Образ Ангары в художественной системе Валентина Распутина

Мир детства в прозе В. Г. Распутина неразрывно связан с рекой. Образ Ангары, наряду с избой, олицетворяет собой миропорядок, который определяется стихией: «Ангара же поразила меня волшебной красотой и силой, я не понимал, что это природа, существующая самостоятельно от человека миллионы лет, мне представлялось, что это она принесла нас сюда, расставила в определенном порядке избы и заселила их семьями. Это представление могло связаться с картиной разлившейся Ангары, затопившей деревню, по которой мы, ребятня, плавали на плотиках, и пронесенной на стремнине на каком-то помосте коровы; слышу и сейчас чей-то голос: «Это матушка-Ангара бедным детушкам понесла» [55, с. 6].

Необъяснимая мощь Ангары, которая одновременно даёт и забирает, завораживает и пугает, заставляет тех, кто живёт рядом с ней, относится к Ангаре как к матушке, Матери, обладающей мощью скреплять между собой весь род человеческий. Как отмечает В. Н. Топоров в работах, посвящённых мифологии, в культуре шаманского типа река является стержнем Вселенной, моделирует структуру коллектива, являясь дорогой в поселение материнского рода [141, с. 242–243].

Мифологические функции образа реки совпадают с размышлениями старухи Дарьи в «Прощании с Матёрой»: «И кто знает правду о человеке, зачем он живет? Ради жизни самой, ради детей, чтобы и дети оставили детей, и дети детей оставили детей, или ради чего-то еще? Вечным ли будет это движение? И если ради детей, ради движения, ради этого беспрерывного продёргивания – зачем тогда приходить на эти могилы? Вот они лежат здесь полной материнской ратью, молчат, отдав все свое для нее, для Дарьи, и для таких, как она, – и что из этого получается? Что должен чувствовать человек, ради которого жили многие поколения? Ничего он не чувствует. Ничего не понимает. И ведет он себя так, будто с него с первого и началась жизнь и им она навсегда закончится» [59, с. 187].

Называя могилы предков материнской ратью, Валентин Распутин определяет центральную мифологему своей мифопоэтики: образ матери реализован на всех уровнях связанных между собой групп художественных образов, формирующих архитектонику творчества В. Г. Распутина.

Образ реки уже встречается у В. Г. Распутина в тофаларских очерках, в которых появляются типичные для писателя художественные образы: синяя кожа запотевших рек, синий лёд, посиневший лёд, горы боятся речек, потому что вода разотрёт их своими холодными руками и утопит навсегда, поэтому горы держатся за небо.

В статье «Образ-символ Ангары в прозе В. Распутина» С. С. Имихелова обращает внимание на то, что Ангара является символом времени, доли, творчества, матушки, что пространство реки воспринимается как пространство неба, которое содержит в себе свет тайны и является окном к Богу [90, с. 267–276].

Все эти ощущения испытывает шестилетний мальчишка, который впервые появляется у В. Г. Распутина в повести «Вниз по течению» [40, с. 2–39], напечатанной в журнале «Наш современник» в тысяча девятьсот семьдесят втором году, который впоследствии автор, незначительно отредактировав, определит как очерк и назовёт «Вниз и вверх по течению» [48, 26–47].

Очерк содержит в себе размышления молодого писателя Виктора, едущего домой в отпуск, о судьбе родной деревни, пережившей затопление, о судьбе писателя и тайне творчества, о реке, по которой он плывёт, и все раздумья героя перемежаются яркими воспоминаниями о детстве, которые особняком стоят в произведении. Ещё не раз В. Г. Распутин отдельно напечатает отрывки из очерка, которые касаются детства шестилетнего мальчишки. В первый раз В. Г. Распутин напечатает их в двести семьдесят седьмом номере газеты «Восточно-Сибирской правда» в тысяча девятьсот семьдесят первом году, за год до полной публикации произведения в толстом журнале, которые писатель так и назвал «Воспоминание о реке: отрывок из повести «Вниз по течению». Второй раз тысяча девятьсот восьмидесятом году В. Г. Распутин для издательства «Малыш» переделает отрывки из очерка, прописав в них героем шестилетнего мальчишку, и напечатает под названием «На реке Ангаре», выделив названием центральную тему сборника, вокруг которой организован сюжет.

Структура очерка легко дробится на небольшие тематические зарисовки, из которых В. Г. Распутин составил семь микрорассказов, вошедших в сборник «На реке Ангаре», позже включённого в сборник «Земля родины». Микрорассказы отражают самые важные переживания шестилетнего мальчишки, которые составляют основные элементы счастливого детства.

Первый микрорассказ называется «День рождения» Для героя день рождения является сакрализованным событием в жизни. Своим рождением человек привязан именно к этому дню в календаре, поэтому весь следующий год зависит от тех событий, которые произойдут с ним в его день рождения. В простом дне и обыденном времени человек ведёт себя на равных со временем, а в часы золотого именинного времени человек делается зависимым от иных сил, которые влияют на его судьбу. Поэтому для героя В. Г. Распутина так важно, что день рождения, в который мальчишке исполнилось шесть лет, выпал на первое мая, праздник весны. Из-за совпадения в одном дне двух важнейших дат мальчишке захотелось, чтобы ледоход начался именно в день рождения. Описывая ожидание, в которое погружён сидящий у реки мальчишка, В. Г. Распутин развивает идею времени, которое воплощено в образе Ангары. Ребёнок не просто ждёт ледоход, он воспринимает его как залог будущего счастья: кончится война, отец вернётся с фронта, его полюбит соседская девчонка Нинка. Он терпеливо просидел на реке весь день, ожидая с тяжёлым вниманием, когда первый решающий толчок сорвёт лёд с места. Но момента, когда произошёл решающий толчок и лёд тронулся, он так и не дождался, и вечером измученного мальчишку с трудом увели домой.

Ледоход начался ночью, и Витя, проснувшись от далёкого неясного гула, идёт на зов реки, преодолевая страх перед неизвестностью. И лёд тронулся. Этот эпизод из очерка «Вниз и вверх по течению» в сборнике «Земля родины» В. Г. Распутин разбил на два микрорассказа, отдельно описав грозу и ледоход[50, с. 31–36].

Ночная гроза описана как неразрывная связь реки с небом, без которой ледоход не начинается.

Природные явления в мифопоэтике В. Г. Распутина персонифицированы и наделены нравственным смыслом, значение которых всегда реализуется на уровне сюжета, в событиях, связанных с героем. В эпизоде ярко и динамично изображены все природные стихии, которые оказываются взаимосвязанными не только между собой, но и с мальчишкой, амплитуда переживаний которого совпадает с движениями стихий. Хлестнула молния и разошлась на конце жутким голубым огнём, небо треснуло и обвалилось из-за грохота вниз, мальчишка закричал и упал, а, вскочив, чудом услышал, как звук раздираемого неба повторился в глубине льдины, после чего он увидел, как, ломая лёд, выносит середину реки. Весь сакральный момент начала ледохода мальчишка пережил вместе с рекой, произошло его слияние с Ангарой, которое дало ему право услышать тот самый звук, который свидетельствовал о том, что пошёл лёд.

Ещё одно переживание на реке описано в повести «Последний срок», когда старуха Анна вспоминает эпизод из своей юности. Память старухи воспроизводит летний день, когда она брела вдоль берега после короткого дождя в тёплой, как парное молоко, воде. Это была счастливая минута её жизни, она смотрела на красоту этого мира, на радостные согласованные между собой действия вечной жизни. В реке после быстрого, буйного летнего дождя плавали пузыри, и ходила пена, с кустов на землю тяжело падали набрякшие капли, по траве как жучки катились росинки, опьянённая дождём земля, утомлённо дыша, догола распахнулась глубокому, ясному небу. Старуха Анна, вспоминая свою юность, задаётся вопросом, можно ли, переплыв на противоположенный берег реки, застать ту же красоту, которая бы нисколько не увяла и не померкла за эти годы?

Река связана у героев с ощущением подлинности жизни. С. С. Имихелова отмечает, что символичность образу Ангары придаёт понятие правды, связанное с Ангарой и разделяющееся в её образе на два берега [90, с. 273–274]. А. А. Митрофанова в своей книге также отмечает важность деления у В. Г. Распутина реки на правый и левый берега и связанные с этим коннотации [114, с. 11–12]. Правый и левый берега реки, две правды, своеволие и устои, нижняя и верхняя деревни олицетворяют собой необратимый ход жизни, а значит её реальность, вмещающую в себя хорошее и плохое, жизнь и смерть.

Последний микрорассказ «336 и одна» из сборника «Земля родины» посвящён описанию страха мальчишки, который боится что «<…>река могла исчезнуть, уплыть, кончиться, обнажив на память о себе голое каменистое русло, по которому станут бегать собаки. По утрам, боясь признаться в этом даже самому себе, он осторожно шёл проверить. Не случилось ли что-нибудь с рекой, и не понимал, почему это больше никого не тревожит, почему все спокойны, что река и завтра будет течь так же, как текла вчера и позавчера» [50, с. 44–45].

И страхи, вывернутые наизнанку, исполнились: «от реки тут, конечно, ничего не осталось, и даже приблизительно нельзя было указать, где пролегало ее русло; <…> река захлебнулась и утонула во встретившем ее равнодушном разливе» [40, с. 18].

Мотив мёртвой воды, смерти на реке станет сквозным в прозе В. Г. Распутина. «Прощание с Матёрой», «Живи и помни», «Поминный день», «Вниз и вверх по течению» объединяют между собой мотив утопления.

Двойственность образа Ангары парадоксальным образом воплотилась в рассказах «Поминный день» и «Нежданно-негаданно» из «Цикла рассказов о Сене Позднякове».

Рассказ «Поминный день» начинается с описания трагической в своей безыскусности гибели Толи Прибыткова, который утонул в Ангаре, на поминки которого из города приезжает брат, Бронислав Иванович. Познакомившись с Сеней Позняковым и проникнувшись к нему симпатией, Бронислав рассказывает ему историю из своего детства, случившуюся ещё на старой Ангаре, когда мальчику было двенадцать лет.

Одним из самых праздничных событий для деревенских ребятишек считалось прибытие парохода. Для далёких деревенек, разбросанных по Ангаре, пароход являлся единственным путём сообщения с внешним миром. Каждое его прибытие было огромным событием для всех ребятишек, которые гурьбой сбегались к пристани, чтобы полюбоваться, как из города в гости к отцам-матерям наезжают красивые и умные, почти неземные люди. Всем детям хотелось стать такими же нездешними и прекрасными, как уехавшие в своё время в город юноши и девушки, каждый мечтал, что, когда подойдёт его срок, он тоже далеко-далеко уедет из родной деревни. Мечта об иной жизни, связанная с пароходом, оказалась вывернутой наизнанку, когда Бронька решил проехать восемь километров зайцем на пароходе из Замараевки в соседнюю деревню к бабушке. Мальчишество наткнулось на хладнокровную жестокость в лице второго помощника капитана Сокола, который решил проучить Броньку и доставить пацана до Братска. Сокол затеял злую опасную игру,  в которой мог погибнуть ребёнок, и нашёл в лице команды соучастников для своих издевательств. Броньке запомнилось картинное мужественное лицо под фуражкой, которая скрыла личность преступника, фигурное озлобление, которые сопровождали глумления. Столкнувшись с бесчеловечностью со стороны людей, Бронька сиганул в Ангару, в которой мог захлебнуться. Но Ангара вынесла мальчишку на мелководье. Это было первое чудо в жизни Броньки, и в этой схватке он на всю жизнь победил Сокола, который после истории с мальчишкой навсегда ушёл с Ангары. Бронька прошёл испытание водой, которое, как отмечает В. Н. Топоров [141, с. 249], является одной из форм Божьего Суда.

Спустя годы полумёртвая вода взяла дань с людей за своё бесплодие, брат Толя утонул в Ангаре, а его дочь поедет учиться в город, где будет жить в бездетной семье Бронислава.

Рассказ «Нежданно-негаданно» показывает жизнь в городе, которая видится деревенскому человеку вывернутой наизнанку. Город воспринимается Сеней как один большой китайский рынок, который снабжает Иркутск непрочным хламом. Хлам быстро портится и выходит из строя, что является основой современной экономики, так как плохое качество товара требует замены, что даёт русским и китайцам работу, так как иной работы, кроме торговли, современная Россия предложить не может. Схему перепродажи дешёвого товара за большие деньги глухим обедневшим деревням, страдающим от дефицита и отсутствия зарплаты, Сеня называет адовой простотой и поражается изобретательности современных людей, которые занимаются коммерцией.

На базарной площади Сеня видит сидящего на цепи медведя, которого там держат для фотографирования. Облезший, полуживой, старый, замученный медведь, гремя цепью, исподлобья косится на окружающих его ребятишек, так как уже давно смирился с тем, что его жизнь кончилась. Там же на рынке Сеня видит трёх нищих стариков, среди которых один безногий на каталке, и цыганят, которые просят милостыню.

Среди безобразия побирающихся, рыночной пестроты и шума Сеня встречает нищую девочку пяти-шести лет, которая поражает его своей красотой.

У девочки ангельское личико, дымно-белая льняная тугая коса с тёмно-красным бантом, чуть вытянутое, чистое, нежное, ласковое открытое лицо. Небольшие, глубокие, голубые глаза, чуть курносый нос, правильный, со слегка оттопыренной нижней губой, рот.

Девочка сравнивается с ангелом: ангельское лицо, ангельский лик, ангельское создание, небесное создание, девочка, точно слетевшая из сказки, чистое свидетельство присутствия живого Бога на земле. Красота её лица, по сравнению с обычными лицами, сравнивается с работой стеклодува – оно не просто лепилось, а выдувалось небесным дыханием. И в то же время лицо девочки кажется Сене тусклым, так что он даже задаётся вопросом: ангельское личико, слепленное с таким вдохновением, изначально не было вздуто изнутри свечкой, которая бы его освещала и теплила, или свечка загасла при жизни?

Волею случая взяв девочку к себе на воспитание, он жалеет ребёнка.

Катя с трудом произносит слова, говорит односложно, чаще отмахиваясь головой. Как отмечает В. Н. Топоров в статье для мифологического словаря «Река»: «Связь реки с речью принадлежит к числу архетипических образов, известных в ряде традиций, в основе идентификации не только акустический эффект шумно текущей воды, но и образ самого потока реки и речи, последовательного перетекания – развития, от начала до конца, до полноты смыслового наполнения» [141, с. 252].

Дымно-белую льняную косу Кати Галя заплетает, поворачивая волосы на Сеню, как поворачивает, катая волны, река к берегу.

Катя смотрит вокруг себя со стылым вниманием, для своих лет она вялая и заторможенная, ведёт себя как неживая, безвольно дёргаясь, словно тряпичная кукла.

Собирая в огороде огурцы, Катя перекатывает их в руках, то ли согревая огурец, то ли согреваясь огурцом. Собирая помидоры, она долго выбирает среди начинающих краснеть самые спелые помидоры.

Одной из важнейших метафор для творчества В. Г. Распутина является метафора ломающего льда от тепла весеннего солнца. Неудержимая сила весеннего солнца настолько велика, что способна ломать стылые, отливающие глубокой синевой, глыбы льда. Ледоход является сакральным событием в мире детства В. Г. Распутина. Таким же выглядит сердце Кати: вздыбленным, неповоротливым, угнетенным зверской жизнью, – в глубине которого беспокойно и глухо колотятся воспоминания о матери и отце, о дороге к русским, о затравленной жизни у Ахмета. В семье Поздняковых под воздействием живительной силы любви сердчишко Кати должно начать так же ломаться от тепла, как ломается по весне лёд. В образе Кати реализован сквозной мотив пустого ожидания, онтологически переводящий текст В. Г. Распутина из языческой модели в христианскую модель бытия.

В образе Кати с метафорой весеннего солнца смыкается метафора живительного огня – другой важнейшей для творчества В. Г. Распутина метафорой. Душа Кати пробуждается от живительного огня керосиновой лампы. Однажды при Кате зажгли керосиновую лампу, и лампа так понравилась девочке, что она полюбила по вечерам с ней играть, прибавляя и убавляя фитиль. И только в эти моменты Сеня видел на её лице проблески тайной жизни, искрящиеся на её живом лице, которое было залито бликами и тенями, исходящими от лампы. Сеня про себя называет её маленькой шаманкой, любуясь ей незатейливой игрой, когда Катя крутит фитиль и что-то нашептывает над лампой.

С. С. Имихелова приводит множество мощных по художественной силе образов света и цвета, характеризующих Ангару: изнутри воды идёт мерцание, в котором струится и трепещет небо, блёклое колыхание, причудливая игра синей и зелёной красок, сияние глубины, серо-стальная и тусклая река, сверкающая течь, которые смыкаются с метафорой «свет правды» [90, с. 271–273].

В образе Кати правда проявляется в те минуты, когда её лицо залито светом живого огня, идущего от керосиновой лампы. Катя поглощает огонь и отдаёт назад вторичным теплом, которым отсвечивает её ангельское лицо.

Образ Кати встраивает девочку в композиционно-семиотический образ Ангары в прозе В. Г. Распутина.

Катя случайно попадает к Сене, и также по воле случая снова исчезает из его жизни, являя собой парадоксальную логику реки, которая даёт и забирает.

Потеря дочери, которую уносит вода, описана и в «Последнем сроке», когда старуха Анна провожает Люсю, навсегда уезжающую в город по воде. Старуха вспоминает летний день, когда все провожающие пришли на пристань задолго до прибытия парохода. Люсю окружили подружки, которые завидовали ей и одновременно жалели её, возле Люси крутилась маленькая Танчора, а старуха сидела от весёлой компании в стороне. Люся старалась не смотреть на мать, и при прощании последней сунула ей свою ладошку. Только очутившись на пароходе, после отплытия она отчаянно и горько начала махать матери платком. Пароход, набирая силу, увозил от старухи её дочь, вода навсегда унесла Люсю.

Пространство Ангары встраивается в сакрализованный автором мир детства В. Г. Распутина. Амбивалентный образ реки заключает в себе образ матери-природы, которую покорил человек, что выразилось в топонимике Ангары, которая теперь делится на старую Ангару и новую, что отражает исконно-русские представления о живой и мёртвой воде. Старая Ангара была чистой, звонкой, связанной с небом, новая кажется неподвижной и серой, покорно и глухо лежащей морем до горизонта. С переменами примиряет детство, которое олицетворяет продолжение жизни: мальчишки в верхней деревне всё также самозабвенно купаются в Ангаре, катаются на лодке и ловят рыбу, как и мальчишки из нижней деревни двадцать лет назад купались, катались и загорали на Старой Ангаре.