Традиционная казачья культура.

Казаки (козаки) — этносоциальная общность, военно-слу-жилое сословие в дореволюционной России. В XVI-XVII вв. подразделялись на вольное казачество, образовавшееся из крестьян, холопов, посадских людей, которые бежали на окраины государства от феодальной эксплуатации, злоупотреблений властей, религиозный притеснений, и служилых людей, несших военно-адми- нистративную службу и получавших жалованье от государства. В XVIII в. одна часть служилых людей была переведена в податное сословие и постепенно слилась с крестьянами, другая или продолжала служить в зауральских городах, или частично вошла в состав войскового (Оренбургского, Сибирского) казачества.

Многие исследователи русского языка (В. Даль, В.В. Радлов, В.В. Бартольд, А. Преображенский, Ф. Миклошич, М. Фасмер, Н.К. Дмитриев) указывали на тюркское происхождение слова «казак». Первоначальный ареал слова казак — это в основном степи центральных и юго-восточных территорий Современного Казахстана (Дешт-и-Кыпчак) и сопредельные районы современного Узбекистана (Мавераннахр). Характерно, что в тюркских языках, удаленных от этого ареала, слово «казак» новое. По свидетельству В.В. Радлова, например, в турецком оно обозначает русского казака, а в тюркских языках Сибири — вообще русского человека.

По историческим сведениям, первоначально в это слово вкладывался социальный смысл: человек, по злой необходимости отделившийся от своего рода-племени, лишившийся своего скота и кочевий и потому ставший бродягой, скитальцем [8, 9-14]. Одно из ранних обстоятельных его толкований приводил в связи с описанием резко обострившихся усобиц в середине XV в. в так называемом Узбекском ханстве среднеазиатский историк XVI в. Мухаммед Хайдар: «После смерти Абулхаир-хана в узбекском улусе возникли такие неурядицы, что степной обитатель ради своей безопасности и благополучия искал убежища у Кирей-хана и Джаныбек-хана, так что последние усилились (этим наплывом беглецов). А так как вначале они, а после того еще многие, убежав, отделились (от своего улуса) и некоторое время были людьми неимущими и скитальцами, то их называли казаками, и это прозвище за ними утвердилось». В XVI в. кочевавшие в районах Итиля (Волги) «нагаи говаривали о некоторых мурзах, вытесненных по раздорам из своих улусов: "живут казаком... казакуют... ездят в казаках, скитаются в казаках"».

Лишившимся имущества и земель изгоям не оставалось ничего иного, как либо покориться злой судьбе, либо вступить на путь удалого, разбойного молодечества. Слово «казак» начало приобретать вторичные, произвольные значения. Так стали называть вольного, удалого, отважного молодца, ищущего свободы и богатства в добычах на войне и тем самым снискавшего почет и уважение степняков-кочевников. В раннее средневековье это название, безусловно, не имея этнического наполнения, было поистине международным. Сохранились, например, сведения о том, что «великие и удельные князья Российские, имея войну между собой и с порубежными державами, нанимали в помощь свою сих козаков, известных по летописям под именем половцов», а вовремя «обладания татарского Россиею в 1282 г., Баскак, губернатор татарский, в Курском княжении, призвав Черкасс из Бештау или Пятигорья, населил ими слободы под именем казаков». Таким образом, складывавшийся институт казачества определялся в первую очередь самим принципом найма легковооруженных вольных наездников безотносительно к их принадлежности к той или другой народности. 118

В специальной литературе казачество традиционно рассматривается как субэтнос преимущественно русского этноса. Такое определение базируется на самосознании, которое всегда было свойственно казачеству как особой военно-служилой прослойке российского общества. Казаков сближали воинские обычаи и праздники, совместное несение службы. Их быт во многом зависел от среды проживания и природных условий, и казаки-переселенцы перенимали местные хозяйственные традиции. Культура казачества изначально была полиэтнична. В то же время не было ни повода, ни условий для того, чтобы казаки утрачивали чувство этничности, принадлежности к своему народу. В многонациональных поселках наблюдалось раздельное размещение по этнической принадлежности — жили на разных «концах». Особенно сложной была обстановка в поселках с поликонфессиональной принадлежностью. Однако в критической ситуации чувство сословной принадлежности брало верх. Возрождение казачества в конце советского периода привело к возрождению и казачьего самосознания теперь уже в абстрагированной форме. По перепи-си 2002 г., к казакам причислили себя 140 тыс. человек.

Хозяйство. В 1840 г. было принято «Положения об Орен-бургском казачьем войске», положившее начало упорядочению войскового землеустройства. «Положением о размежевании земель казачьих войск» (1867) и «Положением о поземельном устройстве казачьих войск» (1869) утверждались изменения в использовании земли казаками. В этих документах также го-ворилось о деятельности межевых комиссий, в задачу которых входило определение на месте размеров поземельных довольствий, отводе их в общинное и частное владение, установление границ этих владений.

Юрт (размер земельного надела каждой станицы) определялся количеством лиц мужского пола, числившихся в станице на момент межевания. Весь юрт делился на четыре части: пахотная земля, сенокосы, пастбища для рабочего скота и пастбища для строевых коней. Пахотные и сенокосные земли делились на паи,

которые раздавались казакам в пользование. Казачьи офицеры могли получать землю в частное владение [3].

Землю обрабатывали традиционными для всех русских орудиями — плугом-сабаном, сохой, бороной (только в начале XX в. стали использовать сельхозорудия заводского производства). Традиционным был и набор сельскохозяйственных культур: зерновые — в основном, яровая пшеница-черноколоска, рожь, овес; бобовые — горох; технические — лен, конопля, табак-саксон, мак; овощные — репа, морковь, чеснок, лук, свекла; бахчевые —- тыква, арбузы, дыни, огурцы. В большинстве поселков картофель появился поздно, о помидорах не знали вообще (вплоть до середины XX в.) [7].

При отсутствии техники большие наделы (иногда до 100 десятин) обработать было трудно, поэтому часто казаки сдавали землю в аренду. Срок аренды равнялся году, цена устанавли-валась войсковым хозяйственным правлением. Более 60% офи-церских участков, закрепленных положением 1875 г. «в вечное потомственное пользование», также сдавались в аренду. Невы-годные для арендаторов условия не способствовали эффектив-ному землепользованию, поэтому в годы столыпинской аграр-ной реформы для казачества предлагалось введение подвор- но-наследственного землепользования. Однако правительство, опасаясь потерять сословие, способное «беззаветно и рыцарски нести государеву службу», сохранило у казаков общинные по-рядки.

При этом войсковые хозяйственные правления вели работу по совершенствованию казачьего земледелия. Только за 1898— 1902 гг. войсковое хозяйственное правление Оренбургского войска продало казакам в кредит сельскохозяйственных машин на сумму 200 тыс. рублей. А к 1913 г. сумма подобного кредита достигала уже 913 554 рубля. К концу XIX в. Оренбургское казачье войско не только обеспечивало себя продуктами земледелия, но и вывозило их на продажу в горнозаводские районы Урала, в соседние губернии и за границу [3]. 120

Кроме земледелия, на казачьих землях Южного Урала большое развитие получило скотоводство. Казаки разводили коров, лошадей, птицу, коз, свиней. Особое место занимало коневодство. Связано это было с повышенными требованиями к строевым коням, на которых казаки были обязаны являться на службу. Особый регламент определял возраст и рост лошади, перечислял недостатки (всего 36), по которым она браковалась. Даже с одним лошадь не допускалась к строю. Большинство лошадей, как рабочих, так и строевых, было местных «киргизских» пород. В некоторых поселках (например, в Кваркенском) держали верблюдов (из-за теплой шерсти). Однако такие случаи единичны.

Важным подспорьем в хозяйстве казаков являлось рыбо-ловство. Организация рыбной ловли строго регламентировалась: каждой станице точно указывалось место, время и орудия лова. Казакам запрещалось во время рыбного промысла нанимать дру-гих работников; ловить рыбу во время хода ее на нерест (в это время запрещалось даже поить скот из реки). Нарушение сроков ловли, а также применение запрещенных орудий наказывалось тюремным заключением на срок от двух недель до года.

Положение 1840 г. разрешало создавать в Оренбургском и Уральском войсках торговые общества, что способствовало формированию новой социальной категории казачества — торговых казаков, или казаков-купцов. Членом торгового общества мог стать любой желающий за взнос в размере 57 рублей 50 копеек ежегодно. Казаки-купцы освобождались от военной службы и переходили в разряд неслужилых казаков.

К концу XIX в. у казаков появились кожевенные и салото-пенные заводы, мельницы; в начале XX в. — пчеловодческие и маслоделательные артели. Всего в Оренбургском казачьем войске насчитывалось 155 маслоделательных заводов и две сыроварни. Производимые ими масло и сыр пользовались спросом как на внутреннем рынке, так и за границей (Англия, Италия, Германия).

Обмундирование и снаряжение оренбургских казаков. Ка-зачья форма нередко рассматривалась как национальный костюм.

Связано это со взглядом на казаков не просто как сословие, но как своеобразный этнос, впитавший в себя культурные традиции как кочевой, так и оседлой цивилизации. Подобно любому национальному костюму, казачья форма имеет свою длительную историю, непосредственно связанную с историей самого сословия.

Оренбургское казачье войско было создано правительственным решением и длительное время существовало разделенным на три фактически обособленные части: нерегулярный корпус, линейных казаков и особое Исетское войско, составлявшее гарнизоны крепостей Исетской провинции. Разным был статус казаков, отличалось и их материальное положение.

Казаки нерегулярно корпуса получали денежное содержа-ние и необходимые припасы от казны, несли службу в пригороде Оренбурга и редко привлекались для других целей. Многие из них имели собственные хутора, другую недвижимость. Некоторую поддержку от государства получали и исетские казаки. Городовые команды снабжались огневыми припасами и получали за службу земельные участки. Казаки же линейных укреплений, набранные «по прибору», нередко из каторжников и беглых, несли службу «за свой кошт». Они приобретали снаряжение на свои доходы от земельных наделов. Эти казаки чаще всего влачили полунищенское существование. Это не могло не сказаться на их снаряжении и обмундировании.

Костюм и вооружение казаков полностью соответствовали месту и образу их жизни. Так, на степном пограничье перенимали и использовали отработанное веками снаряжение кочевников, в соседстве с которыми находились. Зимой носили нагольные тулупы или армяки, бараньи шапки, покрой которых был заимствован у башкир; летом верхнюю одежду составляли разноцветные кафтаны, просторные шаровары из домашнего сукна и высокие войлочные шапки из верблюжьей или овечьей шерсти. Обязательным элементом снаряжения была попона, служившая палаткой холодными ночами, а также во время пурги или песчаных бурь. На ноги зимой надевались длинные шерстяные носки 722

и шитые из овчины мехом внутрь сапоги, летом — тонкие, без каблуков ичиги. Нередко верхняя одежда оренбургских казаков состояла из киргизского бешмета с длинными, почти до колен рукавами, овчинных шаровар и круглого, с широкими наушниками малахая. Менее состоятельные казаки зимой надевали «купу» (киргизскую шубу), сшитую из войлока. Наряд дополнялся оружием — саблей, сайдаком (луком) и колчаном со стрелами. Каза- | ки нерегулярного корпуса и казачья старшина имели огнестрель- | ное оружие.

В таком виде казачьи подразделения немногим отличались от отрядов кочевников, с которыми сталкивались, отражая на-беги на пограничную линию. Требовалась унификация обмун-дирования. В 50-х гг. XVIII в. начались попытки введения еди-нообразия в обмундировании и снаряжении казачьих отрядов. С 1751 г. оренбургские казаки были обязаны носить однообраз-ные длинные кафтаны синего сукна, опоясанные черным сыро-мятным ремнем, шаровары, заправленные в сапоги, и высокие бараньи шапки с верхом синего или малинового цвета. Зимой разрешалось носить меховые малахаи и нагольные полушубки. Эта форма одежды просуществовала практически до конца XVIII в.

Предметом особого внимания воинского начальства явля-лись казачьи бороды. В отличие от яицких казаков, многие из которых были староверами, оренбургским на службе запреща-лось носить бороды. Связано это было с тем, что Оренбургскому войску с самого начала стремились придать «регулярный» вид, а потому решительно боролись со всякими «мужицкими» элемен-

|

тами во внешнем облике.

Следующий шаг в унификации казачьей формы был сделан бароном О.А. Ильгестромом, назначенным в 1785 г. на пост военного губернатора. Ему удалось ввести для чинов нерегулярного корпуса приближенную к армейской форму одежды — куртки красного солдатского сукна и синие шаровары. Форма дополнялась черной смушковой папахой с синим верхом. Вооружение

казаков составляли: сабля с медным эфесом и оправой ножен, черная кожаная портупея, пистолет или ружье. В конном строю, кроме того, казаки имели пику с красным древком.

В 1798 г. (после введения на Южном Урале кантонной систе-мы управления) Оренбургское нерегулярное войско было усилено одиннадцатью башкирскими и пятью мещеряцкими полками. Уставной формы одежды в этих полках не было. Воины носили национальные костюмы, на некоторых были кольчуги, железные наручи и шлемы. Вооружены они были пиками, саблями, фитильными ружьями. У пояса обязательно колчан со стрелами, налу чье (саадак) с луком и аркан.

В начале XIX в. правительство обратило на Оренбургское казачество более пристальное внимание. Положение об Оренбургском казачьем войске от 8 июня 1803 г. вводило и новую форму для Оренбургского тысячного полка — кафтаны синего цвета с малиновым прикладом, синие шаровары с малиновым лампасом, белые кушаки, малиновые с черным околышем шапки, короткие без шпор сапоги. В полковой службе к этой форме прибавлялись белые шнуры с кистями и султан из белых перьев на шапку. Остальная часть войска была одета в установленную еще И.И. Не- плюевым длиннополую одежду.

В 1808 г. (после участия в 1807 г. 1-го и 2-го Оренбургских полков в боях против частей маршала Массены и на турецком фронте) оренбургские казаки получили новое обмундирование по образцу Донского войска. Новая форма состояла из темно-си- него мундира с красной выпушкой по вороту и обшлагам, такого же цвета шаровар с широкими красными лампасами (у тысячного полка — двойные узкие), кивера из черной мерлушки с красной лопастью и белым султаном. На мундире полагалось носить погоны: урядникам и рядовым — суконные красные, офицерам — серебряные. Амуниция оренбургских казаков начала XIX в. состояла из черной кожаной сумки на 25 патронов с перевязью, кремневого ружья и сабли с железными ножнами. Кроме того, оренбургские и уфимские казаки у седла имели волосяной аркан, 124

которым они владели так же свободно, как и казаки башкирских и мещеряцких полков.

 

Установленная в 1808 г. форма просуществовала до 1829 г., когда по указу императора Николая I все казачьи войска полу-чили единую уставную форму. Войсковое отличие определялось только цветом приборного сукна и металлического прибора (петлиц на воротнике и обшлагах). Исключение сделали для казаков башкиро-мещеряцких полков, которым был оставлен национальный головной убор — белая суконная шапка-колпак с красным подкладом, обшитая по швам черной тесьмой. У офи-церов шапки были черные плисовые с серебряным галуном. С января 1827 г. на погонах всей русской армии, в том числе и в казачьих подразделениях, появились звездочки различия чинов (рис. 20, 21).

Рис. 20. Казаки Оренбургского и Сибирского казачьего войска. 1855 г.

В апреле 1838 г. все казачьи полки были вооружены шаш-ками единого образца. Шашка вручалась казаку в день 17-летия стариками, хранилась в семье на видном месте и передавалась от деда к внуку, от отца к сыну. Если в роду не оставалось наслед-ников мужского пола, шашка ломалась пополам и укладывалась

в гроб к умершему казаку. Одним из самых суровых наказаний считалось лишение казака шашки даже на какой-то срок.

 

^ЛЛ*

Рис. 21. Обер-офицер в парадной форме Оренбургского казачьего войска. 1855 г.

Русско-японская война показала необходимость перехода казачьего войска на новое обмундирование, менее приметное на фоне местности. В 1907 г. в русской армии был введен новый тип полевой формы из ткани цвета «шанжан» (красно-бурая основа, протканная желтыми и голубыми нитями) или из ткани серовато- зеленого цвета. Этот «защитный» цвет военной формы был раз-работан англичанами после англо-бурской войны. Новая форма вводилась и для казаков. Все казачьи войска, кроме Кубанского и Терского, получили китель кавалерийского образца, фуражку защитного цвета и папаху. Колпак офицерской папахи обшивался по основанию и накрест серебристым или золотистым галуном. В центре передней части крепилась кокарда и другие знаки отличия. Неизменными оставались шаровары серо-синего цвета с лампасами в три пальца шириной. Зимой форма дополнялась шинелью общекавалерийского образца с клапанами-петлицами по 126

воротнику войскового цвета и суконным или фланелевым баш-лыком.

Все казаки были вооружены шашкой на плечевой портупее, укороченной трехлинейной винтовкой, казачьей пикой. Казаки и унтер-офицеры имели нагайки, которые носили за голенищем или за поясом. Офицеры — шашку офицерского образца, на пра-вом боку — револьвер в кожаной кобуре, на левом — офицерскую полевую сумку.

Во время первой мировой войны (1915 г.) приказом по Военному ведомству вводилось упрощенное казачье обмундирование. В частности, разрешалось делать отступления от установленного регламента и иметь: папаху серого цвета, гимнастерку пехотного образца, шаровары без цветных лампасов, шинель без петлиц и сапоги пехотного образца. Тем же приказом были изменены шифровки на погонах. Казачьим полкам были введены номера полков с литерами по названию войска: «Д» — Донские, «Ас» — Астраханские, «О» — Оренбургские и т.д.

Парадная форма оставалась прежней — мундир одноборт-ный с закругленным стоячим воротником, фигурными обшлага-ми с кантом и петлицами, фуражка с околышем войскового цвета и кокардой.

Таким образом, форменное обмундирование Оренбургского казачьего войска претерпело существенные изменения. Потеряв элементы самобытности, оно почти полностью унифицировалось с общеармейскими образцами парадной, повседневной и полевой формами одежды [3.С. 101-126].

Традиционная одежда казаков, исключая форменную, во многих своих деталях являлась заимствованной у тюркских соседей. В праздничные дни казаки носили вышитые русские рубахи- косоворотки, пиджаки, форменные фуражки и высокие кожаные сапоги.

Женщины-казачки носили традиционные русские сарафаны, а голову покрывали чепцом -— повязкой, сшитой из атласа или другой шелковой материи (рис. 22, а). В конце XIX в. сарафаны

127 

 

 

Рис. 22. а) костюм пожилой женщины. Начало XX в.; б) костюм сакмарской казачки. Начало XX в.

постепенно стали вытесняться платьями, так называемого мещанского покроя с обтяжным приталенным лифом и широкой юбкой (рис. 22, б). Головным убором замужней женщины являлась «сорока» — твердый налобник с покрышкой малинового или темно- зеленого цветов. «Сороку» расшивали жемчугом или бисером. В летнее время поверх платья носили шелковые или шерстяные платки, накинутые на плечи и заколотые брошью или булавкой. В прохладную погоду замужние женщины повязывали платок на голову концами назад, а девушки завязывали под подбородком.

Распространена была вязаная одежда, изготовленная из шерсти и пуха мелкого рогатого скота. Особенно широкое распространение получило вязание из козьего пуха знаменитых на всю Россию оренбургских пуховых платков, которые в среде оренбургских казаков назывались «шалями» и изготавливались не только для внутреннего пользования, но и на продажу. *

 

128 

Наиболее распространенными и популярными тканями были ситец, сатин, выбойка, сукно. Состоятельные казаки могли позволить себе праздничный наряд из шелка. В некоторых поселках была распространена одежда из домотканого холста (белье и рабочая одежда). Домашнее ткачество дольше сохранялось в лесостепных районах в среде казаков; в степных — в среде бывших крестьян, перечисленных в казаки в разное время, а также среди нагайбаков и казаков мордовского происхождения. Среди этих групп казаков иногда и повседневная одежда изготовлялась из домотканого холста и только праздничная — из покупных тканей.

Довольно широко, но не повсеместно, среди казаков в ка-честве рабочей обуви были распространены лапти, однако везде они считались непрестижной «мужичьей» обувью. Показателем крайней бедности считалось появление казака в лаптях в церкви. Исключение составляли казаки-старообрядцы, среди которых распространен был обычай использовать лапти в качестве пог-ребальной обуви. Повседневной и рабочей обувью женщин были «коты», «ичиги», кожаные туфли без каблуков. Праздничной — покупные ботинки или полусапожки на каблуке со шнуровкой (гусарики, венгерки). Мужчины носили хромовые или яловые сапоги, в начале XX в. к ним добавились ботинки. Зимой и мужчины, и женщины ходили в валенках (валенки, чесанки, пимы). Изготовлением кожаной обуви (сапог, ботинок) занимались мастера из иногородних. Часть обуви казаки покупали на ярмарках и в городах. Коты и лапти делали сами, лыко для лаптей привозили из Башкирии [7].

Поселки и жилища. Для постоянного местожительства оренбургских казаков по пограничной линии строили станицы, поселки и хутора. Станица была не просто казачьим поселением, но одновременно являлась и военно-административным цент-ром со своими территориальными границами. Начиная с 20-х гг. XIX в. казачьи станицы строились по утвержденным планам, со строгой уличной и квартальной планировкой.

9 Заказ 1690

Все поселки имели площадь-плац, широкие параллельные улицы, пересекаемые первоначально незастроенными проулка-ми. К концу XIX в. во всех крупных поселках были построены церкви или мечети, деревянные или каменные. Некоторые дере-вянные храмы по размерам и архитектурным формам совсем не уступали каменным, например Христорождественская церковь в поселке Кацбахский (рис. 23). Церкви располагались или на по-селковой площади, или за пределами поселка на возвышенности, иногда у кладбища.

 

Рис. 23. Церковь Рождества Христова в поселке Кацбахский Кизильского района

 

Кроме церкви, в крупных поселках имелось по две (мужская и женская) казачьих школы. Среди местного населения России оренбургские казаки имели самый высокий процент грамотности. На площади или на главной улице располагалось административное здание станичного или поселкового правления. На площади же (плацу) проводили войсковые смотры и учебу казаков. Площадь также служила местом проведения ярмарок, устраиваемых в установленное время. В поселке Кацбах ярмарка проводилась с 25 ноября по 1 декабря, в Николаевской станице — с 6 декабря и с 6 марта. Особенно славилась Наследницкая ярмарка, на которую приезжали из других станиц и поселков. 

В каждом поселке имелось по нескольку мельниц, ветряных и водяных. До настоящего времени сохранилась мельница только в поселке Варшавский Челябинской области (рис. 24); одна реконструирована в заповеднике «Аркаим».

 

Рис. 24. Ветряная мельница. Поселок Варшавский Карталинского района

Поселки делились на «концы» и «края», которые имели собственные названия. Очень часто внутренняя микротопони-мия поселков говорила о том, кем были и откуда пришли первые поселенцы. Так, поселок Наследницкий состоял из двух концов, один из которых назывался Казаки, другой — Солдаты. Поселок Аландский также делился на две части — Хохлы и Кацапы. Бе- резинский состоял из «калмыцкого» и «вятского» краев. Неплю- евский поселок имел более сложное деление: Бузулук (Бузулука), Сухара, Чугуев (Чугуевка). Микротопонимия Амурского поселка имела иной характер и говорила о топографических особенностях населенного пункта: Площадь, Арык, Мотня, Забегаловка. Обычно поселки имели 100-300 дворов.

До середины XIX в. преобладали двухкамерные (изба-сени) Или Даже однокамерные дома, а также «изба-связь» (рис. 25): две

э- 131

комнаты, соединенные холодными сенями. Одна из них (кухня) называлась избою, а другая (чистая комната) — горницей. Вход в дом был через сени, откуда одна дверь вела в горницу, вторая — в избу, а третья — в холодный чулан, где хранились сундуки с имуществом, съестные припасы и всякая хозяйственная мелочь. Дома сооружались из крупных (до полуметра в диаметре) лист-венничных или сосновых бревен. Первый венец сруба ставился на вкопанные в землю пни или столбы.

 

Рис. 25. Дом-связь из лиственничных бревен в поселке Полоцкий Кизильского района

 

Во второй половине XIX в. усложнилась планировка жилищ. Появились дома: «пятистенки» (сени, изба, горница), «шес- тистенки»; дома углом (угловые связи), «крестовики» (рис. 26), «крестовые связи».

Печь в доме находилась в «избе»-кухне слева от входа, устье печи совпадало с направлением входной двери, над входом располагались полати. Из избы в горницу вела двустворчатая дверь.

Мебель в домах чаще всего была самодельная: лавки, залавки, лавки-диваны, табуреты, кровати, шкафы-посудники. В начале XX в. появились покупные «венские» стулья. Стены, пол, потолок, оконные рамы не окрашивали; на праздники их скобли-ли и мыли, позднее кое-где стены стали оклеивать фабричными

«шпалерами», а пол и потолок красить. Освещались дома лучина-ми и жировыми светильниками — «мизюкалками», замененными впоследствии керосиновыми лампами [7].

 

Рис. 26. Музей-заповедник Аркаим. Дом-крестовик Долгополовых.

Реконструкция

 

Дворы, как правило, были большими, обнесенными плетнем или дощатым забором. Дворы делились на две части: передний двор и задний — баз или базок. Передний двор, часто мощеный досками или камнем, был при входе в дом. По его периметру размещали «погребушку» (погреб), амбары, «завозню» (сарай), где хранились хозяйственный инвентарь, телеги и сани, находился навес для дров. Специальная калитка вела на задний двор, где помещались скотная изба для телят и ягнят, хлева для овец и коров и «повети», на которых зимой хранился корм для скота.

Дефицит лесов, а также большая вероятность пожаров в степи и лесостепи заставили широко использовать в строительстве камень и глину. Сооружением каменных построек занимались чаще всего отходники-башкиры, а впоследствии и сами казаки. Из дикого камня возводились почти все хозяйственные постройки. Дома ставили на высокие каменные фундаменты, а усадьбы огораживали каменными заборами. Нередко встречались и пост-ройки из самана.

В станицах у оренбургских казаков к концу XIX в. получили широкое распространение палисадники перед входящей на улицу стеной дома. Сначала они водились по распоряжению начальства, но вскоре стали непременным атрибутом казачьей усадьбы.

Дома казаков-татар, башкир, нагайбаков и калмыков по внешнему виду не отличались от домов русских казаков. Разница заключалась во внутреннем устройстве. У казаков-мусульман в домах, как правило, выделялись специальные комнаты для женатых сыновей. В каждой комнате у передней стены устраивались нары, устланные кошмами и коврами. Специальную комнату выделяли для женщин. Если не было такой возможности, то горницу специальной занавеской делили на мужскую и женскую половины.В печь обязательно был вмазан большой котел-казан, в котором варили пищу для всей семьи [3.С. 126-146].

Войсковые обычаи и ритуалы. Браки у казаков заключа-лись довольно рано, но строго в пределах законного возраста (жених— не моложе 18 лет, невеста — 16). Свадебный обряд казаков отличался сложностью и состоял из нескольких этапов: сватовства, зарученья (рукобитья), девичника, бранья, большого, похмельного и других застолий.

Обычно женитьба происходила по выбору родителей. Начиналась она со сватовства, в котором участвовали жених, родители и ближайшие родственники. Решение о женитьбе принимал отец невесты. Это решение сообщалось родителям жениха, затем происходило зарученье, во время которого между родителями молодых в присутствии их ближайших родственников заключался словесный договор и выговаривался «запрос» или «кладка» (своеобразная плата за невесту). Зарученье заканчивалось «пропоем» (вечеринкой).

Накануне бракосочетания в доме невесты устраивался де-вичник, во время которого невеста со своими подружками шли в баню. В это время жених со своими друзьями и родственниками угощали родителей и родственников невесты. Вернувшуюся из бани невесту жених одаривал украшениями или платком, а его 134 родственники — родителей, сестер и братьев невесты. После чего шли в дом жениха, где также происходило обильное угощение. Все это время девушки пели песни жениху, невесте, дружке, свахе и другим гостям, за что последние должны были одаривать их деньгами.

На следующий день жених получал благословение родителей и вместе с дружкой и другими «поезжанами» отправлялся за невестой, в доме которой вступал в шутливый торг с ее подругами. После выкупа невесты проводилось небольшое угощение гостей. Затем свадебный поезд, получив благословение родителей невесты, отправлялся в церковь.

Из церкви молодые приезжали в дом жениха, где их встре-чали его родители и снова благословляли. Затем свахи расплетали у молодой косу, подавали новобрачным зеркало и заставляли целоваться. После легкого угощения присутствующих молодых отводили на покой, а гости расходились по домам. На следующий день устраивался «горный стол», куда собиралась вся без исключения родня с той и другой стороны.

Во время свадебного застолья молодые получили в дар от родителей домашних животных, которые считались основой их будущего хозяйства. Затем дружка разносил на подносе водку и сладости, предлагая «сыры закусить и на сыры положить». Гость выпивал водку, закусывал и укладывал «на сыры» (т.е. обещал лошадь, корову, барана или дарил деньги). Молодые в это время кланялись в ноги.

На второй день после свадьбы устраивался «похмельный стол», куда приходили все желающие; на третий день теща уст-раивала у себя «блинный стол», приглашая молодых и родственников с той и другой стороны.

Молодожены часто поселялись в доме родителей супруга, но, как правило, впоследствии отселялись. Большинство казаков жили малыми семьями. Однако и в случае отделения молодых пашня казачьей семьи оставалась общей, хотя остальное хозяйство содержались раздельно [3.С. 130-140].

Естественно, что многие обряды в казачьей среде были связаны с воинской службой. Молодых казаков, окончивших курс начальной военной подготовки в станицах и достигших 20-летнего возраста, приводили к присяге (всех вместе и в один день — обычно 1 января). В церкви в присутствии офицеров полкового правления и станичной администрации они давали клятвенное обещание, которое обязательно подписывалось атаманом станицы, священником и писарем. Затем принявшие присягу заносились в общий список очередности выхода на службу. Присяга казаков- мусульман имела тот же текст, лишь слова «клянусь Евангелием и Крестом» были заменены на слова «клянусь Алкараном».

Торжественно обставлялись проводы казака на службу. Вечером перед отправлением полка у «новостаничных» казаков собирались родственники, устраивалась гулянка. На следующее утро по звуку сигнальной трубы станичники собирались на площадь, где проводился напутственный молебен с окроплением святой водой казаков и лошадей. Затем казаки разъезжались по домам, где в это время собирались все провожающие. Считалось непременным долгом посетить «походного».

Молодежь во дворе танцевала, пела казачьи песни. Старики и женщины собирались в избе, где отставные казаки рассказывали о былых походах. В горнице устанавливался стол с обильными угощениями. На почетном месте, под образами, садился сам «походный» казак, рядом с ним — отец и мать. Всех присутствующих угощали водкой, каждый высказывал пожелания удачи на службе. После угощения родители благословляли сына, отец (или дед) читал наставление, как должен казак служить верой и правдой Царю и Отечеству. После этого все выходили во двор. «Походному» подводили его коня в полном снаряжении. Казак кланялся коню в ноги с просьбой не выдать его в трудную минуту. После этого он прощался с родными, садился в седло, выпивал прощальную чарку водки — стремянную.

Большим праздником было возвращение казаков со службы или из похода. Встречать казаков выходили далеко за околицу. 136

Однако если в рядах возвращавшихся были погибшие, то существовал печальный ритуал сообщения близким о трагедии. Не увидев на привычном месте в строю своего казака, жена или мать спрашивали: «Где мой Петр?». Если тот был ранен или нездоров, казаки отвечали: «В обозе». Если погиб, то говорили: «Сзади, матушка, сзади». И так пока последний в колонне, не сказав ни слова, не отдавал папаху убитого. Смысл обычая заключался в том, что погибших в бою казаки продолжали числить в своих рядах.

Главным войсковым праздником являлся день святого вели-комученика Георгия Победоносца — покровителя оренбургских казаков. Сама церемония праздника сложилась к середине XIX в. Утром из штаба войска выносилось Большое войсковое знамя, пожалованное императрицей Елизаветой Петровной в 1756 г., за ним двумя колоннами несли все знамена войска. За знаменами шли войсковые генералы, офицеры, войсковое правление, юнкера казачьего училища. Шествие направлялось к Георгиевскому собору и сопровождалось пением гимна «Боже, царя храни». По всему пути следования выстраивались казаки на конях.

В собор вносились два знамени: Большое войсковое и «Паду- ровское» знамя за «За отличие в турецкую войну 1829 г.». Служил молебен архиепископ Оренбургский и Уральский. По окончании молебна производился 31 выстрел из орудий льготной батареи. Архиепископ вместе с войсковым атаманом обходил ряды казачьих частей и кропил все знамена святой водой. После парада перед войсковыми святынями (затем их возвращали в штаб) для участников торжества накрывались столы. Первый тост поднимал войсковой атаман, поздравляя всех присутствующих с праздником. По окончании застолья в оренбургском Форштадте начинались народные гулянья с песнями, танцами, джигитовкой [3.С. 130— 140].

Большое значение в войске придавалось религиозно-нрав-ственному воспитанию. Религиозной святыней православных казаков была чудотворная икона Табынской Божьей матери.

Существует несколько версий и легенд о явлении народу святого лика Божьей Матери. Вот одно из преданий.

...Икону с ликом Богоматери, лежащую на прибрежном камне, нашел неверный башкир и надругался над ней: топором (саблей) расколол на две половины и бросил в источник. Но произошло чудо: половинки в воде сошлись и срослись. Удивился башкир, вытащил икону из воды, глянул на святой лик, а у Богоматери из оживших глаз потекли слезы, из трещины в дереве, как из раны, закапала кровь. Потрясенный башкир испугался и ослеп. Поведал он людям о большом чуде, отнес икону в церковь — и зрение вернулось к нему...

С тех пор девятая пятница после Пасхи, день явления святого лика Богоматери, стал считаться в местных краях престольным праздником. Пасха, как известно, праздник переходящий, поэто-му день Табынской Богоматери праздновался где-то между вто-рой половиной июня и первой декадой июля.

Все места на берегу реки, связанные с явлением иконы, были канонизированы как святые: святой источник, святые камни и береза. Жители близлежащих поселков и станиц, уездов и губерний Урала признавали чудотворную силу иконы и связанных с ней мест.

Ежегодно икону провозили по всем казачьим станицам Орен-бургского войска. Каждый раз для нее <