Я не вернусь. Боль — это все, что есть, все, что я есть, все, что я могу дать. Я больше не один из вас, и я не могу снова стать частью вас. Я не могу вернуться домой.

Мы - часть тебя. Ты так долго был один, но ты всегда будешь принадлежать нам.

 

Больше нет. Я - месть. Я - страх. Я - все, что вы должны оставить позади.

Мы научимся переносить тьму. Они покажут нам как.

Вы не можете понять. Я... я не принесу вам этой боли. Мне было невыносимо видеть, как их разделяют. Пожалуйста, просто отпустите меня. Дайте мне умереть.

Если это действительно то, чего ты хочешь, выбор за тобой. Но мы видели, как ярко светит в темноте, как сладко музыка наполняет тишину. Все эти годы ты знал только тень и безмолвие, и нам так много нужно тебе показать. Спасти тебя.

Я не стою спасения.

Мы все стоим спасения.

Откуда вы знаете?

Мы никогда не можем знать, не по-настоящему.

Но мы верим.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ГИДЕОН

 

КТО-ТО ШЕВЕЛИТСЯ РЯДОМ СО МНОЙ, и когда промаргиваясь, я открываю глаза. Голубые искры все еще мельтешат передо мной и я осознаю тепло Софии на своей груди. Мы в моей берлоге? Она во сне перекатилась на мою половинку кровати?

На мгновение я оказываюсь в невероятно огромном пространстве, мои мысли бегут с бесконечной скоростью... а затем, мгновение спустя, это пространство сжимается, возвращаясь ко мне, пока мир снова не обретает правильный размер и форму.

Правда выплескивается на меня, как ведро холодной воды, наэлектризованная и внезапная. Мы лежим на полу, заваленные обломками разлома, как куча мусора, и я сжимаю Софию в руках.

- Сработало? - шепчет она устало. Затем, словно спохватившись, добавляет: - Мы живы?

Ребра в синяках, плечо болит в том месте, где я, кажется, приземлился на него, но я сажусь, оглядываясь в поисках остальных.

Я сразу вижу Флинна и Джубили. Она бормочет проклятия на другом языке, которому, должно быть, научилась у него, судя по тому, что он похоже понимает его. Я встречаюсь взглядом с Флинном, и он поднимает руку, показывая, что с ними все в порядке.

Проследив за его взглядом, я вижу свернувшись калачиком Тарвера в центре зала. Он начинает выпрямляться, двигаясь так, словно каждая его часть испытывает боль. Как старик.

-...черт возьми, что это было? - стонет Джубили.

- Разрушение разлома освободило шепотов, - отвечаю я, пытаясь подняться на ноги, но безуспешно. — Это сработало на Элизиуме, когда в разлом прыгнули Тарвер и Лили. Это сработало на Эйвоне с тобой. Она сказала, что они пытаются прорваться, и так как она не хотела, чтобы они... мы подумали, может они помогут нам остановить ее.

Рядом со мной София втягивает воздух, когда я произношу имя Лили

- Гидеон, где Лили?

- Она просто... - голос Флинна затихает. - Она исчезла. Ее затянуло в разлом вместе с вами.

Мой взгляд лихорадочно обшаривает зал, и я снова пытаюсь подняться на ноги. Я шатаюсь и падаю на колено, когда мои ноги отказывают. Нет. Нет, нет, нет. Я чувствовал ее в разломе. В то мгновение, когда мы попали в это бесконечное пространство, я почувствовал ее там, я знаю это.

Раннее утреннее солнце пробивается сквозь прорехи в корпусе «Дедала», прогоняя тени, так что ей негде спрятаться. Ее отец лежит в углу разрушенного зала, глядя на разлом, словно проводит какие-то мысленные вычисления или дискутирует с кем-то.

Когда я делаю вдох, беспомощно пытаясь понять, что делать дальше, свет резко меняется. Ленивые, голубые искры разлома становятся неистовыми, и зал темнеет, будто весь свет вытягивается из нашего пространства в одну точку.

Мягкий электрический гул в разломе заполняет пространство без предупреждения, и когда искры становятся невыносимо яркими, он поднимается до пронзительного крика, нарастающего каждую секунду.

С другого конца зала Ли что-то кричит нам, но я не слышу ее из-за гула. Я различаю слова только в последний момент: «убирайтесь». Двигаясь как единое целое, мы с Софией карабкаемся по груде обломков, чтобы укрыться за ней с другой стороны, в это же время Тарвер спешит в другой конец зала, а Флинн и Ли вместе перекатываются за цементную глыбу. Мое сердце колотится, в ушах звенит, легкие сжимаются, зал дрожит... и кажется, что в любую секунду «Дедал» распадется вокруг нас.

Оглушительный рев заглушает оглушительный гул разлома, и перед тем как я закрываю глаза, я вижу, как металлическая рама, содержащая свет, раскалывается на тысячи сверкающих осколков, зависающих в воздухе подобно звездам. Голубые искры змеятся в безумном танце, рассыпаясь вокруг нас.

А потом наступает тишина. Полное молчание.

София первая приходит в движение, ползет назад по куче обломков, что укрывала нас, и протягивает мне руку сверху. Я хватаюсь за нее, переплетая наши пальцы, и забираюсь к ней, приподнимаясь на локтях. Остальные тоже выползают из своих укрытий, чтобы посмотреть. Свет по-прежнему на месте, снова слившийся в высокую овальную форму вокруг разлома. Но там, где когда-то было холодное бледно-голубое свечение разлома, теперь сияет золотым, переливающимся, насыщенным светом.

И механизм, откуда он светил, клетка, исчезла.

В течение нескольких долгих секунд мы просто смотрим на него, пытаясь заставить наши измученные мозги поработать снова, пытаясь понять, что делать дальше. Затем корпус «Дедала» издает дрожащий стон, и мы словно возвращаемся к жизни.

Тарвер встает на ноги, спотыкаясь делает два шага вперед, словно собирается идти прямо в разлом. Но вдруг он резко останавливается, просто глядя на него. Свет играет на его измученном лице.

У основания разлома скорчилась фигура, и она осторожно поднимается на ноги, поднимая облако пыли, которое медленно оседает обратно на землю.

Белая пыль прилипает к подолу ее черного платья, волосы наполовину распущены и падают на спину.

Она больше не безупречна… она великолепна, восхитительна, вернувшийся к жизни человек.

Лили.

Она дрожит, словно от внезапного холода. Пыль окрасила ее рыжие волосы в пепельный цвет. Только теплая рука Софии говорит мне, что это не сон и не галлюцинация. Глаза Лили обшаривают зал, перебегая от одного человека к другому, но особенно бросается в глаза тот, на кого она не смотрит. Она смотрит куда угодно, только не на бывшего солдата у упавшей люстры, чьи глаза неотрывно устремлены на ее лицо.

Никто не произносит ни слова, слишком боясь ее реакции. Никто не хочет разрушить чары, надежду, что ее разум снова принадлежит ей. В тишине есть миллион возможностей, и на этот миг она снова может быть просто Лили, даже если в следующий момент все снова рухнет.

Наконец она нарушает тишину.

- Кто-нибудь, скажите что-нибудь, - шепчет она. - Ну пожалуйста!

- Боже мой, это она. — Это Джубили, которая, шатаясь, поднимается на ноги и нетвердой трусцой бежит к девушке в развалинах. Флинн на шаг отстает от нее.

Округленные, голубые глаза Лили затравленно смотрят на нее. Она испуганно сглатывает, и на мгновение я чувствую ее неуверенность, как свою собственную. Как девушке начать извиняться за попытку уничтожить человечество? Но прежде чем она успевает что-то сказать, Джубили, не колеблясь, бросается к подруге, обнимает ее и высвобождает смех, который лишь слегка истеричен от усталости и облегчения, и руки Флинна обнимают их обоих.

Мои ноги наконец-то повинуются приказу, и я начинаю карабкаться вниз по другой стороне груды разбитого мрамора, за которой мы прятались, все еще держа Софию за руку.

Лили продолжает обнимать Джубили, когда поднимает голову и смотрит в нашу сторону. Она видит меня первым, и я узнаю проблеск, промелькнувший на ее лице —призрак Саймона, которого она видит во мне, и ее улыбка смягчается.

- Спасибо, - шепчет она.

Ее глаза встречаются с глазами Софии, и что-то проходит между ними -узнавание, память, понимание, прощение, все в одно мгновение.

Но она по-прежнему не смотрит на Тарвера, который стоит неподвижно, словно прирос к месту, на котором оказался в тот момент, когда Лили вернулась из пространственного портала. Ее взгляд устремлен куда-то за плечо Джубили. Каждая линия ее тела напряжена, словно она борется с какой-то невидимой силой, пытающейся притянуть свое лицо к себе.

Джубили смотрит на своего бывшего капитана, затем сжимает руку Лили, и они с Флинном, отступая, отпускают ее.

- Лили... - Тарвер не двигается, и если бы я не видел, как шевелятся его губы, то не узнал бы хриплый, убитый горем голос. Потом он делает несколько неуверенных шагов к ней, но останавливается за пару шагов.

Лили морщится при звуке его голоса. На глазах появляются слезы, губы дрожат, руки вцепились в грязное платье. Она закрывает глаза, и слезы текут по ее щекам, когда она резко поворачивается к Тарверу.

- Мне так жаль, - выпаливает она, повышая голос от волнения. Слова сливаются в один поток. — Я не могла остановить его... остановить это… я видела все, слышала каждое слово, но я не могла... это было похоже на то, как я обращалась с тобой на «Икаре», только в тысячу раз хуже, в миллион раз хуже, потому что я тоже чувствовала его ненависть. Боже, Тарвер, ничего из этого…

- Думаешь, меня это волнует? - Тарвер прорывается сквозь поток ее слов, и если ее голос ясен, богат и трепещет от волнения и боли, то его - тих и спокоен. Только хрипота, видимое напряжение в линиях плеч и ног, когда он стоит неподвижно, показывает, что происходит под всем этим.

Лили тяжело дышит, поток слов на время застопорился, и хотя я вижу только ее профиль, я понимаю то, что она не сказала, то, что ясно написано на ее лице… так ясно, что я чувствую, как мои щеки горят. Пальцы Софии сжимают мои, когда она прижимается ко мне.

- Я держалась. - Лили сглатывает, не сводя глаз с Тарвера. Теперь она говорит очень тихо, почти шепотом. - Чтобы я могла вернуться к тебе.

Я не могу сказать, кто из них ломается первым, но внезапно она делает шаг вперед, и Тарвер шагает к ней, а затем он держит ее так крепко, что ее ноги отрываются от пола, а ее руки обвиваются вокруг его шеи. Их губы встречаются и остаются там. Тоска, отчаяние и исцеление в этом поцелуе продолжают распространяться, как теплое сияние разлома позади них. Существа, находящиеся сразу за порталом, посылают каскадом свой расколотый свет в разрушенный бальный зал, купая всех нас в золоте.

Проходит некоторое время, когда Джубили прочищает горло.

- Не знаю, как вы, а я умираю от голода. По-моему, там еще остались крекеры и арахисовое масло, если наше снаряжение не стерло в порошок.

- Э-э... - я оглядываюсь на разлом, на фоне которого выявляется силуэт, что является обнимающимися Тарвером и Лили. - А что насчет них?

Джубили фыркает, ее голос становится сухим, когда она отвечает:

- Я почти уверена, что мы для них сейчас просто отдаленные размытые фигуры.

Мы не слышим возражений от пары, и на мгновение мне кажется, что они даже не услышали ее, но затем Тарвер убирает руку со спины Лили, чтобы изобразить некий грубый жест в сторону Джубили, что заставляет ее расхохотаться.

Пока Флинн и Джубили карабкаются по обломкам, чтобы вытащить свои рюкзаки из-под обломков, мы с Софией медленно сближаемся. Тишина между нами стала другой, наполненная всем тем, что произошло между нами за мгновение до того, как мы прыгнули в разлом.

Выбор, который она сделала, оставив пистолет у ног и доверившись надежде, заставляет ее покраснеть и затаить дыхание. Медленно, неуверенно ее губы изгибаются в улыбке, которую я так люблю… кривой, с одной ямочкой на щеке, которая указывает мне, что она не носит маску, не играет ни в какие игры. Эта улыбка только ее, и она для меня.

- Я чувствую себя по-другому, - шепчет она, все еще сияя золотом в свете разлома.

- Нет, - шепчу я в ответ. - Ты именно та девушка, какой я тебя всегда знал.

Она смягчается в ответ, протягивает руки, чтобы обнять меня за шею, и как раз в тот момент, когда я думаю, что Тарвер и Лили выбрали лучший способ отпраздновать возращение, момент прерывается криком Джубили.

Мы все четверо оборачиваемся, но опасности нет. Кумико Мори обнимает Джубили, а Мэй с Санджаной минуют ее, чтобы пройти в разрушенный бальный зал. Все трое грязные, со следами борьбы, но на лицах усталые улыбки.

- Оболочки пали, - говорит Санджана. - Они рухнули, и теперь некоторые из них начинают просыпаться. Мы знали, что вы должны были... - она замолкает, глядя на новый золотой разлом без клетки.

Я смотрю мимо нее, чтобы встретить взгляд Мэй, и впитываю ее улыбку. Даже после того, как я принес опасность к ее двери, к ее семье, она пришла, чтобы помочь мне. Я никогда не знал, что у Валета есть кто-то, кто сделает это для него. С другой стороны, я не думаю, что она сделала это ради Валета. Думаю, она сделала это ради меня.

Шум с другого конца зала заставляет нас остановиться, и мы обмениваемся смущенными взглядами. Затем слабый стон эхом разносится во внезапно наступившей тишине. Лили отрывается от Тарвера, ее взгляд внезапно наполняется болью… и только когда она бежит к источнику звука, я вспоминаю, что с нами был седьмой человек до того, как разлом взорвался.

Месье Лару.

Когда мы подходим к Лили, она сидит на пыльном, потрескавшемся полу, наполовину протянув руку к мужчине, свернувшемуся в метре от нас. Его волосы поседели от пыли после взрыва. Грязь на морщинистом лице прорезана ручейками слез на щеках. Он обхватил себя руками, втиснувшись в угол обломков. Водянистые голубые глаза устремлены куда-то мимо лица дочери.

- Папочка? - шепчет Лили, дрожащим, неуверенным голосом. - Папа, это я. Лили.

Но титан «Компании Лару», кажется, даже не слышит ее, его глаза не дрогнули. Он что-то бормочет что-то себе под нос, и только когда он выдыхает и слова на мгновение становятся громче, я могу разобрать, что он говорит.

-...и мы все снова будем счастливы.

Я смотрю на Софию, лицо которой мрачно. У нее столько же причин ненавидеть этого человека, сколько и у меня, и все же я вижу в ее глазах отражение своих собственных чувств. Когда я смотрю на крошечную тень человека, скорчившегося на полу, мне трудно найти ту ненависть, ту горькую решимость, которая вела меня после смерти Саймона. Я смотрю на него и ничего не чувствую… я смотрю на него и чувствую... жалость.

Флинн привлекает мое внимание тихим вздохом, и когда я поднимаю голову, он указывает на разлом позади меня. Я поворачиваюсь, сердце колотится, когда мое измученное тело пытается подготовиться к... чему-то. Золотистый туман, шелковистый и эфирный, медленно, нитями выползает из разлома, становясь сильнее и ярче с каждой минутой.

- Что это? - шепчет Тарвер, сидя на корточках.

— Это они, - так же тихо отвечает Лили. - Они собираются снять барьеры. Мы должны... многому у них научиться. И они хотят узнать нас, узнать от нас, что значит быть человеком.

- По-моему, - бормочет Флинн, - у них только что был первый урок.

- Что нам теперь с ним делать? - нерешительно спрашивает Джубили, глядя на Родерика Лару.

- Не думаю, что теперь с ним можно что-то сделать. - Горе Лили написано на ее лице и на мгновение я снова оказываюсь во дворе особняка Лару и слушаю, как Тарвер разговаривает с ее отцом. Она, возможно, единственный человек, последний человек в этой действительности, кто заботился о тебе.

- Что нам теперь делать? – тихо спрашивает София, но достаточно близко к моему уху, чтобы вопрос срезонировал в моих костях.

Лили закрывает глаза рукой и выпрямляется, выдыхая, когда рука Тарвера обвивается вокруг ее талии.

- Теперь... - начинает она, переводя взгляд на нас. - Теперь мы будем все восстанавливать.

 

Мы снова едины.

Мы усталые от ожидания, когда пара потерпевших кораблекрушение влюбленных освободит нас. Мы те, кто гневался, кто боролся, слишком жаждал причинить боль тем, кто причинил боль нам. Мы сильные, которые любили и были любимы, открывая надежду в украденных снах и в переплетенных пальцах.