Новая Жур США в 70 гг 20 века

1958-1968(9) — внедрение телевизионной техники, развитие новых форм печати, борьба за гражданские права черных и красных, женщин, и т.д. развитие журналистики афроамериканцев. Малотиражные газеты + подпольная пресса (борьба за гражданские права и против войны во Вьетнаме). С 60х годов газеты активно втянуты в политические процессы: из-за борьбы за гражданские права и вьетнамской войны конфликт: у борцов за гражданские права нет своей прессы ® реакция ТВ. Новые технологии ® газеты за гражданские права (в том числе подпольные): сделать известными факты, о которых не пишет массовая пресса — местые газеты; газеты небольших политических движений (в основном, крайние); подпольная пресса (хипов и прочих студентов). Подпольные газеты выходили в больших количествах, но очень небольшими тиражами, они играли важную роль в развитии всех неформальных движений (flower power, free love, drugs, битники, хиппы, сам собой разумеется). Основное количество этих подпольных газет в итоге закрылись, но некоторые остались (в основном, совсем экстремистские или местные). Влияние подпольной и неформальной прессы на прессу истеблишмента: появляются рисунки и др.

1969-1985 — после разрядки напряженности вторая волна холодной войны; развитие новых технологий печати, фотонабора ® новые технологии в газете; кабельное и цветное ТВ. Стиль журналистики конфронтационный, но некоторые стереотипы уходят.

1971 — публикация “Бумаг Пентагона” (см. Вопрос 22) ® вопрос о свободе печати ® впервые противостояние прессы и власти (власть хочет повлиять на прессу, чтобы та не печатала документы).

Новый журнализм 60-70х гг: журналисты выдвинули тезис, что журналистика стала скучной — она поддерживает власть и слишком фактографична ® новый тип. Точность фактов + фантазия и выдумка — концепция логической фантазии (Норман Мейлер). Факт + литература — более живая и образная структура журналистского текста — журналистика как сфера более широкого воздействия на общественное сознание (новые формы и новые стереотипы).

1974 — Уотергейт

Перераспределение рекламы (перелом - 1960), новые формы PR и политической рекламы. Изменения в самой журналистике: печать ® СМИ. Новое сокращение в газетном производстве: тираж остался прежним, а количество названий постепенно уменьшается. Усиление концентрации в масштабах региона — олигополия. Сокращение числа городов с конкурирующими газетами — остались только в крупных городах. На ТВ — три практически одинаковые сети (ABC, NBC, CBS): очень небольшие различия в позициях. Сокращение числа источников информации — монополизация — снижение уровня свободы печати. 1961-1971 — резкий скачок монополизации, так как переход газет на новую технологию ® увеличение издержек производства ® большие потребности в капиталовложениях

 

СМИ на современном этапе развития

В XX в. издательское дело, став большим бизнесом, приобретало все характерные формы современного индустриального и коммерческого производства и в борьбе за существование освобождалось от старомодных привычек и приемов.
Успешная работа периодического издания была невозможна без специализированной профессиональной подготовки его сотрудников. Время журналистов-универсалов уходило в прошлое, потребовались специалисты в различных областях (политика, экономика, криминальная хроника, спорт, театральная жизнь). В самостоятельные журналистские специальности, необходимые для работы в солидном периодическом издании, выделились фотографы, специалисты по дизайну, рекламе, менеджменту. Поэтому уже в начале века возникла проблема подготовки журналистских кадров.
Сложилось два противоположных подхода к данной проблеме. Одни считали, что лучшей школой для журналиста должна стать редакция газеты или журнала, где можно получить необходимый опыт. Другие были убеждены в необходимости создания специальных журналистских школ. Первая журналистская школа (по уровню обучения сопоставимая с университетскими стандартами) была в 1908 г. при университете штата Миссури.
Аналогичные журналистские школы стали открываться в Германии, Англии, Италии и других странах, Общее количество ежедневных газет в США к 1915 г. превысило 2200, однако после 1915 г. их количество стало снижаться ввиду ряда причин. Одна из причин - проявившаяся тенденция к слиянию периодических изданий.
В функционировании современных СМИ можно выделить две модели глобальных коммуникаций - "олигархическая" (господство групп монополизированного информационного капитала) и "партисипационная" (participatory democracy - совместное участие организованных групп лиц в общественных акциях). С первой связывают вертикальный тип распространения информации и социально-политический подход к средствам массовой коммуникации, со второй - горизонтальные, многоканальные диалоговые системы и прагматизм "западной концепции", ориентирующей на решение не идеологических, а утилитарных проблем, таких, как доступ к спутниковым связям, получение сведений о странах третьего мира, приобретение газетной бумаги по ценам, сулящим выгоды, и многие другие, возникающие при переводе информационных связей на рыночные отношения. В послевоенные годы газеты более успешно адаптировались к новым реальностям телевизионной эры, когда телевидение в определенной степени воздействует на концепцию подачи материала и дизайн периодического издания.

Журналам также необходимо было пойти на ряд шагов по адаптации к новым условиям.
Вполне естественным шагом стало появление гибридных форм журнальной продукции, которые тяготели к газетной форме подачи новостей, а также уделяли большое внимание хроникально-документальному изобразительному ряду.

Журнал "Time" сохранил свое лидирующее положение в качестве "журнала новостей" в наши дни. К нему вплотную приблизились журналы "Newsweek" и "U.S. News and World Report", которые вместе с "Time" составляют ведущую тройку подобного рода изданий. Все они являются международными изданиями, что отразило тенденцию к глобализации периодических изданий.

Одним из лучших "журналов мнений" в американской журналистике XX в. стал журнал "The New Yorker". "Журнал мнений" традиционно обращается к более узкому, но и более устойчивому кругу читателей-интеллектуалов, желающих получать образцы серьезной литературно-критической продукции. Именно для этой аудитории был создан еженедельный журнал "The New Yorker", основанный в 1925 г. Гаролдом Россом. В первые годы своего существования "The New Yorker" удалось собрать сильный по литературному уровню круг авторов (Джеймс Тербер, Огден Нэш, Ринг Ларднер) и привлечь широкую читательскую аудиторию, создав особый орган "утонченного городского юмора" и новую эстетику качественного журнализма. Журнал смог сохранить верность избранному курсу и стать своеобразным стандартом хорошего вкуса. В американском литературоведении даже появился термин "проза журнала "The New Yorker", являющийся синонимом качественной прозы уровня Сэлинджера или Трумэна Капоте. Нынешний тираж этого издания составляет около 800000 экз., а это хороший показатель для такого рода издания. "Журналы мнений" смогли выжить в телевизионную эпоху частично благодаря тому, что смогли завоевать определенные аудитории, оставшиеся недоступными для телевидения ввиду их малочисленности или специфичности.
Развитие СМИ в 1980-гг. было дополнено появлением таких феноменов, как кабельное телевидение, спутниковое вещание, новые типы аудиовизуальной продукции (видеокассеты, различные типы CD), персональные компьютеры, компьютерные информационные сети (типа "internet"), системы видеотекса. Это приводило к возникновению кратковременных "бумов" на тот или иной тип электронных технологий (например, "видеобум" рубежа 1980-х гг.). Проходило время, и новая технология занимала свое место в коммуникационной иерархии. Сосуществование (или сотрудничество) печатной и электронной культуры стало свершившимся фактом, тогда как большинство апокалиптических прогнозов о смерти того или иного типа СМИ в результате появления новой коммуникационной технологии так и остались в прошлом. В США существуют около 500 каналов кабельного телевидения. Эти каналы дифференцируются, ориентируясь на определенную зрительскую аудиторию. Существуют кабельные сети, специализирующие на показе старых художественных (Cinemax, Comedy или Movie Channel) и анимационных (Disney) фильмов, каналы последних достижений науки и техники (Discovery), цифровые музыкальные каналы (MTV), каналы спортивной классики с повтором лучших баскетбольных матчей или боксерских боев (Show-time), каналы научной фантастики и "фэнтази" (Sci-Fi), каналы заочного обучения (Learning), юридические (Court TV) и религиозные каналы (Faith), рекламные каналы и т.д. Информационным блокам отводится примерно четверть общего времени кабельного вещания.

Имидж России в СМИ Балтии

Проблемы формирования имиджа России в государствах Балтии (на примере латышской общины Латвии)

Значимость проблематики имиджа России в странах Балтии обусловлена несколькими мотивами.

1. Наличие значительного этнокультурного меньшинства, считающего своим родным языком русский (таковы случаи Эстонии и Латвии) и, с точки зрения официальных властей соответствующих стран, являющегося реликтом «оккупационного» периода эпохи СССР.

2. Специфический характер отношений, установившихся между странами Балтии, с одной стороны, и Россией – с другой. Задача имиджевой политики заключается в данном случае не только в формировании у населения и элит балтийских стран позитивного представления о России и проводимой ей политике, но и в трансформации очевидно негативного стереотипа восприятия России, господствующего в этих странах.

3. Вступление в ЕС стран ЦВЕ и, в том числе, государств Балтии вносит новые оттенки в общую политику ЕС в отношении России. В свете этого формирование положительного имиджа России в балтийских государствах можно рассматривать и как компонент формирования позитивного имиджа России в ЕС, т.е. – как часть российской внешнеполитической стратегии на ее европейском направлении.

Типологическая схожесть этнополитического ландшафта постсоветских Эстонии и Латвии позволяет рассматривать анализ вызовов, с которыми сталкивается имиджевая политика России в отношении Латвии, как модельный. Его выводы, следовательно, могут быть корректно экстраполированы - mutatis mutandis – и на эстонский случай.

На кого ориентирована (или, точнее, должна быть ориентирована) имиджевая политика России?

Ее объект – латвийское общество – предстает в виде бинарной структуры. Сообщество наделенных политическими правами граждан соседствует с обширным сообществом политически несостоятельных жителей Латвии, практически стопроцентно - т.н. «русскоязычных». Таким образом, российская имиджевая политика фактически должна применяться к двум разнородным объектам – национальному латышскоязычному/латышскому* социуму, во-первых, - и сообществу русскоязычных граждан и неграждан Латвии, во-вторых.

Анализируя состояние латышского социума, следует обратить внимание на несколько весьма существенных, в контексте политики формирования имиджа, его черт.

1. В целом можно говорить о весьма высокой степени индоктринированности латышской общины Латвии ныне доминирующим официальным видением истории латвийско-российских/советских отношений, трактующим советский период истории Латвии как период иностранной оккупации – т.е. отчетливо негативно. Лояльность титульной этнической группы официальной версии истории обусловлена:

1) действительно имеющей место юридической коллизией, касающейся оформления вступления Латвийской республики в состав СССР в 1940 г., и легко поддающейся взаимоисключающим толкованиям

2) очевидными слабостями советской национальной и экономической политики в союзных республиках

3) очевидными выгодами – в первую очередь политическими – полученными латышской общиной Латвии после восстановления независимости в 1991 г. Не следует забывать и о значимости для национального чувства фактора национальной культуры – а именно после 1991 г. латышская культура и ее основной компонент – латышский язык - получили столь очевидные преимущества для своего полноценного развития.

Лояльность официальной латвийской версии истории неизбежно отражается в стереотипах, касающихся России – и, в частности, современной России – характерных в целом для латышского социума. Россия предстает страной, неоднократно угрожавшей Латвии в прошлом (подтверждением чему является двукратное пребывание Латвии в составе России/СССР), и по сей день не утратившей своих имперских амбиций, несмотря на очевидное свое ослабление. Этот тезис находит ныне свое обоснование в ряде торгово-экономических мероприятий российской стороны, намеренной или случайной жертвой которых становилась в последние годы Латвия – от переноса маршрутов нефтяного транзита из Вентспилса в российские порты до эмбарго на поставку латвийских шпрот на российский рынок. Для среднего латыша Россия предстает страной с плохо функционирующей правоохранительной системой, высоким уровнем коррупции и преступности, устарелой инфраструктурой, низкой культурой быта и пр. Оставляя в стороне вопрос о том, насколько соответствуют эти стереотипы реальному положению вещей, констатируем лишь, что картина в целом получается однозначно негативная. Важно также, что вышеназванные стереотипы сформированы не только современной информационной политикой, но и опытом существования (для старшего поколения) в Советском Союзе.

2. Важной особенностью латышского социума в контексте нашей проблематики является постепенное, но неуклонное сужение количества носителей русского языка – и, что не менее важно, русской культуры – среди представителей титульного этноса. Речь не идет об исчезновении в среднесрочной перспективе русского языка из обихода этнических латышей – как показывает практика последнего десятилетия, витальность русского языка в Латвии как средства межнационального общения гарантирует ему нишу в профессиональной и образовательной средах. Однако неизбежным представляется существенное обеднение тезауруса остающегося в Латвии в обиходе русского языка, вымывание из него специальной литературно-книжной лексики и сведение его к общей литературно-разговорной и нелитературной лексикам. Между тем, незнание аудиторией русского языка существенно сокращает пригодный для применения инструментарий имиджевой политики, а прогрессирующая отчужденность от русской культуры еще более затрудняет взаимопонимание.

Из возможного инструментария такой политики сразу вычеркиваются каналы информационного воздействия - как по причине априорно негативного отношения к русскоязычным СМИ как в той или иной мере подконтрольным властям, так и ввиду все более очевидной узости потенциальной аудитории. Издающаяся сегодня в Латвии русскоязычная пресса очевидно ориентирована на русскоязычного читателя и представляет собой либо официоз, либо респектабельное издание, тяготеюшее к неполитической (экономической) проблематике, либо развлекательное издание той или иной степени желтизны. Массовые политические русскоязычные газеты (типа возникающей под все новыми именами «Панорамы Латвии») всегда ориентировались исключительно на русскоязычную среду, очевидно ностальгирующую по социалистическому прошлому.

Информационный аспект рассчитанной на латышскую аудиторию имиджевой политики в этих условиях может теоретически осуществляться либо через нерусскоязычные СМИ, либо через респектабельные русскоязычные издания, пользующие доверием латышскоязычных профессионалов. В последнем случае подобное, вероятно, имеет место – экономическая реальность современной России позволяет латвийским русскоязычным СМИ давать позитивные комментарии о России без опасений быть заподозренными в необъективности и ангажированности. Что же касается нерусскоязычных СМИ, то этот канал кажется малоэффективным: латышские СМИ инструментом реализации российской политики по целому спектру очевидных причин являться не могут, а появление позитивно окрашенного информационного или аналитического материала, посвященного российской проблематике, в англо- либо немецкоязычной прессе вызовет в первую очередь подозрение в заказном характере материала. Недавно начатая и широко разрекламированная кампания российских властей по формированию позитивного имиджа России за рубежом сыграла в этом смысле плохую службу.

С другой стороны, в информационном поле сегодняшней Латвии обильно представлена современная развлекательная культура российского происхождения. Ввиду своей более высокой, нежели у местной аналогичной продукции, ресурсообеспеченности, очевидной неполитизированности и денационализированности, российская массовая культура относительно легко воспринимается латышской аудиторией – достаточно упомянуть регулярно проходящие в Латвии гастроли и даже конкурсы российской эстрады.

Следует заметить, что использование русской культуры в ее народной (фольклорной) версии как инструмента имиджевой политики осложнено фактором «русскоязычных». Официальная Рига так пока не избавилась от опасений, что Москва может использовать проживающих а Латвии русских в качестве «пятой колонны», поэтому акцентирование русской народной культуры, прямо апеллирующее к этнокультурной лояльности русскоязычной общины, способно лишь еще больше встревожить латвийскую элиту.

На основании сказанного выше может создаться впечатление, что любые стратегии России в деле изменения в лучшую сторону своего имиджа в Латвии, адресованные латышской аудитории, либо выглядят бессмысленно, либо обречены на поражение.

Эта политика, в свою очередь, должна уйти от сохранившихся с советского времени стереотипов информационно-пропагандистского воздействия.

Таким образом, имиджевая политика РФ применительно к таким проблемным направлениям должна быть не столько политикой информационного воздействия, сколько политикой поощрения конкретных коммуникационных трендов.