Вторая кампания (зима 102 г. н. э.)

Холода и закрывший перевалы в горах снег заста­вили Траяна отложить генеральное наступление на дакийскую столицу до следующего года. Полученной передышкой решил воспользоваться Децебал. Однако он прекрасно понимал, что в одиночку справиться с могучей военной машиной Рима не сможет. Необхо­димо было объединить все антиримские силы на Ниж­нем Дунае для отражения общего врага. Царь надеялся, что совместный с соседними племенами сокруши­тельный контрудар заставит врага остановиться, заду­мавшись о безопасности собственных границ. Так про­изошло пятнадцать лет назад, когда римляне должны были смириться с независимостью Дакии и даже вы­плачивали ей до недавних пор денежный «подарок» за спокойствие собственных рубежей.

Планы контрнаступления вынашивались Децеба-лом с самого начала военных действий. Именно ими обуславливалась изматывающая тактика заманивания противника вглубь страны. Но хитрые соседи не спе­шили оказывать так необходимую на тот момент по­мощь, выжидая, чем закончится выгодное для них противостояние двух враждующих сторон. Когда за­вершилась нерешительная кампания 101 г., они посчи­тали, что удобный момент для вмешательства в войну настал. Соглашаясь на участие в рейде Децебала, каж­дый из союзников преследовал собственные интересы. Сарматские цари — стоявший во главе аорсов Инисмей и вождь роксоланов Сусаг — мечтали о захвате богатой добычи, бастарны искали место для поселе­ния, а племена Малой Скифии рассчитывали с их по­мощью вернуть захваченные римскими поселенцами плодородные земли. Теперь, когда «дети волчицы» ослабли, полагали наивные варвары, можно осущест­вить задуманное.

Для согласования действий союзники собрались за стенами Сармизегетузы. В зале царского дворца на акрополе долго спорили в тусклом свете коптящих факелов, кто же должен возглавить поход. Сарматы не желали и слушать о каком-либо подчинении, визгливо ругались, то и дело хватаясь за рукоятки длинных ме­чей. Здоровенные бастарны угрюмо молчали, искоса поглядывая на горячащихся азиатов. Им было все рав­но, кто приведет их к лакомому куску. Если они его получат, то вряд ли уже потом кому-нибудь отдадут. Вожди левобережных гетов, любовно поглаживая спря­танный в кожаных ножнах кривой кинжал, только усме­хались в сторону все более шумящих сарматов, время от времени качая головой и важно соглашаясь с дово­дами Децебала. Они вспоминали не совсем приятные для даков времена, когда великий Буребиста наводил ужас на все окружающие народы, в том числе и на римлян. На их взгляд, это давало им право первыми вносить собственные безапелляционные предложения и поучать присутствующих дакийских вождей, что еще сильнее будоражило разгоряченных кочевников. Глядя на препирательства союзников, Децебал хму­рился. Он не доверял никому из них, понимая, что, как только фортуна переменится, они отвернутся от него, переметнувшись на другую сторону. Но выбирать не приходилось.

После долгих споров решили напасть на ослаб­ленные гарнизоны Нижней Мезии в январе, как это делал некогда царь Котизон. Лед на Дунае будет то­гда достаточно прочным, чтобы выдержать тяжелых сарматских катафрактариев, а римские солдаты — ленивыми вследствие вынужденного зимнего безде­лья. Даки, поддержанные легкой конницей сакского вождя Сардония[94], должны были блокировать лагеря оставленных в провинции вспомогательных частей, а Сусаг и Инисмей, соединившись с восставшими ге-тами, нападут на штаб-квартиру наместника в Томах. В результате вся территория Нижней Мезии окажется у них в руках, и тогда уже бастарны смогут выбрать себе удобные земли для расселения. Немногочислен­ные оставшиеся общины мезов и трибаллов, ненави­дящие захватчиков, поддержат усилия союзников по изгнанию римлян. Т'раян будет вынужден заключить с Децебалом унизительный мир. Остальное же в ру­ках богов.

Зима. Канун январских ид. Белое покрывало снега окутало равнины Нижней Мезии. На реке ледостав. Прошедшие накануне морозы сковали Дунай. Но днем на солнце припекает, с черепичных крыш све­шиваются капающие сосульки, и солдатам Двадцать второй тысячной когорты италийских добровольцев, оставшейся зимовать в кастелла Ут (совр. Сомовит в Болгарии), не верится, что лед прочный. Правда, все равно в подобных условиях судоходство невозможно. Случись что, придется рассчитывать лишь на собст­венные силы да на помощь пары ал из соседних кре­постей, расположенных ниже по течению. Почти весь V Македонский легион ушел из Эска с Лаберием Максимом еще весной. Сейчас он отдыхает где-то в Верхней Мезии, набирая рекрутов для будущих боев. Остались лишь ветераны да небольшой корпус штаб­ных принципалов, отвечающих за документацию и сохранность легионного имущества. Эти канцеляр­ские крысы либрарии кроме как махать стилом боль­ше ничего не умеют. А таким оружием с даками не повоюешь. Верно, старичье молодцы. Бегают по ут­рам в канабе, обтираются снегом, фыркают, отдува­ются, пуская пар из беззубых ртов. Все в шрамах, но, пожалуй, на них еще можно положиться. Война. Вся­кое случается.

Ночная стража уже готова была смениться, когда со стороны покрытого утренним туманом Дуная раз­дались звуки, заставившие наряды насторожиться и не покидать посты. Слышался сухой треск ломающегося льда, пронзительно ржали кони, отчаянно кричали люди. Низко запели тубы, вызывая воинов на стены. Италийцы молча натягивали короткие лорики, хвата­ли оружие, надевали шлемы, разбегалась каждый на положенное ему место. На вершине сигнальной баш­ни взвились к небу черные клубы дыма, оповещая соседние блок-посты о приближении врага. Между тем туман над Истром разошелся, и стало видно, как многочисленная дакийская конница пытается перейти реку. Но лед, как и предполагали добровольцы, ока­зался слишком тонок. Достаточно прочный у берега, он раскалывался в центре, где течение было более бы­стрым. Поднимая головы и глядя безумными глазами, испуганные кони проваливались в образовавшиеся полыньи, а затем в напрасной попытке выбраться скользили передними копытами, исчезая постепенно один за другим под водой. Соскакивавшие с их спин всадники также большей частью гибли, но оказав­шимся вблизи берега удавалось спастись. Товарищи вытаскивали тонущих с мелководья, протягивали ру­ки, бросали веревки. Глядя, как бесславно гибнет его отборная кавалерия, Сардоний схватился за голову. Он проклинал беспечную горячность своих воинов, не проверивших лед на прочность[95].

В отличие от саков, пешие полчища бастарнов и даков перешли Истр успешно. Они плотным кольцом обложили римские форты на правом берегу Дуная от Эска до Нов, но овладеть их зубчатыми стенами никак не могли. Собираясь порой лишь для разбоя и грабежа, они не имели практических навыков штурма крепо­стей, обладающих прочной оборонительной системой, созданной на основе новейших достижений римской военно-инженерной мысли. Не хватало совершенной осадной техники. Изготовленные бежавшими из армии Траяна дезертирами тараны с бронзовой головой бара­на плохо справлялись со своими обязанностями. Трех­метровые стены Эска стояли неколебимо. Не защищен­ные же навесом осаждающие несли тяжелые потери. Седобородые ветераны, штабисты, личный состав гар­низонных ал и когорт ближайших фортов упорно обо­ронялись, обрушивая на варваров град стрел, дротиков, камней. Так обстояло дело на протяжении всей границы вплоть до Нов, где держались вексиляции I Италий­ского легиона[96].

Тогда даки, не надеясь прорваться за стены, блоки­ровали римские кастеллы, заваливая их зажженными стрелами. Вспыхнули многочисленные пожары. Архе­ологические материалы свидетельствуют, что от них в это время пострадали хозяйственные, жилые, адми­нистративные здания, храмы, многие из которых после окончания войн перестраивались или возводились вновь. Надписи говорят о гибели в результате боевых действий немалого количества гражданских лиц, спа­сающихся за стенами лагерей от бедствий войны.

Значительные толпы варваров прорвались за лимес и медленно, шаг за шагом, серой массой заливали до­лины Мезии. Бастарны шли основательно, вместе с семьями, обремененные повозками со скарбом[97]. Гна­ли стада домашних животных. Скрипели телеги, мы­чали быки, тонко блеяли овцы. Это было скорее пере­селение, чем военный набег. Впереди, кто пеший, кто конный, вперемешку, утаптывая снег, двигались отря­ды вооруженных мужчин. Воины с наслаждением вдыхали свежий воздух, радостно рассматривая из-под ла­дони открывающуюся перед ними холмистую равни­ну, прорезанную кое-где искрящимися ленточками рек. Вот та страна, о которой они так давно мечтали. Сарматы Сусага и Инисмея, собираясь в лаву, подо­шли к рубежам Малой Скифии с некоторым опоздани­ем. Они сразу же наткнулись на поджидавшие их под Трэзмом заградительные соединения римлян. Казалось незначительная, на первый взгляд, заминка стоила им фактора внезапности. Кто-то из окрестных земледель­ческих племен успел предупредить Лаберия Максима о грядущем нападении, и тот принял соответствующие меры предосторожности, выставив заслоны. На ходу пришлось менять планы набега. Минуя хорошо защи­щенные кастеллы с значительными гарнизонами, по­стоянно проверяя надежность льда, кочевники обогнули излучину Дуная. Лишь ниже Дуростора (совр. Силистра в Болгарии) условия показались им достаточно приемлемыми, и они форсировали реку без особого труда.

Солнце поднялось уже достаточно высоко, когда, миновав несколько придорожных станций с постами бенефициариев, Лаберий Максим решил на время при­остановить ускоренный марш, чтобы дать воинам ко­роткую передышку. Надо было спешить. Лимес проги­бался под напором варварских орд. Такого всеохваты­вающего нашествия провинция не испытывала с эпохи Домициана. Казалось, все задунайские племена при­шли в движение. Наместник уже знал о событиях на участке границы между Эском и Новами, и ему не нра­вилось, что кроме даков, активность которых, он мог объяснить недавним походом, во вторжении по данным спекуляторов, участвовали бастарны и сарматы. Все вместе они представляли серьезную опасность для его малочисленного гарнизона.

Правда, успокаивал он себя, последних остановят приведенные в боевую готовность когорты убиев и маттиаков, поддержанные алой аревакских всадников, а также тонкий лед на Дунае. Вряд ли азиаты будут упорствовать и, всего скорее, отойдут обратно в степи. Ведь они не знают, что в Томах осталась лишь одна когорта коммагенских стрелков. Тем временем он ус­пеет наказать прорвавшихся варваров, используя имею­щиеся в его распоряжении резервы. В авангарде его небольшого корпуса находилась ала астурийцев. За ней шли два смешанных соединения испанцев и си­рийцев. Столько же пехотных галльских подразделений сопровождали двигавшийся в центре обоз с про­довольствием для осажденных крепостей. Легкая кон­ница гетулов прикрывала вексиляцию с тыла, откуда нападения не ожидалось. Четыре тысячных и пара пя-тисотенных отрядов. Всего пять тысяч человек, не считая прислуги и рабов, погоняющих запряженных в телеги волов. Вполне достаточно, чтобы залатать от­крывшуюся на лимесе брешь.

Нарастающий гул приближающихся со стороны Дуная тысяч копыт заставил войска остановиться. По­слышались ругань декурионов, командные крики пре­фектов и трибунов. Необходимо было развернуться к пока невидимому противнику фронтом. Но до конца перестроиться не удалось. Из-за ближайшего холма, ос­лепительно сверкая на солнце чешуйчатыми катафрактами, уже вытекал нескончаемый поток сарматских всадников. Отчетливо виднелись храпящие морды ко­ней, украшенные налобником, пластинчатые попоны на их вздымающихся боках, грозно опущенные длин­ные пики воинов с железными наконечниками, суля­щие неминуемую смерть. Куски мерзлой земли брыз­гами разлетались из-под ног окутанных снежной пы­лью лошадей. Панцирная лавина первым же натиском смяла прыснувших во все стороны гетулов, разворачи­ваясь в сторону основных сил римлян. Лаберий Мак­сим понял, что ему не устоять под напором варварских дружин. Бросив на произвол судьбы повозки с прови­антом, прислугу и рабов, он построил воинов в глубо­кое каре, а затем стал медленно отходить к Абриту (совр. Разград в Болгарии). Увлекшиеся грабежом обо­за сарматы не преследовали его.

Траян находился в Дробете (совр. Турну-Северин в Румынии), подготавливаясь к предстоящей летней кампании, когда пришли известия о прорыве варва­рами нижнедунайского лимеса. Первоначально он не придал тревожным сообщениям особого значения, полагая, что инциденты носят локальный характер и с ними без труда сможет справиться один Лаберий Максим. Имеющихся в его распоряжении войск, по­лагал император, было вполне достаточно для приня­тия кратковременных контрмер. С тех пор как Рим продвинул свои границы до Дуная, думал он, воинст­венные племена левобережья, привыкшие к грабежу, кажется, взяли за правило время от времени нападать на земледельческое население Мезии. За почти веко­вое общение с ними административные власти про­винций привыкли к ежегодным волнениям задунай-цев, которые, правда, порой переходили в серьезные столкновения. Поэтому то, что творилось, по скупым сообщениям лазутчиков, в низовьях, считалось для этих мест делом в общем-то обычным. Точности и ясности картины не было. Мешало отсутствие нави­гации, вызванное ударившими в начале января жес­токими морозами, повлекшими за собой установле­ние на значительной части Дуная кратковременного ледового покрова. В создавшихся условиях стороже­вые крейсера действовать не могли, и моряки зани­мались на берегу укреплением своих стоянок.

В начале февраля после наступившей оттепели непрочный лед быстро сошел. Белесые льдины плав­но понесло по располневшим водам Истра к Понту Эвксинскому. Наперекор им, рискуя получить пробоину и упорно преодолевая течение, в Дробету при­мчалась посыльная актуария. Когда она вошла в га­вань, измочаленные гребцы в изнеможении попадали на скамьи, показывая павсарию стертые в кровь ла­дони. Не дождавшись сходен, приплывший на кораб­ле фрументарий соскочил на берег и побежал на пре­торий, где расположился штаб Траяна.

Сломав проконсульскую печать, император взвол­нованно пробежал глазами строки послания намест­ника Нижней Мезии. То, что он прочитал, заставило серьезно задуматься. Дело обстояло хуже, чем пред­полагал принцепс. Варвары в огромном количестве свирепствовали в провинции уже несколько недель. Глубоко вклинившиеся на ее территорию сарматы безжалостно сожгли небольшие хозяйства ветеранов в долине Ятра, разорили, не обращая внимания на этни­ческую принадлежность, ряд фракийских общин и, как писал Максим, предположительно направляются к перевалам через Гем. Теперь опасность угрожала не только Мезии, но и практически беззащитной Фракии, лишенной какого-либо, если не считать пары когорт, мало-мальски приличного гарнизона. Страшно было подумать, что же произойдет, если варвары смогут прорваться дальше.

На срочно созванном совещании штаба решили не медлить. Император, спустившись вниз по течению Истра на кораблях мезийской эскадры вместе с корпу­сом имеющихся смешанных, конных и легковоору­женных ауксилий до Рациарии, двинется навстречу сарматам. Тем временем находящиеся в резерве ле­гионы совместно с флотом под командованием наме- стника провинции Кая Кильния Прокула начнут по­ход вдоль реки, освобождая осажденные кастеллы и отрезая дакам пути отступления. Предполагалось из частей, стоящих в Сирии, перебросить во Фракию вексиляции, подкрепленные вспомогательными вой­сками. Ряд трибунов предложили создать несколько тяжеловооруженных конных соединений специально для борьбы с сарматскими катафрактариями. Импера­тору понравилась эта мысль, тем более что оружия, захваченного у варваров в предыдущих столкновени­ях на границе, в лагерных арсеналах хранилось более чем достаточно.

Сразу же начались приготовления к задуманной операции. Рельефы колонны представляют нам два крупных порта[98]. Один из них располагается, видимо, на левом берегу Дуная, а другой, с аркой, украшенной квадригой, на правом. Оба принадлежат значительным городам. В первом находятся амфитеатр и военные постройки стационарного лагеря. Второй обнесен вы­сокой мощной оборонительной стеной. За ней видны гражданские здания с колоннами, треугольные фрон­тоны храмов. Возможно, это Дробета и Сингидун, где снаряжаются корабли мезийского и паннонского фло­тов. Некоторые еще стоят на причале. Ауксиларии грузят на них тщательно упакованные тюки, заносят амфоры с вином, складывают оружие. Другие суда отплывают. Флотилию возглавляют легкие дозорные келеты с полуцентурией воинов на борту. За ними сле­дуют небольшие речные либурны со вспомогательными войсками. Последними из гаваней выходят транспортные актуариолы. Они везут мешки с провиантом, коней, необходимый в дороге фураж. В центре показан одетый в тогу Траян, направляющийся к императорской либурне. Озабоченный предстоящими трудностями, он отдает наварху приказание погрузить на борт стоящие на берегу значки когорт и ал. Принцепса сопровождает свита из гражданских лиц, среди которых его жена Помпея Плотина с племянницей Марцианой, а также преторианцы. Истекают последние минуты перед отплытием. Гребцы давно заняли свои места. Наконец все готово: поднят якорь, убраны сходни. Поднявшийся на корму Траян дает знак к отправлению. Весла дружно опускаются в воду. Под равномерные удары отбивающего ритм питула судно быстро набирает ход и вскоре исчезает из виду.

Высадка у Рациарии прошла успешно. Гремя оружием, солдаты проворно сбегали на берег по спущенным трапам, тут же строясь в походные колонны[99]. В распоряжении императора находилось две когорты винделиков и лингонов, носящих поверх шлемов, подобно сигниферам, медвежьи шкуры, нестроевые отряды германских и испанских симмахиариев, хорошо проявивших себя во время похода в Дакию, а также пехотные подразделения, сформированные из бревков, ретов, британцев. Зная, что против разорителей родной страны будут биться любые племена, Траян присоединил к своему летучему корпусу две части фракийских копьеносцев, правда, долгое время простоявших в Германии и Сирии. Авангард был образован из пары ал — галльской Капитонианы и уже испытан­ной дарданской Бесия Бетуниана. За ними следовало специально приготовленное для варваров «секретное оружие» принцепса — недавно созданные по сармат­скому образцу тяжеловооруженные эскадроны пан­цирной кавалерии из числа паннонцев и римских гра­ждан. В нужный момент их должны были поддержать окружающие императора четыре смешанные когорты: киликийских стрелков, испанцев, галлов, альпийцев. Тыл прикрывали две алы: Первая тысячная и Силиа-на, вполне способные отразить внезапное нападение противника. Пятнадцатитысячная армия длинными, стремительными переходами начала продвижение на юго-восток.

На третий день форсированного марша разведчики передовых подразделений сообщили, что обнаружили врага в долине между реками Асамус (совр. Осым в Северной Болгарии) и Ятрус (совр. Ятра). Кочевники вели себя беспечно, растекаясь мелкими ватагами по богатой сельскохозяйственной округе. Мародерство­вали, резали скот, жгли селения, толпами угоняя плен­ных, которых затем надеялись продать в греческих колониях на берегу Понта. О порядке и дисциплине не могло быть и речи. Траян мгновенно понял, что атако­вать надо с ходу.

Когда плотные ряды римской конницы показались из ближайшего леса, сарматы растерялись. Они никак­ие могли взять в толк, откуда здесь вдруг появилась тьма прекрасно вооруженных всадников, мчащихся теперь на них с поднятыми копьями, с опущенными тяжелыми пиками и сверкающими на солнце длинны­ми мечами. После нескольких грабительских набегов в предгорья Гема им хорошо было известно, что за мно­го миль вокруг нет ни одного боеспособного враже­ского солдата. Небольшие отделения бенефициариев из ближайших блок-постов, обслуживающих дорогу во Фракию, давно эвакуировались в Мельту (совр. Ловеч в Болгарии), стены которой, защищаемые когортой германцев, азиаты штурмовать вовсе не собирались. Застигнутые врасплох жадные кочевники беспорядоч­ными группами начали отступать на восток. Некото­рые, достав из горитов короткие луки, еще пытались обороняться, но большинство, будучи отягощены при­тороченными к седлу огромными тюками с награблен­ным добром и двигаясь медленно, попадали под удары спаф, валились под ноги коней с пробитой коитусами и копьями спиной. Визг киликийцев, мечущих волна за волной смертоносные дротики, воинственные крики галлов, рев боевых труб вносили дополнительную су­мятицу в толпы спасающихся в панике варваров[100].

Траян наблюдал за действиями своей кавалерии с вершины лесистого холма, откуда открывалась широ­кая панорама окружающей местности. Пехотные час­ти он так и не двинул в атаку, оставив их в резерве. Лишь когда все было кончено и сарматы перестали оказывать какое-либо сопротивление, на поле боя спу­стилась когорта фракийцев, которые длинными кри­выми ножами принялись деловито добивать раненых врагов. Всю долину вплоть до серебрящейся вдалеке ленты реки, где еще поднимался дым от сожженных селений, покрывали тела павших варваров. То тут, то там среди серой массы поверженных степняков по­блескивали катафракты. Некоторые потерявшие от удара о землю сознание панцирники, очнувшись, пы­тались встать, но под тяжестью доспехов не могли это сделать без посторонней помощи. Они ползали по талому снегу на коленях, оставляя за собой кровавый след. Лошади без седоков, опустив голову, стояли у трупов своих хозяев. Довольные богатой добычей фракийцы ловили их арканами, пытаясь насильно уве­сти за собой. Те упирались и надрывно ржали.

Устилая путь ковром из убитых, римляне будут гнать сарматов до самого Дуная. В одном из столкнове­ний погибнет вождь аорсов Идуменей. Его роскошные доспехи и оружие достанутся префекту фракийской смешанной когорты. Когда, уже будучи ветераном, он умрет, трофеи положат вместе с ним в могилу[101]. Под покровом ночи, распугивая разжиревших от человечины волков, дружинники прокрадутся к месту схватки и похитят ограбленное тело своего царя. Инисмея похо­ронят далеко на севере в причерноморских вольных степях, где среди древних курганов покоились останки его предков[102].

Красивая широкая долина, еще покрытая трупами разбитых сарматов, показалась Траяну удобной для ос­нования города. Здесь скрещивались важнейшие торговые пути, проходила стратегическая дорога из Фра­кии к штаб-квартире I Италийского легиона в Новах. Но прежде чем начинать строительство, требовалось остановить бастарнов, находящихся на расстоянии всего одного перехода к северо-западу от лагеря импе­ратора. Действовать надо было немедленно, пока вар­вары не узнали о разгроме союзников и не повернули, как это бывало не раз в прошлом, назад к Данубию. По сообщениям разведчиков, вексиляции XVI Флавиева и XII Молниеносного легионов уже находились во Фра­кии, но требовалось по меньшей мере двое-трое суток, чтобы они смогли перевалить через Гем. Большая часть конницы продолжала преследовать остатки аор­сов и роксоланов, поэтому рассчитывать приходилось только на еще нетронутые резервы да на благосклон­ность богов.

Траян вызвал в штаб префекта Первой сирийской смешанной когорты фракийцев Марка Сентия Прокула. Вскоре старый вояка, еще помнивший по иу­дейской кампании его отца, приветствовал своего полководца и повелителя. Зная суровый характер се­деющего ветерана, император был краток. Он назна­чил опытного офицера препозитом корпуса, образо­ванного на основе соединения подразделений кили-кийцев и бревков. В поддержку вексиляции, кроме его собственных фракийцев, придавались испанские щитоносцы из Кирены, а также отряды симмахиариев. Всего около тысячи всадников и четырех тысяч пехотинцев. Вечером, в уже сгущающихся сумерках, без лишнего шума походная колонна ауксилариев покинула римский лагерь.

Утомленные дневным переходом бастарны, оста­новившись в безопасности, как им казалось, на верши­не холма, спали на походных повозках, не ожидая на­падения. Накануне их стало меньше. Большая часть свернула на восток к дельте Истра, прослышав о пло­дородии находящихся там земель. Лишь трое из вож­дей упрямо вели свой народ на юг. Они помнили пере­даваемые из поколения в поколение легенды о далекой стране за горами, где никогда не бывает холодной зи­мы и круглый год жарко греет благодатное солнце. Сотни лет назад жившие там люди с конскими хвоста­ми на шлемах звали их предков поселиться рядом, но пришли «дети волчицы» и захватили счастливый край. С тех пор римляне стали вечными врагами бастарнов. Теперь, уверяли вожди, настало время получить то, что когда-то предназначалось прадедам. Низкие звуки боевой трубы вырвали варваров из радужных снов, вернув к суровой действительности. Полуодетые, хва­тая первое попавшееся под руку оружие, они выскаки­вали из фургонов и падали под ударами коротких ко­пий и мечей невесть откуда появившихся римлян.

Подойдя к вражеской стоянке в полночь, Марк Прокул не стал дожидаться рассвета. Он отдал коман­ду вверенным ему подразделениям окружить ее со всех сторон, а затем, ближе к утру, когда приказ был выпол­нен, повел воинов в атаку. В предрассветных сумерках резня продолжалась несколько часов. Крики боли пора­жаемых бойцов смешались с воплями ужаса женщин и детей, мычаньем испуганного скота, который, сломав загоны, разбегался по окрестностям, звоном оружия, воинственными возгласами нападающих. Группа наиболее отчаянных бастарнских воинов попыталась про­рвать все туже сжимающееся кольцо ауксилариев, но бывалый препозит, вовремя заметив грозящую его ар­мии неприятность, двинул на противника резервные части. Испанские щитоносцы и германские симмахиарии остановили смельчаков у подножия холма[103].

На рельефе колонны, посвященном этому эпизоду, видно, как согласованно взаимодействует личный со­став смешанной когорты. И всадник и пехотинец, при­крывая попеременно в случае необходимости друг дру­га пармой, одновременно поражают врага короткими копьями. Отчаянно сражающиеся варвары также, каза­лось бы, стоят стеной, но ничего не могут сделать с хорошо отлаженной «машиной уничтожения». Один пораженный боец из их рядов падает под копыта ло­шади и вот-вот будет задавлен. Другой уже повержен. Он стоит на коленях, прикрывшись щитом, помышляя больше о спасении своей жизни, чем о нападении. Сти­хийно наступающим с другой стороны нестроевым соединениям приходится гораздо труднее, но и они теснят обороняющихся обратно к повозкам с награб­ленным во время набегов скарбом.

К полудню схватка закончилась. Груды распла­станных тел в лужах крови лежали повсюду на верши­не холма, где недавно находилась оживленная стоянка бастарнов. Ауксиларии сгоняли в толпы захваченных женщин, стариков, детей, ловили в соседних рощах разбежавшийся скот, делили среди перевернутых телег доставшуюся добычу. В результате хорошо продуманной внезапной атаки потерь понесли немного: с деся­ток убитых в разгар боя симмахиариев да несколько легко раненных воинов из эквитаты испанцев, перере­завшей варварам путь к бегству. Прокул был доволен. С каждой минутой количество пленников все возрас­тало. Цепей уже не хватало, и германцы деловито вя­зали им руки веревкой. Одними из последних пригна­ли трех пожилых бастарнских вождей. Смерив сгорб­ленные фигурки врагов взглядом победителя, препозит махнул воинам рукой. Их поведут отдельно под осо­бой охраной. Теперь ему было что показать императо­ру Траяну.

Между тем стены будущего Никополя-на-Истре постепенно росли, вытягиваясь вверх и вширь. Их воз­водили строительные части подошедшего с Дуная I Италийского легиона. На докладе у принцепса легат сообщил, что напуганные неудачами даки, прослышав о поражениях союзников, оставили попытки захватить крепости на реке и огромными массами вместе с остат­ками бастарнов отходят к дельте. Узнав, что к ним примкнули геты, Траян заволновался. Вновь создава­лась угроза римскому господству в Мезии. Восстав­шие фракийцы жгли сельскохозяйственные усадьбы поселенцев, насильно захватывали у верных римлянам общин лучшие земли, как это было в конце 80-х гг. при Домициане. Успокаивало только то, что разгром­ленные сарматы отхлынули далеко вглубь степей и воевать больше, по сведениям лазутчиков, не собира­лись. Тут же, ночью, во Фракию, где еще продолжали находиться вексиляции восточных легионов, были посланы фрументарии с приказом командованию частей изменить маршрут следования. Теперь им пред­писывалось перейти на военную дорогу вдоль Понта Эвксинского и двигаться по направлению к Малой Скифии.

Накануне генерального выступления Траян устро­ил суд над захваченными вождями бастарнов. Таким устрашающим приемом он хотел показать неотврати­мость наказания для врагов Рима, покусившихся на его владения, а также удержать провинциалов от не­обдуманных выступлений. Последнее было особенно важно в преддверии предстоящих сражений на восто­ке. Фрагмент рельефа колонны показывает императо­ра стоящим на трибунале в окружении офицеров шта­ба[104]. Император внимательно слушает находящегося рядом, возможно, наместника Нижней Мезии. Тот разъ­ясняет принцепсу сущность просьбы выстроившейся у ворот лагеря делегации из гражданских лиц, среди которых старики, женщины, дети. Видимо, это мест­ное земледельческое население, спасавшееся от варва­ров в горах, а теперь возвращающееся в родные места. Его возглавляют двое старейшин. Один что-то ожив­ленно говорит Траяну, в то время как знающий фра­кийский язык Лаберий Максим переводит его речь. Другой показывает рукой на воинов вспомогательных частей, расправляющихся с вождями варваров. Свер­шив правосудие, Траян со значительной армией дви­нулся к низовьям Дуная.

Решительное сражение с даками и их союзниками произошло близ современного румынского города Адамклиси. Равнинная местность позволила римскому ко­мандованию применить классическое построение войск. В центре, вытянувшись в линии, глубокой фалангой расположились прославленные римские легионы. С обеих сторон их поддерживали многочисленные пе­хотные вспомогательные части щитоносцев. Фланги прикрывали алы легкой и тяжеловооруженной кавале­рии вместе со смешанными соединениями метателей дротиков, конных саггитариев. В тылу, как свидетель­ствуют рельефы колонны, на возвышенностях находи­лась походная артиллерия[105]. Онагры, карробаллисты были приведены в боевую готовность. Зарядные отде­ления под руководством префекта лагеря внимательно проверили сохранность деревянных конструкций, проч­ность скрученных канатов. В резерве Траян оставил преторианскую гвардию и шесть когорт самого надеж­ного V Македонского легиона. Император помнил его отличные боевые качества еще по битвам в Иудее, где часть сумела проявить себя с лучшей стороны при взя­тии Иерусалима. Сейчас ее ожидало не менее трудное испытание. Авангард составляли когорты пращников и пеших лучников из Коммагены.

Варвары в кожаных безрукавках с нашитыми кое-где металлическими бляхами стояли напротив ровных римских шеренг огромной бурой массой, разделив­шись по племенам и родам. На рельефах не видно вол-коголовых значков армии Децебала. Видимо, в напа­дении на границы Мезии в этот раз принимали участие главным образом добровольцы, желающие пограбить богатую римскую провинцию, в то время как основ­ные силы дакийского царя оставались на левом берегу Дуная. Судя по сохранившимся метопам памятника у Адамклиси, в сражении принимала участие какая-то часть раздетых по пояс, согласно обычаю германцев, бастарнов с длинными фракийскими махайрами в ру­ках. Но большую половину варварского войска со­ставляли, по всей видимости, геты. Их невозможно выделить на рельефах колонны. Выше уже упомина­лось, что они по внешнему виду, одежде, вооружению практически ничем не отличались от даков. Но Малая Скифия была родиной гетов, и поэтому трудно пред­ставить, чтобы ополчение этого племени не участвова­ло в решающей битве.

Траян уже садился на коня, готовясь произнести перед войсками воодушевляющую речь, когда воин­ственный крик варваров разбудил дремлющую доли­ну. Сура и Ливиан удержали принцепса от рискован­ного поступка. Подбадривая себя ударами оружия о щиты, фракийцы и бастарны пошли в атаку. Даки выли, подражая волкам, геты, приплясывая на ходу, дико смеялись, издеваясь над смертью.

С места, где стоял со своим штабом Траян, было видно, как варвары постепенно переходят на бег. Все уже и уже становится полоса, отделяющая их от аван­гарда римской пехоты. Когда остается около четырех­сот шагов, полевая артиллерия императора дает друж­ный залп. Сотни крупных камней величиной с голову трехлетнего ребенка, тяжелых стрел длиной в вытяну­тую руку буквально вспарывают плотную массу на­ступающих. Спасения от несущихся навстречу снарядов нет. Во все стороны вперемежку с оторванными конечностями летят щепки разбитых вдребезги щитов, кровавые брызги, изуродованные, с выбитыми глаза­ми, головы. С глухим стуком бьют метательные ма­шины, раз за разом посылая врагам свой ужасный груз. Не обращая внимания на потери, возбужденные от вида крови варвары вал за валом катятся дальше. Еще сотня метров устлана трупами. В действие вступают авангардные части восточных стрелков. Выпущенные из сотен пращей снаряды величиной от желудя до ку­риного яйца летят так густо, что увернуться невоз­можно, а легкие пельты защищают слабо. Бородатые сирийцы в конических шлемах поднимают бирюзовые луки. Тучи стрел на миг закрывают солнце. На поле вновь остается множество раненых и убитых со сло­манными ребрами и ключицами, пробитым насквозь летучей смертью горлом. Но и этот контрудар не мо­жет остановить презирающих смерть фракийцев. Ве­ликий Залмолксис дарует им вечную жизнь. Понимая, что им не устоять, передовые части авангарда армии Траяна отходят на фланги, просачиваясь ручейками в промежутки между свободно выстроенными алами и когортами союзников.

Все ближе и ближе сомкнутая фаланга римских легионеров. Остается двести метров. Тысячи ядовито жалящих гетских стрел обрушиваются на застывшие в боевом порядке ряды римской тяжелой пехоты. Они поражают незащищенные ноги, пронзают предпле­чья, зловеще скрежеща, застревают в лориках, звонко ударяют по шлемам. Слышатся возгласы первых ра­неных. Их, прикрываясь щитом, уносят в тыл санитары «капсарии». Наблюдая за происходящими собы­тиями, Траян вспомнил мрачное предчувствие, посе­тившее его у Тап. Теперь оно, кажется, сбывалось.

Тем временем лавина варваров приближается. Уже видны искаженные лица, широко раскрытые в крике рты. Остается тридцать метров. Повинуясь команде центурионов, легионеры дружно поднимают пилумы. Еще минута — и тысячи тяжелых копий летят на­встречу атакующим. Первые ряды скошены, словно гигантской косой, но остановить разогнавшийся вал невозможно. Топча павших, фракийцы и бастарны не­сутся дальше, посылая во врага град камней, дротиков, метательных топоров.

Слышится новая команда центурионов. Под звуки надрывающихся рогов знаменосцы выносят значки ма­нипул и когорт. Лязг железа. Глубокая фаланга римлян приходит в движение. Щит к щиту. Плотная, как стена. Новый лязг. Мечи выхвачены и жаждут крови. Гром­кий воинственный клич покорителей мира проносится над долиной. Все быстрее и быстрее, переходя на бег и обгоняя сигниферов, легионеры устремляются на вра­га. В следующий миг две армии с грохотом сшибают­ся, стараясь передавить друг друга массой сражаю­щихся бойцов. Начинается рукопашная схватка. Те­перь уже точно не понять, что происходит. Все пере­мешалось в водовороте смерти. Мелькают панцири легионеров, кольчуги ауксилариев, обнаженные торсы симмахиариев, кожаные безрукавки гетов, гребенча­тые шлемы даков. Хряст ударов о щиты, звон мечей, предсмертные вскрики поражаемых воинов — звуки, ласкающие слух грозного Марса.

Судя по тому, что этому сражению на колонне уделено значительное место, можно судить о его упор­ном характере и длительной продолжительности[106]. Варвары несут значительные потери. К окруженному высшими офицерами Траяну ведут первых пленных. Но и противник не остается в долгу. В первый и по­следний раз на р<