Развитие сообществ животных и правила поведения в них

Как известно, организмы самых разных уровней развития объединяются в сообщества (например, некоторые бактерии и эукаретические клетки; млекопитающие, образующие группы, семьи, стаи и т.д.)' Эти объединения можно считать следующим — по сравнению с организмическим — уровнем организации материи, системами более высокого порядка. Функциональные системы в таких системах проявляются в адаптивных соотношениях сообществ со средой, таких, как совместная охота, общественные постройки, совместное выведение потомства и т.д. Внутри сообщества каждая особь получает выгоды в смысле экономики индивидуального поведения и в то же время находится в жесточайшей конкуренции с каждой другой особью. Эта конкуренция намного выше, чем между особями разных видов, ибо особи одного и того же сообщества конкурируют за одни и те же ресурсы. Тем не менее, R.Dawkms [1978] отмечает: «Если животные живут группами, значит, их гены больше выигрывают от этого, чем им приходится платить». Гены реализуют свою активность через активность соответствующих нейронов. Следовательно, существует с во е о б р аз н а я эко н оми ка нервной активности, учитывающая ее «затраты», телесную усталость и «доход», который может дать внешнее поведение. И выигрыш, и плата оцениваются все той же вероятностью репродуктивного успеха.

В отношениях между членами сообщества действуют определенные правила, которые можно назвать «видоспецифичными этиками». Этих правил поведения придерживается большинство членов сообщества; они являются результатом естественного отбора различных стратегий поведения и называются «эволюционно-стабильными стратегиями». В конфликтных ситуациях эволюционно-стабильными стратегиями оказываются, например, «сильный — нападай, слабый — убегай», или «если твой иерархический ранг выше — нападай, если ниже — убегай» [Dawkins 1978].

Во многих сообществах, в частности, в группах шимпанзе, кроме ярко выраженных, эгоистичных конкурентных отношений существуют и альтруистические отношения. Группа шимпанзе состоит из близкородственных самцов, охраняющих свою

территорию, и пришлых самок. В группе всегда имеется «родственный альтруизм», т.е. альтруизм по отношению к родственникам, которых шимпанзе легко распознают и как детей и родителей, и как сестер и братьев. Кроме родственного, наблюдается также «взаимный альтруизм», соответствующий выражению «ты — мне, я — тебе». Он проявляется во взаимном груминге и даже в помощи одного самца другому при спаривании. Отмечено, что взаимный альтруизм обычно наблюдается между одними и теми же особями. Это связано с тем, что взаимный альтруизм также является эволюционно-стабильной стратегией, в частности, помогающий должен быть уверен, что тот, кому он оказывает помощь, в свое время придет на помощь и к нему [Гиглиери 1985]. Все виды альтруистического поведения также являются эволюционно-стабильными стратегиями. Эволюционно-стабильные стратегии — это такие стратегии и правила поведения, которым следует большинство членов сообщества. Кто не выполняет этих правил, наказывается естественным отбором и оставляет меньше потомков, чем «законопослушные* члены сообщества.

У шимпанзе существует Групповая «этика», те. различные правила поведения относительно членов своей группы и чужих. Взрослые самцы шимпанзе, обнаружив, что территория соседней группы плохо охраняется, нападают на эту территорию, убивают самцов и детенышей, забирают самок [Гиглиери 1985], обеспечивая распространение в генофонде вида шимпанзе именно своих генов и препятствуя распространению чужих.

В основе всех этих видоспецифических форм поведения оказывается экспрессия видоспецифических генов [Рьюз, Уилсон 1982, Wilson E. 1975]. Поскольку гены в поведении могут реализовать себя только через активность соответствующих специализированных нейронов, то у животных должны быть нейроны, специализированные для узнавания и дифференциации сородичей, их места в иерархии и намерений. Такие нейроны действительно были обнаружены. У кроликов имеются нейроны, специализированные относительно различных видов социальных контактов между двумя животными, причем в коре головного мозга их больше, чем нейронов, которые специализированы относительно индивидуальных поведенческих актов [Швыркова.

Андрушко 1990]. У обезьян найдены нейроны, специализированные относительно различных этапов сексуального поведения [Oomura a. oth. 1983], у овец и обезьян — относительно различных «лиц», причем у овец существуют нейроны, специализированные относительно безрогих самок и самцов с разными по величине рогами, что соответствует их иерархическому статусу, и относительно людей и собак [Kendrick, Baldwin 1987].

Интересно, что относительно людей и собак специализированы одни и те же нейроны. Это означает одинаковую для овец поведенческую значимость людей и собак. У обезьян показаны нейроны, специализированные не только относительно конкретных лиц, но и выражений этих лиц (гаев, радость и т д.) [Brothers 1990].

Различные стратегии социального поведения, как и организация индивидуального поведения, т.е. непосредственного соотношения животного со средой, находятся в определенных облегчающих и тормозящих отношениях, в основе которых лежат соответствующие соотношения между нейронами различных специализаций. Выбор той или иной стратегии всегда связан с риском, и проигравший платит очень дорого — не оставляет потомства.

Таким образом, «ценности жизни» могут быть видоспецифическими и включают сохранение сообщества своего ме ст а в н ем. Но индивидуальный смысл жизни, о кот ором животно е, естественно, не имеет ни малейшего представления, остается таким же, как у животных, ведущих одиночный образ жизни, а именно — репродуктивный успех и распространение своих генов в генофонде (у млекопитающих это обычно зависит от продолжительности жизни, способности к конкуренции и альтруизму, а также способности не только производить, но и выращивать потомство) [Dawkins 1978].

МЕСТО ЧЕЛОВЕКА В ЭВОЛЮЦИИ

В настоящее время мало кто сомневается в том, что «антропогенез — звено единой эволюционной магистрали, т.е. линии совершенствования организации материи во Вселенной», причем «магистраль» обозначает «линию развития, ведущую к разу-

му, т.е. линию потенциально неограниченного прогресса» [Зубов 1985].

Вид Homo Sapiens появился в эволюции в результате некоторой мутации в геноме предка, общего с другими гоминидами; человека и шимпанзе отличают всего полпроцента генетического материала [Джиллеспи и др. 1986]. Этого, однако, оказалось достаточно для большого (по сравнению с шимпанзе) мозга человека с огромным числом и разнообразием нейронов [Стивене 1982]. С самого момента рождения человек оказывается в обществе, имеющем созданные предыдущими поколениями общественное сознание и культуру. Поэтому его нервные клетки должны специализироваться относительно видоспецифического для человека окружения, т.е. некоторых усваиваемых в процессах воспитания и обучения элементов культуры, образующих индивидуальное сознание. В настоящее время в гиппокампе человека обнаружены нейроны, специализированные относительно отдельных лиц и отдельных слов [Heit a. otli. 1988]. Еще более специализированными относительно слов оказались нейроны в височной доле коры головного мозга человека [Creutzfeldt a. oth. 1989, 1978].

Очевидно, что слова являются усвоенными элементами культуры. Это означает, что заключение об идентичности мозговых процессов и психики, доказанное для животных, может быть правильным и для сознания человека; однако сознание человека требует некоторых специальных человеческих генов и нейронов как добавку к животному мозгу предка. Поэтому, хотя люди наследуют все потребности животных и «все животное человеку не чуждо», по мере развития человечества и культуры формула поведения для него становилась все более сложной. В настоящее время в весьма упрощенной форме она может быть выражена следующим образом:

геном <-> человеческие нервные клетки <->

животный мозг предка <-> тело <-> социокультурная среда <->

человечество <-> Вселенная.

Идентичность соотношения связанных с событиями потенциалов с временными интервалами поведенческого акта у животных и человека [Максимова, Александров 1987] свидетельствует о том, что организация поведенческого континуума и, сле-

довательно, динамика содержания активного сознания человека, возможно, имеют те же законы и детерминированы такими же межсистемными отношениями, которые наблюдаются у животных. Это может быть в силу того, что поведение человека в конечном итоге детерминировано активностью его генов.-Например, в случае сексуального поведения, когда на определенной стадии развития начинают экспрессироваться «гены сексуального поведения» и производиться гормоны, которые активируют специальные нейроны. Благодаря успехам социобиологии эта точка зрения на детерминацию поведения человека становится все более популярной [Рьюз, Уилсон 1987, Dawkins 1978, Wilson 1975].

Очевидно, что между активностью генов и поведением существуют промежуточное звено — активность специализированных нервных клеток. Это означает, что двигателем активности и индивидуального развития человека, так же как и у животных, являются противоречия между метаболическими потребностями разных нервных клеток.

Как любой феногенез, развитие индивидуального сознания является результатом взаимодействия генома и (социокультурной) среды. У человеческих детей, так же как у детенышей животных, наблюдается корреляция между количеством и разнообразием нейронов мозга и способностью к обучению. Изучение детей, рожденных матерями, которые во время беременности испытывали дефицит белкового питания (белки необходимы прежде всего для развития мозга, поскольку скорость формирования нейронов у плода очень высока — 25 тыс. в минуту), показало, что они имеют менее развитую кору и меньшие интеллектуальные способности, чем нормальные дети [Шнеор 1976]. Все болезни человека, связанные с дефицитом памяти и деменцией, связаны также с гибелью нейронов [Greenough, Schwark 1984, Hansel a. oth. 1988, Martin 1982]. Гибель нейронов, «предназначенных» быть

специализированными относительно слов, может объяснить «феномен Маугли». Все это показывает, как нам кажется, что способность человека к обучению прямо связана с числом и разнообразием его нервных клеток, что специализация некоторой части клеток резерва сохраняет другие клетки в живых и расширяет возможности для будущего обучения. Как и

фрустрирующие ситуации, «невостребованность» каких-либо генетически преспециализированных нервных клеток в критические периоды развития ведет к их гибели.

Так же как высокоразвитые животные, человек обладает огромным резервом «молчащих» неспециализированных клеток для формирования адаптивных поведенческих актов в непредсказуемо изменяющейся среде, который используется для осуществления проб и ошибок «в уме». Огромное число и сложность нейронов и отношений между ними, разнообразие метаболических противоречий между клетками человеческого мозга, вероятно, привели к ситуации, когда главные события в нем происходят именно в популяции клеток, не использованных в прошлом жизненном опыте. И это может быть основным биологическим отличием мозга человека от мозга животных, обусловливающим возможность специфически человеческого сознания. Возможно, что такие неспециализированные резервные клетки используются для построения жизненных планов, мечтаний, фантазий и т.д., которых у животных, вероятно, нет. Эти элементы творчества, не связанные прямо с реальностью и усвоенными элементами культуры, могут тем не менее иметь огромное значение, так как устраняют противоречия между различными и действительно противоречивыми элементами сознания. Поэтому они сохраняют соответствующие нейроны в живых, что в субъективном плане будет соответствовать переходу от фрустрации и неудовольствия к позитивной эмоции и спокойствию. Это может быть путь создания мифов, религий, теорий, идеологий и т.д.

Межсистемные и межнейронные отношения в мозге людей также являются специфически человеческими и обусловливают специфически человеческие способности к речи и счету, определенным логическим операциям и предвидению отдаленных последствий своих поступков и т.д. В основе же определенных межнейронных человеческих отношений лежат, по-видимому, генетически предстерминированные «эпигенетические правила» [Рьюз, Уилсон 1987, Wilson 1975 1, сформированные естественным отбором. Несмотря на появление специфически человеческих нейронов и изменение формулы соотношения со средой, индивидуальный эволюционный смысл существования человека остается таким же, как и у животных, а именно (уже осознанно)

родить и вырастить детей для распространения своих генов в генофонде. При этом, как и животные, человек в своем поведении руководствуется принципом гедонизма.