Глава 18. От Мглистых гор до Зеленолесья

Пробудившись, Морандир сел и долго смотрел в небеса. Звёзды побледнели, заря разгорелась и поблекла, уступив место дневной синеве, а затем и сумеркам, а он всё не опускал глаз. Затем он поднялся и медленно двинулся вдоль гор, изумлённо оглядывая всё вокруг, от облаков до земли, словно видя мир впервые. Или – словно впервые пробудившись от долгого, долгого сна. Конечно, оставшиеся позади два тысячелетия не были сновидением: это был его путь и его подлинная жизнь, в которой было много прекрасного и необычайного, уроков, надежд, радостей, много дорогих сердцу воспоминаний. Но не в полусне ли он прожил эту жизнь, не сознавая самого себя, не понимая, кто он есть по своей сути? Создание Тьмы, лесной зверь, чудовищное соединение созданий из разных рас…

Он мог бы быть эльфом. И не только мог бы – однажды, в будущем, наверняка станет им. Путь от него до прекрасного, исполненного гармонии и покоя, менестреля из видения, представлялся куда более кратким, чем путь от тюремщика Шкуры до нынешнего Морандира. Менестрелем он, в сущности, уже стал. Его пальцы любовно очертили грациозный стан арфы; светлое, почти белое дерево в лучах Луны отливало серебром. Правда, менестрели, подумал он, не только играют, но и поют и слагают песни.

Морандир подобрал мелодию давней песни людей Тобари о восходе солнца, припомнил её слова и попробовал переложить на синдарин, но строки никак не желали укладываться в ритм. Тогда он попытался выразить то, что чувствовал, в собственной песне, начал:

- Пробудилось солнце и согрело землю,
Пробудились травы, пробудился дождь,
Пробудился и я…

И прервался – не из-за голоса, звучавшего, во всяком случае, не хуже людских, а оттого, что очень уж смешной и простенькой показалась песенка. Пожалуй, именовать себя менестрелем рановато! Что ж, впереди достаточно времени, чтобы научиться этому искусству.

Его смех утонул в птичьем щебете – несмотря на осень, множество птах и пташек носилось в воздухе. Каждый глоток этого воздуха умножал силы. Морандир шёл по землям Эрегиона, ныне мирным и спокойным. Остролисты оправились от ран и ожогов, выросли и молодые деревья. И столица Эрегиона не была совершенно уничтожена, как некогда Гондолин, хотя и обращена в руины. Следы битвы заросли травами. Только эльфов здесь больше не было… впрочем, нет: один стоял у самой стены главного дома, разрушенного более других. Морандир осторожно шагнул, и солнечный луч высветил косы редкостного красноватого оттенка.

- Илькаран!

Самый печальный из законов, что он вывел из своего жизненного опыта, оказался нарушен: они расстались не навек! Он подбежал к нолдо, раскинув руки, готовый обнять его, как люди обнимали своих друзей, но удержал себя. Они были знакомы так недолго! Поймёт ли эльф, несомненно, с юных лет окружённый друзьями и родными, как много значит для Морандира один дружелюбный взгляд, один важный разговор, просто чувство близости и доверия?

- Не ждал увидеть тебя снова, - неуверенно произнёс он.

- Морандир! И я не думал увидеть тебя вновь – спустя столько лет и столь переменившимся.

В голосе нолдо звучало изумление – как видно, и он поначалу принял Морандира за человека. Но не заявлять же с бухты-барахты: "Знаешь, по своей сути я тоже эльф"? К тому же он должен был поблагодарить нолдо.

- Не можешь себе представить, как мне помог твой урок. Я не просто полюбил игру на арфе – она помогла мне стать лучше и счастливее. Помогла обрести себя.

- Эта арфа… Дай мне ещё раз взглянуть на неё.

Сейчас им ничто не грозило, так что нолдо мог рассмотреть арфу как следует. Перевернув её, он задержал взгляд на подставке.

- Герб Дома Финарфина, - тихо сказал он скорее себе, чем Морандиру. – Скажи, как она к тебе попала?

- Я сумел вынести её из этого дома, - Морандир стукнул пальцами по стене. – Прежде, чем его разграбили и разгромили.

- А Лорд Келебримбор, должно быть, некогда сумел вынести из Нарготронда - прежде, чем разграбили и разгромили его, - с горечью произнёс Илькаран и пояснил. – Этой арфой некогда владел Государь Нарготронда, Финрод Фелагунд. Я видел её на пирах, мальчиком. К тому времени, как Король Фелагунд оставил свой город с десятью отважными, я и повзрослеть не успел.

Некоторое время Морандир молчал, будучи не в силах произнести ни слова. Имя Менестреля, имя, что он мечтал узнать с того часа, как услышал его песню!

- Финрод Фелагунд, Государь Нарготронда, - наконец выдохнул он. – И ты говоришь, это – его арфа?! Если б я только знал! Я не посмел бы на ней играть. Только хранил как драгоценность. Как хранил её Владыка Эрегиона.

- Просто Лорд Келебримбор не был арфистом, - покачал головой Илькаран. – Меч лучше хранить в оружейной, но книгу должно читать, шлифовальным камнем – гранить самоцветы, на арфе и лютне – играть. И ты сказал, она помогла тебе обрести себя и стать лучше - значит, послужила добру. Уверен, Финрод не будет возражать, если узнает об этом.

- Если узнает? - кажется, пришло время воплотиться самым давним, самым несбыточным мечтам! – Перед смертью Государь Нарготронда говорил Берену, что долгие, долгие века его не увидят среди нолдор. Долгие века с тех пор прошли. Я всегда верил, что Финрод Фелагунд в самом деле вернётся, но ты – не веришь, а знаешь!

- Да, Финрод давно возродился и наслаждается блаженством Амана. Ты всё больше удивляешь меня, Морандир. Я сомневался, что в Мордоре слышали о Берене, Лютиэн, Финроде, и думал, что многое придётся разъяснять. А теперь вижу, это твоя любимая легенда. Твои слова так искренни, словно Государь Фелагунд погиб на твоих глазах, и ты слышал его последние слова.

- Знаю, в это трудно поверить, но я в самом деле их слышал и никогда не мог забыть, как и его песню в поединке с Гортхауром. Даже в те дни, когда был обыкновенным орком-тюремщиком, - он поспешно продолжил, опасаясь презрения или гнева Илькарана. – Но я изменился не только внешне! И я надеюсь однажды стать настоящим эльфом. Если такое возможно.

- Я бы сказал – нет, если бы не видел тебя. В сравнении с обыкновенными орками разница между мной и тобой отнюдь не велика. Ещё меньше ты отличен от лесных эльфов, - слова Морандира изумили нолдо, но вместе с тем, похоже, стали разгадкой и поставили всё на свои места.

Внимательно выслушав долгую историю жизни бывшего орка, он спросил:

– Значит, тебе никогда не доводилось жить среди эльфов?

- Нет. Морвэ отнёсся ко мне с сочувствием, но о том, чтобы жить вместе с эльфами, в эльфийском лесу, среди дерев, и цветов, чистых ключей и рек, учиться у них, я мог лишь мечтать, - он умолк, вслушиваясь в себя. Освободившись от груза невысказанного, он ощущал удивительную лёгкость – и в теле, и особенно на сердце. Сейчас даже насмешки над заветными мечтами не слишком задели бы его.

Илькаран и не думал над ним смеяться:

- Вижу, ты более всего любишь леса и реки. На восток от Мглистых Гор есть два великих королевства лесных эльфов – Великое Зеленолесье и Лаурелиндоренан. Долина Поющего Золота, - перевёл он на синдарин не совсем понятное название.

Долина Поющего Золота… Само название сияло таким дивным светом, такой недосягаемой высотой, что он заранее смутился; отчего-то показалось, что пересечь границы этого королевства – почти то же, что пересечь Море и ступить на светлые берега Заморья. Другое дело - Зеленолесье.

- Скажи, Илькаран, эльфы Зеленолесья могут принять такого, как я? Я не просто рождён орком – я долго жил, как все орки. Служил Морготу, убивал эльфов…

- Такое и родичам нескоро и нелегко прощают, - медленно ответил нолдо, подтвердив подозрения Морандира. Не желая отступиться от мечты, он попытался найти выход:

- А если я умолчу о своём прошлом? Притворюсь, что враги захватили меня в плен совсем юным, оторвав от семьи, удерживали тёмными чарами, и я провёл в этом плену слишком много лет, - история получалась вполне правдоподобной, но внутри нарастали беспокойство и тяжесть, и он закусил губу. – Нет, это не по правде.

Он застыл, осознав, что думает точно так же, как некогда, слушая песню Менестреля. Только теперь у него было своё имя и лицо - не безобразная морда! - свои хранимые в памяти сокровища, которыми он только что поделился с Илькараном, и чем ему жить, он знал – созерцанием, памятью, музыкой, надеждой… Он всё-таки нашёл тот незримый ключ! Пожалуй, ему даже было чем гордиться!

- А если сначала я расскажу, что спас тебя, что сжёг записи о Трёх Кольцах, чтобы до них не добрался Саурон, что помогал восточным эльфам в бою? Мне поверят, меня примут?

- Не поверят тебе – поверят мне, - отозвался Илькаран. – В западных землях пока спокойно – думаю, в Имладрисе меня подождут.

Он предложил перейти Мглистые горы самым кратким и безопасным путём, через Казад-Дум, но Морандир испуганно замотал головой. Он едва освободился из плена – что, если гномы передумают?! Лучше уж выбрать путь подлинней и потрудней – через северные перевалы, хоть Морандиру и не слишком хотелось карабкаться в горы. Тропа начиналась близ Имладриса, и его снедало желание увидеть обитель, в которой ныне поселился Илькаран, но тем сильнее он подгонял себя. Быть может, он в самом деле станет подобен лесным эльфам, но никак не нолдор! И Илькаран говорил именно о лесных королевствах - наверное, в Имладрисе не примут служившего Морготу и Саурону. Цель его – за Мглистыми горами.

Горная тропа оказалась куда легче и безопасней, чем он думал. А главное – он путешествовал не один! И в горах и за горами Морандир расспрашивал Илькарана об эльфах, об их обычаях и истории.

- Кроме того, что я видел своими глазами, я мало о чём знаю. Знаю, как пал Гондолин, но не знаю, как он возник и как жил. Догадался, как появились орки, но понятия не имею, откуда взялись эльфы.

Услышав о разделении эльфов на авари и эльдар, он некоторое время пребывал в раздумьях, а затем спросил:

- А те, из кого Саурон сделал орков, считаются эльдар или авари? К какому народу я буду принадлежать?

- Тех несчастных захватили ещё до прихода Оромэ, до первого разделения квенди, - ответил Илькаран. – Так что тебя нельзя будет отнести ни к одному из народов Перворождённых. Но это неважно: в Зеленолесье живёт смешанный народ.

Дорога от гор полого спускалась. Журчали ручьи, среди травы тут и там виднелись валуны. Завидев вдали тёмную кромку леса - ещё дальше она бледнела, сливаясь с небом - Морандир вопросительно взглянул на друга, но тот покачал головой.

- Зеленолесье – дальше. И оно куда обширней этого соснового бора.

- Неужели мы совершим этот долгий путь, не встретив ни орков, ни других тёмных созданий, ни враждебных людей? – изумился Морандир, выйдя из леса на луга, перемежавшиеся дубовыми и вязовыми рощами. Пробегавшие кролики и мирно пасшиеся олени лучше любых слов убеждали в безопасности этих мест. – Повсюду царит мир?

- Повсюду к западу от Мордора, - с улыбкой уточнил нолдо и серьёзно прибавил. – Но мне неведомо – надолго ли. Саурон едва ли смирился с поражением. Скорее он копит силы для нового удара по Средиземью.

Эти слова, несомненно, были разумны, но мирные картины, что открывались глазам Морандира, успокаивали. К чему тревожиться прежде времени? Войны и беды пока далеки. Ныне время для радости и надежд, для созерцания и музыки, и дружеского общения!

Мелководную реку и переплыть было бы нетрудно, но Илькаран уверенно вышел к броду. Легко перебравшись по видневшимся из воды плоским камням, он придирчиво оглядел Морандира, что следовал за ним.

- До Зеленолесья рукой подать, - заметил он.

Чуть смутившись, Морандир опустился на корточки, умылся, почистил сапоги и одежду - длиннополый коричневый кафтан без рукавов, перехваченный широким поясом с бронзовой пряжкой, серую тунику и чёрные штаны. Пояс подарили гномы, перед тем, как отпустить. Остальное он, подражая им, сшил сам.

- Думаю, лучше убрать волосы в пучок, - Илькаран стянул их шнуром на затылке, видя, как Морандир старательно причёсывается. Новая причёска открывала уши, и он чувствовал себя немного неловко.

За рекой пейзаж не переменился. Вскоре в общую мелодию, слагавшуюся из голосов, шорохов, беготни зверей, сухих шёпотов осенних трав, свиста ветра, вплелись новые нотки – протяжный зов рожка и дальний отзвук весёлых голосов. В лугах охотились лесные эльфы.

Прозрачно-зелёные глаза первого из охотников, уже добывшего лань, горели азартом, тёмные волосы растрепались от ветра, но венок из осенних листьев лежал на них точно золотой венец, и на коне он держался так прямо и гордо, что Морандир, не медля, склонился перед ним.

- Надеюсь, я не помешал вашей охоте, Государь Орофер, - произнёс его друг. – Я – Илькаран, мастер из Имладриса.

Король явственно встревожился.

- Ты проделал долгий путь, Илькаран, и, быть может, напрасно. Если ты не несёшь важные вести о Властелине Мордора или иной угрозе Зеленолесью – знай, что я не вмешиваюсь в дела Владык нолдор. И не желаю, чтобы они вмешивались в мои дела.

- Моя просьба не касается отношений между нашими народами, и я надеюсь, ты не откажешь мне, Государь Орофер, - сдержанно ответил нолдо. – Я прошу тебя дать приют в своих землях Морандиру, Другу эльфов.

Король оглядел застывшего в полупоклоне Морандира и изумлённо поднял брови.

- Обыкновенно так называют эдайн, но передо мной – не человек. Кто ты? Полуэльф?

- Сейчас трудно сказать, - честно ответил Морандир, подняв глаза, – но я надеюсь со временем стать настоящим эльфом. Мне трудно выразить, как много значат для меня эльфы, и как я мечтал стать подобным вам.

На миг обернувшись, Король пресёк поднявшиеся за его спиной перешёптывания и смешки, однако лесные эльфы обменивались очень красноречивыми взглядами.

Король же без всяких видимых причин переменился в лице; казалось, он всматривался в невообразимую даль, ясно различая нечто, незримое для всех остальных. Морандир неожиданно вспомнил его лицо, виденное мельком на Последней Войне. Тогда Орофер тоже смотрел словно бы сквозь стоявших рядом, но иначе – его взволнованный взгляд искал кого-то среди солнечных эльфов.

- Я не помню тебя, но сердце говорит мне, что мы встречались – и твоё лицо говорит о том же. Я несомненно узнаю, как это могло быть, - Король выглядел уже не встревоженным, а заинтригованным. - Но теперь я твёрдо уверен, что ты не несёшь никакой угрозы или беды моему народу. Этого достаточно.

Все объяснения и оправдания, которые Морандир и Илькаран обговорили заранее, оказались излишними. Король Орофер с лёгкой улыбкой поинтересовался, кто из лесных эльфов возьмёт с собой Морандира, и юный охотник со смехом похлопал рукой по конскому крупу.

- Прощай, Илькаран! Спасибо тебе за всё!

- До новой встречи! Я буду навещать тебя, если мирные времена продлятся, - в самом деле, так и случилось. - Если же нет – быть может, мы встретимся в одном строю.

Полная луна касалась верхушек деревьев, и иссиня-чёрное небо начинало светлеть. Король Орофер, а следом и его подданные, развернули коней и пустили их вскачь сквозь густой лес, обгоняя замешкавший ветер. Ветви буков, чуть тронутых позолотой, и совсем золотых клёнов сплетались, образуя подобие вензелей. Таинственным золотисто-зелёным светом лучилась тропа, и из зелёных, жёлтых, бронзовых трав на полянах слагались мозаичные узоры. Морандир вслушался в сложную мелодию эльфийского леса – и расслышал бьющее через край веселье, беззаботность и бесшабашность, молодую силу далеко не юного леса, жившего не прошлым, а настоящим и будущим. Не Дориат, Зеленолесье – без той печали и без той мудрости и света. От этого леса не тянулась незримая нить в Заморье – он был сам по себе, и сквозь памятный образ лесного чертога проступала иная красота - дикая, первозданная.

Скачка прекратилась как раз тогда, когда Морандир окончательно понял, что хочет навсегда остаться в этом лесу. Эльф-всадник легко спрыгнул, перекинув ногу через шею коня, и подал своему спутнику руку. Конь недовольно фыркнул в сторону незнакомого всадника. Эльф с улыбкой склонился к Морандиру и отчего-то громким шёпотом произнёс:

- Добро пожаловать в Зеленолесье.

Единственной частицей Заморья в Великом Зеленолесье была королева – златовласая и синеглазая. Она была одной из немногих дев, что отправились на Последнюю Войну в рядах солнечных эльфов, ваниар – и единственная из них предпочла темноволосого эльфа из Средиземья возвращению в Благословенный Край. Рядом с Менелиэ меркла красота лесных эльфов и даже их короля. В отличие от них, она любила ясные дни, солнечные поляны и опушки, луга, а ясными ночами часто следила за путём Западной звезды. Когда ночное небо заволакивали тучи, она порой смотрелась печальной, но долго грустить не умела. И вновь её улыбка так светилась, что все, оказавшиеся рядом, начинали улыбаться, смеяться и петь, в каком бы настроении бы они ни были до того. Однажды Морандир случайно подслушал явно не для его ушей предназначенный разговор между Королём Орофером и его супругой.

- Не тревожься обо мне, любимый. В твоих глазах я обрела и блаженство, и свет, и ты один заменил мне всех родичей, с которыми я разлучилась. Ты знаешь, я редко грущу – лишь такими ночами, как эта. Даже если ты передумал и никогда не оставишь Зеленолесье, я буду счастлива делить твою судьбу до конца.

- Нет, я не отказываюсь от своих слов, - ответил Орофер. – Я люблю Средиземье – и особенно Зеленолесье. Но если ты устанешь от него, мы уйдём на Запад. Ты ради моего счастья отказалась от родины и близких. Когда придёт срок, я готов принести ту же жертву ради тебя. Только не будет ли Трандуилю тяжело без нас?

- Не будет – когда он найдёт свою любовь, - смех Менелиэ рассыпался хрусталём.

- И подарит нам внука, - рассмеялся ей в ответ Орофер. – Когда это произойдёт, я передам ему власть над Зеленолесьем и уйду вместе с тобой. Обещаю.

Этот разговор Морандир услышал отнюдь не в первый свой день в Зеленолесье. Заметно позже, чем впервые увидел королеву и принца Трандуиля, златовласого, как мать, и зеленоглазого, как отец, и поведал Королю свою историю. Слухи о его удивительной судьбе разнеслись по всему королевству, но мало кто поверил им. Морандир узнал об этом, когда лесные эльфы принялись дразнить его самым прекрасным, мудрым, добрым и благородным на свете орком. Довольно скоро эти слухи позабылись – кто же будет запоминать все шутки и мистификации?

Ещё позже он приучился жить в согласии с обычаями лесных эльфов и сложил песни, которые не стыдно было спеть у эльфийского костра. О лесах и лугах, морях и реках, травах и цветах. О первом восходе и Войне Гнева, о землях Белерианда и Средиземья, о Маэдросе и Морвэ, Сталлахе и Дурине… И, конечно, о Финроде Фелагунде, Государе Нарготронда. Его Менестреле. К этому времени он обрёл и верных друзей, и любимую – гибкую, как ива, деву со взглядом Туллин. Дома он, однако, строить не стал, предпочитая бродить по обширному королевству Орофера и его окрестностям, порой уходя и дальше.

Так Морандир и жил. В один из дней он увидел знакомое отражение круглолицего менестреля не во сне и не в памяти, а в маленьком лесном озерке. Важным событием в его жизни это не стало. Во-первых, он и так знал, кто он такой. А во-вторых, в эти дни он с волнением и страхом ожидал рождения своего первенца. Он и сам не понимал, чего так боялся, пока не взял сына на руки. Он вовсе не походил на орчонка - правда, Морандир и не помнил младенцев-орчат, лишь детей постарше, уже испорченных страхом, дурным обращением и подражанием старшим. Мирно уснувший на руках отца младенец был здоров и прекрасен - настоящее эльфийское дитя.

Морандир не сомневался, что судьба уготовала его сыну куда больше счастья и куда меньше страданий, чем ему самому.

Глава 19. Снова Мордор.

Долгое время ничто не омрачало счастья Морандира, пока мирная жизнь лесных эльфов не была нарушена. Вблизи границ королевства всё чаще появлялись злые люди и орки. Морандиру пришлось вновь взять в руки лук, а не только арфу, и в числе других стеречь границы леса. Как он ни любил мир, свою землю нужно было защищать, иначе её красоту и гармонию скоро уничтожат. Как-то один из его друзей – и один из немногих, кто воспринял историю Морандира всерьёз - спросил его:

- А тебе не жаль стрелять в орков? Ведь ты и сам был таким же – прости за напоминание.

- Был. И потому лучше других знаю, как неистребима в орках злоба и жажда разрушения, - мрачно ответил Морандир. – Даже если они, как я когда-то, пытаются бороться со своей искажённой натурой. А этих, обычных, орков необходимо остановить, иначе они изуродуют и уничтожат всё вокруг себя. Остановить силой - иного языка они, к несчастью, не понимают.

- Обычных орков? А что, если среди них были и подобные тебе - такому, каким ты был в начале своего исцеления?

- Я всякий раз всматриваюсь в их глаза, - с горечью отозвался Морандир, - и не замечал ни одного проблеска света. Да и прежде, сколько ни видел орков.

- Ты прав, как всегда. Ты всегда отличался здравомыслием и рассудительностью.

А ведь правда – всегда, даже когда был Шкурой, подумал он. Морандир углубился в воспоминания, размышляя о тех орках, что лучше других запечатлелись в его памяти. Какими они были по своей сути? Какими могли бы быть?

Он представил свою мать ласковой, заботливой, счастливой своим материнством. Красноглазого – жизнерадостным любителем пиров и шуток. Проныру – остроглазым разведчиком, не упускающим ни одной мелочи, и надёжным другом, что не позволял бы близким рисковать понапрасну. Дёрганого командира – гордым и независимым в суждениях, но неизменно верным долгу и присяге, впечатлительным и вместе с тем умеющим держать себя в руках. Изрезанного воина у костра – мастером, способным полностью сосредоточиться на своём деле. Даже тот орк, что, забыв обо всём, набирал в Доме мирдайн самоцветы, быть может, был создан их гранить. Все они, несомненно, давно погибли, так и не став самими собой - как и все прочие орки.

Морандира пронзила такая жалость, что на глазах выступили слёзы, а друг встревоженно спросил, что с ним.

- Все другие орки по сути не хуже меня, но они обречены творить зло и вести самое жалкое существование. Я могу разве что прервать его - быть может, за порогом смерти они обретут свободу и прозрение. Ничего более я сделать не в силах. Конечно, надежда всегда есть, и моя судьба лучшее тому подтверждение. Я бесконечно благодарен ей, и Финроду Фелагунду, и всем, кто помог мне стать таким, как сейчас. Но, похоже, я - единственный в своём роде.

Он по-прежнему защищал границы Зеленолесья от орков. Иное было бы жестокостью по отношению к эльфам и Лесу. Конечно, он отпускал тех, кто просил пощады - так поступали и другие эльфы. Орки, конечно, не понимали их благородства, считая подобное поведение просто глупостью и слабостью. Печаль об участи бывших сородичей заслонили новые радости, заботы, тревоги, а вскоре ему и вовсе стало не до того. Началась большая война.

Государь Орофер поддержал Последний Союз, хотя вступил в бой под собственными знамёнами и слова Гиль-Галада, Государя нолдор, принимал как разумные советы, а не приказы. Отверг он и стальные луки, что предлагали люди Арнора и Гондора, и оружие нолдор или гномов. Лесные эльфы направлялись на битву лишь с лёгкими охотничьими луками и копьями, и в серых плащах, помогавших быть незаметными, без доспехов и шлемов. Так же поступали и ближайшие их союзники, лесные эльфы Лоринанда - той самой Долины Поющего Золота, о которой Морандир некогда слышал от Илькарана.

Морандир ненавидел войны, что несли смерть и разрушения, страшился проявить себя трусом и особенно - попасть в плен, сомневаясь, что устоит перед угрозой пыток. И всё же он присоединился к войску. Пока Саурон не был побеждён, всем Свободным народам, и особенно эльфам, грозила великая опасность. Владеющий луком и мечом не имел права оставаться в стороне - тем более, что на войну уходило большинство зрелых мужей Зеленолесья, искусные охотники из юных и даже королева, вопреки уговорам Орофера. Всегда послушная своему супругу, на сей раз она проявила неожиданную неуступчивость. Менелиэ была сильным и опытным воином и желала делить судьбу любимого до конца.

В жестокой битве на равнине, что позже назвали Дагорладом, она спасла Орофера, заслонив его собой от вражьих стрел. Впрочем, Морандиру порой казалось, что Король Зеленолесья умер от отравленных ран вместе с ней. Его лицо, прежде переменчивое и выразительное, стало напоминать мраморную маску. Выйдя к вратам Мордора, он протрубил атаку, не дожидаясь сигнала Гиль-Галада, и ринулся вперёд, и немало лесных эльфов пали рядом со своим Королём. Так ли сильно он жаждал отомстить виновнику гибели любимой или стремился воссоединиться с ней в Мандосе и возродиться вместе, Морандир не знал. Он сложил плач по Ороферу и вновь вернулся в бой вместе со всеми - за первым, неудачным штурмом Мораннона, последовал второй и третий.

Наконец, тяжёлые створки не выдержали. Войска Трандуиля, нового Короля Зеленолесья, вслед за нолдорскими вошли в Мордор. Им предстояло ещё на годы забыть о мире и о ясном небе над головой - во мгле, висевшей над Чёрной страной, лишь изредка показывались звёзды и никогда - солнце. Ни травинки, ни кустика не виднелось на равнине, где шли бои. Морандир переносил это испытание лучше многих. Когда его изводила тоска и боль утрат, он приводил себе на память века, прожитые в Ангбанде - по сравнению с ними нынешние страдания были не так уж тяжелы.

Вопреки ожиданиям, на войне Морандиру приходилось бороться не столько со страхом, сколько с гневом - страх за себя отступал перед страхом за друзей и желанием отомстить за убитых. Случалось, что в бою он делался свирепей, чем желал бы. Но когда кровь и грязь, и безобразие, что царили вокруг, и зрелище гибели друзей, поднимали в душе такую ярость, что грозила его затопить - Морандир заставлял себя припомнить трубы Эонве. Они звали к победе, но не к мести или безжалостной резне в стане врагов. Мысли об участи орков и о Смуглолицых, особенно - о рабовладельце, которому он был обязан свободой, тоже помогали немного остудить гнев и удержаться от жестокости.

Барад-Дур штурмовать не стали. Войска Последнего Союза вынудили Саурона и его воинов запереться в Чёрной Башне и начали её осаду. Осаждающих то и дело атаковали, и многие погибли, сражённые стрелками и метателями Барад-Дура. Казалось достойным удивления, что Саурон запас в Чёрной Башне столько стрел и дротиков, что и через шесть лет с лишним они не подошли к концу. Неужели он ожидал долгой осады и готовился к ней?

Усомнился в этом Элендиль, Государь Арнора и Гондора, поистине великий человек - самый могучий, доблестный и благородный из всех Смертных, которых когда-либо видел Морандир. Правда, он помнил Берена Эрхамиона, но на Тол-ин-Гаурхот прославленный герой ни великим, ни могучим, ни доблестным не выглядел. Из выкладок Короля людей следовало, что в Чёрной башне не хватило бы места для хранения оружия и одновременно запасов воды и продовольствия, достаточных, чтобы её защитники дожили до этих дней. Чары Саурона могли бы погнать к бойницам умирающих от голода и жажды, но лишь сократили бы их жизнь. Подвалы Барад-Дура могли быть глубоки, но судя по тому, что орки грозили ими нападающим, там находились темницы и пыточные, а не хранилища. Верней всего, Башню снабжали припасами через подземный ход, выходивший на поверхность далеко от неё.

Морандир об этих выкладках узнал от Короля Трандуиля - Государь Гиль-Галад повелел ему направить на поиски подземного хода своих подданных, плащи которых скрывали их от вражьих глаз. Трандуиль поступил именно так: нежелание следовать приказам Государя нолдор погубило уже двоих Королей лесных эльфов - Орофера и Малгалада из Лоринанда. Один из отрядов, что принимали участие в розысках, возглавлял Морандир. Командовать этим отрядом ему поручили ещё в начале осады Барад-Дура, после гибели двух предыдущих командиров.

Первым подземный ход далеко к востоку нашли воины другого отряда, но он оказался не единственным. Ходы завалили камнями, и стерегли их почти все эльфы Зеленолесья. Первое время орки и люди Мордора часто нападали на стражу, и отлучаться лесные эльфы могли лишь небольшими отрядами, по необходимости - принести товарищам пищу, воду, новые стрелы, узнать о ходе осады. Ожидания оправдались: отрезанные от помощи извне, защитники Барад-Дура принялись ломать саму башню и метать камни с её верха. Камни были не менее опасны, чем дротики - один из них убил Анариона, сына Государя Элендиля. Но они предвещали скорый конец осады.

Все попытки прорваться в ходы отбивались лесными эльфами, часть из которых несла стражу открыто, а часть - таясь в засаде, и желающих напасть с каждым разом становилось меньше. Спустя время Король Трандуиль мог без большой опаски выслать отряд на поиски тех, кто должен был снабжать Барад-Дур стрелами, дротиками, продовольствием. Запуганных людей-рабов освободили. Они казались изумлёнными до крайности и всё падали в ноги эльфам: едва ли как своим освободителям, подумал Морандир, скорей оттого, что ждали от победителей жестокости. Орков-надсмотрщиков застрелили или обратили в бегство.

Открыв дверь одной из кузниц, Морандир нашёл внутри лишь орка, ковавшего наконечники для стрел. Увидев эльфийский отряд, он оскалился, разразился проклятьями и бросился вперёд с одним из наконечников в руке - иного оружия у него не было. Эльфы натянули луки, но Морандир остановил их возгласом, перехватил руки подбежавшего - эльфом он стал и заметно сильнее. Чтобы орк не впился во врага зубами, руки его пришлось заломить за спиной, и он только бессильно бранился. Морандир вздрогнул всем телом, вспомнив, когда и с кем он так поступал.

- Что тебе за дело до этого орка? - удивился один из лучников. - Видишь, он так злобен, что даже не просит пощады.

В самом деле, в непроницаемо-чёрных глазках оружейника нельзя было прочесть ничего, кроме злобы. Но Морандир думал не о том, что видел, а о том, каким этот орк мог бы быть. Каким он был в самой глубине души, ныне погружённой в непробудный кошмарный сон.

- Отважен и горд, - задумчиво произнёс он, не обращая внимания на удивлённые взгляды товарищей. - Очень упорен и трудолюбив – до последнего мига ковал наконечники! И ковал сам, не заставил раба из людей - значит, дело ему нравится. Прирождённый кузнец. Скорее всего, происходит из второго народа квенди.

Как можно было бы помочь ему хоть как-то? Доброго отношения он не поймёт, назидания не примет. Как открыть ему, что в мире есть иное, лучшее, чем то, к чему привык орк? Как побудить самого хоть чуть-чуть открыться миру?

Орк тем временем выкрикнул на искажённом синдарине:

- Проклятый эльф! Не я прикончу, так сам Властелин! Ещё будешь пищать: "убейте" - в подвалах Лугбурза не таких ломали!

- Знаешь, - спокойно ответил Морандир, - ты на самом деле тоже эльф.

Орк умолк и замер. Во всяком случае, ошарашить его удалось.

- А я когда-то был орком, - продолжил он, не дожидаясь новых проклятий. Затем он оттолкнул орка, выбежал за дверь и закрыл её, поняв, что именно должен делать.

- Удержите её, пока я буду петь, хорошо? – попросил он товарищей и достал арфу, с которой не расставался и в мордорском походе.

Здравый смысл подсказывал, что ничего из этого не получится. У него была арфа Государя Нарготронда, но сам он был далеко не Финродом Фелагундом. Он не владел песнями чар. Он не был силён духом и самоотвержен. В его сердце не было столько света, чтобы дарить его многим - чаще он сам грелся в лучах чужого света. Он не мог открыть другому врата в Заморье, потому что сам видел его лишь в песне.

Правда, этого и не требовалось. Пусть орк хотя бы ощутит, что в мире есть красота, добро, свобода, радость, а не только то, к чему он привык. Это уже поможет ему подняться над собой нынешним, и даст возможность измениться. Очень малую возможность - можно ли ждать, что в его жизни произойдёт столько же счастливых случайностей, сколько в жизни Морандира? Помогут ли ему валар, что отреклись от власти над Ардой? Скорее всего, он попросту погибнет в ближайшее время, так ничего и не поняв.

Да, здравый смысл подсказывал, что и пробовать не стоит. Но надежда в который раз оказалась сильней. Он пел для орка-оружейника так, как никогда и ни для кого, вкладывая в песню все силы, все надежды и мечты, и повторял её снова и снова, пока не качнулась земля, и не потемнело в глазах. Прежде, чем Морандир лишился чувств, в его уме промелькнуло: теперь он действительно сделал всё, что мог, пусть его силы и были малы.

Очнувшись, он увидел над собой лицо целителя и лица друзей – всё озабоченные.

- Всё хорошо, - произнёс он, успокаивая их. Голос менестреля звучал не так звонко и мелодично, как всегда – кажется, он сел после этих песен. Зато в непроглядной мгле над головой виднелись прорехи, и многие жмурились от лившегося с небес солнечного света. Семь лет они его не видели! Семь долгих лет!

- Да, Барад-Дур пал! Исильдур Элендилион убил Саурона! Мы возвращаемся!

Правда, эта победа была оплачена жизнями Государей Гиль-Галада и Элендиля - как до того жизнями Орофера, Менелиэ, Малгалада и многих, многих других. Слишком многие не дождутся отцов, братьев, мужей. Наверное, и Зеленолесье без них будет казаться опустевшим, пока уцелевшие не приучатся к этому. Но радость, смешанная с болью - всё радость. Новая твердыня пала, как и прежняя. Зло повержено, и отныне в Средиземье навек воцарится мир.

- Видел бы ты, что с орками творилось! - поразился один из лучников. - Они так порабощены, что и жить не могли без Саурона. Кто со скал прыгал, кто на мечи бросался. Ни у кого из них не хватило смелости продолжать бой, и мало кто сохранил достаточно разума, чтобы просто бежать к востоку, как тот оружейник.

- Нам было не до того, чтобы за ним следить, - извиняющимся тоном произнёс другой. - Ведь Саурон пал! Мы все это ощутили, и земля содрогнулась. А в следующий миг ты рухнул наземь без чувств.

Итак, орк остался жив - и показал себя менее порабощённым, чем большинство. И он освободился от власти Саурона именно тогда, когда Морандир завершил свою песню! Услышанная песня - отнюдь не великая сама по себе и едва ли способная поразить - несомненно, потрясла орка, оттого, что соединилась с поистине великой переменой.

Это не могло быть случайностью, но только частью Замысла. И это означало, что однажды в мире появится ещё один эльф, не знающий, к какому народу он принадлежит - не эльда и не авар. Быть может, Морандир однажды и встретится с ним - спустя века или тысячелетия.

Сейчас же его ждал обратный путь - к своей семье, в Великое Зеленолесье.

Домой.