Внутреннее ограничение скорости

 

Мне всегда доставляют удовольствие поездки в университетские города-кампусы типа Боулдера в штате Колорадо. В ресторанах и кафе, где собираются студенты, я часто наблюдаю некую «сочность» – смакование жизни и влюблённость в эту жизнь – у молодых женщин и мужчин; замечаю возбуждение, рождённое предвкушением возможности подискутировать, поделиться эмоциями и обменяться мнениями.

Но время от времени я замечаю какого-нибудь человека, который выглядит старше своих лет, склонившегося над тетрадью или книгой. Я всегда недоумевал, что такого могло с ним произойти. Как искра жизнерадостности могла угаснуть в столь раннем возрасте?

Ответ пришёл ко мне несколько лет назад, когда я летел из Нью-Йорка в Калифорнию и подслушал разговор между отцом и дочерью, которые сидели за мной. На вид дочери было двенадцать или тринадцать лет, и она проплакала почти весь полёт, потому что отец читал ей лекции на тему ответственности. Насколько я понял из услышанного, отец отчитывал её за безответственность, за то, что она уделяет недостаточно времени учёбе в школе и слишком много времени тратит на разговоры с друзьями по телефону; за то, что постоянно слушает музыку, и т. п. Он старался рассуждать здраво, но его тон был холодным и настойчивым. «Ты должна быть более дисциплинированной в жизни, – продолжал он вбивать ей в голову, – иначе как ты сможешь чего-либо достигнуть, как пробьёшься в этом мире? Мир – это спортивная арена, где все соревнуются друг с другом, и если ты не будешь усиленно трудиться, тебе в будущем придётся за это поплатиться».

Отец продолжал читать дочери нотации в течение шести часов, всю дорогу из Нью-Йорка в Калифорнию. Слушая его, я не мог отделаться от мысли, что несмотря на то, что мужчина пытался внушить ей чувство ответственности, в то же время – на каком-то другом уровне – он учил её страху. И даже если нас учат из самых благих намерений, страх – это то, что мы принимаем вместе с уроками о целях и достижениях. Он становится частью программы, отпечатывающейся на нашем тонком теле.

Конечно, трудно сопротивляться этим двойственным урокам, особенно когда мы молоды. Но даже будучи взрослыми, многие из нас с трудом находят баланс между запросами интеллекта и неуловимым действием эмоций. Как правило, наша социальная и культурная среда не только формирует программы, определяющие наш опыт, но и усиливает их действие.

День за днём, мгновение за мгновением мы получаем огромное количество информации. Наше внимание постоянно задействовано и востребовано. Наша жизнь во многом стала похожа на современные программы теленовостей, которые разбивают экран, показывая диктора в одном окне, интервью – в другом, информацию с биржевых торгов – в третьем, ещё одну новость – в четвёртом, а под всем этим – бегущая строка с самыми последними новостями.

Пока мы пытаемся вобрать в себя всю эту информацию, наш ум, тонкое и физическое тела выходят из состояния равновесия. Нам кажется, что если мы не воспримем все события разом, то что-то упустим, и поэтому заставляем себя прилагать ещё больше усилий. Мы постоянно работаем в режиме многозадачности. Мы спешим, спешим – торопимся завершить то, чем на данный момент занимаемся, чтобы перейти к следующей задаче дня, потом к следующей – и так до бесконечности. И вся эта спешка истощает умственную, эмоциональную и физическую энергию, что приводит к меньшей продуктивности, большей эмоциональной уязвимости и запутанности мыслей.

 

По дороге на работу

 

Поэтому важно найти баланс между мыслями, чувствами и физическими ощущениями, определить для себя то, что я называю «внутренним ограничением скорости», – комфортный предел активности, который позволит закончить задачи повседневного характера и избежать уплаты умственного, эмоционального и физического «штрафа за превышении скорости».

Использую пример из собственной жизни. Несколько лет назад Адеу Ринпоче попросил меня взяться за проект, целью которого было собрать воедино как можно больше учений линии другпа кагью. Тексты этих учений были разбросаны по разным регионам Тибета и разным странам: Непалу, Индии и Бутану. Многие из текстов были неполными или копировались и перекопировались по нескольку раз за много лет, с ошибками и неточностями, которые требовалось обнаружить и исправить в соответствии с контекстом. В целом у нас имелось 113 томов, каждый из которых состоял из 300 страниц, которые было необходимо проверить, откорректировать и правильно скомпоновать.

Каждый день я должен был ездить на машине в наш ветхий офис в Боднатхе. Поездка по извилистым, чаще всего немощёным дорогам, запруженным легковушками, грузовиками, повозками, рикшами, людьми и даже козами и коровами, занимала около 45 минут от моего дома на севере Катманду.

Занимаясь этим проектом, я стал испытывать сильный стресс. Моё «социальное „я“» взяло на себя главную роль. Я хотел закончить проект не только для того, чтобы сохранить учения, но и чтобы достойно выглядеть в глазах одного из своих учителей. Может, ещё было вовлечено и моё «драгоценное „я“», потому что успешное завершение проекта сулило чувство глубокого самоудовлетворения.

Со временем я заметил, что явно перегружен: задание мешало мне выполнять обязанности в монастыре, которым я заведовал, управлять и следить за восстановлением нескольких женских монастырей в Непале и Тибете, находящихся под моим покровительством, и проводить время с семьёй. Я допускал ошибки, и приходилось всё заново копировать, переписывать и перепечатывать.

Однажды, сидя за рулём по пути в Боднатх, я заметил, насколько был внутренне разогнан, насколько умственно, эмоционально и физически напряжён, торопясь в офис. К тому времени как я добрался до офиса, у меня не осталось сил. Тогда я начал разговаривать с собой: «Хорошо, ты просто ведёшь машину. Сколько бы времени это ни заняло – 45 минут, один час или два, – нет никакой необходимости так ускоряться внутри. Ты можешь просто ехать на нормальной скорости и не беспокоиться по поводу движения, коров и коз. Неважно, сколько у тебя уйдёт времени». Я решил просто вести машину, без спешки, не оказывая на себя давления, – и прибыл в офис в то же время, что и обычно, но без ощущения истощения и нехватки времени.

Тот опыт уговаривания самого себя стал большим будда-моментом. Я осознал, что не объём работы и поджимавшие сроки истощали мои жизненные силы; проблема была в привычке превышать внутреннее ограничение скорости. Это не значит, что я должен был медленнее водить машину, перестать принимать в учёт сроки или каким-то образом сменить окружающую обстановку. Нет, мне всего лишь следовало научиться управлять программами тонкого тела в зависимости от требований и задач окружающей жизни.

Думаю, мы все в определённый момент испытываем такое давление обстоятельств. Мужчина, работавший в бухгалтерской фирме, недавно рассказывал мне, как начальница офиса ежедневно требовала от него факты и цифры, которые он не мог ей предоставить моментально – в основном потому, что они проходили проверку в разных отделах и учитывали маркетинговые расходы, стоимость рекламы и непосредственные продажи. Он начал выражать ей своё недовольство (что делали и многие другие). Но потом у начальницы обнаружили рак, и, несмотря на несколько операций и курс лечения, она умерла.

«Знал ли я, что она больна? – отвечал он на вопрос. – Да. Предполагал ли, что её болезнь являлась результатом давления со стороны людей, которые оценивали её работу? Может быть. Возможно, повлияли и другие факторы, такие как предрасположенность к онкологическим заболеваниям и воздействие стресса.

Хотел ли я, чтобы начальница умерла? Нет. Я надеялся, что она выйдет на пенсию. Надеялся, что поймёт, в какой затруднительной ситуации находится, и, может, заставит вышестоящее руководство признать, насколько неразумны их требования. Обычно с ней было нелегко иметь дело. Но какая-то часть меня сознавала, что она изо всех сил старается выполнять свои обязательства перед руководством. Судя по всему, её старания были недостаточными. И это её погубило.

Признаюсь, что долгое время её ненавидел, но ни в коем случае не желал ей смерти. Она испытывала сильное давление и создавала столько проблем для тех, кто работал под её началом. Мы все работали на пределе своих возможностей, быстрее и быстрее, и допускали ошибки.

Она слишком серьёзно воспринимала эти ошибки. Думаю, это её и убило».

 

Ограничение скорости

 

Я заметил, что если я соблюдал внутренний лимит скорости, люди, работавшие вместе со мной, становились спокойнее и продуктивнее. Мои инструкции были яснее, я делал меньше ошибок, и люди, занимавшиеся проектом, начинали получать настоящее удовольствие от работы. Как только я переставал суетиться, люди вокруг тоже преставали торопиться. Казалось, что каждый из них нащупывал свой внутренний лимит скорости. Весь офис как бы вздохнул с облегчением теперь, когда «босс» стал не таким требовательным. Ещё я заметил, как физически расслаблены они были во время работы.

Безусловно, у каждого человека свои параметры внутреннего ограничения скорости. Чтобы их определить, сперва необходимо признать, что твои мысли, чувства и физические ощущения являются частью процесса проживания жизни, и научиться устанавливать между ними правильный баланс.

Вместо того чтобы сосредоточиваться на степени усилий, которые мы обычно прилагаем для выполнения определённых задач или на количестве завершённых заданий, намного проще вычислить собственный лимит скорости, рассмотрев сам подход к решению этих задач. Как мы смотрим на ожидающие нас возможности и трудности – с добротой и теплотой, или небрежно и хладнокровно разбираемся с ними? Садясь в машину и встречаясь лицом к лицу с другим водителем на перекрёстке, пропускаем ли мы его (или её) вперёд мягким взмахом руки или же предполагаем, что водитель пропустит нас первыми, подав сигнал рукой или подняв большой палец? Такие маленькие жесты доброты способны повлиять на то, как мы общаемся с самими собой и другими людьми, учат удерживать фокус на собственной напряжённой, многозадачной жизни, формировавшейся в течение многих лет, и принимать во внимание – пусть и в маленьком масштабе – потребности других людей, так же старающихся одновременно сделать все дела.

У нас есть возможность обнаружить собственные внутренние ритмы с помощью практик полноты внимания – тех, которые мы уже изложили, и тех, которые будут описаны ниже, – и медленно, мягко, по-доброму воссоединиться с искрой открытости, ясности, теплоты – распределённым центром человеческого существа. Мы поймём, что начали нащупывать здоровый баланс, когда почувствуем, что неусидчивость, напряжение и стремительность сходят на нет; когда начнём проще относиться к любому выполняемому проекту. Например, когда одному моему ученику, работающему в компании по связям с общественностью, поручали проект, который должен был быть закончен «без пяти минут вчера», он обычно покрывался сыпью. Постепенно он понял, что, уделив проекту чуть больше времени, он не только не покроется сыпью, но и сделает работу лучше, что благоприятно скажется на репутации фирмы, в которой он работал.

«Я уже не так злился, – сказал он, – не так боялся, что потеряю работу. Я сосредоточивался на проекте, а не на графике. И хотя я не сдавал ничего „без пяти минут вчера“, я предоставлял готовую работу, которая была понятнее, чище и с минимальными погрешностями. И ещё я чуть больше гордился собой, когда вручал начальству выполненный проект.

Кроме того, я заметил, что изменилось моё отношение к коллегам. Чаще всего я их игнорировал. Мне казалось, что на общение нет времени. Я не выносил их сплетен, мне казалось, что это только отвлекает от работы. Теперь я прислушиваюсь к их разговорам и даже участвую в обсуждениях. В итоге я научился нескольким новым приёмам использования интернета для исследований и паре новых слов для выражения определённых идей.

Но самое главное, пожалуй, то, что коллеги тоже изменили своё отношение ко мне. Они больше не избегают меня, когда я работаю над проектом. Спрашивают, чем могут помочь. Дают советы. А я прислушиваюсь к ним. И не забываю поблагодарить их за оказанную помощь.

Сейчас в офисе уже нет такого напряжения. Есть чувство сплочённости в работе над общей целью».

 

Петля

 

Существует вероятность, что привычка превышать внутреннее ограничение скорости может стать опасной петлёй саморазрушения, если вовремя от неё не избавиться. На очень тонком уровне она эмоционально и интеллектуально нас ограничивает. Большинство не замечает этих петель до тех пор, пока кто-либо на них не укажет.

И тогда мы оказываемся перед выбором: мы можем изменить свою программу, снизить лимит скорости или продолжать жить, как раньше.

Некоторые люди выбирают третье: продолжают в том же духе. Они наслаждаются злобой, напряжением и создаваемым ими беспорядком. Иные же осознают, что конфликт, который они порождают, не отвечает их личным или профессиональным интересам, и выбирают – вероятно, медля и с неохотой – изменить свой подход.

Этот выбор может изменить вашу жизнь. Молодая женщина, руководившая благотворительной организацией, поняла, что её амбиции встать во главе структуры противоречили целям самой организации.

«Я хотела быть значимой, – сказала она. – Я хотела прославиться. Помогло бы это организации? Я поняла, что нет. Я посмотрела на то, что хотела для себя, и на то, что требовалось людям, которым эта организация помогала, и осознала, что нуждающиеся люди были намного важнее меня. Я же начала гонку за пост главы организации. Я ежедневно изнуряла себя только ради того, чтобы встать во главе группы, игнорируя при этом её цели и задачи».

Истощение – один из показателей того, что мы превысили внутреннее ограничение скорости. Мы больше не способны отдыхать, не можем спать и даже спокойно помечтать о чём-то. Ещё один признак: мы обрываем все дружеские контакты с другими людьми. Нам кажется, что на разговоры за чаем или кофе нет времени. Мы выдумываем предлоги, чтобы не встречаться с друзьями за обедом или ужином.

Один мой ученик рассказывал: «Моя социальная жизнь остановилась. Я вежливо извинялся, отказываясь от приглашений на обед или ужин. Говорил, что очень занят проектом. Но на самом деле я просто подгонял себя.

Почему я так спешил? Потому что боялся. Боялся, что кто-нибудь из коллег обгонит меня, а в такого рода среде потерять работу – страшное дело. Если бы я потерял работу, то остался бы без дома. Моих детей забрали бы в семейный приют. Все эти опасения не давали мне спать по ночам, и, скорее всего, я принимал решения, которые не лучшим образом сказывались на делах компании, в которой я работал. Но я должен был думать о доме, детях, о том, как прокормить семью.

Я начал общаться с людьми. Я принимал приглашения на обед и ужин. Оказалось, что я не один такой. Многие люди были напуганы. Мы разговаривали, ели и пили в недорогих забегаловках. Но самое главное – мы держались друг за друга. Мы решили, что наша личная жизнь не менее значима, чем профессиональная; что „продвинуться вперёд“ значит не получить повышение – желаю удачи в такой рабочей обстановке, – а выстроить отношения с близкими нам людьми. Мы дали обещание притормозить, проводить больше времени друг с другом, со своими жёнами, мужьями и домочадцами».

Меня порадовало то, как этот парень и его друзьями смогли осознать и понять распространённую эмоциональную модель, помочь друг другу с ней справиться и найти в своей жизни новый источник энергии и открытости. Его история ещё раз напомнила мне о том, как легко наши мысли и чувства спутываются в плотный клубок и заставляют нас поступать во вред себе и окружающим.

В таких случаях немного ясности не помешает.

 

Надежда и гамбургер

 

Несколько лет назад я был в Сан-Франциско и направлялся в кафе неподалеку от Юнион-сквер. Мне очень нравится этот город, потому что это одно из немногих мест, где я могу не надевать облачения тибетского буддийского учителя и ходить в джинсах и футболке. Конечно, я надеваю традиционную одежду, когда даю учения. Но если я не учу, то хожу по округе как обычный человек, что даёт мне шанс поговорить с людьми в менее формальной обстановке; это помогает мне понять надежды, страхи, переживания простых людей, что в свою очередь обогащает мои учения, помогая «измерить температуру» той местности, в которой я в данный момент нахожусь. Если же я в юбке и верхней накидке ламы, даже частные встречи с отдельными людьми или маленькими группами учеников отдают некой формальностью. Люди не так легко открываются. Их вопросы чаще всего касаются философских или практических сторон буддизма. Когда же я хожу в обычной одежде, они более раскрепощены в разговоре. Это не только помогает мне разобраться с их самыми глубокими переживаниями, но и позволяет выучить пару-тройку слов на незнакомом языке. С годами я заметил, что люди, посещающие мои учения, ценят тот факт, что я могу поприветствовать их и сказать пару слов на их родном языке. Так открывается прямой путь к их умам и сердцам.

В то утро в Сан-Франциско я вышел из отеля и направился в ближайшее кафе. Подойдя ко входу, я услышал крики. Я оглянулся по сторонам и увидел, как ко мне приближается бездомный человек, крича и таща за собой мешок мусора. Мне не было страшно. Я просто стоял и смотрел на него. Он посмотрел на меня и сказал: «Похоже, ты славный малый».

Всего минуту назад он бушевал и свирепствовал. Но когда он посмотрел мне в глаза, я заметил, что его глаза были очень ясными. Он спросил: «Дадите мне денег?».

Я подумал, что давать деньги бесполезно, и поэтому спросил его: «Ты хочешь что-нибудь съесть или выпить?».

«Да», – ответил мужчина.

«Что ты хочешь?» – спросил я.

«Гамбургер», – сказал он.

К сожалению, гамбургеры продавались в другом кафе дальше по улице.

«В этом кафе нет гамбургеров. Хочешь, пойдём вместе и ты выберешь что-нибудь другое?»

«Ладно», – ответил он.

Как только мы вошли в кафе, он тут же перестал вести себя как сумасшедший. Если бы не его неряшливый вид, он вполне сошёл бы за обычного посети-теля.

Перед нами стояла длинная очередь, как это водится по субботним и воскресным утрам. Около пяти минут он просто стоял за мной, никуда не смотря, ничего не делая, просто смирно стоя в очереди.

Потом я спросил: «Что будешь?»

И он опять ответил: «Гамбургер».

«Нет, – терпеливо сказал я, – здесь не продаются гамбургеры. Съешь сэндвич?»

К тому времени мы уже стояли в самом начале очереди, и я видел, как кассир теряла терпение, слушая наши рассуждения и недоверчиво поглядывая на моего товарища. Поэтому я быстро схватил сэндвич из тех, что имелись в продаже, и передал ему. И он тотчас выбежал из кафе и снова начал кричать и колотить по стенам на улице. В это время я расплатился и сел за стол, чтобы выпить свой кофе.

Вдруг раздался стук в окно. Это был тот же бездомный парень. Он что-то говорил и подзывал меня кивком головы. Я вышел из кафе, чтобы узнать, что ему было нужно.

«Воды», – ответил он.

Я понял, что, столкнувшись с нетерпеливостью и подозрением кассира, совсем забыл купить ему что-нибудь попить. Но у прилавка снова образовалась длиннющая очередь, и мне было не собрать всё своё сострадание, чтобы выстоять ещё одну очередь. Поэтому я дал ему три доллара и спросил: «Сможешь купить сам?»

«Да», – ответил он и ушёл с деньгами.

Я вернулся к столику и стал думать о том, как этот человек мог так сильно и быстро измениться. Какое-то время он, казалось, прекрасно владел способностью думать, управлять речью и поведением. Но потом на каком-то уровне – эмоциональном, умственном и, возможно, физическом – он превышал внутреннее ограничение скорости и попадал в своего рода аварию, которая повторялась снова и снова, свиваясь в уничтожающую его петлю.

Многие из нас попадают в подобные петли, но это вовсе не значит, что в них нужно застревать на всю жизнь. Мы видели, как можно начать распутывать определённые программы, работая с тонким телом и эмоциями. Однако мы привнесём в жизнь намного больше ясности и открытости, если будем следить за своими мыслями.

 

 

10

Ум под присмотром

 

Многим из нас мысли кажутся такими весомыми, плотными и настоящими. Мы либо к ним привязываемся, либо их боимся. Так или иначе даём им собой управлять. Чем более весомыми и реальными они кажутся, тем больше власти они над нами имеют.

Третье применение полноты внимания – часто называемое «полнота внимания самого ума» или «полнота внимания в отношении мышления», – практика, смысл которой состоит в том, чтобы отслеживать, какие имена и ярлыки мы навешиваем на переживаемый опыт. Как часто мы говорим себе: «Я толстая», «Я урод», «Я устала», «Я неудачник», «Тот парень с работы полное ничтожество»?

Некоторые из тех лет, что я провёл в Таши Джонге, были очень непростыми, и в то время я объявил себя «больным». Врачи – из добрых побуждений – подтвердили этот диагноз, хотя не были так единодушны в определении причины моей «болезни». Да, у меня случилось физическое недомогание из-за стресса, и мне прописали разные лекарства. Ни одно из них не работало до тех пор, пока я хорошенько не поговорил с Целвангом Риндзином, который помог мне понять, что «болезнь» стала результатом дисбаланса тонкого тела.

Его совет и наставления привели меня в норму, вернув из очень запутанного эмоционального состояния. Должен сказать, что после того разговора я «одолжил» ещё несколько книг в библиотеке. Прочтя их, я усвоил, что человек склонен навешивать ярлыки на собственные чувства и представления. Прикрепляя их, мы зацикливаемся на какой-то ситуации, превращая её в полновесное происшествие, в противоположность реальному положению дел.

Например, одна женщина, которая посещала цикл моих учений, в личной беседе призналась мне, что многого достигла в жизни, но уже давно мечтает о длительных отношениях. Это желание было настолько сильным, что она не могла даже рассмотреть его во время медитации.

Когда я спросил, какие мысли её посещали, когда она испытывала сильное желание завести долгосрочные отношения, женщина на минуту замолчала, а потом ответила: «Меня невозможно полюбить».

И после очередной паузы шёпотом добавила: «И ещё я уверена, что другие люди подумают, что я ничего не достигла, потому что у меня никогда не было длительных отношений».

В ходе этого разговора на поверхность всплыл целый набор разных представлений и воспоминаний о том, как в раннем детстве мать и отец твердили, насколько она неуклюжа, какой у неё большой нос, что густые брови, сросшиеся в одну линию, создавали впечатление косоглазия. «Ты никогда не будешь привлекательной для мальчиков, – говорили они, – а это самая главная цель в жизни. Мы постараемся выдать тебя замуж за человека, который не будет слишком сильно тебя бить. Но это максимум, на что ты можешь рассчитывать, потому что одного взгляда достаточно, чтобы понять, что ни одна сваха не сможет выгодно сбыть тебя с рук с такими внешними данными».

Втайне она хотела стать учителем или врачом. «Но кто захочет взять такую женщину в жёны?» – спрашивала она, скорее делая утверждение, чем задавая вопрос.

Определённые изменения в стране, где она жила, дали ей возможность воплотить в реальность некоторые свои мечты. Она стала учителем. «Но мало таких мужчин, которые бы захотели связать свою жизнь с такой уродливой и неуклюжей, как я».

За её желанием иметь долгосрочные отношения как раз крылась целая «история о „я“». И когда она распалась на составные части, начала растворяться и тяжеловесность её сильного желания. Не сразу, конечно. Но в какие-то моменты это желание уже можно было терпеть.

Моя ученица не была уродливой, насколько я мог видеть. И не была неуклюжей. На самом деле она была очень умной. И хотя по стандартам того общества она не считалась красивой, её ум, манера держать себя и готовность говорить о своей дилемме придавали ей особое очарование. Она во многом была похожа на того борца с драгоценностью во лбу. Женщина была красива в своей теплоте и открытости, которая была очевидна почти всем, кроме неё самой.

Говоря, она погружалась в своего рода медитацию, пытаясь дотронуться до ума и посмотреть, что в нём происходит. Безо всякого усилия она спонтанно начала применять метод и мудрость, разбираясь со своим одиночеством. Это ключевой момент. Размышляя над каждым аспектом своего затруднительного положения, она медитировала, напрямую признавая, что мысли и чувства оттесняли её саму на задний план бо́льшую часть жизни. Как только женщина их признала, некоторые из её суждений о тех мыслях и чувствах стали терять свою значимость, и она стала разбивать их на всё более мелкие кусочки.

По ходу нашего с ней разговора она ощутила, по крайней мере на мгновение, как изменилось её восприятие. Она больше не была женщиной, пленённой в зеркале собственного одиночества и страстного желания. Она была зеркалом.

К концу разговора женщина глубоко вздохнула.

«Я тут подумала, – сказала она. – Может быть, моя мать была в таком же положении. Может, она тоже считала себя страшной и никому не нужной. Я никогда не видела её счастливой или улыбающейся. Я не видела, чтобы мои родители вместе смеялись, обнимались или целовались. А другие девчонки, с которыми я росла, которые были красивее меня, те, кто вышел замуж…»

Её голос затих на мгновение.

«Была их жизнь такой уж потрясающей?»

Она на минуту закрыла глаза, пытаясь представить.

«Они счастливы? Им не одиноко?»

Наблюдать за этим процессом было удивительно. Признание скрытой боли позволило её осознанности расшириться таким образом, что она смогла просто посмотреть на ситуацию с меньшим осуждением, чем у неё было, пока она хранила эту боль в тайне. В свою очередь эта осознанность помогла ей избавиться от ярлыка, который на неё навесили и который она приняла как родной, и разбить его на более мелкие куски, так, что он больше не ощущался таким отчётливым, конкретным и неизбывным. Как минимум, «история о „я“» начала распадаться.

«Может, я вовсе не такая непривлекательная, – сказала она. – Может, я не уродина. Может, я просто в это поверила, потому мне так часто об этом говорили».

Улыбка, всего на мгновение показавшаяся на её лице, была ослепительной. Пусть пока лишь на миг, но женщина эта смогла сбросить ношу, которую в течение долгих лет несла на своих плечах. Было очень приятно наблюдать, как она переборола, хоть и на пару секунд, собственное убеждение в том, что была некрасивой и ненужной, и начала ощущать причастность к другим людям, стоящую выше страсти, ревности и страха. В тот момент женщина смогла поменять восприятие и на минуту воссоединилась со своей искрой, дотронулась до открытости, ясности и сущностной любови.

Этот процесс – основа практики осознавания ума, с помощью которой мы начинаем обращать внимание на свою склонность развешивать ярлыки на разнообразные аспекты жизненного опыта. В то время как физические ощущения и эмоции бывают очень сильными, предоставляя нашему вниманию чёткие объекты для практики сосредоточенности и внимательности, мысли сохраняют свой смутный и расплывчатый характер.

 

Бегущая строка

 

Сосредоточив внимание на своих мыслях, мы обнаружим, что они похожи на бурный поток суждений, воспоминаний и представлений, – и часто они тесно вплетены в канву наших программ тонкого тела. Работая с тонким телом, мы начинаем создавать небольшой зазор между этими привычными программами, или паттернами, тонкого тела и теми мыслями и формами самоотождествлени «я», которые вслед за ними возникают.

Наши мысли появляются и исчезают на экране ума с такой же бешеной скоростью, с какой меняется бегущая строка с последними новостями на экране телевизора. Мы с трудом успеваем прочитать одну, как тут же на её месте возникает другая, а следом за ней ещё одна, и т. д. Наша осознанность переполнена поверхностными впечатлениями, наполовину ухваченными умом понятиями, отрывками предложений, идеями, которые только начинают формироваться и тут же исчезают. Как правило, мы оказываемся в порочном круге, пытаясь уследить за всеми этими «новостями».

Работая со многими людьми по всему миру, я заметил, что «эффект бегущей строки» – это первое, с чем люди сталкиваются, начиная практиковать полноту внимания в отношении мышления, или осознавание мышления. На самом деле существует несколько распространённых реакций на эту проблему.

Многие из нас стремятся остановить бегущую строку в надежде достичь состояния безмятежности, открытости и мира. К сожалению, эти усилия безуспешны, потому что приводят к ощущению умственной и эмоциональной скованности, которая в конечном счёте перерастает в физическое напряжение, обычно концентрирующееся в верхней части тела. Наши глаза закатываются, в то время как шея и плечи немеют и затекают.

Иногда мы вдруг осознаём, что отвлеклись на бегущую строку, и заставляем себя вернуться к наблюдению за мыслями. По сути, мы стараемся остановить бегущую строку, чтобы иметь возможность за раз фокусироваться только на одной её мысли.

Есть пара способов, которые помогут справиться с этими реакциями.

Если вы сильно переживаете о том, что позволили себе отвлечься на мысли, тогда просто посмотрите на саму мысль о сожалении. Ещё один способ – переключиться с мыслей на физические или эмоциональные ощущения.

Может, вашей голове жарко, или сердце бьётся быстрее обычного, или шея и плечи слегка онемели. Просто направьте свою осознанность на эти или другие ощущения. Попробуйте удержать внимание на скорости бегущей строки, подмечая, как быстро приходят и уходят ваши мысли. Смысл в том, что на данном этапе практики вы знакомитесь с деятельностью обычной осознанности, с активностью ума. Просто замечайте всю эту деятельность, не пытаясь её оценивать.

Конечно, в некоторых случаях мы можем испытать обратный эффект, когда бегущая строка застрянет, бесконечно прокручивая старую новость, чаще всего основанную на программе эмоционального или тонкого тела: «Тот человек сказал мне ужасные вещи, и я не могу его простить»; «О нет! Вот-вот наступит дедлайн, я ни за что не закончу этот проект вовремя»; «Я уже несколько месяцев без работы. И как мне прокормить семью, оплатить счета и содержать дом?».

Но с помощью практики осознавания своего мышления – будучи хоть немного настороже – мы начнём понимать, что даже те мысли, на которых мы зацикливаемся, прерываются другими: «Я хочу есть»; «Мне одиноко»; «Здесь слишком жарко»; «Тут очень холодно»; «Господи, как я хочу, чтобы этот парень прекратил талдычить про полноту внимания. Он что, не может поговорить о чём-то, что по-настоящему изменит мою жизнь?».

Постепенно переведя внимание на свои мысли, а не на то, как они раздражают, беспокоят или отвлекают, мы удивимся процессу их появления и исчезновения. Мы начнём ценить мыслительный процесс целиком, поражаясь собственной способности вести столь активную умственную деятельность.

В сущности, практика осознавания мышления дарит возможность увидеть, как привычная склонность считать свои мысли серьёзными и настоящими формирует наше восприятие себя и окружающего мира. «Так же, как порождение волн – естественное действие океанов, озёр и рек, – как-то сказал мне один из учителей, – так и мышление есть проявление способности ума производить суждения, воспоминания, фантазии и идеи».

Так же, как осознавание и наблюдение за физическими ощущениями и чувствами, осознавание мышления не требует никакого анализа. Мы просто замечаем: «Вот мысль. Ой, она проходит. А вот ещё одна. И уходит».

Поскольку мысли могут быть очень эфемерными и мимолётными, лучше всего начать практиковать в обстановке, в которой не так много отвлекающих факторов. Многие люди склоняются к мнению, что проще практиковать, если принять устойчивое положение тела, сев в семичастную или трёхчастную позу, которые описывались выше.

Далее уделите пару минут тому, чтобы успокоить тело, используя, к примеру, технику наблюдения за дыханием.

Затем в течение максимум пары минут понаблюдайте за мыслями, всплывающими в уме.

«Я это ненавижу».

«Вот чёрт, совсем забыл…»

«Тот парень оказался полным ничтожеством».

«И зачем я только отправила это письмо?»

«Я не могу оплатить счета».

«Я болею».

«Я такой старый».

«Ненавижу себя».

Какая бы мысль ни пересекала область вашей осознанности, просто заметьте её.

Пусть она придёт; позвольте ей уйти. Оставьте её, если она не уходит.

А затем перестаньте контролировать этот процесс. Подышите. Подвигайтесь и займитесь повседневными делами.

И поздравьте себя. Вы только что стали свидетелем своего ума в действии.

 

Время и расстояние

 

Как только мы начнём культивировать более внимательный и бдительный подход ко всем мыслям, проносящимся в уме, гонка слегка замедлится. Бегущая строка уменьшится в размерах и будет медленнее пересекать наш умственнный экран. Мы с меньшей охотой будем идентифицировать себя со своими мыслями и начнём развивать отношение вроде: «Хорошо, это то, что происходит сейчас». Мысли, подкрепляющие истории, которые мы сами себе рассказываем, потихоньку стихнут, и мы начнём «отлипать» на более глубоком уровне, более ощутимом в сравнении с результатом работы над чувствами или физическими ощущениями.

Самое главное, мы начнём замечать, как между нашими мыслями и умом, осознающим эти мысли, возникает небольшая дистанция. Говоря современным языком, практика осознавания мышления похожа на просмотр телесериала или кинофильма. На экране разворачивается бурная деятельность, но мы не находимся в самом фильме или сериале. Между нами и тем, что мы смотрим, пролегает огромное пространство. Практикуя наблюдения за мыслями, мы на самом деле как раз и ощущаем это расстояние между нашей осознанностью и мыслями. Мы не создаём это пространство – оно всегда там было – мы всего лишь даём себе его увидеть.

Немного попрактиковавшись, мы заметим, как замедляется поток мыслетворчества, становится возможным выделять отдельные мысли.

И всё же, возможно, нам пока не удастся пронаблюдать за каждой возникающей мыслью, а только мельком её увидеть, как будто мы только что упустили поезд или трамвай. Это нормально. Ощущение того, что мы только что упустили мысль, – это знак прогресса, показатель того, что ум оттачивает умение улавливать нюансы своих движений.

Продолжая практиковать, мы сможем улавливать и чётко осознавать каждую появляющуюся мысль. И что ещё важнее, осознавая мысли, мы начнём замечать, как между ними появляются и исчезают небольшие промежутки. Другими словами, наблюдая за мыслями, мы к тому же улавливаем моменты, во время которых мыслей не существует. Эти промежутки развиваются в моменты безмыслия, переживания бдительной осознанности и готовности принимать всё, что возникает и что не возникает. Наш ум превращается в вышколенного швейцара, который стоит по стойке «смирно» у дверей отеля, впускает и выпускает гостей, но не следует за ними внутрь.

Благодаря этой практике мы напрямую воссоединяемся с искрой, которая озаряет наше существо, и приближаемся к раскрытию обширного, безграничного потенциала, являющегося основой не только нашей собственной природы, но и природы самой реальности.

И тем самым мы готовим себя к следующей практике полноты внимания.

 

 

11

Внутреннее пространство

 

Как говорилось ранее, четвёртое применение полноты внимания называется «полнота внимания в отношении Дхармы», что можно истолковать по-разному. Для меня эта практика означает поддержание осознанности, направленной на то, что мой отец и другие учителя называли «пространством».

Что это значит?

Некоторые из вас, возможно, уже немного познакомились с ощущением пространства через практику осознавания