Французский миссионер (14 в.)

В первой половине 14 в. группа французских миссионеров отправилась в Индию проповедовать слово Божие. Один из них, Журден де Северак, потрясенный экзотической страной и ее удивительными нравами, написал книгу «Чудеса, описанные братом Журденом из ордена проповедников, уроженцем Северака и епископом города Колумба, что в Индии Наибольшей». Он сообщает: «В этой Индии, когда умирает сколько-нибудь знатный муж, а также люди, чем-либо владеющие, то тела их сжигают; при этом жены устремляются за мужьями в пламя; ради славы мирской, любви к супругу и вечной жизни они сжигают себя вместе с мужьями и с такой радостью, как будто идут к венцу. И те, которые так поступают, слывут здесь наидостойнейшими и наилучшими женами. Удивительно это! И не раз на моих глазах во след одного-единственного мертвеца бросались в огонь и гибли пять жен».

Грузинский дворянин (18-19 в)

На рубеже 18 и 19 веков грузинский дворянин Рафаил Данибегашвили, совершавший путешествие по Индии, стал свидетелем обряда сати: «Отправившись отсюда, через 40 дней прибыл я в город Норпор или Фар, лежащий на горе. Первое зрелище, представившееся мне при въезде моем в сей город, было самое печальное и трогательное. Умер один идолопоклонник — надобно было сжечь его. Вот какая бывает при сем церемония: положив труп умершего в довольно украшенный гроб, понесли в определенное для сожжения по их обычаю место. Покойный имел двух жен, которые, будучи одеты в великолепное и драгоценное платье, шли за гробом мужа своего. Как скоро прибыли к назначенному месту, то составили превеликой костер из дров, на который положив шесты, положили на них труп умершаго. Как по тамошнему жестокому обыкновению жены из любви к мужу должны добровольно отдаться вместе с ним на жертву огню, для того сии две богато одетыя женщины сели по обоеим сторонам мужа их на костер. Жрецы, полив на всех трех довольно масла и других горючих веществ, вдруг зажгли костер со всех сторон, и сии две невинныя жертвы, вместе с трупом мужа их, соделались добычею огня. Окружавшие пылающий костер люди начали играть на разных инструментах и играли до тех пор, пока он с сими нещастными не превратился в пепел. Но жены могут и не исполнять сего бесчеловечнаго обряда; их даже уговаривают родные и знакомые остаться живыми или для детей, или для достатка, оставленнаго мужьями. Но ежели оне уже решатся, уже приближаются к пламени, с намерением броситься на оной, и, почувствовавши ужас, захотят возвратиться, то окружающие костер приставы угрожают им другой смертию — от сабельных ударов, которых в таком случае нещастные не избежали бы, как недостойные жизни».

«Московский телеграф»

Журнал «Московский телеграф» писал в 1826 году: «Известен ужасный обычай Индиянок, Брамайской веры; оне должны сжигаться с мужьями, если их переживут; бесчестие и посрамление падает на ту женщину, которая откажется от сей ужасной жертвы, и никакие убеждения, никакие средства не могут остановить страшного обряда. Англичане решились наконец препятствовать этому силою. Из одиннадцати десять сожжений успевают они остановить, и за всем тем, в 1823 г., в Бенгале сожглось 575 женщин, в том числе 109 более 60 лет, 226 от 40 до 60, 208 от 20 до 40 и 32 менее 20 лет. В Калькутте сожглось в 1819 г. — 650, в 1820–597, в 1821-654, в 1822-583, в 1823-575. Величайшая пошлина не останавливает Индийцов: оне продают последнее для получения дозволения. Решительно остановить Индийцов не смеют, ибо опасаются, что это возмутит их, а от предосторожностей правительства оне употребляют всякие ухищрения».

Пришедшие в Индию англичане действительно не решились сразу пресечь страшный обычай, как, впрочем, и другие человеческие жертвоприношения, которые хотя и не слишком часто, но совершенно открыто совершались на берегах Ганга. Попытки запретить или хотя бы ограничить их сталкивались с сопротивлением местного населения, которое видело в этом самоуправство завоевателей. Кампания против сати включала лекции и статьи, беседы проповедников… От женщин, объявивших о намерении совершить сати, требовали подписания документов о том, что они делают это по собственной воле. Постепенно в одном штате за другим вводились законы о запрещении сати. Индийцы оспаривали этот запрет в судебном порядке.

Передняя Азия

Шумеры

В конце 4 тыс. до н.э., с концом эпохи энеолита, в Междуречье Тигра и Евфрата появились пришельцы — шумеры, которые сами себя называли «черноголовыми». Откуда они явились, до сих пор неизвестно, но «черноголовые» смешались с местным населением и создали великую шумерскую цивилизацию. Примерно в середине третьего тысячелетия Шумер был покорен соседним Аккадом, но «черноголовые», проиграв на полях сражения, одержали над своими завоевателями убедительную духовную победу: аккадцы в значительной мере переняли культуру и традиции побежденных. Одной из этих традиций было сопровождать похороны царей (а быть может, и других высокопоставленных лиц) массовыми человеческими жертвоприношениями.

Погребения в Уре

При раскопках города Ур археолог Леонард Вулли обнаружил кладбище, на котором шумеры, а потом и аккадцы хоронили своих покойников на протяжении почти всего третьего тысячелетия до н. э. Вулли исследовал около полутора тысяч погребений. Судя по всему, древние жители Ура собирались жить в загробном мире примерно так же, как и на земле, — с ними в могилы были положены орудия труда, оружие, посуда с едой, ларцы с украшениями. И очень часто покойные, лежащие на боку, держали возле рта кубки с каким-то напитком. Во многих могилах найдены модели лодок — ведь загробное царство шумеров, расположенное под землей, отделялось от мира живых подземной рекой. Правда, через нее была налажена лодочная переправа (наподобие ладьи греческого Харона), но некоторые шумеры предпочитали добираться до царства владычицы загробного мира Эрешкигаль на собственном транспорте. Для этого же в могилах могли лежать повозки.

Знатные шумеры, снаряжаясь в окончательное путешествие, не собирались отказывать себе ни в каких земных радостях. Их усыпальницы, состоящие порой из нескольких комнат, — это просторные помещения из кирпича и камня, который привозили за десятки километров. Археологи находят здесь предметы роскоши: музыкальные инструменты, наборы настольных игр вроде шашек, вазы, фигурки животных, изваянные из драгоценных камней… Рядом с мужчинами лежат кинжалы тонкой работы, узорчатые копья… Знатные дамы брали с собой огромное количество украшений и косметики… И естественно, шумерские владыки не хотели обходиться в загробном мире без своих слуг и придворных. Но изумление археологов вызвал тот факт, что эти слуги, судя по всему, решались сопровождать своих господ добровольно. На их телах нет никаких следов насильственной смерти, и похоронены они, как правило, в самых непринужденных позах.

Гробницы царей Первой династии Ура (правившей в середине 3 тыс. до н.э.) напоминают не могилу, а пиршественные залы, которых дыхание смерти коснулось неожиданно для всех присутствующих. Кажется, что музыканты до последнего мгновения продолжали играть на арфах, а дамы — развлекать свою царицу веселой беседой. К тому же дамы эти — отнюдь не рабыни, брошенные в могилу для загробной службы, а дорого одетые женщины, украшенные золотом и камнями, судя по всему — богатые и знатные. Существует версия о том, что слуги и придворные шумерских властителей добровольно спускались в роскошные склепы, дабы и на том свете продолжать свое безбедное существование. Они принимали наркотический яд, который избавлял их от предсмертных мук, и навеки засыпали под музыку таких же добровольных смертников-музыкантов, или же их закалывали во сне мгновенным и безболезненным ударом стилета.

Среди погребений, найденных Леонардом Вулли, можно особо отметить усыпальницу некоего Абарги. Вулли отнес ее к числу царских, хотя некоторые исследователи считают, что Абарги был скорее высокопоставленным жрецом. Но кем бы ни был этот шумер, имя которого мы знаем благодаря найденной при нем традиционной цилиндрической печати, похоронен он с поистине царской пышностью. Его могила была ограблена еще в древности, и тем не менее в ней сохранилось немало вещей и даже кое-какие ценности, например, две серебряные модели лодок. Здесь же лежали две четырехколесные повозки — тогда это было последним словом техники, ибо еще совсем недавно шумеры ездили на волокушах с полозьями. Повозки были запряжены волами, и при них, естественно, находились и конюхи, назначенные ухаживать за животными и управлять новомодным транспортом. А всего в загробной свите Абарги насчитывается шестьдесят мужчин и женщин — охранников, слуг, приближенных …

Прямо над могилой Абарги Вулли обнаружил другой склеп, принадлежавший женщине по имени Шубад и возведенный на несколько лет позже. Возможно, Шубад была женой Абарги, а значит, царицей (либо жрицей). Но именно строительство этой усыпальницы привело к тому печальному для археологов (а возможно, и для самого Абарги) факту, что могила супруга Шубад была ограблена вскоре после его смерти. Дело в том, что попасть в нее можно было только через склеп Шубад, который тем не менее ограблен не был. Археологи допускают, что на ограбление пошли строители верхнего склепа, которые проломили свод во время работы, защищенные от посторонних взглядов возводящимися стенами. Так или иначе, Абарги сохранил в загробном мире свою многочисленную свиту, но лишился большей части имущества (свита, естественно, тоже была ограблена).

Шубад (ее имя донесла до нас цилиндрическая печать из лазурита) повезло больше. Она покоилась на носилках, держа в руках золотой кубок. Ее парик обвивала восьмиметровая золотая лента, на голову были надеты три венка: из тонких золотых колец, золотых и стеклянных листьев и цветов. Их перевязывала нить лазуритовых и сердоликовых бус. Золотой пятизубый гребень, инкрустированный лазуритом, удерживал эту сложную конструкцию. В ушах висели золотые серьги в форме полумесяцев… Царица взяла с собой трон, украшенный серебряными львиными головами. Вокруг были расставлены драгоценные чаши и вазы из золота, серебра и алебастра, масляные лампы, два серебряных жертвенных столика, золотые шкатулки с косметикой…

Возле носилок царицы сидели две служанки: одна в изголовье, другая в ногах. Музыкант продолжал сжимать в руках арфу… Всего с Шубад было похоронено двадцать пять человек, часть — непосредственно рядом с ней, а остальные — в большой могиле, примыкающей к склепу царицы.

Леонард Вулли реконструирует события, происходившие после того, как склеп покойного владыки, в котором, кроме него самого, находились ближайшие слуги, запечатывался. «После того как вход в усыпальницу замуровывали кирпичом и заштукатуривали, завершалась первая часть погребального ритуала, и начиналась вторая, самая драматическая часть церемонии. Ясное представление о ней дают гробницы царицы Шубад и ее супруга.

В огромную, пустую открытую сверху могилу, стены и пол которой устланы циновками, спускалась погребальная процессия: жрецы, руководившие выполнением обрядов, воины, слуги, женщины в разноцветных сверкающих одеяниях и пышных головных уборах из сердолика и лазурита, золота и серебра, военачальники со всеми знаками отличия и музыканты с лирами или арфами. За ними въезжали или спускались пятясь повозки, запряженные быками или ослами. На повозках сидели возницы, ездовые вели упряжки под уздцы. Все занимали заранее отведенные им места на дне могильного рва, и четверо воинов, замыкая процессию, становились на страже у выхода. У всех мужчин и женщин были с собой небольшие чаши из глины, камня или металла — единственный предмет, необходимый для завершения обряда.

Затем, по-видимому, начиналась какая-то церемония. Во всяком случае, она наверняка сопровождалась до самого конца музыкой арфистов. И наконец, все выпивали из своих чаш смертоносное зелье, которое либо приносили с собой, либо находили на дне могилы. В одной из гробниц мы нашли посередине рва большой медный горшок, из которого обреченные люди могли черпать отраву. После этого каждый укладывался на свое место в ожидании смерти. Кто-то еще должен был спуститься в могилу и убить животных. Мы обнаружили, что их кости лежат поверх скелетов ездовых, следовательно, животные умирали последними. Эти же люди, по-видимому, проверяли, все ли в могиле в должном порядке. Так, в гробнице царя они положили лиры на тела музыкантш, забывшихся последним сном у стены усыпальницы. Потом на тела погруженных в небытие людей обрушивали сверху землю…»

Но на этом традиционный погребальный обряд не заканчивался. Когда гигантская яма, в которой помещались и склеп владыки, и могила придворных, была наполовину засыпана землей, в ней из сырцового кирпича строили еще одно помещение. Здесь расставляли новые заупокойные дары и здесь же приносили в жертву еще одного человека. Сверху снова насыпали землю и строили следующее здание, в котором погребали очередную жертву. После чего насыпали новый слой земли… Так продолжалось до тех пор, пока котлован не оказывался заполнен почти доверху. В последнем, верхнем помещении ставили гроб с телом человека, который, судя по всему, был главной, самой ценной жертвой. После чего могилу окончательно засыпали землей и наверху сооружали что-то вроде погребального храма. Таковы погребальные традиции царей Ура.

Но владыки Ура были не единственными из шумеров, переселявшимися в мир иной со свитой. Герой шумерского эпоса Гильгамеш (который правил в городе Уруке где-то около 2700 года до н. э.), согласно тексту «Смерть Гильгамеша», сошел в загробный мир и принес дары богам и героям подземного царства не только от себя, но и от имени тех, кто «почил вместе с ним». На этом основании многие исследователи считают, что урукского царя сопровождала в загробный мир какая-то свита. Гробницы примерно того же времени, в которых вместе с хозяином могилы были погребены и слуги, были обнаружены в еще одном шумерском городе — Кише…

Постепенно загробные свиты шумерских царей уменьшались. Более поздние владыки Ура (жившие примерно в 24 в. до н.э.) брали с собой в вечность не более двадцати человек. Впрочем, трудно сказать, было это вызвано изменениями в представлениях о загробной жизни или материальными проблемами — возможно, они просто не могли себе позволить большую свиту. Как писал об этих гробницах раскопавший их Вулли, «ни одна из них не может даже сравниться по пышности с древними царскими гробницами».

На рубеже 22–21 до н. э. царь Урнамму, основатель Третьей династии Ура, и его наследники возродили многие традиции древних владык, в том числе и посмертную роскошь. Надземная часть мавзолея, построенного Шульги, сыном Урнамму (по-видимому, для своего отца), занимает площадь тридцать восемь метров на двадцать шесть, помещения были богато украшены золотом, остатки которого сохранились. Подземная часть находилась на девятиметровой глубине и состояла из двух огромных комнат; одна из них принадлежала самому царю, в другой расположилась свита.

Аналогично были устроены и гробницы других царей Третьей династии, и в них также найдены останки принесенных в жертву людей. Но, видимо, в это время обычай хоронить вместе с царями их придворных постепенно отмирает. Уже в поэме, посвященной загробному существованию Урнамму (нечто вроде похоронной песни, написанной, вероятно, вскоре после его смерти), нет ни слова о сопровождающих его людях. Там говорится о том, как царь прибыл в подземное царство Эрешкигаль — «страну без возврата» — с богатыми дарами. Он, как ранее Гильгамеш, тоже почтил подарками богов и героев, но сделал это лишь от своего имени. Более того, в загробном мире к царю сразу приставили нескольких слуг из числа ранее умерших шумеров — это дает основание думать, что своей свиты у новоприбывшего не было (хотя археологические находки и говорят об обратном). Примерно с этого времени шумеры стали на царских похоронах наносить себе символические ранения ножами, царапать лица… Но умирать вместе со своим повелителем от них теперь не требовалось.

Шумер и Вавилон

Шумерские, а позднее и вавилонские боги никогда не отличались особой кровожадностью, и человеческие жертвоприношения богам в междуречье Тигра и Евфрата не привились. Некоторые ученые считают, что в далекой древности здесь мог существовать земледельческий культ, в котором роль умирающего и воскресающего бога, символизирующего умирающую и воскресающую природу, поручалась человеку. При этом, как пишет английский археолог Гордон Чайлд, человек, исполнявший во время обряда роль «царя зерна», «подобно зерну, должен быть зарыт в землю, чтобы позднее появиться вновь; применительно к людям это означало, что он должен быть убит и заменен более молодым и сильным».

Культы, в которых земледельцы для повышения урожая расчленяли и зарывали в полях тела своих жертв, действительно известны. Но что касается Междуречья, этот обряд, если и выполнялся здесь в далекой древности буквально, в историческое время был представлен символически.

М. Белицкий в книге «Шумеры» пишет: «Мужчина, игравший роль божества, мог на какое-то время исчезнуть, а для того чтобы убедить высшие силы в подлинности происходящего, разыгрывались сцены всеобщего отчаяния…»