Сползание к гражданской войне

1. Обострение социально-экономической и политической ситуации весной-летом 1918 г. С весны 1918 г. жизнь в Тамбовской губернии стала очень быстро меняться. Кончались запасы, хозяйственное и продоволь­ственное положение городов, особенно Тамбо­ва, заметно ухудшилось. Производство товаров сокращалось – не хватало сырья, топлива, транспортных средств. Сорвались госу­дарственные закупки продуктов и товарообмен города с селом. Рыночные цены на хлеб превысили дореволюцион­ные в 10 раз: пуд хлеба (16 кг) стоил 50-60 рублей. Один из самых дешевых продуктов – селедку – продавали по пол­тора рубля за штуку. Начались перебои в обеспечении мясом, молоком, сахаром, одеждой и обувью.

Ежедневно в губернию прибывало до 50 тыс. «мешочни­ков» – жителей Петрограда, Москвы, Калуги, Тулы, других мест, которые покупали или выменивали на вещи продукты. Скупали продовольствие и расплодившиеся кооперативы. Крестьяне, не заинтересован­ные в продаже хлеба по твердой государственной цене, придерживали его, пере­гоняли зерно на самогон.

Беспокойно, агрессивно и часто по-грабительски вела себя вооруженная «публика» из первых добровольческих формирований Красной Армии и проезжавших через губернию воин­ских частей старой армии. Горожанам приходилось привыкать к стрельбе, дракам и вооруженным столкновениям на железнодорожных станциях, базарах и улицах.

Пошла в рост уголовная преступность. Продовольствен­ные отряды, работавшие в деревне, разлагались: пьянствова­ли, грабили, спекулировали имуществом и продовольствием.

До голода в тамбовских городах было, правда, еще далеко. Более того, беженцам из столиц Тамбовская гу­берния казалась просто продовольственным «раем». Но местные обыватели прежде таких трудностей не знали, и их души стали наполняться злобой и страхом по отноше­нию к тем, кого они считали виновниками своих новых стра­даний и тревог. Их патриотические чувства были глубоко оскорблены сепаратным Брестским миром, по которому Россия потеряла значитель­ную часть территории, населения, материальных ресурсов.

Вместе с тем городские жители не очень-то стремились к добросовестному и производящему труду. Не­смотря на ухудшение экономического положения, рабочий день был сокращен до 8 часов, тамбовчане с удовольствием не работали как в религиозные, так и в новые советские празд­ники – число нерабочих дней в году перевалило за сотню. Идеальным занятием считалась государственная должность, дающая полное обеспечение и доступ к дефицитным товарам. Об устройстве отношений с кормилицей-деревней на основе нормальной торговли, разумных налогов город и не помыш­лял.

Вот, например, что предлагали го­родские обыватели весной и летом 1918 г. в ответ на повышение цен на базарах. «Всех подлецов, как то: мясников, колбасников, яичников, молочников, торгующих фруктами, ягодами, различной зе­ленью, рыбою, мануфактурою, галантереей, железом, посу­дою... и, наконец, главное – хлебом, надо… прямо беспощадно сажать в тюрьму, в крайнем случае можно и расстреливать, черт с ними, там и место подлецам, мародерам. Не надо позволять продажу хлеба на базар, раз нет его по карточкам... Если не будет хлеба на базаре и еще не дадут подлецам-мешочни­кам, тогда и будет в продовольственном отделе, и им некому будет продать его по чертовской цене. Так же надо сделать и с картофелем. И тогда посылать хорошие отряды и все реквизировать (отбирать) у подлецов крестьян-богатеев. Надо выучить только одну деревню или село: конфисковать, оставить на прокормление семьи на некоторое время, и потом они же и купят в продотделе по твердой цене. Если же это не поможет и не повлияет на других, то расстрелять не­сколько подлецов»

Эта «программа» тамбов­ского обывателя мало отличалась от представлений боль­шевиков. Тогдашним коммунистам казалось, что до мировой революции и «царства рабочих и крестьян» совсем близко, надо только все взять в руки государства, «диктатуры про­летариата», все учесть, переделить, проконтролировать распределение, запре­тить торговлю, рынок, деньги, убрать несогласных – и городские фабрики и заводы, сель­ские коммуны и колхозы заработают «по-щучьему велению» Маркса и Ленина и под железной рукой государства, насту­пит изобилие. В общем и главном такая задача не имела решения, способы не годились, да и исполнители слишком часто оказывались неграмотными, неумными и злыми людьми.

2. Новые черты в политике большевиков. Но думать было нельзя и некогда. Большевики торопились и потому, что были нетерпеливы и верили в истинность марксистского учения, а потому, что спешить с подобной организацией государства, хозяйства и общества заставляло ухудшение жизни в горо­дах, вызвавшее колебания, сокращение той человеческой опоры, которая на своих плечах вынесла большевиков к власти.

Чтобы приступить к «социалистическому» строительству тре­бовался централизованный аппарат власти, и тамбовские большевики, по примеру и с по­мощью Москвы, занялись созданием механизма государст­венного принуждения населения. Весной и летом 1918 г. в губернии сложилась строго подчиненная центру система большевистских Советов, были набраны красноармейские пол­ки из местных добровольцев и бывших военнопленных поля­ков, венгров, чехов. Бы­ли спешно собраны революционные суды и трибуналы, ЧК, где «судили» так, как было нужно большевикам. И по мере укрепления сил новая власть пыталась строить «коммунию» и выводить страну из тяжелого положения.

В апреле 1918 г. были национализированы суконные фабрики братьев Асеевых в Рассказове и Моршанске (их владельцы эмигрировали в Америку). До конца 1918 г. власти отобрали у владель­цев и сделали государственной собственностью все крупные, средние и мелкие предприятия, банки, крупные и лучшие здания, все увеселительные и торговые заведения, трактиры, кофейни, аптеки и похоронные бюро. Большевики скоро отказались от не оправдавшей себя на деле идеи рабочего управления на фабриках и заводах, введя их принудительное отчуждение. Хотя формально эти предприятия считались общенародной собственностью, по сути, ею бесконтрольно распоряжалась партийно-государственная верхушка.

С состоятельных горо­жан и крестьян собирались налоги, так называемые контрибуции в десятки миллионов рублей, вклады в банках и сберкассах были кон­фискованы. Каждое из этих действий являлось воплощением лозунга «Грабь награбленное!». В Тамбове оно началось весной 1918 г., затронув интересы тысяч жителей. Общероссийскую огласку получили действия советских властей в Кирсанове, где в апреле 1918 г. арестовали около 200 «буржуев», то есть просто собственников, с которых потребовали 1,5 млн рублей. Широко распространились реквизиции, конфискации и т.п.

3. «Продовольственная политика большевистской власти. Одновременно большевики приступили к решению про­довольственных задач. Национализация средств производства открывала перед государством неограниченные возможности влияния на деревню и бюрократической опеки над нею. Это развивало давний конфликт между властью и крестьянством.

«Мешочникам» запретили провозить более 2 пудов продуктов на человека (правда, за взятку мож­но было провезти и больше), частная и кооперативная тор­говля была запрещена, ввели новое, «классовое» нормирова­ние продуктов по карточкам или по спискам, телеграммам и звонкам от всевозможных начальников и организаций. Пре­имущество получали те, кого новая власть считала «своими» или трудящимися – в Тамбовской губернии, в основном, это бы­ли советские служащие и немногочисленные рабочие. Всего по карточкам снабжалось немногим более 60 тыс. человек из 3,8 млн жителей губернии. Так же распределяли уголь, керосин, дрова, одежду, обувь. О еще возможной закупке продуктов в селе, как предлагали эсеры, меньшевики, кадеты, тамбовские и московские «вожди» и думать не хотели. А крестьяне не собирались отдавать добытые тяжким трудом хлеб, мясо, масло, яйца даром, тем более, что люди, которые представляли Совет­скую власть в селе и в городе, не внушали никакого доверия, да и собранные продукты часто расхищались или портились.

Вот вполне обычная оценка действий своих коллег, сде­ланная в апреле 1918 г. членом Вознесенского волостного Совета Темниковского уезда В. Смолиным. В письме в губисполком он жаловался на самоуправство членов Совета, грабивших деревни и издевавшихся над жителями: «Совет наш люди тупоумные, возраста молодого, а убеждением не то, что анархисты, а сверханархисты партии «опупелых»... Творят то, что не творит ни один Совет не то что в России, но, кажется, во всей Европе... Мирные граждане все возму­щены, и помощи просить не у кого... В нашем Темниковском уезде нету сведущих людей, чтобы могли разъяснить, нет и Советской власти... поступают так, как ветер дунет в их го­лову... Хаос и беспорядок уму непостижимые... Наш Возне­сенский волостной Совет крестьянских депутатов взыскал с богатых налог 40 тыс. и эти деньги пропивает, а наши крас­ногвардейцы ребята, хотя и самоотверженные, да русской на­турой да умом коротки. Граждане все недовольны, но ничего не делают, так как Совет поддерживают штыки. Он что хо­чет, то и клочит...»

Большевики понимали, что без военной силы, без массового насилия много продовольствия взять в селе не удастся. В мае 1918 г. в советской России была создана продовольственная армия. Из 20 тыс. продармейцев 5 тысяч «выкачивали» хлеб из Тамбовской губернии. К тому же продукты и лошадей забирали части Красной Ар­мии, ЧК, Советы – все, кто имел для этого вооруженную си­лу. Уже весной 1918 г. в отдельных местностях губернии вспыхнули волнения, из них самым крупным было восстание крестьян в Шехмани (Липецкий уезд), захватившее ряд соседних селений.

4. Плоды экономической политики большевиков. И все же отнять у человека результаты его труда было легче, чем заставить людей хорошо работать без таких стимулов, как совесть, здравый смысл, личная материальная заинтересованность. «Нетрудящийся да не ест!» – так было записано в первой Советской Конституции, принятой в июле 1918 г. Для обеспечения необходимого про­изводства, расчистки дорог, заготовок и подвоза топлива и т. п. большевики ввели всеобщую трудовую повинность. К обязательным работам на государство привлекались муж­чины в возрасте от 16 до 50 лет и женщины от 18 до 45 лет. Освобождение от работ давалось лишь инвалидам, беремен­ным и женщинам с детьми до 8 лет, медицин­скому персоналу, рабочим, занятым на сверхурочных рабо­тах. И, конечно, трудовая повинность не касалась советских чиновников и партийных работников. Так у населения, преж­де всего крестьянского, появилась еще одна причина для развития не­довольства.

Плоды послеоктябрьской экономической политики не заставили себя долго ждать. Уже к концу 1918 г. в губернии остановились все кирпичные, мыловаренные, сахарные и винокуренные заводы, чугунно-литейный завод, не работали маслобойки – не стало ни сырья, ни топлива, ни рабочих. Мельницы, перерабатывавшие раньше до 200 млн пудов зерна, не справлялись и с 30 млн пудов. Из всех текстильных фабрик работали только рассказовские. Они обеспечивали сукном армию, но и их производство сократилось за полгода в 4 раза. Поставки скота на городские бойни сократились бо­лее чем в 100 раз. На глазах разваливался железнодорож­ный транспорт. Столовые, магазины, аптеки закрылись. И это было только началом разрухи.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ:

1. В чем проявилось ухудшение условий жизни населения Тамбовщины весной-летом 1918 г?
2. Почему в центре внимания большевистской власти на Тамбовщине в 1918 г. оказался продовольственный вопрос?
3. Что собой представляли основы социально-экономической политики большевиков? Каковы были ее ближайшие последствия в Тамбовской губернии?