больше делают вид».

Основная часть дня рабочих также связана с шахтой и поездкой на нее. Так, если у рабочего вторая смена, то он должен в 10-30 выйти из дому. До 19 час. работа, затем помывка в бане. В 20 час. уходили с шахты, в 20-30 возвращались домой. Итого - шахте отдавалось ежедневно порядка 10 часов. Раньше, до забастовок 1989 г., рабочему оплачивали лишь 6 часов его пребывания на рабочем месте под землей. Затем под давлением рабочего движения понимание рабочего дня изменилось: стали оплачивать и время пути к рабочему месту (так называемые «копытные»), то есть рабочий день отсчитывается с момента получения в ламповой осветительного прибора. Однако труд стал менее интенсивным, производительность труда по сравнению с 80-ми годами упала, хотя в в середине 1990-х гг. произошла ее стабилизация. Из администрации рабочий общался в основном с горным мастером, во время получения наряда - с начальником участка, Изредка появлялись специалисты, высшее руководство шахты, но это обычно эпизодические, визуальные контакты.

В экстремальных ситуациях появлялись и другие руководители. Так, в моменты забастовок директор и его замы начинали посещать нарядные, а то и спускаться к рабочим в шахту. По словам и.о. директора, «они уважают, если воюешь с ними на каждом наряде. В противном случае начинают говорить: «А-а! Он боится рабочих».

Работники администрации и рабочие относились друг к другу с недоверием, время от времени переходящим во враждебность. При этом это отношение порождалось их объективными статусными позициями, а отнюдь не воспитанием, различным происхождением. Об этом говорит тот факт, что большинство производственных менеджеров шахты начинали свою карьеру рабочими, однако поднявшись в ряды администрации, они тут же стали смотреть на своих вчерашних товарищей иными глазами. Рабочие также не признают в менеджерах «своих». Причины этого прежде всего в дифференциации статусов рабочих и менеджеров: главная функция последних - контроль за работой рабочих, которые в свою очередь от этого контроля могут пострадать. Их интересы разнонаправлены: чем жестче контроль со стороны менеджеров, тем качественнее вынужден работать рабочий, тем меньше его производительность, определяющая его заработок. В такой матрице интересов рабочий не может не смотреть на мастера, на начальника участка и т.п. как на чужую, почти враждебную силу. Сказались и многие годы марксистско-ленинского воспитания, в котором упор делался на ведущей роли рабочего класса, на том, что только он является творцом всех благ. Это заигрывание с рабочими со стороны КПСС не ограничивалось словами.

И.о. директора шахты так описал отношение рабочих-шахтеров к «белым каскам»:

- Они считают, что работают только рабочие, а остальные - это тунеядцы. Советская власть, партия приучили их к этому. Они привыкли, что гегемон он и есть гегемон. В те годы я не мог купить машину, потому что действовал принцип: «Сначала - рабочим».

К середине 1990-х гг. прежнего заигрывания с рабочими не стало, но шахтеры по-прежнему ощущали, что это они кормят начальство. В ситуации перманентных задержек зарплаты гораздо четче, чем раньше проявлялся раскол между рабочими и администрацией. Последняя в разрешении конфликтов стремилась активно использовать факт сохранения трудового коллектива, в котором общие интересы объединяют и рабочего, и директора. Рабочие в большинстве случаев признавали эту логику, признавали, что причины лежат не в действиях администрации, а во внешних, не зависящих от нее факторах. Однако в моменты обострения внутренних социальных противоречий рабочие занимали позицию отчужденного работника. Вот отрывок из типичного диалога между руководителем шахты и рабочим:

- У меня сейчас нет денег. Не по моей вине они не поступили в объединение...

- Это твоя обязанность обеспечить нас заработком.

- Как администратор я его обеспечиваю...

- Я имею в виду не заработок, а реальные деньги...

Тут руководитель начинает ссылаться на макроситуацию, обусловленную политическим фактором:

- Это же вы посадили на трон Борьку.

- Кто ж знал...

Все остались при своем мнении и настроении, но аргументы исчерпаны у обеих сторон. Повторять их не имеет смысла. Они звучат каждый месяц в день невыданной зарплаты во всех нарядных.

      

Профсоюзные организации

 

На «Южной», как и на всех других шахтах Воркуты, были две профсоюзные организации: Независимого профсоюза горняков (НПГ) и Независимого профсоюза работников угольной промышленности (НПРУП). В НПГ в ноябре 1994 г. состояло 650 членов, в ноябре 1995 г. около 400 чел.: многие ушли с проходческими бригадами на «Аяч-Ягу». Точную цифру в профкоме назвать не смогли в силу наличия текучки, а вернее всего в силу традиционного для этого профсоюза антибюрократического стиля работы. Председателем организации долгое время был Николай Строенко, избранный в 1995 году освобожденным заместителем председателя НПГ Воркуты. На его место пришел его заместитель Филиппов, однако конференция не проводилась, поэтому статус зама в качестве председателя не отличался особой легитимностью.

В НПРУП состояло к ноябрю 1995 г. около 250 чел., из которых примерно 80 - это ИТР и служащие. Председатель - Толя, рабочий лет 35. Ходил в председателях уже четвертый год. Ранее был освобожденным, но потом отказался от этого: «Посчитали свои доходы и решили, что нашей профорганизации не по карману держать двух освобожденных работников (бухгалтера и председателя), ведь у нас в основном работники поверхности, где зарплата не по 3 млн.».

На добычных участках позиции НПРУП слабы: на одном участке 3 члена, на другом - 7. Там почти безраздельно доминируют члены НПГ. Толя честно признается: «В этом моя вина. Я думал так: «Пусть люди сами решают, куда идти». А председателем НПГ был Строенко. Мне с ним тягаться было трудно. Не мог так кричать, агитировать».

 

Начало забастовки

 

Забастовка началась во вторник 14 ноября во время наряда второй смены (в 11 час.) на 6-м и 7-м добычных участках (всего на шахте таких участка 2).

Исполняющий обязанности директора И.В.Гоменюк так описывал этот момент:

- Захожу в нарядную, а мне кричат: «Когда зарплата? Есть нечего!». Я им отвечаю, что у меня в кассе денег нет. Тогда кто-то кричит: «Не пойдем на работу!» К нему присоединяются другие и кричат: «Пока не выплатите - не пойдем!» В каждой смене есть два-три сачка. Они и затеяли. Тут же побежали в комок за выпивкой. 6 человек уже были пьяными. Они и уложили шахту.

  Рабочий с добычного участка описал схожую историю:

- Четверо пьяных с шестого и двое с седьмого участка взбаламутили всех. Еще накануне люди возмущались, что не дают зарплату. А на следующий день, 14-го, в 11 часов в нарядной выпившие стали кричать: «Чего работать, когда денег не дают? Не пойдем!». Потом шумели в курилке. Проголосовали. Большинство - за забастовку, хотя точно трудно сказать: поименного голосования не было. После этого ребята из второй смены пришли на наряд следующей и тоже убедили бастовать. Короче, 10 человек стали - и стала вся шахта.

Ее инициаторами выступили рабочие, вернувшиеся осенью из отпуска, не рассчитавшие свои финансовые возможности и оказавшиеся в сложном материальном положении из-за задержки зарплаты: к моменту забастовки на шахте только началась выплата зарплаты за сентябрь, при этом выплата шла постепенно, начиная с низкооплачиваемых категорий, а добычные участки стоят в этой очереди последними. По мнению и.о. директора В.В.Гоменюка, получая отпускные и зарплату, многие не рассчитывали на то, что будет существенная задержка следующей зарплаты. «Кроме того, - добавляет он, - соблазны на каждом шагу. Товары в магазинах лежат в изобилии. Человек знает, что он может их купить, но при этом не учитывает возможность задержки выплаты. В принципе людей можно понять». Сам по себе факт острого недовольства рабочих ему не кажется странным: «Я их понимаю. Нельзя же обращаться с людьми, как с собаками».

Наиболее активным было поведение небольшой группы рабочих, прибывших на смену в нетрезвом состоянии (по некоторым подсчетам явно нетрезвых было 6 чел: 4 на одном и два на другом участке). Алкоголь снял тормоза, позволил громко прокричать об общей проблеме и призвать к стихийной забастовке, то есть выходу, который давно у многих был на уме. Попытки администрации убедить рабочих не бастовать, ссылаясь на бесполезность этой акции и ее потенциально разрушительные для семейных бюджетов последствия, оказались тщетными. По оценке и.о. директора, конфликты часто провоцируются так называемыми «регрессниками», то есть рабочими, имевшими ранее какие-то травмы и теперь получающими соответствующие пособия. Эти пособия служат для них своего рода страховым фондом на случай падения зарплаты. В то же время, по его мнению, они имеют возможность в критический момент уйти на обследование и таким образом минимизировать свои личные потери от забастовки.

Итак, рабочие двух участков объявили забастовку. Тут же на смене были составлены требования, переданные затем в профком НПГ и администрации.

  «Протокол

посменных собраний на шахте «Южная» от 14.11.95 г.

Слушали: Информацию и выступления присутствующих членов выше перечисленных коллективов.

  Постановили:

1. В связи с задержкой выдачи заработной платы коллектив принимает решение объявления забастовки с 14 ноября 1995 года.

2. Забастовку продолжать до полного получения заработной платы всеми работниками шахты.

3. Признать, что разъяснения и аргументация руководства шахты (т.Гоменюк И.В.) по причинам невыдачи зарплаты являются неубедительными.

4. Постановление Правительства РФ №1020 от 13 сентября 1995 года вынудило коллектив ш. «Южная» пойти на крайнюю меру - забастовку.

5. Коллектив шахты обращается ко всем коллективам шахт, ко всем жителям города и гражданам России не голосовать за те блоки и партии, в составе которых есть члены правительства».

В текст протокола была вписана фамилия председателя НПГ шахты Н.А.Филиппова, однако он протокол не подписал, выступал за то, чтобы не спешить с забастовкой. На следующий же день он заболел и лег в больницу. Таким образом, НПГ выбыл из событий. Лишь под конец забастовки был решен вопрос о том, кто будет исполнять обязанности председателя на время его отсутствия. Однако заместитель никакого участия в забастовке не принимал и ограничился пассивным наблюдением. Председатель профкома НПРУП был также против забастовки, а когда она началась, также самоустранился от участия в ней. В дальнейшем вся работа с забастовщиками велась почти исключительно силами администрации, хотя лидеры обоих профсоюзов на собраниях присутствовали. И.о. директора И.Гоменюк так охарактеризовал роль профкомов в этих событиях: «Профсоюзы сейчас уже не влияют на рабочих».

И.о. директора шахты И.В.Гоменюк сразу после того, как его аргументы против забастовки были отвергнуты, занял по отношению к забастовщикам жесткую, но хладнокровную позицию. Он всем пообещал засчитать дни забастовки как прогулы. Профлидеры, хотя и не поддержали забастовку, в то же время сочли такую резкость излишней: «Они тебя съедят. Пусть лучше выпустят пар и успокоятся».

Рабочие второй смены, забастовав, отказались спуститься в шахту и, оформив свои требования, разошлись по домам. При этом не были приняты никакие меры для поддержания лавы, консервации на время забастовки техники. В результате возникла угроза потери угледобывающего комплекса.

Когда вечером пришли рабочие третьей смены, и.о. директора Гоменюк предпринял активные предупредительные меры. «Мы их насильно разорвали по участковым нарядным. - объяснил он мне на следующий день, - Так с ними легче разговаривать. Там каждого стали спрашивать в лоб: «Ты пойдешь работать?» И вся смена пошла. Там народ потолковее». Эта смена и вывела комплекс из опасной зоны. Они даже уголь давали, что свидетельствовало о существенных колебаниях шахтеров в их отношении к забастовке. По словам и.о. директора шахты, численность хотевших и не хотевших работать резко колебалась.

После этого забастовка была продолжена. Рабочие приходили на смену, проводили собрания с участием администрации (сначала по участкам), отмечались как забастовщики и уходили. Часть из них являлась на эти собрания в нетрезвом состоянии. Так, 16 ноября И.Гоменюк пришел в нарядную. Там уже сидела неполная смена, часть из них уже «поддатая». В ответ на удивление и.о. директора ему ответили:

- А мы бастуем!

И.Гоменюк пошел на другой участок - все трезвые, но тоже заявили, что бастуют. Кто-то сходил в нарядную соседнего добычного участка, вернулся:

- А там уже поддатые!

Тут же и на этом участке стали организовываться для выпивки.

В прежних забастовках рабочие не забывали, что забастовка кончится и им придется давать план. Поэтому бастующие выделяли рабочих, которые поддерживали лаву. В этот раз ничего подобного не делалось. В результате уже к 18 ноября ремонтники докладывали, что идет активная деформация лавы. Она оказалась сдавленной до 1,2 м при норме 1,8 м. По оценке исполняющего обязанности директора, потребуется 1-2 смены, чтобы восстановить лаву. «Им, конечно, это оплатят, - добавил он. - Но там такая работа, что мужики будут плакать. И после забастовки минимум 1-2 дня они будут работать бесплатно». Рабочий с добычного участка в ответ на мой вопрос о последствиях деформации лавы для их последующей работы почесал за ухом и не очень уверенно ответил: «Работать в принципе можно начинать сразу, и уголь будет, но, конечно, не в том количестве».

После того как администрация в ответ на забастовку организовала ремонт конвейера, бастующие рабочие добычных участков пытались призвать рабочих участка конвейерного транспорта (УКТ) включиться в забастовку. Однако те еще в самом начале ограничились одночасовой забастовкой солидарности и продолжили свою работу.

Фабрика, погрузка и все прочие участки продолжали работать в течение всей забастовки без перебоев. Правда, в силу наличия единой технологической цепочки объем их работы сократился.

Забастовали только 6-й и 7-й добычные участки, однако вся шахта столкнулась с перспективой лишения премии, общего сокращения заработка в следующем месяце. Это не могло не породить внутренних трений в коллективе. И.о. директора так объяснил ситуацию:

- Рабочие уже кусаются друг с другом: те, кто хочет бастовать, уже грызутся с бастующими. И это мой рычаг.

Кое-где возникла противоречивая ситуация. На одном из вспомогательных участков рабочие не бастовали, два дня ходили на работу. Потом кто-то им разъяснил, что при любом варианте их поведения на рабочем месте исход один и тот же - лишение премии в связи с невыполнением шахтой плана. Тогда они заявили, что не будут работать до тех пор, пока не будет приказа о порядке оплаты их труда. День-два ушло на утряску.

Чтобы выйти из тупика, и.о. директора в пятницу (17.11.) подписал приказ, по которому рабочие получат премию в размере 70 процентов при условии выполнения собственного плана. После этого они возобновили работу, вернее, перешли от ее имитации к работе. Однако, в частной беседе один из руководителей шахты мне объяснил:

- Премию им все равно уже не получить в любом случае: они уже не смогут выполнить свой план, да и не получается норма выходов на работу - не хватает двух дней.

14 ноября, в первый же день забастовки на «Южной», НПРУП города приняло решение о проведении общегородской акции протеста 1 декабря, на следующий день такое же решение было принято НПГ города. Оба решения содержали призыв к трудовым коллективам воздержаться от стихийных действий. Однако эта информация достигла шахты «Южная» поздно и не возымела никакого действия на бастующих рабочих. На второй день забастовки, 15 ноября, на сменное собрание прибыл Н.Строенко - бывший председатель НПГ шахты, а ныне исполняющий обязанности председателя НПГ Воркуты. Его призывы воздержаться от забастовки до 1 декабря встретили агрессивную реакцию, выраженную в матерной форме. Затем выступил с аналогичным призывом и подробным разъяснением обстановки зампредседателя НПРУП Воркуты А.Смирнов - реакция та же. Затем с шахтерами попытался переговорить на ту же тему и убедить остановить забастовку председатель Воркутинского городского рабочего комитета А.Хидиров. Его также прямо и однозначно «послали». Были выкрики: «Козлы! Чего приехали? Сами разберемся!» После этого все органы рабочего движения Воркуты демонстративно устранились от забастовки, предоставив ее участникам самостоятельно решать свои проблемы. Как сказал Н.Строенко пришедшим к нему за помощью рабочим: «Вы бузу затеяли - вы и расхлебывайте».

Рабочие ряда других участков вынуждены были не работать в силу отсутствия фронта работ из-за забастовки добычных участков. Ремонтные рабочие работу продолжали. Так, 18 ноября из 153 рабочих второй смены работали в шахте 53 чел., осуществляя ремонт и поддержание шахты.

Процесс институционализации забастовки пошел медленно и с большим запозданием. Лишь 17 ноября (в пятницу) рабочие избрали стачечный комитет из трех человек: К.Б.Остановский, С.П.Шишанов и А.Ф.Болтян. Испоняющий обязанности директора И.Гоменюк в ответ радостно-шутливо заметил: «Ну что ж, теперь отвечать будем вместе». В ответ только что появившиеся лидеры возразили: «Ну, нет уж! Ты директор - тебе и отвечать». Сколько-нибудь заметной роли в организации забастовки стачком не сыграл. По ходу забастовки один его член заболел, другой ушел в отпуск.

 

Мини-локаут

 

В пятницу, 17 ноября, исполняющий обязанности директора шахты И.В.Гоменюк предпринял контрнаступление: он отдал приказ начать с третьей смены ремонт конвейерной линии и пускать в шахту, начиная с третьей смены, только ремонтников. Его позиция была жесткой: «Даже если они уже не захотят более бастовать, я их вниз не пущу. Линия порвана и им там делать нечего». Полная смена состоит из 153 чел., ремонтники же, которые продолжали работу всю неделю - 53 чел. Во время начала забастовки в воскресенье они спокойно и без колебаний пришли на работу, переоделись в свои грязные робы и пошли на смену. Вопрос о забастовке в их разговорах даже не звучал.

Когда в субботу часть рабочих добычных участков, захотела прекратить забастовку и спуститься в шахту, они натолкнулись на сопротивление администрации. И.о. директора заявил им: «Нет уж! Вы решили бастовать, а я решил ремонтировать. Поэтому работы для вас в шахте нет». Во время второй смены в воскресенье состоялось бурное объяснение И.Гоменюка с рабочими, которые пытались заставить его платить за время ремонта как за вынужденный простой. Однако в ответ И.Гоменюк разъяснил, что платят за простой, когда он случается по вине администрации. В данном же случае рабочие сами организовали забастовку и прервали работу.

Руководители профсоюзов шахты вяло попытались предложить компромиссный вариант: тем, кто хочет бастовать - не платить за простой, а тем, кто готов работать, но не может это делать из-за ремонта - платить, как за простой. Однако администрацию этот вариант не устроил, и она осталась на жестких позициях: лишь когда бастующие участки примут официальное решение о прекращении забастовки, а ремонт к тому времени не будет окончен, тогда можно будет говорить об оплате вынужденного простоя. «Лишние палочки (значки, свидетельствующие о выходе на работу - В.И.), - заявил И.Гоменюк, - у меня никто не получит». Объяснение с рабочими происходило в нарядной участка. Матерились рабочие, Гоменюк отвечал им тем же. Стиль своей речи позднее он объяснил мне просто: «С волками жить - по-волчьи выть».

После провала прямых переговоров забастовщиков с и.о.директора в субботу рабочие стали подбивать своих начальников участков вступиться за них. Те прямо отказать не могли и нехотя начали зондировать почву у Гоменюка. Но тот остался непреклонен: «Деньги потребители нам платят только за уголь, а не за «палочки».

На наряде в субботу в 11 часов объяснение директора с рабочими шло на разных тонах: спокойный разговор, то и дело прерывался матерными тирадами. После этого кто-то из рабочих беззлобно, смирившись с ситуацией, выходил в коридор и отправлялся домой.

В 17 час. на наряд пришла новая смена. И.Гоменюк отправился к ней. Мужики с 7-го участка собрались в нарядной: 7 человек из 8 по списку. Начальник участка спокойно сидел за столом под большим бронзовым барельефом В.Ленина. Явно, что все это ему надоело, но активно вмешиваться в процесс и метаться между молотом и наковальней ему не хочется, да и смысла нет портить отношения ни с рабочими, ни с дирекцией.

И.Гоменюк вошел вразвалочку в нарядную.

- Ну что бездельники?

- Какие же мы бездельники, - смеясь ответил парень лет 30. - Мы дома работаем. Вот ремонт делаю. Чего же зря время тратить?

- Ну, что? Работать будем? - спросил всех и в то же время никого другой рабочий.

- Да чего уж там, - усмехаясь, отвечал Гоменюк. - Вы уж отдыхайте дальше. Я уже вырезал кусок ленты, поэтому раньше вторника в шахте делать нечего. Бастовать - так бастовать. Вот соберетесь, напишите заявление о выходе из забастовки, все подпишитесь, потом так сделают остальные смены, и только тогда я дам команду в ламповую пускать вас в шахту.

Мужики грустно и смиренно вздохнули. Чувствовалось, что в отличие от предыдущей смены, они пришли, уже зная о маневре и.о. директора, обсудив это и приняв как безвыходное положение. Кто-то вяло посетовал, что после отпуска жить не на что.

- Я в такой же ситуации, - спокойно отреагировал И.Гоменюк. - Тоже вышел из отпуска и не получал аванса, поскольку решили выдавать всю зарплату сразу, хотя я, как и.о.директора мог бы получить из директорского фонда. Но я сказал профсоюзам: «Идите, смотрите документы - я ничего не брал!»

Я подошел к рабочему, стоявшему в коридоре у нарядной:

-А вы когда вышли из отпуска?

- Я? В сентябре, он - в октябре, - и парень кивнул на своего соседа. - А вообще-то у нас почти все сходили в отпуска в период с мая по июль. Теперь вот все деньги кончились. Жена не работает, хоть иди на улицу просить.

- Знать бы у кого просить, - усмехаясь, добавил второй.

- Цивилизованное правительство должно же думать о людях, - спокойно заметил пожилой лысоватый мужичок, явный пенсионер.

Тут все вдруг дружно расхохотались.

- Ты же видел лицо Ельцина, когда он был у нас? - моментально отреагировал Иван Васильевич Гоменюк. - Ну что с него взять? А потом вы же сами за него голосовали, а я сразу вам говорил: «Голосуйте за коммунистов». Не послушали, теперь расхлебывайте.

Все было ясно. Потолкавшись в нарядной минут 15, рабочие заспешили на автобус. Напоследок и.о. директора добавил, что завтра - воскресенье, а потому нет смысла приходить отмечаться.

- Будет общешахтный выходной. Потом посмотрим: у кого по графику был выходной - отметим как выходной.

В автобусе молодой рабочий в беседе с товарищами сказал:

- Коммунисты, хотя и тянули на себя, так и другим доставалось. А теперь новые русские все приватизировали. Скоро по улице не пройдешь - будут требовать плату: мол, частная собственность. Как тут жить? Одно осталось: как в 17-м году, браться за оружие.

Я вклинился в беседу:

- А как долго собираетесь бастовать?

- А кто их знает? Одни говорят одно, другие - другое.

- А 1 декабря бастовать будете?

- Может быть.

В принципе администрация была готова и на более решительные меры по подавлению забастовки и наказанию участников. И.о. директора И.В.Гоменюк разъяснил ситуацию так: «Юридически забастовка незаконная. Я не был оповещен. Не были соблюдены сроки, не предъявлены официальные требования. Поэтому я могу их выгнать за прогул, но суд говорит: «Не трогай!» Не хотят портить отношения с рабочими». В то же время по-человечески администрация понимает гнев рабочих. Однако руководство шахты однозначно оценило забастовку как бессмысленную. Как сказал и.о. директора, «они ничего не добьются... Единственное, что может помочь - так это общегородская забастовка 1 декабря, а затем - забастовка всей угольной промышленности».

С началом забастовки администрация шахты стремилась все держать руку на пульсе. Поскольку директор шахты был на больничном, то основная тяжесть работы по контролю легла на его зама И.Гоменюка. Он являлся на шахту на первый наряд вместо директора, и на два других - в своей роли. Лишь четвертый наряд в 11 час. ночи пропускал. В субботу 18 ноября, несмотря на выходной день, он с раннего утра и до вечера был на шахте. Нельзя сказать, что работа была напряженной. Я провел с ним большую часть рабочего дня и могу судить о содержании его деятельности в этот период. Это было то, что обычно называют держать руку на пульсе. В момент наряда он приходил к рабочим в нарядную и вел переговоры. Это длилось примерно полчаса. Потом все расходились, а и.о. директора возвращался в свой кабинет главного инженера. Там он был в принципе свободен. Иногда к нему приходил кто-то с вопросом. И.Гоменюк разъяснял, отдавал указания, порою вступал в перебранку. Изредка раздавались звонки: где-то что-то шло не так. Он опят отдавал распоряжение. Все успокаивалось. Где-то часа в два, когда в кабинете сидели я, Гоменюк и главный механик шахты Михаил, пришло время обеда. Иван Васильевич полез в сейф, достал «тормозок» (бутерброд с курицей) и початую бутылку водки. Выпили, закусили, а тут подошло и время третьего наряда - 17 час. Иван Васильевич не спеша и спокойно отправился выяснять отношения с рабочими. Начальники участков такую же вахту несли в нарядных. Там был такой же ритм: бурная встреча с рабочими, мат, перебранка, затем - затишье до следующего наряда. И так - целый день. Правда, в день начала забастовки, 14 ноября, начальники участков остались даже ночевать в нарядных.

В ходе забастовки рабочие поняли, что они остались одни. Одна проходческая смена на шахте «Аяч-Яга», ранее переведенная туда с «Южной» начала забастовку солидарности. Однако на следующую смену прибыл директор шахты, разъяснил бессмысленность акции, напомнил о предстоящей общегородской забастовке 1 декабря. Забастовка прекратилась.