Роль шариата в общественно-политической жизни кабардинцев во второй четверти XIX в.

С окончательным включением Кабарды в состав Российской империи в 1822 г. роль шариатского движения была существенно сужена, основной его театр переместился на территорию Северо-Западного Кавказа. Однако роль шариата в социально-политической жизни кабардинцев Северного Кавказа после этих событий не была окончательно нивелирована. Шариат продолжал функционировать в их среде, хотя уже и не выполнял роли объединяющей силы перед внешней угрозой. Об этом можно судить на основании следующих фактов.

В это время началась новая волна миграции кабардинцев на территорию Закубанья. Ее причиной было строительство военных крепостей в 1822 г. и продвижение Кавказской линии к горам. В результате в Закубанье сформировалось крупное социополитическое образование, известное в источниках и литературе как «беглая» Кабарда[128]. Переселенцы стали называться «хаджеретами». В.А. Потто писал, что «за Кубанью хаджереты то же, что за Тереком абреки (кабардинцы, эмигрировавшие в Чечню. – З.Б.). Хаджерет (от арабского «хиджра» – переселение) значит: беглец, переселенец. Это чуждое название горцы благосклонно приняли и водворили в свой язык в честь хеджры, или бегства основателя ислама из Мекки в Медину»[129]. Для российских властей все переселенцы стали именоваться «абреками».

В это время переселенческое движение было весьма масштабным. Так, согласно данным Хан-Гирея, в 1822–1824 гг. за Кубань переселилось 12400 кабардинцев[130]. Есть и другие версии. Например, современный ученый С.Н. Бейтуганов считает, что Кабарду в это время годы покинуло 20460 жителей[131].

В 1822 г. после масштабных карательных экспедиций А.П. Ермолова в Кабарде мехкеме были упразднены военной администрацией и заменены Временным судом. Он существенно ограничил применение шариата и поэтому принято считать, что с его учреждением шариатское движение в Кабарде завершилось поражением и вышло за ее пределы, но уже на другой социально-политической основе. В 1830-х гг. типологически сходное движение возникает в Чечне и Дагестане под руководством Шамиля, а в 1840-х гг. в Западной Черкесии[132].

А.Т. Урушадзе писал, что «введение новых учреждений в Кабарде сопровождалось мерами репрессивного характера, которые, зачастую, именно здесь практиковались «проконсулом Кавказа» с наибольшей последовательностью и систематичностью. Опыт, приобретенный российской администрацией в Кабарде, находил свое дальнейшее применение в различных областях Кавказа и на более поздних этапах инкорпорации региона в пространство империи»[133]. Шариату в полномочиях Кабардинского временного суда отводилась ограниченная роль. П. 4 «Наставления Временному кабардинскому суду» (1822) устанавливал, что «для дел духовных полагается при сем суде быть одному кадию»^[134]. «От казны Его Императорского величества» кадию в числе прочих должностных лиц суда содержание определялось в размере 300 руб. в год^[135]. П. 20 определял, что «никто из духовенства кабардинского не мешается в разборе дел гражданских». В п. 21 перечислялись «предметы, разбирательству духовного суда принадлежащие: а) Дела, до веры и совести касающиеся; б) Дела по несогласию между мужем и женою; в) Дела между родителями и детьми; г) Вообще дела, не имеющие улик, ясных доказательств и письменных свидетельств». П. 22 анализируемого документа уточнял: «Все дела разбираются на основании их закона; все прочие решаются судом»^[136]. В целом, новый судебный орган не столько легализовал шариатское судопроизводство в рамках царской военно-административной системы, сколько приспособил к ней те формы традиционного судопроизводства, которые не противоречили колониальному порядку.

Однако, на основе анализа многочисленной литературы и источников можно утверждать, что роль шариата в системе регулирования общественных отношений в Кабарде с упразднением мехкеме в 1822 г. не прекратилось. Оно стало трансформироваться и при сохранении в целом прежних целей приобрело новые формы. Инерция шариатского движения сказывалась еще более 20-ти лет. «Разумеется, – писал В.А. Потто, – под враждебным противодействием духовенства суд этот (Кабардинский временный. – З.Б.) привился не сразу и по отъезде Ермолова совершенно бездействовал»[137].

Движение за восстановление шариата началось сразу же после учреждения Временного кабардинского суда. Движение поддержали широкие слои общества во главе с влиятельными князьями, дворянами и народным кадием хаджи Умаром Шеретлоковым. Основной формой требований стали устные и письменные обращения кабардинцев к представителям военной администрации. Рассмотрим некоторые из них.

Весной 1827 г. через Кабарду проезжал генерал-адъютант Дибич. В этом же году генерал А.П. Ермолов был отправлен в отставку, и его место занял генерал Паскевич. В этом же году кабардинцы подали Дибичу особое прошение. В.Н. Кудашев в своей книге приводит подробный пересказ содержание прошения. В частности, он акцентирует внимание на том, что «кабардинский народ просил Ермолова отменить распоряжение [об упразднении духовного суда «мехкеме»] и восстановить суд по шариату. Ермолов решительно отказал. Среди кабардинцев начались по этому поводу волнения. Часть кабардинцев убежала за Кубань. Соглашаясь, чтобы уголовные дела решались военным судом, кабардинцы просили Дибича разрешить «все гражданские и народные дела решать, по-прежнему, шариатом»^[138]. Кроме этого «Кабардинцы просили… разрешить… свободу поездки на поклонение в Мекку. Ермолов запретил поездки словесно в 1822 году и тем стеснил свободу вероисповедания»^[139]. О результатах этого обращения В.Н. Кудашев писал: «Прошение кабардинцев не имело успеха. Те основы политики по отношению к кабардинцам, начало которых положил А.П. Ермолов, продолжали существовать и после того, как он в 1827 г. оставил Кавказ»^[140].

В конце 30-х гг. XIX в. в Кабардинском временном суде произошел конфликт между секретарем суда Якубом Шардановым и народным кадием Умаром Шеретлоковым. Шарданов выступал за использование шариата исключительно в пределах, установленных в 1822 г. А.П. Ермоловым. Шеретлоков возглавлял влиятельную партию, выступавшую за признание царскими властями возможности более широкого применения мусульманского права в судебной практике. В 1840 г. по требованию Шеретлокова кабардинский народ принес присягу своему народному эфендию с тем, чтобы всем разбираться по делам шариатом, а не во временном суде[141]. Воспользовавшись отсутствием секретаря, отправившегося на хадж в Мекку, партия народного кадия развернула деятельность, направленную на отстранение своего противника от должности. Как замечает С.Н. Бейтуганов, пока Шарданов «по мусульманскому обряду поклонялся гробу Пророка, ревнители ислама в Кабарде вели кампанию против него»^[142].

В конце 30 – начале 40-х гг. XIX в. движение за восстановление в судопроизводстве прежней компетенции шариата активизируется.

В начале 40-х гг. XIX в. шариатское движение в Кабарде связывается в основном с деятельностью лидера кабардинского духовенства Умара Шеретлокова. Некоторые ученые-историки давали отрицательную оценку деятельности Умара Шеретлокова и мусульманского духовенства Кабарды[143]. В частности, Н.А. Смирнов пишет: «Царские власти… с 1841 г. признали главою духовенства кабардинского кадия Аджи Умер Шеретлокова-эфенди, возглавлявшего шариатский суд высшей инстанции. Этот суд существовал наряду с учрежденным царскими властями временным кабардинским судом, руководствовавшимся царскими законами»[144]. Как известно, учреждение Кабардинского временного суда упразднило шариатские суды, а нормы шариата, как изложено выше, применялись при разборе дел, оговоренных в «наставлении» А.П. Ермолова.

В 1841 г. генерал-адъютанту Бенкендорфу поступило сообщение подполковника Юрьева о том, что связанный с Шамилем народный кадий У. Шеретлоков подстрекает к возмущениям Кабарду и закубанцев, а также потребовал от кабардинского народа подчинения себе как «старшему в Кабарде духовному лицу, долженствующему разбирать все дела шариатом или духовным судом, не подчиняясь в разбирательстве оных Временному кабардинскому суду, руководствующемуся русскими законами. Этот документ стал для ряда исследователей основанием рассматривать У. Шеретлокова как «известного проповедника мюридизма»[145], сторонника шариатского правления[146], а саму ситуацию интерпретировать едва ли не как восстановление шариатского суда в Кабарде[147].

Социально-политическая и религиозная ситуация в Кабарде в конце 30 – 40-х гг. XIX в. нуждается в специальном и более обстоятельном исследовании. Здесь же следует отметить, что в этот период не только кабардинское общество в целом, но и сторонники шариатского движения вновь оказались расколоты. Во многом произошедшее объяснялось позицией У. Шеретлокова, который, возможно, взвесив все за и против, предпочел демонстративно отмежеваться от непримиримых сторонников «духовного правления». По свидетельству В.С. Голицына, командовавшего Центром Кавказской линии с 1842 г., фанатизм, который он «застал в полном разгаре в Кабарде», к 1844 г. «приметно ослабевает».

После неудачного похода Шамиля в Кабарду в апреле 1846 г. У. Шеретлоков за «нерешительность и слабость характера» был сослан в г. Воронеж[148].

По мнению З.Х. Мисрокова, «колониализм значительно замедлил эволюцию мусульманского права на Кавказе»[149]. Кроме того, он считает, что «правительство и колониальная администрация отдали решительное предпочтение адатскому праву и юрисдикции в регулировании отношений между своими подданными на Кавказе»[150]. Ж.А. Калмыков отмечает, что царизм и в 50-х годах XIX века продолжал отдавать предпочтение обычному праву горцев, а шариату отводилась лишь незначительная роль. Он объясняет это, во-первых, стремлением царизма ослабить роль мусульманского духовенства в общественно-политической жизни горцев. Во-вторых, соглашаясь с С. Эсадзе, он считает, что применение адата в судопроизводстве горцев «давало возможность внести в народные суды более начал гражданских и сблизить их постепенно с порядками общего судопроизводства»^[151].

На этом фоне следует отметить и о сферах применения адата в судопроизводстве кабардинцев во второй четверти XIX в. Так, А.Х. Абазов писал, что «политика российской администрации была направлена на максимальное приспособление кабардинских адатов к российским законам. На законодательном уровне возникла проблема разграничения сфер применения различных правовых систем, функционировавших с этого времени в рамках одного правового пространства. Были приняты постановления, разграничивавшие предметы ведения функционировавших в то время судебных учреждений в Кабарде и характер применяемых ими норм. В общественно-бытовой практике кабардинцам разрешалось применять только те обычаи и традиции, которые не противоречили законам Российской империи. На этом фоне многие традиционные общественные институты (кровная месть, система композиций, барантование, изгнание из общества, перевод преступника в низшую категорию по сословной лестнице, продажа в рабство и т.п.) подверглись существенной трансформации и перестали существовать в прежнем виде»[152].

Таким образом, несмотря на ликвидацию шариатского режима в Кабарде в 1822 г. А.П. Ермоловым, в 20–40-х гг. XIX в. продолжились инерционные проявления этого движения. В конфессиональной политике царской администрации в Кабарде во второй четверти XIX в. обозначились два основных направления. Ими стали включение в судебно-административную систему представителей мусульманского духовенства, и ограничение сферы применения шариатского судопроизводства, для того чтобы снизить влияние представителей мусульманского духовенства в обществе.