У нас достаточно сил, чтобы надеяться.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

ГИДЕОН

 

НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО УЛИЦЫ ПУСТЫ, мы держимся группой, направляясь к месту крушения и к травматологическому центру, из чьих списков мы узнали, что там находится доктор Санджана Рао. Я держу пари, что с тактической точки зрения было бы лучше, если бы Джубили или Тарвер вначале провели разведку на местности по поводу выявления потенциальных угроз, но никто этого не предлагает. Тем не менее, у них обоих есть оружие, а у Тарвера и Флинна внутри военных жилетов спрятаны собранные мной защитные щиты-барьеры. Теоретически, если мы будем находиться рядом с ними, в пределах досягаемости щитов-барьеров, мы будем защищены от шепота. Я молюсь, чтобы я правильно скопировал поле с устройства Лару, и что они передают короткие электрические импульсы, которые нам нужны, дабы помешать любым попыткам шепота захватить нас. С другой стороны, если я ошибаюсь, есть все шансы, что я никогда об этом не узнаю.

Каждый карман в жилете, который мне выдали люди Кумико, забит инструментами и снаряжением, а внутри него - тонкая алюминированная сумка, которую я брал с собой на «Дедал», держа ее под пиджаком. Я хотел быть уверенным, что ни одно мое оборудование не повредится чем-либо магнитным на корабле, если у нас, в итоге, возникнут проблемы на пути к разлому.

Все наши попытки дозвониться до Санджаны по телефону, связаться по сети, оказались бесплодны. Мы не можем сказать, произошло ли это потому, что сети до сих пор перегружены, или потому, что она слишком ранена, чтобы ответить, или потому, что ее там нет, и записи ошибочны. Все, включая поспешно возведенные травматологические центры для жертв крушения, находится в хаосе, и мы не можем позволить себе ждать ее ответа. Без дополнительной информации о том, как уничтожить разлом, мы слепы. Я отправил ей пакет информации, который она получит, если заработает сеть. В нем заключены координаты центра, куда мы направляемся в надежде найти ее, схемы моих самодельных щитов-барьеров, защищающих от шепотов и небольшие детали, которые мог отправить только Тарвер, в знак того, что она имеет дело с союзниками. Я молюсь, чтобы она получила это все, молюсь, чтобы она доверилась этому. Молюсь, чтобы она была еще жива.

Я каждый раз оглядываюсь на своих спутников, когда у меня встают волоски на затылке, но щиты-барьеры, похоже, работают. С другой стороны, узнал бы я, если бы это случилось, не посмотрев им прямо в глаза? Не в первый раз, мне жаль, что у меня нет проницательности Софии. Она бы мгновенно поняла по языку тела, если один из нашей группы собрался обернуться.

Но она выглядит такой же напуганной, как и я.

Мы придерживаемся небольших улиц, вынужденные идти обходными путями вокруг обрушившихся участков верхнего города, которые раздавили центр города под собой. Сначала мы видим других людей только на расстоянии, слишком далеко, чтобы сказать, выжившие они или оболочки. Но по мере того, как запах горящих химикатов усиливается, как сгущается пепел в воздухе, наш путь становится все более и более завален обломками. Все больше валяющих мертвых тел попадается нам на глаза, что становится очевидно: единственные люди, кроме нас, находящиеся в движении так близко к месту крушения, больше не люди.

— Это пятый, кто попался на пути, - шепчет София, нарушая долгое молчание, когда мы прячемся за стеной разрушенного офиса банка и наблюдаем, как шаркающая оболочка пересекает улицу. Даже сирены затихли. Единственные звуки — это редкий, далекий рокот в какой-то части города, обрушивающейся в пространство внизу.

- Они прочесывают город, - приглушенным голосом произносит Джубили. - Я узнаю эту модель.

Она смотрит на Тарвера, который мрачно смотрит на нее, и я не сразу понимаю что она имеет в виду.

- Лили научилась этому у меня, - тихо говорит он. - Стандартная поисковая сетка.

- Она ищет нас, - бормочу я, когда лысеющий мужчина-оболочка средних лет, одетый в поношенный деловой костюм, на которого ты никогда не посмотришь дважды, исчезает за углом.

- Надеюсь, ей мешают наши щиты-барьеры, - говорит София, выпрямляясь. - Мы должны двигаться спокойно. С одним или двумя мы справимся. Но если мы столкнемся с их группой… - Она сглатывает и не заканчивает предложение.

Ей и не нужно. Слишком легко представить, что может сделать с нами достаточно большая группа этих неуклюжих существ с пустыми глазами. Солдаты, которые не чувствуют боли и не раскаиваются в ее причинении.

Вверху улицы три полицейских ховера стоят на тротуаре в виде блокады, прямо перед линией временных барьеров. Периметр места крушения. Теоретически, никто, кроме спасателей, не может пройти внутрь. На табличке, прислоненной к одной из машин, большими печатными буквами написано: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН», а другая предупреждает: «СТРУКТУРНАЯ НЕСТАБИЛЬНОСТЬ». Несмотря на безлюдность города, все еще шокирует, что никто за этим не следит. Дорогу должны по меньшей мере преграждать полицейские и специальные официальные службы.

Вместо этого здесь никого.

Мы пересекаем периметр один за другим, перебрасывая ноги через цементные барьеры. Хотя мы все еще слишком далеко, чтобы разглядеть обломки, мои глаза различают головокружительную пустоту вдалеке, где должны быть небоскребы. С городом, который простирается почти на всю планету, нет узнаваемости пейзажа. Моя память подсказывает, что там должно быть что-то, что теперь исчезло.

Металлический лязг нарушает тишину, от неожиданности я дёргаюсь и сильно ударяюсь об один из барьеров, подавляя проклятие. Оба солдата уже держат оружие на изготовке, оглядывая переулок, откуда донесся звук. Они двигаются синхронно, не сообщая друг другу никакого плана. Один взгляд, кивок, а затем Джубили делает широкий круг, чтобы добраться к выходу из переулка, и прижимается спиной к кирпичной стене, в то время как Тарвер пригибается, и прикрываясь припаркованными ховерами, переходит на другую сторону. Остальные следуют за ними, а когда Тарвер и Джубили отправляются дальше по переулку, мы занимаем позиции у входа.

Еще один, более тихий лязг, предупреждает нас об источнике звука. В одном из мусорных баков в конце переулка кто-то есть. Тарвер кивает Джубили, которая бесшумно обходит его, а он освобождает одну руку от хватки пистолета. Я оглядываюсь назад и по шее начинают бежать мурашки, когда я вижу фигуру в квартале от нас, которая останавливается, поворачивается… и начинает двигаться в нашу сторону. Подавив желание поднять тревогу, я дотрагиваюсь до локтя Софии, чтобы она проследила за моим взглядом. Флинн замечает это движение, бросает на меня быстрый, испуганный взгляд, и мы все сворачиваем в переулок, надеясь, что шум не привлечет большого внимания. Щит-барьер Тарвера защитит его и Джубили, а нам с Софией надо держаться Флинна.

Тарвер хватается за край крышки мусорного бака, Джубили подкрадывается ближе, чтобы наставить пистолет на того, кто внутри. Как только мышцы Тарвера начинают напрягаться, в звенящей тишине раздается резкий шепот Софии:

- Стойте!

Пистолет Джубили дергается в нашу сторону, глаза сканируют то, что находится за нами, пока она не понимает, что это произнесла София. Мы здесь не на виду, никакой другой опасности не видно, и ее пистолет возвращается назад. Она нахмуривается, и я понимаю, что она собирается подать Тарверу знак продолжать.

Но София встряла не просто так. Она сейчас такая настоящая, что никакая ложь или заблуждение не могут изменить этого.

- Что такое? - спрашиваю я мягко, предвосхищая Джубили.

София переводит взгляд с меня на мусорный бак.

- Оболочки, - еле слышно выдыхает она. - Они не прячутся. Они на задании... ты сама сказала, - добавляет она, кивая на Джубили. - Они ведут поиск. Зачем кому-то из них прятаться?

Тарвер отпускает край мусорного бака, хотя и не опускает пистолет, его глаза мечутся между мной и Софией.

Но прежде чем кто-либо успевает ответить, крышка мусорного бака распахивается, отбросив Тарвера назад и издает звук, похожий на раскаты грома. Из бака пытается выпрыгнуть человек, но он явно слишком стеснен, слишком напуган, чтобы заниматься акробатикой. Он вылезает, подается вперед к дальней стене, спотыкается и падает. Прежде чем кто-либо из нас успевает заговорить, человек поднимает руки, явно защищая от нас свое лицо.

- Пожалуйста! – дыша с трудом, просит он. - Не трогайте меня... пожалуйста, не трогайте.

- Тсс! - Джубили смотрит в переулок, ее пистолет нацелен туда, ожидая новое прибытие.

Но он не замечает предупреждение, все еще бормоча мольбы. Ему где-то за пятьдесят или за шестьдесят лет, он не в униформе, на нем остатки костюма. Он грязный, от него несет мусором и страхом, но когда его глаза в ужасе испуганно вспыхивают, видя нас пятерых, я вижу это: его глаза карие. И хотя они расширены от страха, они не пустые.

- Вы должны успокоиться! - голос Тарвера низкий и настойчивый, и хотя он прерывает бормотание человека, кажется, это не производит никакого эффекта.

В моей памяти вспыхивает образ той оболочки в соседнем квартале, поворачивающей в нашу сторону, и я двигаюсь прежде, чем успеваю подумать. Я опускаюсь на корточки, зажимаю рукой рот мужчины, заставляя его на мгновение замолчать. Он стонет, переводя взгляд с солдат на меня и обратно.

София подходит ко мне и смотрит вверх, прослеживая за взглядом мужчины.

- Ребята... - она делает успокаивающий жест рукой, ладонью вниз, тихо прося: - опустите оружие.

- Мы не причиним вам вреда, - шепчу я. - Но вы должны вести себя тихо. Если я уберу руку, вы обещаете не шуметь?

Он кивает, снова переводя взгляд на меня. Я убираю руку, и человек глотает воздух.

- Кто вы? Что вы здесь делаете? - голос Софии мягок, несмотря на ее вопросы.

- Мы были... я Чак. Мы с женой были... завыли сирены эвакуации. Они сказали, что эта часть города небезопасна и может рухнуть. Мы были... мы были... - он замолкает, дико глядя куда-то вдаль.

София мягко кладет руку ему на плечо.

- Все в порядке. Просто сделайте глубокий вдох. - Татуировка генетотипа, которую она так старательно скрывала, теперь обнажена и резко выделяется на тыльной стороне ее руки, когда она сжимает плечо мужчины. Мой живот скручивает, когда я понимаю, что это, вероятно, не первый раз, когда она успокаивает кого-то после сильной травмы. Она ведь выросла на Эйвоне в разгар войны.

Его колотит.

- Она просто остановилась. Как будто ее переклинило. Остановилась, повернулась и пошла обратно. - Он кивает подбородком, в сторону «Дедала». - Когда я попытался остановить ее, спросить, что она делает, она как будто даже не узнала меня... она смотрела на меня, и ее глаза были... - он закрывает глаза, словно может отгородиться от воспоминаний о пустом взгляде жены. - Она схватила меня и потащила за собой, но я вырвался…

- И спрятались здесь, - заканчивает за него София. Ее глаза встречаются и с моими, и в этот момент я точно знаю, о чем она думает. Он не в состоянии идти в ногу с нами, все зависит от нашего успеха, мы не можем позволить себе замедлиться. И он может превратиться в одну из этих оболочек, если выйдет за пределы защитного поля моих наспех сконструированных щитов-барьеров против влияния шепотов, и если Лили не сможет почувствовать нас из-за поля щитов, она наверняка сможет получить доступ к тому, что он знает о нас.

Глазами я обшариваю переулок и останавливаюсь на Чаке, пытаясь понять, как ему удалось так долго сдерживать влияние шепотов, а затем мой взгляд падает на мусорный бак. Его толстые металлические стены могли бы защитить его так же, как наши электромагнитные устройства.

- Вы должны вернуться внутрь. - Я тянусь к руке мужчины, в то время как взгляды остальных устремляются на меня. — Это самое безопасное место, где можно спрятаться. Вы должны оставаться там, или закончите как ваша жена.

Чак пытается стряхнуть мою руку, не понимая, что я говорю ему, чувствуя облегчение от того, что он нашел других выживших. Я открываю рот, чтобы пояснить, но прежде чем я успеваю заговорить, мое внимание привлекает какое-то движение.

Из-за края стены, в тени, в конце переулка показалась рука. Кончики пальцев ощупывают цемент, пока не находят опору в трещине, и только тогда они изгибаются и сжимаются. Я осознаю, что один палец как-то странно изогнут, скручен и не движется, как другие. Дальше появляются голова и плечи, превращаясь в фигуру, перелезающую через край стены.

Я вскакиваю на ноги, инстинктивно тянусь рукой, чтобы схватить Софию и потащить ее за собой. Остальные мгновенно это замечают. Флинн тянется к Чаку, Джубили наставляет пистолет на фигуру, переползающую через стену, Тарвер чертыхается и направляет оружие в сторону входа в переулок... и мы срываемся на бег.

Я вытягиваю шею, и вижу, как фигура соскальзывает со стены и падает на мостовую. В тени фигура снова отрастает руками и ногами, и я вижу ее профиль, голову, повернутую к нам, когда мы выскакиваем на солнечный свет. Я сталкиваюсь с кем-то прямо перед собой, потому что остальные остановились. Мне так хочется кричать им: бегите, бегите, ради любви...

И затем я понимаю, почему они не бегут.

Улица за переулком наводнена оболочками.

Их несколько десятков, насколько я могу видеть. Большинство из них выглядели бы совершенно нормальными, если бы не дряблые лица и пустые черные дыры на месте глаз. У некоторых из них очевидные травмы, как у того, в конце переулка со сломанным пальцем. Девочка, не старше одиннадцати-двенадцати лет, стоит всего в нескольких футах от нас. Неглубокая царапина на ее руке алеет на фоне бледно-желтого сарафана. Мужчина чуть поодаль, достаточно высокий, чтобы видеть поверх моря лиц, смотрит на нас только одним черным глазом, другой запекся от крови из раны на голове.

- Нет, - шепчет Чак, отпрянув от Флинна, который все еще сжимает его руку. - Нет, нет, нет, нет. - Его шепот превращается в стон, и он вырывает руку из хватки Флинна.

- Погодите. - Флинн бросается за ним. - Не надо!

Но мужчина отступает в переулок, к мусорному баку, за пределы досягаемости защитного поля щита-барьера, спрятанного под жилетом Флинна. Но хотя это могло бы защитить его от психического воздействия шепотов, мусорный бак ничего не сделает против самих оболочек. Другие присоединились к одинокой тени в конце переулка, и теперь они приближаются к Чаку сзади. Он начинает карабкаться обратно в свое укрытие, но оболочки хватают его. Десятки пальцев впиваются в его одежду, волосы, оттаскивают его от мусорного бака, который отодвигается на дюйм от стены, когда он цепляется за его край. Затем он исчезает, затянутый в гущу тел.

- Черт возьми! - Джубили нацеливает на них пистолет и я вижу, как ее фокус меняется с каждым небольшим движением ствола. Она не знает, куда целиться, не говоря уже о том, куда стрелять. Эти люди невинны. Они ничем не отличаются от Кумико и солдат на Эйвоне, сломленных вторжением в их разум. Одна из фигур, помогающих прижать Чака, крошечная... это ребенок.

Мгновение, кажется, растягивается на вечность, нам надо бежать. Мы должны оставить Чака на произвол судьбы, раз он сделал такой выбор, продолжить наши попытки связаться с доктором Рао. Но все мы слышим, как он зовет некую Алишу, без сомнения, свою жену. Я не могу сказать, то ли он зовет ее, потому что думает о ней в эти последние мгновения, то ли выкрикивает ее имя, потому что она одна из нападавших.

Я держу Софию так крепко, что, должно быть, причиняю ей боль, но она ничего не говорит, ее тело дрожит, когда она прижимается ко мне.

Тарвер выходит из ступора, делает шаг по переулку и ругается. Но прежде чем он успевает двинуться дальше, крики прекращаются. Мое сердце сжимается от внезапной тишины, нарушаемой пятью парами панических вздохов. Он мертв… они убили его. Они убили его.

Но потом оболочки отстраняются, выпрямляются, вставая на ноги. И Чак тоже. На какую-то долю секунды мы все застываем в замешательстве. Затем Чак поворачивает голову, его взгляд находит нас… его глаза черные и пустые.

Я чувствую, как София вздрагивает.

- Пора идти, - шепчет она.

Мы бежим.

 

Когда-то, давным-давно, мы могли бы поговорить с ними, с этими одинокими выжившими в этом призрачном мире. Но сейчас мы так слабы и можем только наблюдать. Мы видим их такими, какими они не могут, не хотят видеть друг друга. Мы видим его чувства в том, как он смотрит на нее, мы видим ее душу, взывающую к нему в каждом прикосновении. Было бы так легко, если бы они могли видеть друг друга изнутри, как мы.

И все же в том, как они находят друг друга, присутствует красота. Медленно, в хрупком танце косых взглядов и случайных прикосновений. Наблюдать, как они сближаются, как их души переплетаются, не зная друг друга, как мы, не будучи уверенными в том, что внутри сердца другого - означает познать что-то новое…

Веру.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

СОФИЯ

 

СУХОЙ, НАСЫЩЕННЫЙ КИСЛОТОЙ ВОЗДУХ раздирает мои легкие, словно пила. Химикаты, оставшиеся после падения «Дедала» обжигают нос и горло. Я концентрируюсь на темпе, пока бегу за остальными, стараясь не пыхтеть. Если мы сможем убежать достаточно далеко, достаточно быстро, достаточно тихо, возможно, мы сможем оторваться от толпы оболочек за нами. Возможно, мы снова сможем погрузиться в тишину и стать незаметными.

Глаза слезятся от усилий. Новый вид паники начинает подниматься по мере того, как другие постепенно удаляются от меня и Гидеона... Боже, не оставляй нас... пока я не осознаю, что Гидеон нарочно бежит в ногу со мной. Он быстрее меня, он должен быть впереди, он должен быть в безопасности в пределах досягаемости щитов-барьеров Тарвера и Флинна. И внезапно причитания в моей голове меняются в другую сторону. Идиотка... просто НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ.

А затем Джубили и Тарвер расходятся. Тарвер направляется в одну сторону улицы в следующем квартале, а Джубили в другую. Глазами я ловлю кого-то из них, даже не уверенная, кого именно, подающего нам сигнал рукой. Когда мы добираемся до них, Тарвер подходит к нам и отводит в сторону, чтобы следовать за Джубили и Флинном по боковой улице.

- Сюда, - кратко и лаконично, указывает он. – У же улица - меньше оболочек.

Я рискую оглянуться, когда сворачиваю за угол вслед за остальными, и мое сердце замирает. Оболочки могут медленно реагировать, могут плестись в поисках цели, но, получив задание, они двигаются так же быстро, как и любой из нас. Их не меньше сотни всего в нескольких метрах от нас. Если они поймают нас и сорвут щиты-барьеры с Флинна и Тарвера, или утащат за пределы их досягаемости, у нас не останется защиты от ментальной сети, которую шепот накинул на город. Я бы предпочла, чтобы они разорвали нас на части, чем стать одной из этих тварей.

Мое дыхание вырывается с рыданием, и я спотыкаюсь. Рука Гидеона подхватывает меня, не давая упасть. Тарвер следует за нами.

Улицы головокружительно мелькают вокруг нас, когда мы бежим по лабиринту обломков и провалов. В какой-то момент тротуар начинает крошиться подо мной, и мне приходится прыгать на другую сторону. У меня нет времени оглядываться, но через несколько секунд я слышу отдаленный грохот, когда обломки с уровня улицы падают на средний уровень города, разбиваясь там. Мы поворачиваем за один угол, потом за другой, потом еще, затем разворачиваемся, попав в тупик, потеряв ценные секунды. Улицы сужены обломками с обеих сторон. Затем, внезапно, перед нами встает стена из камней и скрученных металлических опор. Это часть соседнего небоскреба, который осел и рухнул на улицу. Мои ноги останавливаются только на мгновение, прежде чем я снова беру старт. На этот раз я тащу за собой Гедеона, начиная подъем на гору щебня.

Наши руки и ноги карабкаются по обломкам, и мой мозг лихорадочно цепляется за воспоминания. Держись ближе к стене. Не смотри вниз. Я прямо за тобой. Все эти мелочи, которые Гидеон говорил мне, когда я взбиралась по отвесной стене шахты лифта в «Компании Лару», что кажется было много лет назад.

Чего бы я только не отдала, чтобы вернуться в шахту лифта.

Мы движемся недостаточно быстро. Хотя куча щебня не настолько крута, невозможно сказать, что является незыблемым, а что поддастся, как только мы схватимся за его. И оболочки все приближаются.

Тарвер поворачивается, упирается спиной в обломки и направляет пистолет в то, что уже карабкается за нами по разрушенному зданию.

- Не останавливайтесь! - кричит он, его слова перемежаются с визгом военного лазерного пистолета. Лазер пронзает мясистую часть руки оболочки, заставляя ее откатиться назад и упасть. Еще один выстрел, еще и еще, двое падают, но первый уже снова на ногах, возобновляет подъем, едва замедленный раной на руке, которая теперь свободно кровоточит.

Боль их не останавливает, и никто из нас: ни я, ни Гидеон, ни Тарвер, ни Джубили, ни Флинн — никто не хочет убить невинного. Потому что это то, чем являются оболочки: реальные люди, с реальной жизнью, просто их мозги и тела порабощены.

Джубили пытаясь отдышаться, останавливается и присоединяется к Тарверу. Она выхватывает свой пистолет, стреляя раз, другой. Выстрелы едва пробивают брешь в надвигающейся на нас толпе. Я тянусь ухватиться за край куска цемента размером с валун - большие куски обычно сдвигаются меньше — только чтобы почувствовать, как он сдвигается и начинает сползать в мою сторону. Я вскрикиваю и отскакиваю в сторону, когда он катится вниз по насыпи, врезаясь в одну из оболочек и сбивая ее.

Я бросаю взгляд на Гидеона, чьи глаза встречаются с моими, и затем мы оба тянемся за любыми обломками, которые мы можем найти, швыряя их вниз по насыпи в толпу. Звуки разбивающегося цемента смешиваются с визгом лазерного пистолета. Флинн отползает в сторону, чтобы его бетонные ракеты не попали в нас, и тоже присоединяется к битве.

Затем голос Гидеона срывается на крик, и я вижу, как он скользит вниз по насыпи. Я отправляюсь вслед за ним, хватая его за руку, как раз в тот момент, когда мой взгляд выхватывает руку, схватившую его за лодыжку, руку, принадлежащую пожилой женщине. Ее лицо пугающе безмятежно, когда ее тонкие, костлявые пальцы достаточно сильно впиваются в кожу Гидеона, делая ее белой. Я издаю бессловесный крик, обхватываю Гидеона обеими руками и упираюсь ногами в стальную балку, в то время как Гидеон пытается отпихнуть ее другой ногой. Тарвер вздыхает и, не колеблясь, роняет пистолет и несется вниз по насыпи. Он обеими руками хватает Гидеона за другую руку, помогая мне вытащить его из хватки оболочки, карабкающейся всего в паре метрах впереди толпы.

Мои руки обвиваются вокруг Гидеона и он в ответ обнимает меня. Мое тело больше не слушает безумное стаккато, барабанную линию команд от мозга — залезь повыше — двигайся — беги — борись — останься в живых — и на мгновение ни один из нас не двигается. Я не должна смотреть на него, чтобы понять, что он чувствует тоже самое. Что ничего не имело значения: ложь, обман, фальшивые имена и надуманные предлоги. Неважно, что было правдой или ложью. Теперь у нас никогда не будет шанса узнать друг друга, узнать какие мы есть на самом деле.

Импульс давления врезается в нас, взрываясь в ушах, оставляя мою голову звенящей от... тишины. Все, что я слышу, это свое собственное, рваное дыхание, хватающее воздух. Мое дыхание и дыхание Гидеона, сила которого шевелит мои волосы. И Тарвера, в нескольких метрах от нас. И... я открываю глаза и вижу Флинна, обнимающего Джубили, держащего дрожащей рукой ее пистолет потому, что она почему-то ранена. Не понимаю, как это произошло. Он нажимает на спусковой крючок, и ничего не происходит. Пистолет молчит и темнеет, становится мертвым и бесполезным, как инертный кусок обломков.

Все застыли, как будто кто-то нажал на “паузу” во время воспроизведения этого момента. Я отчаянно пытаюсь понять, что произошло.

Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как оболочки — все они, все до единого, толпа из сотни человек, несущаяся за нами — падают в унисон, падают, как марионетки, у которых перерезали нити. Только после того, как они ударяются о землю, становится видна одна фигура, единственно стоящая всего в нескольких метрах от основания насыпи. Это женщина, старше нас, но ненамного, одетая в какой-то грязный, потрепанный костюм. Одна рука безвольно и неподвижно висит вдоль ее тела, другая, дрожащая, сжимает предмет, издали похожий на гранату. Что-то в ее смуглой коже и волосах кажется мне знакомым, хотя я знаю, что никогда не видела ее раньше. Что-то на задворках моего сознания.…

- Эй, вы, - зовет она тонким, дрожащим голосом. Я прослеживаю за ее взглядом и вижу там ошеломленного Тарвера, хватка которого так ослабла, что он буквально соскользнул на несколько метров вниз в ручейке обломков. Женщина покачивается, и только тогда я понимаю, что не вся грязь на ее комбинезоне является грязью, там также засохшая кровь, растекшаяся по одной стороне ее туловища. - Вы, ребята, ужасно шумные.

Движение позади нее заставляет мое сердце резко дернуться. Тарвер одновременно со мной замечает оболочку, и сразу же, не замедляя хода, спускается по куче щебня, вызывая оползень из мусора и пыли. Но он не успеет вовремя. К женщине в комбинезоне, ковыляя, бредет мальчик, одна из его лодыжек вывихнута. Он, должно быть, так сильно отстал от остальной группы, что то, что вырубило их, полностью пропустило его.

Женщина, увидев внезапный стремительный спуск Тарвера по обломкам, оглядывается. Она тяжело дышит, роняет предмет из здоровой руки в сумку и вытаскивает что-то еще, как раз в тот момент, когда мальчик позади тянется к ней. Она тычет чем-то ему в ребра, и воздух раскалывается от треска электричества. Контролируемый шепотом мальчик дергается, оказывается предмет в ее руке является электрошокером, а затем падает на землю, становясь неподвижным, как море тел между нами.

- Санджана! - кричит Тарвер, приземляясь на груду обломков и нетвердо вскакивая на ноги.

Меня захлестывает волна узнавания, быстрая и острая, как удар электрошокера. Я видела фотографию этой женщины раньше, одну из десятков, которые я пересмотрела, делая себе удостоверение сотрудника «КЛ» несколько месяцев назад, но я тогда не знала, кто она.

Санджана. Доктор Рао. Наш эксперт по разлому.

- Ты звонил? - слабо парирует она, электрошокер выпадает из руки, потерявшей чувствительность. Она покачивается, что заставляет Тарвера устремиться вперед, и он еле успевает поднырнуть под нее, чтобы ее голова не ударилась об обломки на разбитом тротуаре, когда она падает на землю.