Тема 4. Феномен греческого полиса.

 

Без уяснения сущности полиса невозможно понимание глубинных основ самой греческой цивилизации.

Само слово «полис» многозначно. В классическом греческом языке оно имело, по крайней мере, три основных значения: «город», «государство» и «гражданская община». Дл самих греков все эти понятия сливались в одно, которое мы весьма условно называем «город-государство». Сами греки, наверное, на первое место в этом триединстве поставили не город, не государство, а коллектив граждан. Когда грек говорил «Афины», «Милет», «Коринф», в каждом конкретном случае он имел в виду только один город, носящий это название и ничего больше. Для того, чтобы дать понять собеседнику, что о чём-то большем, нежели город, о некой социально-политической общности, отличной от других таких же общностей, то говорили «афиняне», «милетяне», «коринфине» и т.д. Афинский стратег Никий вы бросает фразу, что «полис – это, прежде всего, люди, а не стены города и не корабли». В принципе грек классической эпохи мог представить себе полис, даже не связанный с какими-т одним определённым местом, с территорией города и его ближайших окрестностей, а так сказать, свободно перемещающимся в пространстве. Когда афиняне во время нашествия Ксеркса вынуждены были покинуть родной город и перебраться на корабли, чтобы на море дать отпор несметным силам персидского владыки, они продолжали по прежнему оставаться полисом, хотя и не имеющим четко фиксированного местоположения на карте Греции. Таким же движущимся полисом автоматически становилась компания колонистов, отправившихся на поиски земли и удачи куда-нибудь в чужие края. Многие из таких компаний по нескольку раз меняли место жительства, пока не находили то, что им было нужно. Но стоило переселенцам где-либо осесть надолго и пустить корни, как это, не первый взгляд, случайное сборище людей тотчас же обнаруживало все основные признаки настоящего полиса.

Однако если вернуться к самим истокам греческого полиса, то на первом месте нам придётся поставить другое значение этого слова – не «государство», не «гражданская община», а именно «город», хотя это нужно сразу оговорить – совсем не в том смысле, в каком которое вкладывается в это понятие в наше время. Прежде чем стать городом в теперешнем понимании этого слова, т.е. экономическим, политическим и культурным центром, обособленным от сельской округи, древнерусский «град» был просто огороженным, укреплённым убежищем племени на случай вражеского нападения. Точно так же и греки, по-видимому, уже в древнейшие времена своей истории назвали «полисом» любое огороженное стеной или хотя бы обнесённое земляным валом с частоколом место. Чаще всего полисом становилась вершина какого-либо крутого, укрепленного самой природой холма или скалы, господствующей над окрестной низиной. Таких возвышенностей в Греции с её невероятно изрезанных рельефом можно было найти сколь угодно, и некогда, по-видимому, даже самая захудалая сельская община могла позволить себе роскошь иметь свой собственный полис, т.е. убежище, в котором всё её население могла укрыться при появлении врага. В некоторых местностях, там, где население было особенно плотным, между соседними общинами поэтому существовали весьма напряженные отношения, такие укреплённые пункты могли располагаться на очень небольшом удалении друг от друга, так что из одного полиса иногда можно было видеть другой или даже несколько ближайших полисов. Так изображают наши источники ситуацию, существовавшую в Аттике до т.н. «Тесеева синойкизма». В это время её территорию делили между собой целых двенадцать полисов, составлявших так называемое «Кекропово двенадцатиградье».

Уже на закате эллинской полисной государственности, когда греческие города вошли в состав мировой македонской державы, великий Аристотель писал в своей «Политике», что полис возник в силу естественной необходимости для того, чтобы человек просто мог существовать, так как бороться за существование в одиночку он был неспособен, но, однажды возникнув, полис дал ему возможность «жить хорошо», т е. так, как и подобает жить человеку цивилизованному. Здесь же даётся и знаменитое определение человека, как существа по преимуществу политического, т.е. такового, которое может жить только в полисе. Этими словами Аристотель выразил, по-видимому, широко распространённое среди его современников убеждение в том, что человек цивилизованный, т.е. настоящий эллин, живёт, как правило, в городах-полисах. Деревенский образ жизни – удел всевозможных варварских племён, среди которых могли оказаться и некоторые из грекоговорящих племён, которые к тому же верили в греческих богов, но живущих на варварский манер деревнями. Во времена Аристотеля такой образ жизни вели некоторые племена северо-западной части Балканского полуострова – этолийцы, акарнанцы и т.д.

Убеждение в том, что цивилизованного человека отличает от варвара и дикаря прежде всего особый полисный образ жизни, сложилось, однако, задолго до того, как была написана «Политика».

Гомеровский полис, если оценивать его с социологической или демографической точки зрения, может быть назван либо укреплённой деревней, либо компактным поселением изолированной сельской общины. По мере усложнения социальной и политической структуры греческого общества в процессе становления ранних рабовладельческих государств первичные полисы подвергались своеобразному естественному отбору. Сначала между ними стали выделяться главные или политически господствующие над определяющей территорией поселения и поселения второстепенные или зависимые. Эти последние постепенно превращались в рядовые поселения сельского типа или просто исчезли с карты Греции. Лучше расположенные с точки зрения как стратегической так и экономической полисы становились центрами образовавшихся в разных местах государств. При этом происходило укрупнение за счёт поглощения ими части или даже всего населения зависимых полисов.

Этот переход от разобщённой жизни в некрепленых деревнях или маленьких городках к более высокой форме человеческого существования – совместной жизни всех граждан государства или, по крайней мере, основной их массы в большом новом полисе, где сосредотачивались также все правительственные учреждения, органы судопроизводства и, наконец, святилища наиболее почитаемых богов, греки обычно называли «синойкизмом». Классическим примером синойкизма может считаться объединение всей Аттики вокруг Афин, приписываемое легендарному афинскому царю Тесею. По словам Фукидида, Тесей «принудил всех жителей Аттики пользоваться одним этим полисом». Этой фразой греческий историк хотел сказать, что провозглашение синойкизма сопровождалось учреждением центральной политической власти, единой для всей страны, и упразднением местных органов самоуправления, существовавших в отдельных районах Аттики до объединения. Вся Аттика считалась теперь одним единым полисом, который назывался «Афинами» или точнее «Афинянами», так как именно в Афинах был устроен общий для всей страны пританей – здание, где собирались членов коллегии пританов, составляющие правительство государства, и булевтерий – помещение совета. Никаких других полисов на территории Афинского государства теперь больше не могло быть. Отдельные городки, некогда считавшиеся самостоятельными полисами, например, Элевсин на юге Аттики, утратили свой прежний статус и стали называться «демами», т.е. «общинами» или «деревнями».

Там, где не было синойкизма, не могло быть, по греческим понятиям, и настоящего города. Исключение делалось в этом только для городов-колоний, которые уже в готовом виде отпочковались от своих метрополий. Тем не менее, и в самой Греции существовали государства, которые, хотя и считались полисами, но не прошли стадию синойкизма и поэтому не могут быть названы городами даже в очень широком античном понимании этого слова. Наиболее известным образцом подобного рода является Спарта. Фукидид, называя её «несинойкизированным полисом», поясняет, что спартанцы ещё и в его время жили «по древнему эллинскому обычаю деревнями». Действительно, из других источников нам известно, что территорию спартанского полиса занимали пять посёлков деревенского типа, расположенных на некотором удалении друг от друга вокруг общего для них всех акрополя с храмом Афины Меднодомной и агоры. Спарта, таким образом, была лишена того, что для греков было главным, отличительным признаком настоящего города, поскольку здесь не было сплошного массива жилой застройки или компактного блока кварталов, обнесённого общей оборонительной стеной. Следует заметить, что в отличие от большинства греков спартанцы могли себе позволить роскошь привольной жизни в открытых деревнях, так как их государство по занимаемой им территории было самым большим в Греции и, чтобы добраться до его столицы, вражеской армии было нужно пройти немалое расстояние. Сами спартанцы были убеждены в том, что мужество граждан защищает их полис лучше, чем крепостные стены. Впрочем, даже и такой крупный по греческим масштабам городской цент, прошедший синойкизм, как Афины, также долгое время обходился без фортификационных сооружений. Впервые настоящие крепостные стены, опоясавшие весь город, были построены в спешном порядке в 478 г. до н.э. во время Греко-персидских войн.

Подобно многим старинным городам, греческие полисы, и особенно Афины, в течение целых столетий развивались без всякого плана, не подчиняясь никаким законам и правилам. В результате этого стихийного роста города у подножья Акрополя возник настоящий человеческий муравейник. Множество маленьких, одноэтажных домишек, с глухими оштукатуренными стенами, узкие кривые улочки, идущие то под гору, бесчисленные переулки и тупики, канавы для стока нечистот, страшная жара и пыль летом, грязь и несущиеся прямо по улицам потоки воды зимой, нигде не было признаков тени. Таков был малопривлекательный облик жилых кварталов великого города даже во времена его наивысшего процветания в V-IV вв. до н.э. На этом безрадостном фоне великолепные здания храмов и правительственных учреждений, украсившие скалу Акрополя и Агору при Перикле и его преемниках, вероятно, должны были восприниматься как какой-то фантастический мираж.

Из-за отсутствия стен и правильной планировки основной массив городской застройки в Афинах в сущности долгое время ничем не был отделён от окружающей его сельской местности или, как говорили греки, хоры. Одно здесь плавно переходило в другое. Благодаря этому афинянам было незнакомо чувство полной оторванности от природы. Дома не заслоняли от них окрестных гор и полей: их хорошо было видно практически из любой точки города. С вершины Акрополя или Пникса (одного из афинских холмов, на котором устраивались народные собрания) можно было увидеть море. Из самого центра города за какие-нибудь 15 минут можно было дойти до какого-нибудь приятного живописного уголка на лоне природы.

Почти все известные нам греческие города независимо от их местоположения имели одну общую особенность: все они были «вписаны» в окружающий ландшафт, с которым были органично сплетены. Можно сказать, что природная среда и город в Греции не противопоставляли друг другу, как две враждебные силы, а наоборот, составляли некое гармоническое единство. Город не стирал окрестный ландшафт, как обычно стирают его современные индустриальные центры, а напротив старался стать его частью.

Говоря об античном городе-полисе, мы ни в коей случае не должны забывать о том, что это была в высшей степени своеобразная форма человеческого общежития, резко отличная от современного индустриального города. При ближайшем знакомстве с типичным греческим полисом, особенно поражает его почти неправдоподобная миниатюрность. Во времена расцвета греческой цивилизации многие полисы продолжали ютиться в небольших горных долинах и на маленьких островках Эгейского и Ионического морей. Общая площадь такого карликового государства обычно не превышала 100-200 кв. км., а нередко бывала и того меньше. Вот некоторые цифры, иллюстрирующие это положение. На территории Фокиды (1615 кв. км.) размещалось 22 самостоятельных полиса, что даёт 70-75 кв. км. Остров Крит (общая площадь – 8.600 кв. км.) делили между собой более 50 полисов, занимающих в среднем по 150-155 кв. км. каждый. В этом также мог легко убедиться каждый, кто своим глазами видел такие памятники греческого градостроительства, как Херсонес и Ольвия в Северном Причерноморье.

Численность населения в таких городах при преобладании в них сугубо индивидуальной, и как правило одно- или двухэтажной застройки, естественно, не могла быть сколько-нибудь значительной. Город, в котором насчитывалось от десяти до пяти тысяч одних только полноправных граждан полиса, что соответствует примерно ста пятидесяти тысячам человек всего населения, включая женщин, детей, рабов и оседлых чужеземцев по греческим меркам считалось очень большим. Хотя нам известно и о существовании совсем микроскопических общин вроде беотийского городка Платеи, гражданское население которого в эпоху Греко-персидских войне превышало двух тысяч человек или Микен, древней столицы царства Агамемнона, в которых насчитывалось всего-навсего шестьсот граждан. Оба эти полиса тем не мене значатся в списке греческих государств, участвовавших в решившей судьбу Греции битве при Платеях в 479 г. до н.э. рядом с Афинами и Спартой.

Необходимо также указать и на критерии, с которыми подходил греки, разделяя поселения на «город» и «не город». Они принципиально отличались от тех критериев, кс которыми мы к этим понятием подходим сегодня. Когда сегодня захоти речь о городе, мы имеем в виду крупный промышленный центр. Для греков же город был в первую очередь не промышленным и не торговым центром, а средоточием политической, культурной и религиозной жизни государства, местом, где находились правительственные здания, судебная палата, агора и главные святилища города. Всякого, кто изучал планы полностью или частично раскопанных греческих городов, не может не поразить резкая диспропорция между общим размахом городского благоустройства, великолепием общественных сооружений и комфортабельностью частных жилых домов с одной стороны, и крайней незначительностью расположенных в городской черте производственных комплексов. Небольшие мастерские, являвшиеся в тоже самое время и лавками, обычно были малых размеров. В самых крупных из них было занято лишь по несколько работников: час хозяин и два-три его работника. Вся ремесленная продукция, производившаяся на этих карликовых предприятиях, очевидно, сбывалась туту же на рынке горожанам или приезжим крестьянам, но едва ли куда-нибудь вывозилась.

Основой благополучия и процветания нормального греческого полиса, можно сказать гарантией самого его существования, всегда оставалось сельское хозяйство, и, в первую очередь, земледелие. Ремесло и торговля развивались здесь чаще всего лишь в той мере, в которой было необходимо для нормальной жизнедеятельности обособленной полисной общины. Такие выдающиеся политические мыслители видели в земледелии главный залог экономической и стало быть и политической независимости полиса, как говорили греки – автаркии (самодостаточности) и автономии (самоуправления) и в то же время залогом внутренней его стабильности.

Каждый даже самый маленький греческий полис непременно имел свою сельскохозяйственную территорию, или хору, за счёт которой обеспечивалась необходимыми средствами существования весьма значительная, если не подавляющая масса его населения. Полис и хора составляли неразделимое экономическое и политическое целое. Полис, лишившейся хоры, был в понимании греков обречён на гибель. В таком положении оказались, например, афиняне, в годы так называемой Декелейской войны (413-404 гг. до н.э.), когда спартанцы, оккупировавшие центральные районы Аттики, сделали невозможным нормальную хозяйственную жизнь на её территории и афинянам пришлось подвозить всё необходимое по морю. Но и это не спасло их от полного разгрома.

Во многих полисах такое положение вещей было закреплено законом, и статус гражданина прямо зависел от наличия у человека земельной собственности. Так, в беотийском государстве человек, о котором было известно, что он свыше четырёх лет зарабатывает на жизнь каким-либо ремеслом по причине отсутствия земли, по закону лишался гражданских прав. Итак, важнейшая отличительная особенность нормального греческого города, воспринимаемая как нечто парадоксальное, заключалось в том, что основную массу его населения, его структурное ядро составляли люди, тесно связанные с землёй и живущие преимущественно за счёт доходов от сельского хозяйства. Наиболее состоятельные из этих людей, имевшие много земли и достаточное количество рабов для её обработки, большую часть года проводили в городе, занимаясь государственными делами, иногда торговлей, ростовщичеством или каким-то другим делом, приносящим быстрый доход или же просто извлекая удовольствие из общения с себе подобными почтёнными гражданами на дружеских попойках, агоре, в театре и других местах, где обычно скапливались много народа. Но у них были и загородные усадьбы, куда они время от времени выезжали, чтобы понаблюдать за работой своих рабов и подёнщиков, и отдохнуть от утомительной городской жизни в тиши на лоне природы.

Современные исследователи вывели т.н. «структурообразующие элементы» полиса, которые находятся в тесной взаимосвязи. Эти элементы определяют саму суть полиса, они как бы являются условием его существования.

Первым из этих элементов является двуединая форма земельной собственности. С одной стороны, это коллективная земельная собственность, находящаяся в собственности у всего гражданского коллектива полиса. С другой – частная, которой владели отдельные индивиды.

Следующим элементом полиса являлся институт гражданства. Этот институт – идейно-политическая, «духовная» основа полиса. Институт гражданства, его стабильность, его замкнутость охранялась, как правило, методами законодательного характера.

Третий характерный признак полиса – особая форма самоуправления коллектива, и прежде всего – народное собрание, составлявшее важный элемент полисной демократии. Без народного собрания – с той или иной широтой его компетенции, с той или иной степенью его влияния на жизнь данной общины – полисная организация вообще не мыслима. А это в свою очередь свидетельствует о том, что элементы демократии заложены в самой основе полисного устройства, хотя степень демократизации каждого конкретно взятого полиса может быть совершенно различной. С народным собранием неразрывно связана военная организация полиса. В основе связи народного собрания с ополчением лежала земельная собственность, причём в зависимости от величины земельного участка. Наряду с народным собранием необходимым элементом полисного устройства и необходимым условием его существования было наличие выборных органов: совета и магистратур.

Наконец, ещё одно условие существования полиса – размеры территории и численность населения. Полисная организация могла нормально функционировать лишь в рамках сравнительно небольшой общины. Само собой разумеется, что такие специфические элементы этой организации, как обеспечение каждого гражданина земельным участком, система народоправства» неукоснительно требовали стабильного гражданского коллектива, т.е. ограничение численности населения. Таковы структурообразующие элементы или «условия существования» полиса.

Тестовые задания к модулю 1.

1. Основу общественно-политической жизни античной цивилизации составляло:

а) политические партии

б) сельские общины

в) города-полисы

г) федеративные союзы

2. Женская половина дома называлась

а) атрий

б) андрон

в) булевтерий

г) гинекей

 

3. Укрепленное место в греческом полисе носило название

а) хора

б) кома

в) акрополь

г) агора

4. Господство на море называлось

а) гегемония

б) архэ

в) талассократия

г) полития

 

5. Водопровод в античности назывался

а) виадук

б) акведук

в) термы

г) эргастерий

 

6. Из полисов Греции оборонительных сооружений не имели

а) Афины

б) Коринф

в) Фивы

г) Спарта

 

7. Симпосием в Греции назывались

а) совместная пирушка

б) научный спор

в) собрание учёных мужей

г) суд присяжных.

 

8. Основу греческого ландшафта составляли:

а) равнина

б) пустыня

в) плоскогорья

г) горы

 

9. Одной из крупнейших рек в Грации был

а) Эврот

б) Тибр

в) Рубикон

г) Лирис

 

10. Острова Эгейского моря были центрами:

а) овцеводства

б) виноделия

в) работорговли

г) огородничества

 

11. Основными полезными ископаемыми в Греции были:

а) золото

б) нефть

г) медь

д) серебро

12. Сельская округа возле города называлась:

а) хора

б) кома

в) агора

г) стадион

 

13. Политической составляющей полиса является:

а) царская власть

б) совет старейшин

в) булэ

г) народное собрание

14. Крупнейшим островом Эгейского моря был:

а) Родос

б) Делос

в) Крит

г) Саламин

 

15. Основным сельскохозяйственным районом Греции была:

а) Лаконика

б) Аттика

в) Арголида

г) Элида

16. Природа Греции изобиловала:

а) лесом

б) мрамором

в) песком

г) камнем

Ключ к тестовым заданиям модуля 1: 1 а; 2 г; 3 в; 4 в; 5 а; 6 г; 7а.; 8г; 9 а; 10 б.; 11 д; 12 а; 13 г.; 14 в; 15 а; 16 г.;

Критерии оценки: оценку отлично получают студенты, давшие правильный ответ на 100 % тестовых заданий, оценку хорош – на 75%, оценку удовлетворительно – на 50 %

МОДУЛЬ 2.

ДУХОВНЫЕ ОСНОВЫ АНТИЧНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ.

Основная цель модуля: сформировать у студентов целостное представление о духовных основах античной цивилизации – древнегреческой мифологии, религии, агонистике, роли Олимпийских игр в жизни древних греков, культуре древних греков.

Тема 5. Античная мифология.

Миф и история… Два эти слова обычно воспринимаются как понятия, абсолютно исключающие друг друга. Если под историей мы привыкли понимать достоверный рассказ о прошлом, то в котором автор отвечает за каждое своё слово, то мифом, как правило, называют нечто противоположное такому рассказу, а именно повествование, наполненное всевозможными чудесами, событиями невероятными, невозможными, если подходить к ним с точки зрения нормального человеческого рассудка. А между тем не так уж трудно убедиться, что оба эти свидетельства о прошлом довольно тесно связаны между собой и что найти разделяющую их пограничную черту подчас бывает не так-то просто. Ведь история всех известных нам народов земного шара начинается именно с мифов или легенд. Не были в этом исключении и греки, мифология которых являет собой ещё одну отличительную, своеобразную черту античной цивилизации.

На протяжении почти всей античной эпохи мифы пользовались огромной популярностью среди населения греческих полисов. Без них, без их влияния, без постоянного обращения к их сюжетам и образам сейчас невозможно себе представить ни классическое греческое искусство, ни греческую литературу, ни греческую философию, ни греческую культуру в целом. Нельзя забывать, что греческие мифы были важнейшей частью того культурного наследия, которое оставили грекам их далёкие предки, жившие ещё в III-II тысячелетиях до н.э. При свойственной им необыкновенной живости ума, которая иногда толкала их на довольно вольные или непочтительные суждения о богах, греки никак не могли быть названы «безрелигиозными народами». Напротив, древняя политеистическая религия, также как и тесно связанная с ней мифология, играла в их жизни чрезвычайно важную роль.

Неудивительно, что именно миф был для подавляющего большинства греков наиболее доступным и понятным способом осмысления прошлого – седой старины, воспоминания о которой сохранились лишь в произведениях древних поэтов – создателей греческого эпоса. Для афинян поколения Геродота и Фукидида, двух великих историков, такие мифические персонажи как Эдип, Ахилл, Тесей были живыми и реальными фигурами более, чем многие реальные персонажи истории VIII-VI вв. до н.э. Ежегодно герои мифов являлись перед афинянами, так же как и жителями других городов, на театральной сцене во время праздничных представлений.

Нет ничего удивительного, что молодая историческая наука после того, как она, наконец, возникла в Греции, ещё долго не могла вырваться из материнских объятий мифологии, в лоне которой она и зародилась. Для большинства греков первым великим историком был Гомер, каждому слову которого они безгранично верили. Любой, даже самый незначительный факт, попавший на страницы «Илиады» или «Одиссеи» считался историческим.

Как древнее и к тому же священное предание миф не нуждался ни в каких доказательствах и подтверждениях. В то, о чём рассказывали мифы, следовало просто верить, не требуя от рассказчика никакой аргументации. Верующие люди встречали доказательства реальности описываемых в мифах чудесных происшествий буквально на каждом шагу. В любом греческом городе и его окрестностях столетиями сохранялись детали ландшафта, памятники, просто предметы, связанные с различными мифами и как будто подтверждающие их историческую достоверность. Так, на Крите заезжим путешественникам обычно показывали знаменитую Идейскую пещеру, в которой родился сам владыка богов Зевс. В окрестностях Лерны (к югу от Коринфа) они могли увидеть ограду из камней, которой было обнесено место, где властитель подземного мира Аид, согласно мифу, похитил дочь богини Деметры Персефону, а также платан, под которым выросла многоглавая Лернейская гидра, сражённая Гераклом. По всей Греции было разбросано множество могил прославленных и малоизвестных героев. В них видели свидетельства подлинности мифов, хотя на этих могилах не было надписей, ни других опознавательных знаков. Конечно, не все греки в равной мере почтительно и благоговейно воспринимали эти подтверждения эти подтверждения исторической достоверности мифов. Были сред них и скептики, не склонные доверять достоверности мифов. Одним из таких вольнодумцев был поэт и философ Ксенофан Колофонский (VI-V вв. до н.э.) В своих стихотворениях он дерзко издевался над олимпийскими богами, находя, что старинные поэты – Гомер и Гесиод – изображали их чересчур похожими на людей.

Многие древние авторы пытались провести рациональную переработку мифа. Одним из них был Гекатей Милетский (к.VI - нач.V вв. до н.э.), который писал, что рассказы эллинов ему казались «смешными» (под этими «рассказами» несомненно, понимались мифы). О том, какими методами при этом он пользовался, можно судить на основе немногочисленных отрывков из его сочинений. В одном из них Гекатей рассуждает о последнем и самом прославленном из двенадцати подвигов Геракла. Историк утверждает, что Геракл никогда не спускался в Аид, чтобы изловить там страшного трёхголового пса Кербера, сторожившего вход в подземное царство. На самом деле никакого Кербера вообще не существовало, а легковерные люди прозвали этим именем большую ядовитую змею, некогда обитавшую в пещере на мысе Тенар. Геракл действительно побывал в тех местах, убил змею и, таким образом, родился миф о его спуске в преисподнюю и о пленении им Кербера. Как мы видим, основным критерием, которым пользовался Гекатей в своей, как бы мы сказали, «работе с источниками», был принцип правдоподобия. Миф целиком не отвергается. Историк просто устраняет из него то, что кажется ему невероятным, противоречащим здравому смыслу. И для того времени, в которое жил Гекатей, это было важным шагом вперёд.

Что касается Геродота, то в переработке мифов он широко использовал свой богатый опыт путешественника, побывавшего во многих странах Древнего мира и, как он сам полагал, хорошо знакомого с нравами, обычаями и верованиями населявших эти страны народов. Весьма любопытна у него версия Троянской войны, изложенная им во II книге его «Истории». Согласно этой версии предания (услышанной им якобы у египетских жрецов), во время осады Трои греческой армией Елены Прекрасной и похищенных Парисом сокровищ Менелая в городке не было. И то, и другой якобы, изъял мудрый египетский царь Протей, когда корабль Париса был занесён в устье Нила. Греки, таким образом, совершенно напрасно целых десять лет осаждали Трою. Это эпизод наглядно показывает, насколько глубоко мифологический стиль мышления проник в сознание Геродота, уживаясь со свойственным ему скептицизмом по отношению к самой мифологической традиции.

Но вот пред нами предстаёт историк, казалось бы, совсем иного склада, чем Геродот – Фукидид. Насколько позволяет судить самое его сочинение, это был человек в высшей степени трезвый и сдержанный, не отличавшийся особой словоохотливостью. В своей «Археологии», предшествующей основному сюжету его произведения – истории Пелопоннесской войны, он обращается к сюжету Троянской войны. Историческая реальность данного события нигде не ставится Фукидидом под сомнение. Он только снисходительно замечает, что Гомер, будучи поэтом, мог приукрасить и преувеличить кое-что из описываемых событий. На страницах своей «Археологии» он без тени сомнения упоминает в качестве реальных исторических личностей Эллина, владыку Крита Миноса, героя Пелопса и многих других мифических героев. Но Фукидид довёл до последней степени совершенства те приёмы рационалистической критики древних сказаний, которыми пользовались его предшественники. Из каждого мифа он берёт лишь тот минимум фактов, который, как ему казалось, не противоречит естественному ходу вещей и поэтому может расцениваться как историческое ядро предания. Сам историк был уверен, что, очищая миф от всего, что было лишним, он превращает его в настоящую историю. Но в своей истории Фукидид старательно избегает сюжетов на темы, связанные с богами. Труда Геродота и Фукидида наглядно показывают, насколько ограничены были возможности античной исторической науки даже в лице её наиболее значительных представителей в её попытках проникнуть в отделённое легендарное прошлое и разглядеть его, хотя бы в основных очертаниях сквозь таинственную дымку преданий и мифов.

Европейская историческая наука Нового времени, чуть ли не с момента своего рождения заражённая духом вольтерьянского скептицизма, относилась к греческой мифологии весьма подозрительно. Первая серьёзная попытка реабилитации греческих мифов в их утраченных правах более или менее достоверных исторических источников была предпринята в 70-х годах позапрошлого века немецким археологом Генрихом Шлиманом. Почти все задуманные им и осуществлённые им раскопки во время которых он шёл в полном смысле слова по следам мифических героев, увенчались блестящим археологическими успехами. В недрах холма Гиссарлык на побережье Троады Шлиман открыл мощные крепостные стены с башнями и воротами, в которых он без труда узнал стены гомеровской Трои. Спустя несколько лет им было сделано ещё одно выдающееся открытие: в черте стен древней Микенской цитадели Шлиман раскопал могилы правящей некогда царской династии. Могилы эти од сих пор ещё поражают воображение поистине несметными богатствами, которые были захоронены в них вместе с останками членов царской семьи. Наконец, незадолго до своей смерти прославленный археолог начал новые раскопки в Тиринфе, где успел обследовать довольно хорошо сохранившиеся стены цитадели и руины дворца. После его кончины эти раскопки были продолжены Вильгельмом Дёрпфельдом и другим археологами. И в каждом из этих случаях Шлиман опирался на показания греческой мифологической традиции. И это несмотря на то, что Г.Шлиман был археолог-дилетант, грубо нарушавший установленные наукой правила исследования памятников древности, он сумел правильно найти, оценить и датировать найденные им постройки и предметы.

Дошедший до нас мифологический цикл древних греков чрезвычайно богат и интересен. Это критский цикл мифов, связанный с деятельностью легендарного царя Миноса, захватывающий события Троянской войны, знакомые нам с детства подвига отважного героя Геракла, и т.д. Их изложение не входит в наши задачи - о них можно прочитать в популярной и не раз издававшейся книге Н.Куна «Мифы и легенды Древней Греции». Наша задача несколько сложнее – определить ценность и значение этих мифов для нас. Попробуем разобраться дальше.

В своей основе мышление древнего человека было внеисторично. Древние интеллектуалы предпочитали мыслить вечными и неизменными категориями. Скоропреходящие, необыкновенно многообразные и изменчивые исторические события сравнительно редко привлекали к себе их внимание. Эта притупленность подлинного исторического чувства находит своё объяснение не столько в отсутствии достаточно надёжных способов фиксации и последующей передачи исторической информации от поколения к поколению, сколько в чрезвычайной замедленности и растянутости самого исторического процесса, составляющих отличительную черту истории всех докапиталистических обществ.

Древние, в сущности, плохо представляли себе и что такое исторический прогресс. И это неудивительно. Ведь история всех древних обществ сравнительно кратковременные периоды экономического и культурного подъёма, чаще всего связанные с удачными захватническими войнами, как правило, сменялись длительными периодами упадка и застоя. Вероятно поэтому древнему человеку казалось, что история топчется на месте, что рано или поздно, возвращается, как говорится, «на круги своя». Это общее заблуждение разделяли также величайшие исторические мыслители древности как Фукидид. Платон, Аристотель, Полибий, Тацит. Все они были убеждены в том, что прогресс в любых его формах возможен лишь в очень ограниченных временных пределах и что, следовательно, развитие человеческого общества в каждую историческую эпоху движется по одному замкнутому кругу, каждый раз возвращаясь к своим истокам.

В такой духовной атмосфере мифологическое мышление по сути, своей прямо противоположное мышлению историческому, практически никогда не покидало поле боя и даже по времени высочайшего расцвета античной культуры постоянно напоминало о себе рецидивами, подобными платоновскому мифу об Атлантиде. Как ни старались греческие историки –рационалисты, полностью вытеснить мифологическое мышление из сферы исторического исследования они так и не сумели, поскольку и сами ещё в очень сильной степени были заражены этим сознанием.

Вместе с тем при ближайшем рассмотрении становится очевидным, что миф как источник информации способен дать историку не так уж много достоверных свидетельство о прошлом, видимо, потому что сама реальная история очень скупо питает мифологическую традицию. Правда, если не во всех, то по крайней мере, во многих известных нам мифах, несомненно, содержатся хотя бы случайные и разрозненные исторические сведения, и внимательный глаз исследователя может их обнаружить, определить место и, так сказать, удельный вес в общей массе заключающейся в мифе разнообразной информации.

Анализирую мифологическую традицию, можно прийти к удручающему выводу: общая доля заслуживающих доверия исторических фактов в греческих мифах, даже таких, казалось бы, близких к подлинной истории и подтверждённых надёжными археологическими свидетельствами, как миф о Троянской войне, в действительности ничтожно мала. Используя образное сравнение, можно сказать, что история в мифе – это не более чем несколько нитей, случайно вплетённых в большую украшенную замысловатыми узорами ткань. По существу, от этих нитей зависит немного. Не они определяют основную фактуру ткани, её расцветку, плотность или ажурность. И вообще, если их выдернуть, почти ничего не изменится, ибо всякий настоящий миф возникает и развивается по св