От подъема Урарту до рождения Армении

Ванское царство, широко известное под ассирийским названием Урарту (Арарат), раскинулось на обширной территории и включило три озера – Ван, Урмия и Севан. Впервые имело место политическое единство всей горной зоны – от находившихся на западе верховьев Евфрата (Карасу) до восточных границ Иранского Азербайджана. Малый Кавказ, теперь граница Армении, обеспечил естественную границу царства на северо-востоке, а высокие, заросшие лесом хребты над Трабзоном и рекой Корух стали одновременно препятствием для экспансии к черноморскому побережью и защитой от нападения. На юге царство Урарту граничило с Ассирийской империей, в результате чего постоянно возникали трения, даже когда открытый конфликт был не в интересах обоих государств. Но даже во время своего максимального величия царство Урарту не имело выхода к морю. Это была сугубо сухопутная сила, которая при осуществлении торговли на дальние расстояния зависела от коммерческих связей с соседями[290].

Таким было царство в зените своего могущества – в первой половине VIII в. до н. э. Однако оно могло иметь совсем не впечатляющие корни в конфедерации мелких княжеств, расположенных вокруг озера Ван и к северу от него. Конечно, было бы заманчиво поискать более ранние корни, особенно учитывая ссылку ассирийского царя Салманасара I на землю Уруадри в начале XIII в. до н. э. Но в настоящее время нет убедительных свидетельств, подтверждающих существование царства до IX в. до н. э.[291]Как указывалось ранее, вероятно, во 2-м тыс. до н. э. существовал пробел в занятости людей, проживавших в районе Вана и его окрестностей. На самом деле большинство урартских поселений, как показывают исследования, не были заселены ранее. Как бы долго они ни оставались заброшенными – десять веков или, может быть, шесть, – для нас предшественники Урарту останутся неизвестными, пока не будут обнаружены другие археологические свидетельства. Это одна из задач археологов, работающих в Восточной Анатолии. Не исключено, что эта проблема надолго останется нерешенной, и Урарту будет и дальше казаться неожиданно возникшим из небытия в отсталом регионе, расположенном в непосредственной близости от культурных центров Ближнего Востока, почти не подвергнувшись их влиянию.

Некоторые ученые считают, что в культурном отношении царство Урарту было всего лишь бледным отражением Ассирии, типичным порождением удаленных периферийных районов, которые внесли очень мало (или почти ничего) в современную историю[292]. Многое говорит в пользу этого мнения, хотя оно приуменьшает определенные аспекты, основано на негативном свидетельстве и списывает со счетов урартов – якобы людей отсталых и неграмотных, пока у них в эпоху правления Сардури I не появилась ассирийская клинопись. Эту письменность впервые использовали в Урарту именно тогда – все надписи Сардури I были сделаны не на урартском, а на ассирийском языке[293]. Но урартские иероглифы известны с VIII и VII в. до н. э., и, возможно, они являлись чем-то большим, чем просто условные коммерческие обозначения, коими они представляются на первый взгляд[294]. Известно, что ливийцы юга и запада Анатолии писали на дереве и что, судя по раскопкам урартских и некоторых других современных им поселений, сырцовые кирпичи, не будучи обожженными, обычно плохо сохранялись. Вероятно, причиной тому являлись климатические и почвенные условия. И если даже сохранность необожженных кирпичей стала проблемой для нас, то что удивительного в том, что мы не находим больше клинописных табличек? Если они не подвергались обжигу, то, безусловно, разрушились. Как и ассирийцы, урартские писцы могли использовать деревянные панели и, таким образом, писали на восковой поверхности. Такие факторы могут объяснить ограниченность урартской литературы, представленной в настоящее время только официальными царскими надписями. В них по большей части перечисляются захваченные города и районы или сообщаются сведения о постройке дворцов, замков и каналов. На основании этих надписей, а также найденных при раскопках артефактов производится реконструкция истории цивилизации Урарту.

Природа и ландшафт этой страны определили судьбу урартов. Они были горцами, хорошо приспособленными к экстремальным климатическим условиям, имевшими возможность укрыться в горных крепостях и не рисковать, вступая в открытые столкновения с врагами. Когда же открытые сражения все же имели место, проявлялась природная недисциплинированность горцев, если, конечно, правильно понято свидетельство, зафиксировавшее ассирийско-урартское сражение у горы Уауш, которая теперь называется Сахенд (Сехенд)[295]. Горы, отделявшие один регион от другого, сводили на нет все шаги по навязыванию урартам со стороны их власть имущих сильного централизованного правительства, особенно зимой. Они же затрудняли контроль со стороны противника, будь то организованные ассирийцы или мобильные киммерийцы. В более поздний период Ксенофонт описал кардухов, предположительно предков курдов, и халдеев, почти наверняка потомков урартов, упорнейшими противниками «десяти тысяч». Гарнизоны урартских крепостей умели наилучшим образом использовать горный ландшафт. Хотя поселения часто уничтожались огнем, они, как правило, «восставали из пепла» к следующей ассирийской экспедиции. Более серьезной в этой связи стала вырубка лесов и садов, сопоставимая с действиями спартанцев во время Пелопоннесской войны, когда они вырубили оливковые рощи Аттики. Но, как и армяне после них, согласно описанию Геродота, урарты в первую очередь зависели от разведения овец, крупного рогатого скота и лошадей. Их лошади были маленькими, жилистыми и способными прыгнуть в длину на 11 м, если, конечно, верить надписи урартского царя Менуа о его любимой лошади[296]. Естественные преграды защищали сердце Урарту – регион, находившийся к северо-востоку от озера Ван («моря страны Наири» из ассирийских текстов) – от постоянной опасности ассирийских нападений. Однако такая защита отсутствовала на севере, откуда нападали киммерийцы во время правления Русы I и его сына и преемника Аргишти II. Царство оставалось в безопасности с этой стороны только до тех пор, пока северо-восточная граница вдоль озера Севан надежно охранялась. Как только враг вторгся в плодородную долину Аракса, удобная линия обороны оказалась утраченной.

Хотелось бы, чтобы археологические свидетельства об Урарту были достаточно подробными и достоверными, чтобы определить стилистические отличия для керамики и других артефактов в отдельных регионах этой страны. Пока можно сказать лишь то, что характерные краснолощеные изделия, в лучшем случае ассоциирующиеся только с самыми крупными местами поселений, начали употребляться здесь примерно в середине VIII в. до н. э. и что есть редкая урартская раскрашенная керамика, датируемая более ранним периодом[297]. Краснолощеных керамических изделий особенно много в Топраккале, царской резиденции, основанной царем Русой II в районе Тушпы. Но изделия гончарного производства распространились в Урарту слишком широко, чтобы их можно было называть по имени того или другого места. Урартская керамика в целом характеризуется легкой полировкой и ограниченным количеством форм, хотя последующие исследования могут изменить эту оценку. Широко использовались самодельные образцы. Хотя это и не очевидно на первый взгляд, керамика, найденная на большей части территории Урарту, является одной из отличительных черт материальной культуры царства. В долине Муша в поверхностных слоях некоторых курганов найдены осколки серой керамики, сопоставимые с изделиями Хасанлу IV (1000–800 гг. до н. э.) и, возможно, также с Хасанлу V (1200–1000 гг. до н. э.)[298]. Но это единичное явление, на котором было бы неосмотрительно основывать выводы относительно масштабных этнических перемещений. Для нас остается тайной период становления Урарту, и на основании существующих свидетельств невозможно приписать урартскую керамику IX в. до н. э. и, тем более, более раннему периоду. Эта проблема делает невозможным признание очень ранних урартских поселений на основании собранных в процессе поверхностных изысканий материалов.

Салманасар III описал в своих анналах третьего года царствования разграбление города Арзашкуна, тогда бывшего столицей Арама, царя Урарту. Где располагался Арзашкун, сказать невозможно, даже примерно. Автор придерживается мнения, что это было где-то в районе верхнего течения реки Мурат (классическая Арсания), или Восточного Евфрата, между Малазгиртом и Лизом, недалеко от Буланика. Город мог быть сравнительно незащищенным. Его нахождение в этом регионе (к северу или северо-западу от озера Ван) представляется более вероятным, чем предположение, согласно альтернативной теории, что он располагался очень близко к более поздней столице Вана, созданной во время правления преемника Арамы – Сардури I. Изображение Арзашкуна (самое раннее из всех известных) находится среди многих военных сцен, выполненных на бронзовых лентах, прибитых к деревянным дверям дворца Саламанасара III в Имгур-Беле (Балавате), что недалеко от Нимруда (Калху). Этот дворец был основан Ашшурнасирпалом II[299]. Представляется вероятным, что в ранний период столица или центр конфедерации Наири, из которой по меньшей мере 23 правителя были разбиты Тиглатпаласаром I (1114–1077 гг. до н. э.) в его третий год нахождения у власти, располагалась в Буланике или рядом с ним, потому что именно здесь, в Юнджалу царь воздвиг свою победную стелу. Если Арзашкун изначально являлся главным городом Наири, эту стелу могли поставить рядом – какое место для нее могло подойти лучше, чем столица врага? Против этой гипотезы говорит вероятность того, что конфедерация Наири была слишком непрочно связанной, чтобы иметь одну столицу[300]. Намного вероятнее, что самые значимые ее участники находились в районе Буланика.

Город Тушпа, название которого сохранилось в греческом Тоспитис и армянском Тосп, впервые упоминается в поэтическом повествовании о третьей кампании Салманасара III как Турушпа[301]. Двадцатью годами позже Сардури I возвел массивную постройку у западного края Ванской скалы, которая определенно идентифицируется с Тушпой. Эта скала, где урарты оборудовали крепость, – высокий обрывистый выход кристаллического известняка, который резко поднимается над долиной и тянется больше чем на полтора километра с востока на запад, хотя в самом широком месте не превышает 200 м. Озеро, находящееся сейчас в полутора километрах от западного края скалы, в урартские времена могло омывать ее[302]. Дата постройки определена: под западным краем скалы на нескольких разных плитах повторяются надписи Сардури I на ассирийском языке, относящейся к времени транспортировки каменных плит из города Алниу (Alniu). В этих надписях Сардури I именуется основателем Тушпы, как новой столицы. Это разумное предположение, но не доказанное. Расположение Алниу на северо-восточном берегу озера Ван, неподалеку от Эрциша, представляется определенным благодаря геологическому разнообразию вокруг озера и отсутствию известняка в других местах побережья, за исключением самой Ванской скалы. Нет сомнений в том, что тяжелые камни, весившие 30–40 т и объемом не менее 5 куб. м, не могли быть доставлены из каменоломни, удаленной от водного транспорта. Естественная якорная стоянка в эстуарии крупной реки, расположенная недалеко от Эрциша, находится рядом с второстепенным урартским поселением, окруженным стеной, необычайно грубо сложенной. Вероятно, здесь находился причал, откуда камни везли в Тушпу. Постройка Сардури I, назначение которой остается неясным, могла быть барбиканом или укрепленной надвратной башней, защищавшей необходимый для города поток воды, образовавшийся из многочисленных ручьев, стекавших с горы, а также подход к крепости. Этот подход – по ступенькам, вырубленным в скале, – можно увидеть и сегодня. Наскальная надпись Сардури I, как и другие, вырезанные на разных участках Ванской скалы, избежали уничтожения благодаря своей недоступности, определенно намеренной. Таких надписей Урартской династии много. Есть даже одна, оставленная Ксерксом. Причина постройки Тушпы могла оказаться стратегической – расчет был на удаленность от ассирийских нападений. Кампания против «Седури» происходила в 27-й год правления Салманасара III. Тушпа была «спрятана» под старым турецким городом Ван.

Карта 4. Главные крепости царства Урарту и его соседей

В последние годы правления Салманасара III имели место гражданские беспорядки внутри самой Ассирии. Это было начало упадка, сначала медленного, но потом набравшего скорость. Представляется, что урарты сразу увидели свой шанс. Размеры их государства можно в какой-то степени установить с помощью сохранившихся надписей. Не все они остались на первоначальных местах: некоторые поместили в армянские церкви, откуда в наше время их перенесли в музей, либо они разрушились. Но многие из них остались in situ и обозначили минимальную протяженность царства при разных правителях[303]. Понятно, что о точных границах речь не идет. Представляется, что в ранний период экспансия велась в юго-восточном направлении от Тушпы – в регион Урмии и даже за него. Двуязычная (с ассирийским и урартским текстом) стела Келишин была установлена на перевале, на границе между Ираном и Ираком царем Ишпуини, сыном и преемником Сардури I. Эта стела предполагает, если не доказывает, что урартский контроль уже тогда распространялся на весь регион – между западным берегом озера Урмия и горами, сегодня являющими собой иранскую границу. Здесь же царство могло граничить с ассирийскими территориями, и неподалеку отсюда Менуа построил крепость, возвышающуюся над долиной Ушну. Ее приписывают периоду его власти после обнаружения надписи у подножия горы, на которой стоит крепость. Поселения в расположенной ниже долине, в том числе Динха, были уничтожены около 800 г. до н. э., то есть во время правления Менуа, возможно в качестве наказания за поддержку Ассирии[304]. Такая поддержка вполне могла иметь место, тем более в свете ссылки Шамши-Адада V (преемника Салманасара) на разграбление и сожжение ассирийскими силами «одиннадцати крупных и двух сотен мелких городов» Ушпины (822 г. до н. э.), расположенных в этом районе или неподалеку. Судя по контексту, это был урартский царь Ишпуини. Здесь мы имеем одну из немногих хронологических связей, точно датированных благодаря знанию периодов правления ассирийских царей. Также мы получаем самую позднюю из возможных дат восхождения Ишпуини на престол. Очевидно, в это время ассирийцы все еще оспаривали претензии урартов на гегемонию в бассейне Урмии, потому что годом позже (821 г. до н. э.) Шамши-Адад V обложил несколько племен данью лошадьми – в том числе маннеев и парсуа[305]. Ни одна из экспедиций не оставила следов, которые были бы обнаружены при археологических раскопках. Мотивы ассирийского вмешательства в жизнь народов бассейна Урмии оказались весомыми: возможно, главным являлся страх перед сильным врагом, контролировавшим перевалы через Загрос, но регион также был важен как источник лошадей, требуемых для армии после появившейся по инициативе Тукульти-Нинурты II (890–884 гг. до н. э.) кавалерии. Кроме того, через регион проходили торговые пути на восток. Хотя в Урарту было много лошадей, но его правители, вероятнее всего, понимали любое стратегическое значение районов, находившихся вокруг Урмии. К концу правления Ишпуини, если не раньше, все они были в основном под властью урартов, не только на севере и западе, но также на юге и востоке. Надпись в Карагюндузе (у озера Эрчек, расположенном на пути на восток из Тушпы) датируется этим периодом, поскольку в ней упоминаются Менуа с Ишпуини, а также земля Барсуа (Парсуа) и город Мейшта (Meishta). Уже говорилось, что местонахождение Парсуа было ориентировочно определено в районе Солдуз. А Мейшта названа в наскальной надписи Менуа в Таш-Тепе, возле Мияндоаба, к юго-востоку от озера Урмия[306]. Ясно, что урартские силы во время правления Ишпуини уже проникли на короткое расстояние к юго-востоку от озера, как и то, что ни его сын Менуа, ни его внук Аргишти I, который особенно часто называл в своих анналах кампании против Маны, не могли похвастать тем, что полностью подчинили эту территорию. Более поздние урартские записи из района горы Савалан, расположенной к северо-востоку от Тебриза, свидетельствуют, что восточное побережье озера Урмия не было принято урартскими царями в качестве постоянной восточной границы[307]. В других направлениях территориальную протяженность Урарту при Ишпуини не слишком прояснили имеющиеся надписи. Одна из них – в Топраккале (возле Элешкирта) – означает, что равнина Агри (Каракёсе) должна была входить в царство. Нет никаких доказательств экспансии дальше на север или северо-запад. Действительно ли имя Ишпуини воскрешается в имени Финеас (Финей) из греческой легенды о гарпиях это вопрос, на который, скорее всего, никогда не будет дан точный ответ[308]. Но если так, это значит, что уже в конце IX в. до н. э. урарты, воспользовавшись одним из нескольких возможных путей, установили торговые связи с эгейским миром.

Надписи, уцелевшие со времени правления Менуа, признают его самым великим архитектором и ирригационным инженером из всех урартских царей. При нем расширились границы, и в состав царства вошло больше территорий, чем когда-то управлялись из Вана, хотя и позже имела место некоторая экспансия. В регионе Урмии он, возможно, немногое добавил к завоеваниям своего отца. Город Мейшта вряд ли может быть приравнен к незначительным остаткам в Таш-Тепе, впервые описанным Генри Роулинсоном[309]. Уничтожение Хасанлу IV, которое, как упоминалось выше, датировано примерно 800 г. до н. э., может быть приписано Менуа или его сыну Аргишти I. Каковы бы ни были точные обстоятельства этого уничтожения, представляется, что Менуа укрепил урартские границы к югу от озера Урмия, включив в них равнины Солдуз и Ушну. И все же урартское правление едва ли может считаться совершенно не знающим тревог, поскольку Мана часто упоминается в анналах этого региона, обнаруженных в 1961 г. в святилище на вершине Азнавур-Тепе, возле Патноса, на пути от озера Ван к Каракёсе[310]. Маловероятно, что эти экспедиции были ограничены оборонительными целями. Тем не менее два основных направления экспансии в этом районе отчетливо видны – западное и северо-западное. В отсутствие карт только главные реки могли считаться естественными границами.

Если граница была в Урарту, она находилась на западе – вдоль верховьев Карасу, западного притока Евфрата. За рекой располагался город-царство Малатья. Это был один из главных противников Урарту на западе. Его расположение на северо-западном пути из Сирии в Центральную Анатолию обеспечило ему длительную важность. Рельефные ортостаты, повторно использованные для городских ворот в VIII в. до н. э., были покрыты резьбой четырьмя веками ранее, демонстрируя стилистическое сходство с хеттскими рельефами XIII в. до н. э.[311]Древняя Малатья, теперь отмеченная курганом Арслан-Тепе, в ассирийских и урартских записях носила имя Милид, Мелитея, Милидия, которое она впоследствии сменила на новое – Мелитена. Ассирийские анналы дали нам единственное документальное свидетельство истории Малатьи до конца IX в. до н. э.[312]Рассказ о третьей кампании Тиглатпаласара I (около 1112 г. до н. э.) упоминает о городе Милидия в земле Ханигальбат, регионе, куда уже проникла ассирийская армия во время правления Салманасара I в начале XIII в. до н. э., когда его царя Шаттуара разбили. Это хурритское имя. Источники полагают, что Малатья уже в это время была важным городом, где в основном проживали хурриты. Вероятно, так и осталось, на что указывает имя очередного царя Малатьи – Урхи-Тешуб. Оно упоминается в иероглифической надписи из Кара-Хююка (Эльбистан). Ассирийская власть в Ханигальбате исчезла после смерти Тиглатпаласара I. Очевидно, одной из главных целей Адада-Нирари (911–891 гг. до н. э.), инициатора возрождения Ассирии, стало ее восстановление. Он провел там не менее шести успешных военных кампаний. Ашшурнасирпал II получал дань из Малатьи и в 879 г. до н. э. вызвал ее послов на церемонии, проходившие в Нимруде (Калху). Салманасар III в шестой кампании получил дань от царей Сангары – из Каркемиша и Лалли – из Малатьи (853 г. до н. э.). Последняя также являлась одной из целей его пятнадцатой и двадцать третьей кампаний.

Ассирийские цари явно считали Малатью важным государством-данником. Только упадок Ассирии в последние годы IX в. до н. э. открыл путь для урартской экспансии на запад при Менуа. Следующим известным царем Малатьи был Сулиехауали (Suliehauali), упомянутый в надписи Менуа, вырезанной на вершине скалы в Палу (недалеко от реки Мурат). Кроме этой надписи и стелы из урартской крепости Багин, расположенной возле Мазгирта в удаленном районе Дерсим, пока не найдено никаких археологических свидетельств завоеваний Менуа на западе. В Комурхане находится самая западная урартская крепость с надписью Сардури II. Это был пограничный пост. Сейчас уже мало что сохранилось от его стен. Интересно, что керамика Комурхана, хотя и не слишком высокого качества, принадлежит к урартскому типу. Подобных керамических изделий, насколько известно автору, не находили к западу от Евфрата. Характерные предметы периода железного века вокруг Малатьи – это раскрашенная керамика типа Алишар IV, зародившаяся в центральной части Анатолии и часто неправильно называемая «фригийской»[313]. Можно предположить, что западная граница Урарту проходила вдоль Евфрата. Она была установлена Менуа, поддерживалась его преемниками и только временно ее продвинули дальше на запад. Урартские упоминания о Малатье не обязательно предполагают аннексию ее территории. Более того, археологические свидетельства против такого предположения. Сравнение же с бассейном Урмии требует определенной осторожности, поскольку там урарты определенно осуществляли политический контроль, не слишком повлияв на материальную культуру. Кроме того, Малатья имела сильные культурные традиции, которые помогли бы ей пережить недолгую оккупацию.

Ссылки на Хатину (Патин), без серьезных сомнений идентифицируемую с равниной Амук (Антиохия), указывают на то, что Малатья не была самой западной территорией, до которой добрался Менуа, стремясь расширить урартскую территорию. Он, должно быть, дошел почти до северо-восточного побережья Средиземного моря. Хатина упоминается в надписях Палу в связи с кампанией, начатой аннексией района Себетериа (Sebeteria). Название Хатина – одно из очень редких соответствий урартских географических наименований с ассирийскими. В ассирийских анналах район назван Хаттина[314]. Этой территорией в начале IX в. до н. э. правил принц с хеттским именем Лубарна. Сюда добрался Ашшурнасирпал II после того, как переправился через Евфрат и получил дань от Сангара, повелителя страны хаттов, которая, как известно, в то время была сосредоточена вокруг Каркемиша. Затем до прибытия в Хатину Ашшурнасирпалу пришлось переправиться через реки Апр (Apre) и Аранту (Arantu) – современные Африн и Оронт. Это в какой-то степени определяет территорию Хатины – она включает, по крайней мере, часть долин этих двух рек. Халпарунда, ее правитель в дни Салманасара III, упоминается и изображается на рельефах несущим дань, в том числе бронзовые сосуды, в Ассирию[315]. Урартская экспансия на запад в Хатину может датироваться последними годами правления Менуа, после кампаний ассирийского царя Адада-Нирари III против Дамаска (802 г. до н. э.) и против Мансуата (Mansuate) – города в долине Оронта (796 г. до н. э.). После этого в течение полувека ассирийское вмешательство в дела городов-государств Сирии было коротким и неэффективным. Нападения 773 и 772 гг., судя по всему, не вызвали реакции от Аргишти I, который в третьей кампании дошел до Хатины. Возможно, в течение 50 лет, предшествовавших захвату трона Тиглатпаласаром III (745 г. до н. э.), ассирийские силы не являлись серьезной угрозой для урартского воздействия в северной части Сирии. Однако влияние Урарту на материальную культуру северной части Сирии остается мимолетным, хотя и не обязательно неважным.

Историческая география северных кампаний урартских царей остается неясной из-за отдаленности этих регионов от тех, где побывали ассирийские экспедиции, в северо-западной зоне Урарту, от долины Эрзурума до Эрзинкана и дальше к северу до Понтийских гор. Царство Диауехи, вероятно, было главным препятствием в продвижении урартской армии в регион, описанный Менуа и его сыном Аргишти как «земли следования» (Pass Lands). Их расположение точно не известно, но альтернатив немного. Самый вероятный район – между Ашкале и Терсаном (Tercan). Царство Диауехи, должно быть, включало равнину Хасанкале, находившуюся к востоку от Эрзурума. Тому, кто возразит, что оно расположено слишком близко к центру Урарту, чтобы остаться так долго непокоренным, можно привести пример постоянной угрозы Хеттскому царству во 2-м тыс. до н. э. со стороны неудобного соседа – племен каска. Любая попытка довести маршрут третьей кампании Салманасара на север до Эрзурума, если приводить в качестве доказательства филологическое родство названий Диауехи и Дайаени, представляется нереалистичной: ассирийский марш был достаточно длинным и без предположения, что он достиг северных границ Урарту[316]. Да и страна Диауехи вряд распространилась до самых границ сегодняшней Грузии, хотя дань, наложенная Менуа после поражения ее царя Утупурши, включала золото и серебро, а это не предполагает обнищавшего маленького племени. Но только на второй год правления Аргишти I (786–764 гг. до н. э.) страна Диауехи, судя по всему, была подчинена окончательно. В качестве первого взноса с нее взяли дань из 20,5 кг золота, 18,5 кг серебра и более 5 т меди. После Аргишти I в урартских царских записях нет ссылок на Диауехи. Такое молчание можно объяснить результатом замены местной династии губернаторами, которых назначали урартские цари. Сасилу (Sasilu) и Зуа (Zua) назывались как царские города Диауехи. Тиглатпаласар I и Салманасар III упоминали страну Дайаени, расположенную в долине Мурата, возможно на равнине Муш или рядом с ней, либо, не исключено, ниже по течению, возле Палу. Утверждают, что связь между названиями Дайаени – Диауехи, соответственно «земля людей (или сыновей) Дайа и Диа», и армянским названием Таик (Таохи), ассоциирующимся с плато Олту, что располагалось северо-западнее Эрзурума, является филологически возможной. Одно объяснение такой ономастической параллели – бегство или миграция племени из долины Мурата. Такое перемещение могло быть до прибытия армян в IX в. до н. э., но после третьей кампании Салманасара (857 г. до н. э.)[317].

Даже если решающая стадия северо-восточной экспансии Урарту на берега озера Севан не наступила до прихода следующего правителя, обнаружение в Кармир-Блуре бронзовых чаш, на которых было написано «Менуа», нельзя игнорировать. Они, появившиеся, возможно, из Вана, определенно составляли часть содержимого Аринберды (Эребуни) – древнего города, основанного Аргишти I, откуда их в VII в. до н. э. переправили в крепость[318]. Хотя представляется в высшей степени вероятным, что долина Аракса была подчинена во время правления Менуа, основание первых крепостей в этом районе приписывается его сыну Аргишти I. Этиу (Этиуни) – термин, применявшийся к большей части этой области, включая крутые холодные берега озера Севан, покрытого льдом даже в апреле. Но входила ли в земли Этиу долина Аракса, точно сказать нельзя, потому что они оставались целями военных экспедиций еще долго после того, как Ереванская равнина была покорена. Ранний приход на эту равнину представляется вполне вероятным, ведь когда горные районы от Каракёсе до горы Арарат вошли в состав Урарту, для такой экспансии уже не было никаких преград. А полное использование полученных экономических выгод было оставлено Аргишти I и его преемникам.

Менуа следует признать величайшим архитектором Урарту – считается, что он создал многие крепости, особенно в центральной части царства. Только небольшой форт в Анзафе и замок в Зивистане, оба – в пределах 10 миль (16 км) от Тушпы – на основании обнаруженных археологами надписей приписываются Ишпуини. Менуа определенно считал своим долгом продолжить дело отца и в Анзафе, в нескольких сотнях метров над нижним фортом, построил крепость больших размеров. Она не раскопана, но часть ее видна. Можно рассмотреть контрфорсы вдоль стен – в соответствии с обычной урартской практикой. Поскольку в двух постройках Ишпуини таких контрфорсов нет, представляется вероятным, что упомянутая практика была выработана именно во время правления Менуа и использовалась на протяжении всего существования Урарту. Известный рассказ Саргона II о его восьмой кампании против Урарту (714 г. до н. э.) включает такие подробности, как размеры крепостных стен, их толщину (8 кубит = 4 м) и высоту (120 рядов кирпича с каменным основанием, дающим дополнительную высоту – всего – 12–15 м). Эти данные полностью соответствуют остаткам, найденным при раскопках урартских поселений вокруг озера Ван. Верхняя крепость в Анзафе, где с одной стороны видна главная оборонительная стена, а с другой – террасы, может считаться типичной для урартов. По этому образцу крепости строились и на завоеванных территориях. Крепость в Анзафе являлась не простым убежищем, она возвышалась над важной дорогой – путем из Тушпы на восток, к северной оконечности озера Урмия. По этой дороге Ишпуини, Менуа и Аргишти I, вероятно, шли против Маны, а Руса I – против Саргона II – ассирийского царя (714 г. до н. э.). Выбранное для крепости место представляется типичным: она располагалась на уступе, находившемся на склоне высокого хребта. Крутые обрывы обеспечивали защиту с трех сторон, а с четвертой – имелась седловина, которая, как самое слабое место, была выбрана для соображения внешнего комплекса строений, возможно нижнего города[319].

Внешний – нижний – город является характерным элементом многих урартских поселений. Сама Тушпа – яркий тому пример. Там город располагался сразу под обрывистой южной стороной скалы, силуэт которой местные жители сегодня сравнивают с горбом верблюда. Позднее его место занял ныне разрушенный турецкий город Ван, уничтоженный русскими в 1916 г.[320]Раскопки здесь могут принести богатые плоды, хотя шансы на то, что будут найдены остатки древней урартской Тушпы, невелики. Обычно только легкопреодолимый склон отделял нижний город от верхней крепости. Более поздний пример отношений нижнего города и крепости над ней дает Каялидере (Варто). Судя по надписям, Менуа, возможно, отвечал за фортификацию крепости Ван, которая уцелела до наших дней как впечатляющий пример мастерства урартских каменщиков. С ним соперничают и другие городища, в том числе Эребуни (Аринберд), расположенный возле Еревана. Плиты меньшего размера на вершине крепости Ван, разумеется, были уложены намного позднее.

Историческая география исконной территории урартов намного хуже, чем окружающие их земли, отражена в дошедших до нас строительных надписях. Они более характерны для центральных районов, за исключением анналов Менуа в Патносе, а также Аргишти I и Сардури II в Ване.

Тем не менее ясно, что, хотя некоторые крупные поселения были основаны позже, Менуа активно строил крепости, чтобы защитить все подходы к Тушпе, особенно с севера и востока. Возможно, таким образом он хотел свести к минимуму риск внезапного нападения в то время, когда царская армия вела кампании вдали от столицы. Также много укрепленных городов было вдоль северного берега озера Ван, возможно идентифицируемого с землей Алиади, упомянутой в повествовании о восьмой кампании Саргона II. Не исключено, что урартские надписи, даже выполненные в период расцвета царства, дают лишь отрывочные сведения, не содержащие информации о периодических вражеских вторжениях или гражданских беспорядках. Кроме Тушпы и верхней крепости в Анзафе, Менуа построил цитадели в Керзуте и Мерадие (Беркри), охранявшие подходы к озеру Ван с северо-востока через равнину Калдиран; а в Кансикли и Азнавур-Тепе (Патнос) – для защиты дороги к Вану с севера через Каракёсе. Последняя располагалась в восточном конце пути, который проходил через Малазгирт и Буланик к долине Мурата, где Менуа тоже построил небольшую крепость в местечке Бостанкая. Другие цитадели в центральном районе Урарту тоже могли быть его работой, но пока они не датированы из-за отсутствия надписей. Ме-нуа возвел крепости и в более удаленных районах: в Багине, находившемся в районе Дерсим западной части царства, и, возможно, в Палу и Калатгаре.

Маленькая урартская крепость в старом Татване защищала место прибытия на озеро Ван из долины Муша. Отсутствие здесь крупных фортификационных сооружений может объясняться трудностью прямого подхода к озеру с этого направления из-за обширных болот в дельте Карасу, притока реки Мурат. Соответствует этому предположению наличие лишь незначительных следов урартской занятости в долине Муша, хотя нашли надпись и установили маршрут, выбранный Тиглатпаласаром I и Салманасором III – они оба предпочли не короткий путь, а идти дальше по долине Мурата. В долине Муша присутствует не менее 25 искусственных курганов, но поверхностные знаки указывают на преимущественно доурартские остатки. Также представляется удивительным полное отсутствие здесь укрепленных городов. Возможно, Мушская долина была не слишком привлекательной для урартов.

О всех функциях типичных крупных урартских крепостей можно только догадываться. Предположительно, выполняя свои военные задачи при нападении врагов, во времена мира они являлись правительственными центрами. Регулярное обнаружение при раскопках складских помещений, в которых находились ряды гигантских кувшинов для хранения высотой 6 футов (183 см) и 5 футов (1,5 м) в обхвате, свидетельствует, что здесь занимались сбором и охраной дани и товаров, которые местное население приносило в виде налогов (своего рода таможенный склад). Саргон II описал захват города Улху, вероятно расположенного на северном берегу Урмии, и назвал его городом-складом. Он упомянул полные зернохранилища и винные погреба, которые пришлись по вкусу солдатам[321]. Такие склады, должно быть, существовали уже во времена Менуа. Понятно, что одни крепости были более военизированными, чем другие, включавшие город и квартал для мирных жителей.

В Азнавур-Тепе (недалеко от Патноса) наблюдается весьма неожиданная комбинация военного лагеря и храма в одном укрепленном пространстве. На вершине конического холма с великолепным видом на гору Сюфан и на огороженное пространство, тянущееся вниз по склону на 100 футов (305 м), стоит постройка – по всем признакам крепость, но, как показали раскопки, оказавшаяся храмом[322]. Теперь известно, что такое положение – на самой вершине – обычно для урартских святилищ. В этой постройке дверь выходила на гору Сюфан (высота 14 000 футов (4270 м). О религиозном значении такой ориентации можно только догадываться. Постройка квадратная в плане, имеет массивные стены, выложенные красиво обработанным базальтом, и узкие угловые контрфорсы. Все это напоминает храм в Топраккале, раскопанный Леманом-Хауптом и впоследствии изуродованный, а также храм Алтин-Тепе, находившийся возле Эрзинкана. После этого подобные храмы были раскопаны в Каялидере и Кавус-Тепе. Есть сопоставимая постройка в Эребуни, недалеко от Еревана[323].

Храм Азнавура имеет особое значение, поскольку он самый ранний. План этих храмов настолько одинаков (за исключением храма Суси в Эребуни, который скорее прямоугольный, чем квадратный), что ясно: это стандартный «дизайн», вероятнее всего появившийся при Менуа – примеров более раннего периода нет. Священный город Мусасир, возможно располагавшийся где-то в горах Загроса, к юго-востоку от озера Урмия, наверняка мог бы дать релевантные свидетельства происхождения урартских храмов, но его еще предстоит найти.

Отличное качество каменной кладки храма в Азнавуре означает, что урартские каменщики конца IX в. до н. э. достигли высокого мастерства. Внешние оборонительные сооружения крепостей, как правило, делали из хуже обработанного камня, чем внутренние. В храме Азнавура были найдены настенные украшения. Весьма вероятно, район Патноса имел особое значение во время правл