Война и роль государства в регулировании общественных процессов: феномен КПК

Многообразие социальных явлений и форм социально-политической организации в различных регионах Китая не позволяет детально охарактеризовать те условия, в которых вели борьбу противостоявшие на полях сражений военно-политические силы. Тем не менее, особенности разложения традиционной государственности, ставшие очевидными уже в «нанкинский» период, позволяют выделить общие тенденции, которые в разных формах реализовывались в бурные 30-40-е годы.

Ключевой проблемой любой власти в Китае первой половины ХХ в. была неэффективность политического и социального контроля. Эта особенность функционирования республиканского государства была связана с незавершенным вплоть до 1949 г. процессом борьбы за влияние на местное население между новой республиканской властью и сохранявшими значительный ресурс так называемыми «сельскими элитами», обладавшими целым набором средств воздействия на экономическую, социальную и духовную жизнь местных коллективов[34]. Важно заметить, что роль и влияние неформальных структур в деревне зависели от региональной специфики, социальной и культурной традиции в той или иной местности, но важной особенностью этих структур было сочетание военно-защитных и гражданских функций, причем по мере ослабления централизованного государства эти местные элиты стремились законсервировать саму модель отношений с официальной властью таким образом, чтобы любые мобилизационные усилия бюрократии – в налоговой ли сфере, либо в организации сопротивления агрессорам – не могли обходиться без заинтересованного участия в этом со стороны деревенской верхушки.

КПК первая стала целенаправленно вести поиск опоры в деревне с целью завоевания общенациональной политической власти. Оказавшись в середине 1930-х годов практически в изоляции, коммунисты сумели соединить социальные и общенациональные задачи в период войны ради собственного становления в качестве самостоятельной и влиятельной политической силы. Годы радикальных экспериментов в период «советского движения» конца 1920-х годов принесли КПК колоссальный опыт социальной мобилизации и политической борьбы с консервативными элитами на местном уровне.

Вступив в войну, коммунисты вооружились, как говорил Мао Цзэдун в 1939 г., «тремя стратегиями», обеспечившими победу в национально-революционной борьбе: тактикой единого фронта (с 1937 г. под влиянием Коминтерна), стратегией партийного строительства, а также стратегией ведения вооруженной борьбы с врагом. Руководство КПК было нацелено на умелое сочетание социальной мобилизации населения на националистической волне антияпонского сопротивления и продуманных и настойчиво проводимых реформ в социально-экономической сфере[35].

Безусловно, эффективная фискальная и земельная политика особенно нужны были для властей в пограничных районах и антияпонских опорных базах для решения первостепенных задач выживания и ведения войны сопротивления. Но нельзя упускать из виду, что необходимость эффективной экономической политики диктовалась также стремлением КПК преодолеть кризис социальной организации крестьянства, основанной на институте патриархальной семьи. Активная земельная политика, нацеленная на поддержку середняцких хозяйств и укладывавшаяся в рамки аграрной программы Антияпонского единого фронта с Гоминьданом, оказалась действенной для создания социальной опоры народной войны.

На территорию базы переезжали и представители городской молодежи, которые потенциально становились кадровым резервом КПК. Так, в Антияпонском университете (Канда) почти 78% студентов составляли выходцы из других провинций (за пять выпусков свыше 10 тыс. чел.). Известно также, что в годы войны на территории района было подготовлено более 40 тыс. профессиональных военных (в том числе в Военно-политической Академии с ее 20 филиалами), 10 тыс. работников медицинских служб, свыше 1000 технических специалистов и деятелей культуры.

КПК принимала меры по ограничению влияния на крестьян так называемых «феодальных представлений», связанных с «узкоклановым местническим мышлением», привычкой подчиняться шэньши (местные влиятельные помещики), а также с распространением многочисленных традиционных привычек и суеверий. Для этого усиливалась кадровая работа, заменялись местные администраторы, упрощался стиль жизни партийных кадров, крестьянину прививалось чувство национальной принадлежности и патриотизма. Целенаправленно прилагались усилия для распространения практики «народных судов» в соответствии с «линией масс» и официально принятым законодательством, что подрывало основы прежней системы автономного судопроизводства в рамках сельских коллективов, где особая роль принадлежала деревенской верхушке. Известно, что новые власти в опорных базах создавали условия для разворачивания женских движений, выступавших за свободу брака, производственной деятельности и участия женщин в политике.

Итак, эволюция власти коммунистов в Северном Китае во время войны демонстрировала небывалый взлет авторитета и влияния КПК. Население контролируемых КПК территорий увеличилось за годы войны с 1,5 млн. до 100 млн. человек, причем сама зона этого контроля расширилась с 92 тыс. до 950 тыс. кв. км. Известно и то, что сама партия в результате войны выросла с 40 тыс. до 2,7 млн. членов. Развитие освобожденных районов и антияпонских опорных баз, находившихся под контролем КПК, показало способность коммунистов добиться беспрецедентного "проникновения" вглубь деревенской организации, при этом они сумели подтолкнуть массы к добровольному участию в процессах национального освобождения и создания новых структур власти. Стремясь сочетать элементы этатизма и националистического популизма, яньаньские лидеры сочетали традиционный деревенский коллективизм и методы классовой борьбы, направляя протестный потенциал крестьянства в нужное русло. Влияние КПК возрастало по мере прогресса в деле создания партийной иерархии на местах, механизма спонтанной мобилизации для решения насущных задач, а также оживления близкой крестьянскому сердцу идеи самодостаточной автономной хозяйственной единицы, способной добиваться определенного экономического роста.