Арест Владыки Петра в Канавино

 

Епископ Петр, 1/14 апреля 1920 г. выполняя постановление Священного Синода, переселился из Печерского мона­стыря на подворье Городецкого Феодоровского монастыря в Канавино. Подворье Городецкого Феодоровского монастыря располагалось за Окой в многолюдном месте у железнодорож­ного вокзала. Разговоры людей, шум от движения транспорта и железнодорожных составов мешали молитве. Но Владыка Петр, как и в любом другом месте, не оставлял своих молитв, не обращая внимания на окружающий его шум. На подво­рье был храм в честь святого благоверного князя Александра Невского. Братия вместе со своим настоятелем — Епископом Петром — совершала здесь продолжительные службы, и на­род стремился попасть на них. Владыка всегда был в окру­жении любящего его народа. Братия Канавинского подворья Городецкого монастыря также полюбила его.

Еще ранее, проживая в Печерском монастыре, Преосвя­щенный Петр по распоряжению Архиепископа Евдокима ча­сто служил в Сормове, Гордеевке и других ближайших селах. Дорога в Сормово была неблизкой. Владыка Петр ходил туда пешком по набережной Волги, переходя через Оку по Плашко­утному мосту, и затем, проходя через Гордеевку, достигал села Сормово. Служил Владыка там в Преображенском храме и в храме св. благоверного князя Александра Невского, который

 

 

находился на самом заводе „Красное Сормово", славившем­ся революционными традициями. Но службы Балахнинско­го Епископа Петра привлекли внимание рабочих, и „он бы­стро приобрел среди пролетариев популярность и всеобщую любовь". После перевода Владыки в Канавино он еще чаще стал служить в Сормовских храмах, где у него также появилось немало духовных чад. И среди них были даты заводских рабо­чих. И, конечно, Владыка Петр не мог остаться равнодушным к будущему этих ребят, к их духовному просвещению. Здесь, как и в Печерском монастыре, ребята были самыми внима­тельными и благодарными слушателями Владыки.

На подворье Городецкого монастыря Епископ Петр про­водил свое основное время. Здесь в числе братии могли быть и те монахи, которые прибыли с Владыкой из Твери. В про­шении от ю февраля 1920 г. он просит Епархиальный совет ходатайствовать перед правящим архиереем о переводе ие­родиакона Тихона из Печерского в Городецкий монастырь: „Отец Тихон, живший при мне в городе Белеве Тульской гу­бернии и затем в Твери в Желтиковом монастыре, подал мне прошение о переводе его в число братии Феодоровского Го­родецкого монастыря, желая и впредь служить при мне". Видно, решить этот вопрос непосредственно с Архиеписко­пом Евдокимом Владыке Петру не удалось из-за нежелания Высокопреосвященного, чтобы Епископ Петр был окружен близкими ему людьми.

В период гонений со стороны правящего архиерея, Влады­ка Петр сблизился с Митрополитом Кириллом Казанским. По

его специальному приглаше­нию он ездил в Казань, и июля 1920 г. Епископ Петр участво­вал в хиротонии архимандри­та Спасо-Преображенского монастыря Иоасафа (Удалова) во Епископа Мамадышского, викария Казанской епархии. „Владыка Петр пробыл в Ка­зани с 8 по 11 июля, и казанцы имели счастье насладиться торжественным богослужени­ем целого сонма архиереев". Владыка хорошо знал архи­мандрита Иоасафа через Епи­скопа Антония (Храповицко­го). Встречался он с ним и у старца Гавриила (Зырянова). После выхода постановления Священного Синода об учреждении в Нижегородской епархии пяти полусамостоя- тельных епархий и удаления Епископа Балахнинского в Ка­навино, Высокопреосвященнейший Евдоким стал ходатай­ствовать перед Синодом об учреждении нового викария — Епископа Печерского с исполнением обязанностей настоя­теля Печерского монастыря и вменением ему обязательств непосредственного помощника епархиального архиерея. На эту должность был назначен Преосвященный Варнава Епи­скоп Васильсурский.

 

 

Семья Булгаковых и близкая к ней интеллигенция к этому времени уже поняла, что собой представляет новый архиерей. „Сначала он говорил хорошие проповеди, — пишет в своих вос­поминаниях монахиня Серафима (Булгакова), — и мы ходили на его службы,., но наша семья сразу почувствовала его отри­цательное отношение к покойному Владыке Лаврентию и к папе, и это нас от него отвратило". Они стали в оппозицию к Архиепископу Евдокиму и с огорчением наблюдали за сбли­жением отца Варнавы, недавнего участника собраний Спасо- Преображенского братства, с новым Владыкой. В их кругах говорили: „Он поддался Евдокиму и за близость эту придется платить". Но со временем Епископ Варнава во всем разобрал­ся и не стал слепым орудием в руках Архиепископа Евдоки­ма, за что и претерпел потом гонения от него. Об этих собы­тиях Владыка Варнава пишет в своих дневниковых записях за 1920-1921 гг.

О хиротонии Епископа Варнавы Преосвященный Петр говорил: „Епископ Варнава предан Евдокиму за то, что без­временно получил от него епископство". В то время Епископу Варнаве исполнилось 33 года. И другие упрекали Епископа Варнаву в несвоевременном епископстве, в его стремлении к раннему старчеству и в честолюбии. А Владыка Петр, как вспоминала монахиня Серафима, говорил еще: „голова у Вар­навы темная", наверное, имея в виду то, что Епископ Вар­нава очень доверял правящему архиерею. Видно, отношения между этими двумя епископами были не совсем дружествен­ными, возможно, из-за первоначальной преданности Влады­ки Варнавы Архиепископу Евдокиму.

Святейший Патриарх Тихон, зная о негативном отноше­нии Архиепископа Евдокима к своему Балахнинскому вика­рию и желая оградить его от возможных неблагоприятных действий правящего архиерея, 20 декабря 1920 г. издал указ о перемещении двух епископов, одного на место другого — Бо­риса Старицкого, викария Тверской епархии, и Петра Балах­нинского. Но почему-то это перемещение не состоялось.

Епископ Петр пользовался очень большим доверием у Па­триарха Тихона. Когда в Пензенской епархии возникло чрез­вычайное положение ввиду раскольнической деятельности Владимира Путяты, попытавшегося захватить Пензенскую кафедру, Патриарх 17 мая 1921 г. назначил туда правящим ар­хиереем Епископа Петра Балахнинского. Но в мае Владыку Петра арестовали. И ввиду ареста Владыки, 20 июня 1921 г. указ пришлось отменить. И может быть, в аресте Епископа Петра Архиепископ Евдоким сыграл не последнюю роль. В то время многие священники страдали по доносам таких же свя­щенников. Выше уже говорилось о жалобе дьякона Ф. Мат­веева гражданским властям на своего священника, которого после этой жалобы арестовали, но вскоре выпустили. Это еще был только 1919 г., и не было тех страшных репрессий против Церкви. И недаром Владыка Варнава в своих дневниках пишет о мстительности Архиепископа Евдокима: „...лютый по харак­теру Евдоким мстил никак не меньше, чем ГПУ“. При аресте Епископу Петру было предъявлено обвинение: „разжигание религиозного фанатизма в политических целях".

Арест Епископа Петра вызвал трехдневную забастовку сор­мовских рабочих. Власти пообещали отпустить его, но вместо этого отправили в Москву. Когда Епископа Петра арестовали, братия Феодоровского подворья старалась ему как-то помочь. Что происходило на подворье в то время осталось неизвестным, но существует документ с указанием Архиепископа Евдокима Епископу Варнаве о неослабном надзоре за братией подворья, особенно за „приближенными Преосвященного Петра". А за­ведующему Феодоровским подворьем он пишет: „Во избежа­ние дальнейших недоразумений, возможности даже закрытия самого Подворья прошу Вас неослабно наблюдать за поведе-

нием и без всякого успокоения удалять вне лиц, которые сво­им присутствием, речами могут принести непоправимый вред Подворью". Дела по Балахнинскому викариатству после аре­ста Епископа Петра Высокопреосвященный Евдоким 28 мая 1921 г. распорядился передать Епископу Варнаве. Теперь уже и Епископ Варнава не устраивал Архиепископа Евдокима, и его он хотел удалить подальше от себя.

После ареста Владыку Петра поместили сначала „в какой-то подвал, где все находились вместе, мужчины и женщины. Что там творилось вообразить невозможно". В Москве сначала его посадили в тюрьму на Лубянке, а затем он некоторое время на­ходился в Бутырской тюрьме, после чего был переведен на Та­ганку. Когда переводили из Бутырок на Таганку, все заключен­ные плакали, прощаясь с ним. Даже все надзиратели вышли. Владыка говорил впоследствии духовным своим чадам:

— Я вспомнил прощание апостола Павла.

В тюрьме на Таганке в то время собралось до двенадцати архиереев и много духовенства. Им приносили туда просфоры, облачения, и они в камере совершали соборную службу. Дядя Сони Булгаковой, Павел Тимофеевич Соколов, сидевший в то время, рассказывал: „Станут за столик архиереи, а он малень­кий, служебники положить негде. А диакона нет ни одного. По положению должен первую ектению читать старший, и вот митрополит начинает великую ектению, и дальше все архие­реи по старшинству читают ектении по очереди".

В конце июля Владыку отправили по этапу в Петроград. Перед отправкой дали свидание. Пришли трое: жена его бра­та, духовная дочь В.Н. и Соня Булгакова. Владыка сказал им, что он договорился, чтобы они вышли раньше и дожидались за углом, когда выведут заключенных, и тогда подошли к ним. Его вывели вдвоем с каким-то мужчиной. „Мы подош­ли и вместе с ними шли под конвоем до самого вокзала. Там их ввели в вагон, потом снова выпустили, и Владыка провел

с нами несколько часов, до самого отправления, находясь в тамбуре вагона. Много тут он нам рассказывал, но я уже плохо помню, ведь прошло с того времени почти шестьдесят лет“, — вспоминала монахиня Серафима.

Рассказывал все с самого начала, как его арестовали. По­том рассказывал, как сидел на Лубянке с каким-то моряком. Было томительно сидеть без всякого дела. И они сделали себе бирюльки из битого стекла и растаскивали их соломинками. В это время они вели непринужденную беседу. Владыка ни­когда не переставал проповедовать. А в конце беседы Влады­ка снял с себя нательный крест и надел на матроса. Вообще, когда он находился в заключении, ему не успевали посылать кресты. Когда Владыка обращал человека к вере, то снимал с себя крест и надевал на обращенного. В то время в тюрьмах с заключенных кресты еще не снимали.

В Петрограде Владыка просидел почти до Рождества. В день памяти великомученицы Анастасии Узорешительницы его вы­пустили, и он сразу приехал в Москву. Всенощную и обедню на Рождество Христово служил в Марфо-Марьинской обители, а на второй день праздника служил в храме Христа Спасителя. Здесь он также, как всегда после службы, говорил проповеди. Когда он говорил, во всем храме слышалось каждое его слово. Голос еще сильнее был только у Архиепископа Иллариона.

 

Епископ Петр Старицкий

 

В эти дни он получил назначение в Тверь Епископом Стариц- ким, викарием Тверской епархии. Приехав в Тверь, Преосвя­щенный Петр поселился в Желтиковом монастыре, где в 1918 г. был настоятелем. Народ помнил его и встретил с радостью.

В Твери Епископ Петр восстановил в жизни приходов благочестивый обычай крестных ходов к местным святыням. Иногда он и сам отправлялся пешком со своими духовными чадами в Торжок, за шестьдесят километров от Твери. Доро­гой Владыка читал акафист преподобному Ефрему, а палом-

ники дружно пели припев. На ночлег они останавливались в селе Марьино. В Торжок при­ходили на следующий день.

И сразу Владыка служил служ­бу, а после службы — молебен преподобному Ефрему.

Весной 1922 г. для всех ста­ли очевидны размеры нового бедствия — голода, постигшего Нижнее Поволжье. Голод рас­пространился на Приуралье, на юг Украины, Крым и Кавказ.

К этому времени голод охва­тил уже 20 млн. человек, около 1 млн. человек скончалось, оста­лось 2 млн. детей-сирот. Были случаи трупоедства и людоед­ства. Еще в августе 1921 г. Святейший Патриарх Тихон обра­тился с посланием ко всему русскому народу и главам всех хри­стианских церквей и призвал их оказать помощь голодающим: „Помогите... Помогите стране, кормившей многих и ныне уми­рающей от голода". Под председательством святителя Тихо­на был создан „Всероссийский общественный комитет помо­щи голодающим". И сразу на всех приходах был организован сбор пожертвований для голодающих. Но такая активность со стороны Церкви не понравилась советской власти. 21 августа декретом ВЦИК церковный комитет был распущен, и вместо него была создана государственная „Центральная комиссия помощи голодающим".

В декабре 1921 г. Помгол обратился к Святейшему Патриар­ху Тихону с просьбой пожертвовать на нужды голодающих цер­ковные ценности. И святитель Тихон обратился к приходским советам и общинам пожертвовать драгоценные украшения, не

 

 

имеющие богослужебного употребления для помощи голода­ющим. В это же время, несмотря на то, что в храмах ни на день не прекращали сбор пожертвований в пользу голодающих, в газетах появляются публикации, обвиняющие иерархов Церк­ви в безразличии к бедствиям народа.

Не ожидая разрешения гражданских властей, Епископ Петр решил оказать посильную помощь голодающему насе­лению. 22 марта он проводит заседания канцелярии Тверской епархии по оказанию помощи голодающим. На этом заседа­нии было принято постановление о немедленной организа­ции помощи голодающим Поволжья. Для этого необходимо было разослать во все монастыри и приходы епархии воззва­ние Святейшего Патриарха Тихона и Архиепископа Серафи­ма; напечатать и распространить образцы отчетности; орга­низовать сбор пожертвований в праздничные и воскресные дни во всех церквах, начиная с 24 марта; запросить монасты­ри и приходы о том, какое количество детей из Поволжья они могут принять, организовать чтение лекций и проведение концертов со сбором пожертвований в помощь голодающим. Для участия в работе Губкомиссии были избраны два пред­ставителя из епархии — мирянин А.И. Соколов и протоиерей А.К. Бенеманский.

В связи с тем, что Губкомиссия старалась устранить Цер­ковь от участия в помощи голодающим, поступило указа­ние, чтобы все пожертвования сдавались в Заготконтору и об этом сообщалось в епархиальный комитет и в Губкомиссию. Члены Епархиального комитета могли только сопровождать грузы. Создание церковных комитетов по оказанию помощи голодающим в уездах было запрещено.

Правящего архиерея, Архиепископа Серафима (Алексан­дрова), в то время в городе не было, и таким образом, прибыв в Тверь, Епископ Петр фактически принимает на себя само­стоятельное управление Тверской епархией. И сразу же ему приходится решать самые ответственные вопросы — помощи голодающим Поволжья и исполнения декрета „Об изъятии церковных ценностей".

После ходатайства Епископа Петра Губкомиссией 17 марта 1922 было принято решение о признании „официального ор­гана помощи голодающим от духовенства и мирян Тверской епархии". В этот же день сообщение об этом решении было рассмотрено на заседании канцелярии Тверской епархии. На заседании постановили: „немедленно приступить к выполне­нию намеченных 22 марта 1922 г. мероприятий" и сообщить викарным епископам, благочинным, приходским советам об официальном признании Советской властью участия Право­славной Русской Церкви в деле помощи голодающим. Была избрана комиссия для организации лекций и концертов. На заседании постановили разослать во все монастыри и при­ходы воззвания Святейшего Патриарха Тихона и обращение Архиепископа Серафима о принятии детей-сирот:

„Настоятелям и настоятельницам монастырей Тверской епархии.

Предлагаю обителям Тверской епархии прийти на помощь голодающему населению Поволжья, чем смогут; при чем все пожертвования направлять в Тверь на мое имя. Было бы в высшей степени добрым делом, если каждая обитель возьмет на содержание по 5 деток-сирот голодающих, могли [бы] и прокормить их, сохранив [...] будущих [...] и Церкви и государ­ства. Приняв детей, обители через то примут Самого Христа и выполнят завет нашего Спасителя. Полагаю, что граждан­ские власти будут охотно указывать этих сирот, направляя по заявлениям. Готовы ли принять [детей] в обители?"

Было предложено обсудить этот вопрос на местах и до­ложить в канцелярию епархии, какое количество детей они смогут принять. Или сообщить, какое количество продуктов, одежды и обуви они могут доставить „на содержание общего детского дома помощи голодающим Поволжья".

На этом же заседании был зачитан декрет ЦИК от 23 февраля 1922 г. „Об изъятии церковных ценностей", о порядке изъятия, о

мерах безболезненного и спокойного проведения в жизнь дан­ного декрета. Ввиду отсутствия каких-либо указаний Архие­пископа Серафима просили управляющего Тверской епархией Епископа Петра Старицкого составить воззвание к духовенству и верующим епархии, чтобы и те и другие руководствовались бы им при исполнении указанного декрета.

Впоследствии были получены рекомендации Архиепи­скопа Серафима по поводу изъятия церковных ценностей. Епископ Петр 29 марта 1922 г. еще раз собрал заседание кан­целярии и сообщил указание Архиепископа Серафима „О за­мене церковных серебряных и золотых вещей равноценными по весу собранными верующими вещами".

31 марта 1922 г. Епископ Петр обратился к тверской пастве с посланием, которое было разослано по всем приходам и мо­настырям епархии: „Мы благославляем верующих чад Свя­той Церкви Тверской жертвовать из церковного достояния на святое дело все то, что не является существенно необходи­мым для совершения служения.

Что же касается предметов, необходимых для совершения святейшего таинства Евхаристии, в случае требований об изъятии, мы благославляем верующим выражать свои пись­менные протесты, входить в переговоры с представителями власти и ходатайствовать о замене священных предметов". И Тверские власти шли навстречу просьбам верующих.

Епископ Петр прекрасно сознавал, что при любом сопротив­лении исполнения декрета Советской власти об изъятии церков­ных ценностей, Церкви грозит не просто большая неприятность со стороны гражданских властей, но и кровавые репрессии. Поэтому он потребовал от всего духовенства аполитичности. 26 апреля в газете „Тверская правда" было напечатано обращение Епископа Петра Старицкого к духовенству Тверской епархии:

„Призываю все духовенство епархии не только не агитиро­вать против проведения в жизнь этого декрета, но и твердым

словом убеждения прекращать всякую попытку злостных агитаторов против изъятия церковных ценностей на нужды голодающих. Духовенство должно быть совершенно коррект­ным и стоять на высоте, беспрекословно руководствуясь моим обращением к тверской пастве.

Вместе с сим напоминаю духовенству быть абсолютно аполитичным и все свои силы и способности посвящать ис­ключительно церковной деятельности.

Всякое нарушение сего моего распоряжения не только мо­жет причинить духовенству неприятности со стороны граж­данской власти, но и с моей стороны будет вызывать реши­тельные меры взыскания.

Предлагаю духовенству немедленно по изъятию из хра­мов церковных ценностей на нужды голодающих подроб­но рапортом сообщить мне о том, как прошло проведение в жизнь декрета от 23 февраля сего года и какие именно пред­меты переданы на нужды голодающих".

Епископ Петр сам отдал в пользу голодающих все сколько- нибудь ценные вещи из храма. Некоторые упрекали его за это. На это он отвечал:

— У нас они стоят так. Они лишние. Они не нужны. У нас, значит, они будут стоять, а там люди умирают от голода.

В газете „Тверская правда" постоянно освещалась работа комиссии по изъятию церковных ценностей. В газете писа­ли, что в первый день работы после „получения точных опи­сей церковного имущества, переговоров с Епископом, целого ряда воззваний власти и духовенства, наконец, 22 апреля, ко­миссия приступила к изъятию церковных ценностей". Цен­ности передавали сверяя строго по описи. При изъятии церковных ценностей в кафедральном соборе, для случая служения нескольких Епископов, комиссией было „оставле­но: 6 панагей, 3 серебряных креста, 2 серебряных кадильни­цы, 4 Евангелия в серебряной обложке, из которых за одно

представители от верующих согласились собрать 100 рублей серебром или 4,5 фунта серебряного лома, 3 серебряные чаши, необходимые для совершения Таинства Евхаристии и т.д.“ „Верующие и духовенство остаются вполне удовлет­воренными и благодарят комиссию". Изъятие церковных ценностей в Тверской епархии продолжалось вплоть до авгу­ста 1922 г. Владыка Петр направил в комиссию письмо, в ко­тором благодарил всех участников за „корректное отношение к интересам Церкви".

Но не все проходило гладко. Видя, что этот вопрос реша­ется мирным путем, враг рода человеческого через людей старается помешать такому спокойному течению исполнения декрета по изъятию церковных ценностей. В дни работы ко­миссии по изъятию церковных ценностей в кафедральном Казанском соборе была взорвана бомба. Это произошло у главной паперти кафедрального собора поздно вечером по­сле службы, и, к счастью, серьезных повреждений в храме не было и никто не пострадал. По этому поводу было выпуще­но обращение церковного совета, подписанное протоиереем Н. Флеровым и секретарем И. Сазоновым. В обращении гово­рилось, что совет усматривает „в этом злодеянии исключи­тельно провокационный выпад с целью вызвать возмущение среди верующих для оказания препятствий проводимому в соборе изъятию церковных ценностей на нужды голодаю­щих". Обращение было напечатано в Тверской правде. К нему была написана резолюция Епископа Петра Старицкого: „Одо­бряю представленное мне обращение церковного совета при Тверском кафедральном соборе к верующим гражданам го­рода Твери, признаю необходимым немедленно его широко распространить среди населения и со своей стороны, благо­даря Господа за сохранение дорогой для верующих святыни собора, призываю всех к спокойствию и к продолжению мир­ной и трудовой жизни".

В это трудное время Епископ Петр стал служить каждый день как священник, утром и вечером. Служба начиналась в девять часов утра, а заканчивалась в четвертом часу дня. Каждый раз Владыка обращался к людям с проповедью о том, чтобы они помогли голодающим. Бывало, что прихожане, слушая Епископа, проникались его словом, плакали и отда­вали свое последнее. Иногда кто-нибудь из прихожан, видя, что Владыка Петр также терпит нужду, делил свой скудный паек в сто граммов хлеба пополам и, завернув в чистую бума­гу, подавал Владыке. Епископ Петр не отказывался. Улыба­ясь, он благодарил и брал кусочек в пятьдесят граммов. Часто это была его единственная еда за весь день.

В одной из проповедей Владыка сказал: „У одного маль­чика умер папа. Затем умерла мама. Соседи снесли маму на кладбище, а мальчик шел за гробом. И когда все ушли, он остался. Сидел на могилке и плакал. И послал письмо Госпо­ду, где написал: «Господи! Господи! Что же Ты не приходишь, ведь мама сказала, что Ты придешь, а Ты не приходишь. Я жду-жду Тебя, а Ты не приходишь». И вот сидел он на мо­гилке у мамы, плакал и говорил:

— Мама, ты слышишь, я послал Господу письмо, а Он не приходит.

Так он сидел и плакал и, наконец, уснул. Вскоре пришел один человек, разбудил мальчика и спросил его, почему он здесь спит. И мальчик ему все рассказал, и сказал ему этот человек:

— Так вот, Господь послал меня к тебе.

И он взял мальчика к себе и воспитал его. Вот видите, как надо просить Господа и как детская молитва доходит до Господа".

Во время ареста на допросе Владыку Петра спросили:

— Ваша личная материальная помощь голодающим?

— Был один случай в Вышнем Волочке, где мной было по­жертвовано в пользу голодающих пять миллионов рублей,

официально зафиксированных сборщиками. В дальнейшем моя помощь голодающим выразилась в даче на тарелку при богослужениях приблизительно по миллиону рублей каждый раз, и были даже таковые случаи, когда ко мне непосредствен­но в покои обращались голодающие за помощью и получали ее. Иногда в виде одежды или хлеба и деньгами. Но главною моею заслугою является не личная помощь, а призыв к духо­венству и мирянам помогать голодающим.

В середине лета служащие епархиального управления, все, кто не участвовал в богослужении, оказались без средств к существованию. Епископ Петр обратился к благочинным епархии с просьбой о помощи, чтобы прихожане в сельской местности, а по возможности, и городские жители собрали добровольные пожертвования и передали в епархию.

Помимо забот о хлебе насущном, Владыка Петр не остав­лял и духовного попечения о вверенной ему пастве. По при­глашению прихожан он часто служил на разных приходах Тверской епархии. В Твери при соборном храме Рождества Христова в Рыбаках было организовано братство святителя Митрофана Воронежского. В этом храме был престол, посвя­щенный святым первоверховным апостолам Петру и Павлу. И члены братства решили пригласить Епископа Петра на престольный праздник Петра и Павла к себе. Они просили Преосвященного Петра служить у них в храме всенощную и Божественную Литургию. Владыка Петр очень любил святого Митрофана Воронежского и не отказался от этого приглашения.

Многие приглашали Владыку Петра посетить их при­ходы. Жители села Раевского через насельницу Казанского монастыря Марию, хорошо знавшую Владыку Петра, неодно­кратно выражали ему такие просьбы и ждали его сначала на праздник Рождества Богородицы, а затем уже на великому­ченицу Варвару. Народ там был глубоко верующий и стара­тельный. В ожидании приезда Владыки они заранее убирали

храм и делали спевки. Но они так и не дождались приезда Епископа Петра, ввиду его ареста.

Мария также просила Владыку заехать по пути и к ним в Казанский монастырь. В Казанском монастыре, как сообщи­ла Мария, был организован „Дом инвалидов", где проживали больные, престарелые монахини. Дом этот был монастыр­ский, но числился за Усобезом. Исполком решил ликвиди­ровать „Дом инвалидов", а здание передать лазарету, разме­стившемуся рядом. Поэтому сестрам приходилось много хло­потать, чтобы сохранить дом для больных матушек. Многих пришлось переселить в кельи к другим сестрам. Поэтому они очень надеялись на помощь Владыки Петра.

В этом монастыре сестры растили козочку для Владыки. В связи с тем, что у Епископа Петра были больные легкие, кто-то из верующих подарил ему козочку, считая, что целеб­ное козье молоко очень поможет Владыке. Но в ту пору ко­зочка была еще совсем маленькой, и Епископ Петр отдал ее в Казанский монастырь, пока она подрастет. А когда он ре­шил ее забрать назад, Мария написала: „Козочку Вашу може­те взять, если хотите, присылайте за ней, только молока Вы от нее сейчас не получите; может быть, у нас пока поживет, здесь тоже ее берегут". Сестры этого монастыря проявляли большую заботу о Епископе Петре и во всем слушались его. Однажды он обратился к матушкам Казанского монастыря с просьбой поправить ему рясу. И они постарались сделать все, чтобы не испортить вещь, при этом очень переживали, чтобы сделать как можно лучше.

Когда возникла необходимость найти монахиню на место настоятельницы Елизаветинской женской обители, Владыка Петр обратился в Казанский монастырь к Игумении Амвро­сии, чтобы она порекомендовала кого-либо из ее сестер.

Заботился Епископ Петр и о каноническом применении вина и хлеба для Евхаристии. В своем обращении от 14 июля 1922 г. он писал: „О невозможности совершать Таинство Святой

Евхаристии на каких-либо сиропах и на просфоре не из белой муки... дабы удержать тех, кто до сих пор еще нарушает свя­щенные каноны от тяжести греха“. Владыка указывает, что церковное вино и белую муку „теперь можно свободно достать. Если же вина и белой просфоры не будет, то предлагаю духо­венству лучше совершать обедницу, чем насиловать свою со­весть и подвергать себя суду канонов Св. Церкви".

В августе 1922 г. Владыка предложил избрать ему в помощь совет из духовенства и мирян. 17 августа на епархиальном со­брании был избран Епархиальный совет в составе протоиерея А. Бенеманского, протоирея В. Куприянова, диакона А. Собо­лева и мирянина Е. Благовещенского. Но власти отказались его зарегистрировать. Поэтому Епископу Петру приходилось в исключительных случаях прибегать к их помощи.

Беспокоился Преосвященный и о новых клириках для церквей, вместо выбывших — мобилизованных в армию или арестованных ЧК. Он написал программы испытаний для „ищущих звания псаломщика и сана диакона и священника" и указал, что „не выдержавшие испытания могут ходатайство­вать... о разрешении вновь подвергнуться испытанию".

 

Раскол в Церкви

 

Для уничтожения Православной Церкви Л.Д. Троцкий пред­ложил спровоцировать церковный раскол, используя для этого обновленчество. Предполагалось помочь лидерам этого движения войти в высшее церковное управление и таким об­разом подорвать авторитет Патриарха Тихона, а в связи с этим уже можно было „...не принимать Православную Церковь в рас­чет как фактор политической жизни России". Еще 30 марта 1922 г. на заседании Политбюро Троцкий заявил: „...уже сегод­ня нам надо подготовить теоретическую пропагандистскую

кампанию против обновленческой Церкви. Надо превратить ее в выкидыш..., а с черносотенными попами — расправиться". Но для этого сначала надо было устранить Патриарха.

В мае 1922 г. обновленцы на своем учредительном собра­нии провозгласили образование Живой церкви. Получив об­манным путем от Патриарха канцелярские документы, они объявили о создании ВЦУ во главе с заштатным Епископом Антонином (Грановским). Летом 1922 г. начался обновленче­ский раскол; раскольники при поддержке советских властей принялись за разрушение Церкви.

В июне 1922 г. Митрополит Сергий (Страгородский), Архи­епископ Серафим (Мещеряков) и Архиепископ Евдоким (Ме­щерский) выпустили воззвание „Меморандум трех", в котором признали законность обновленческого ВЦУ как высшей цер­ковной власти и призывали других архиереев и верующих чад Церкви последовать их примеру. Половина архиереев прим­кнула к обновленцам. Принятие ВЦУ многими архиереями и клириками было обусловлено тем, что они не видели альтер­нативы, так как без какого-либо центра все казалось немысли­мым и невозможным. Хотя еще 7/20 ноября 1920 г. вышел указ Патриарха Тихона, Священного Синода и Высшего Церковного Совета о самостоятельном управлении епархией.

Половина архиереев, клириков и большая часть мирян оста­лись верными своему законному Патриарху. Особую духовную мудрость и стойкость проявили простые прихожане. В самых лю­тых испытаниях, сохраняя верность Церкви, любовь к Патриарху- исповеднику и надежду на Господа, они смогли устоять против обновленческого натиска. Все верные Православию клирики и миряне группировались вокруг Даниловского монастыря.

Епископ Петр Старицкий также остался верным Святей­шему Патриарху Тихону. „Воззвание трех" Владыке Петру привезла дивеевская монахиня Маргарита. Прочитав его, он сказал об Архиепископе Евдокиме:

— Я так этого и ждал. А Митрополит Сергий глуховат: он слышит, что надо слышать, и не слышит, что не надо слышать.

Происшедшие события — обновленческий раскол, арест Патриарха Тихона, попытка обновленцев захватить церков­ную власть — ставили один и тот же вопрос: как надо посту­пать, чтобы в условиях гонений, не жертвуя Христовой исти­ной и интересами Церкви, по возможности избежать прямого столкновения с властью. Чтобы поступить по совести и не идти на компромисс, необходимо было отыскать твердую канони­ческую основу. Не все были готовы дать ответы по существу на возникавшие насущные вопросы церковно-канонического характера. Владыка Петр, уже находясь в ссылке в Перовске, писал отцу Алексею Бенеманскому: „В неделю за литургией я вдруг ясно понял, какую точку зрения должен был я иметь в вопросе о поминовении Святейшего. Я должен был твердо помнить, что Святейший не имел права единолично отменять те канонические правила, которые приняты и утверждены Церковью... Стало быть, если бы он и отменил их, то это было бы незаконно, и несоглашающиеся были бы правы..."

Летом 1922 г. в Даниловском монастыре было собрано со­вещание православных епископов. Епископ Петр Старицкий принял участие в этом совещании. Когда во время допроса

следователь задал Епископу Петру вопрос о причине его по­ездки за пределы Тверской губернии, Владыка ответил: „Ез­дил в Московскую губернию навестить могилу матери, но в Волоколамск по болезни не попал, а был лишь в Москве, где виделся с Преосвященным Феодором — настоятелем мона­стыря Даниловского". И несмотря на то, что Владыка Фе­одор был одним из основных организаторов борьбы против обновленчества, Епископ Петр сообщил: „Преосвященный Феодор сказал, что он «церковным движением не интересу­ется и придерживается самостоятельности»".

6/19 сентября 1922 г. Епископ Петр написал воззвание к Тверской пастве о сущности обновленческого движения и об отношении к нему Православной Церкви. Два печатных эк­земпляра воззвания и один написанный собственной рукой Владыка передал протоиерею А. Бенеманскому для представ­ления в цензуру, а один экземпляр дал Епископу Феофилу Новоторжскому. Они, в свою очередь, передали другим для распространения и ознакомления верующих. И сразу воззва­ние было зачитано Владыкой в храме Николая Угодника на Плацу. Не дожидаясь разрешения печатать воззвание, Епи­скоп Петр собрал собрание викарных епископов, которых он познакомил с содержанием своего воззвания.

Благочинному отцу П. Пенкину было поручено органи­зовать собрание благочинных, для чего тот написал запрос в местные органы о разрешении такого собрания. В запросе он указал повестку дня: о выражении доверия Архиепископу Серафиму и Епископам Петру и Феофилу.

После получения разрешения 22 октября/4 ноября 1922 г. состоялось собрание благочинных с участием духовенства и ве­рующих мирян. Вначале иеромонах Вениамин (Троицкий) зачи­тал воззвание Епископа Петра. Затем отец Пенкин предложил избрать Епископа Феофила Новоторжским Епископом. А Епи­скопа Петра признать Правящим Епископом Тверской епархии.

Кроме того, он предложил признать главным исполнительным органом по управлению Тверской епархией избранный 17 августа епархиальный совет. Епископ Феофил поблагодарил собрание за выраженное ему доверие. И сразу поднял вопрос о том, чтобы бо­гослужения продолжались на церковно-славянском языке и не допускались никакие новшества, предлагаемые обновленцами, что и было принято собранием. Участники собрания единодуш­но под держали зачитанное воззвание. Его переписывали от руки и передавали духовенству для ознакомления верующих. Распро­странение воззвания входило в обязанности отца Пенкина.

К сожалению, были и такие, которые, не разобравшись в происходящем, поддержали обновленческое движение и пе­решли в ряды „живой церкви". Некоторые священники — кто под воздействием соблазнительных аргументов, кто под угро­зой физической расправы — присоединились к обновленче­ству. Чтобы предупредить православных мирян об опасности отпадения от Церкви, Епископ Петр всех священников, пере­шедших в обновленчество, сразу же запретил в священнос- лужении, предав факт запрещения широкой огласке. Так, по поводу отпадения священника Федора Колерова в обновленче­ство Епископ Петр написал:

„Вследствие того, что священник отец Феодор Колеров без ведома и воли своего Епископа предпринял особо важные действия, примкнул к чужой по духу Православию религи­озной группе „живая церковь", произведши смущение в среде православно верующих и нарушил единение со своим Епи­скопом, я нахожу себя вынужденным запретить священнику Колерову священнодействия в тех храмах Тверской епархии, кои пребывают с нами в общении веры и любви.

Что касается прихода, в котором священник Феодор Коле­ров до сих пор проходит свое служение, то прихожанам пред­лагается высказаться, с кем они жела