Борьба Ахмад Шаха в 1985–1986 годах

Боевые действия советскими войсками против Масуда велись и в 1985 году. Было проведено две операции, правда, меньшего масштаба, чем в мае 1984 года. Ахмад Шах терял людей и оружие, но быстро восстанавливал боеспособность своих отрядов, продолжая борьбу против режима НДПА. Высокогорные условия не позволили советским и правительственным войскам в полной мере использовать боевую технику, нанести ему решительное и окончательное поражение. Имея в своем распоряжении несравненно меньшие силы и средства, Масуд сумел не только удержать под своим контролем Панджшер, но и не допустить разгрома отрядов моджахедов и обеспечить защиту населения. И это заставляло более ответственно подходить к личности самого Ахмад Шаха.

Рассказывает генерал Мухаммад Шариф Акрам: «В начале восьмидесятых годов я был направлен на учебу во Фрунзенское высшее авиационное училище. Проучился я там три с половиной года, налетал более ста часов на вертолетах Ми-8 и Ми-25. Поcле выпуска из училища получил звание лейтенанта. По возвращении в Кабул был направлен на службу в штаб ВВС и ПВО, но задержался я там недолго. Через три месяца, не сделав ни одного боевого вылета, я покинул военную службу и стал пробираться в расположение отрядов Ахмад Шаха. Конечно, я мог бы, как это делали некоторые летчики, угнать вертолет и приземлиться в Пакистане, но этот путь для меня был неприемлем по морально-этическим принципам.

Добраться к Ахмад Шаху оказалось делом непростым, все подступы к ущелью Панджшер были плотно перекрыты советскими и афганскими войсками. Пришлось сначала ехать в кишлак Нахрин провинции Баглан, долго ждать там удобного случая, а потом пробираться в Ишкамыш провинции Тахар. Там, высоко в горах, в ущелье Хосто-о-Фаранг тогда располагался штаб Ахмад Шаха.

Однажды, дожидаясь Масуда, я сидел в небольшой штабной комнате. Здесь же находились другие люди, которые, коротая время, бурно обсуждали свои дела и заботы. Неожиданно все притихли. В комнату легким шагом вошел Ахмад Шах. Он огляделся, потом увидев меня, подошел, поприветствовал и поинтересовался, как я провел время в Советском Союзе. Тут же пошутил: “Что, хочешь искупить вину?” Я рассказал ему все без утайки. Масуд разрешил мне остаться. Правда, сначала никаких конкретных поручений мне он не давал, какое-то время присматривался ко мне, хотя мы были знакомы с ним с детства. Потом я постепенно начал приобщаться к тыловому обеспечению вооруженных отрядов. Я занимался организацией поставок продуктов питания, амуниции, снаряжения и т. д. Со временем Масуд стал оказывать мне все больше и больше доверия и ставить все более сложные задачи.

Масуд во время наших бесед всегда очень заинтересованно и детально расспрашивал меня о жизни в Советском Союзе. Особенно его интересовали вопросы: “В каких условиях живут простые люди?”, “Какие отношения складываются между гражданами?”, “В каком положении находятся старики и женщины?”, “Как народ относится к руководителям страны?”, “Как обстоят дела в отношении религии?” и многое другое. Я как мог рассказывал ему о всех сторонах жизни в Советском Союзе, так как сохранил о годах учебе во Фрунзе самые благоприятные воспоминания.

Масуд живо интересовался военной тематикой, в центре его внимания была организация и ведение оборонительных действий, возведение оборонительных укреплений и сооружений. “Панджшерский лев” не проходил специальной военной подготовки, но очень много читал книг по военному искусству и тактике, организации и ведению партизанской борьбы.

Определенное влияние на Масуда оказывали семейные военные традиции. Отец Масуда был кадровым военным, получил чин полковника еще в королевской армии при Захир Шахе. Он часто менял место службы, поэтому воспитанием сына в большей степени занималась мать. Может быть, по этой причине Масуд пошел сначала учиться по гражданской линии. Во времена “джихада” Масуду пришлось усиленно заниматься военным самообразованием. Он не упускал ни одного шанса, чтобы не углубить свои знания в военном деле. До поступления в Политехнический институт он закончил в Кабуле французский лицей, был знаком с историей Франции, знал и очень ценил ее военного лидера Шарля де Голля, поэтому специально заказывал его мемуары, книги по военному искусству. Изучал он труды и опыт других видных полководцев, включая советских военачальников и командиров партизанских соединений времен Второй мировой войны. Систематизировав знания, Масуд передавал их своим ближайшим помощникам и полевым командирам, проводил занятия с рядовыми моджахедами».

В июле 1985 года при проведении операции в Панджшере, в тот момент, когда отряд обеспечения движения одного из полков 108-й дивизии подошел к входу в ущелье (12 км севернее Руха), на волне советских радиостанций в эфир вышел незнакомый корреспондент, назвавшийся Костей бородатым. Он предупредил: нельзя двигаться дальше камня, установленного на обочине дороги, ее заминировали, а он будет вести огонь по тем, кто попытается ее разминировать... Приняв во внимание это предупреждение, вперед выслали боевую машину разграждения (БМР). Но как только она миновала указанную отметку, мощный взрыв потряс горы, а БМР (30 т) отбросило метров на пятнадцать в сторону. Экипаж и командир роты погибли. Видимо, был заложен фугас.

Последующие попытки преодолеть этот участок натыкались на хорошо организованный огонь моджахедов. Особенно искусно велась стрельба из пулемета ДШК по смотровым приборам бронемашин, которые вскоре все были выбиты. Костя бородатый еще не раз выходил в эфир, с бахвальством заявляя: «Я же предупреждал, чтобы не лезли дальше камня».

Из воспоминаний заместителя командующего 40-й армией по вооружению полковника С.А.Маева: «Операция в Панджшере в июле 1985 года была первой моей боевой операцией. Она была очень тяжелой, одной из самых кровопролитных в истории афганской войны. Противником нашим был знаменитый Ахмад Шах Масуд. Руководил проведением операции генерал-майор В.П.Дубынин. Он вел себя очень уверенно и по-военному азартно.

В одном месте Панджшер пересекает глубокое ущелье, образуя своеобразный перекресток. Так вот на этом месте засел снайпер, бывший наш солдат, который оказался на стороне моджахедов. Прозвали его почему-то Костей бородатым. Он прятался в пещере на совершенно отвесной скале и простреливал весь перекресток. Когда пошли танки, снайпер стал бить по их смотровым приборам. За тридцать секунд он успевал сделать около десятка выстрелов, затем прятался в щель, а на скале этих щелей — море. Танки “слепли”, и нам приходилось снова и снова доставлять для них вертолетами новые смотровые приборы. Вот мы и застряли на этом проклятом перекрестке на несколько суток — не могли его пройти!

По приказу генерала Дубынина на рассвете мы выставили на перекресток танк-приманку, чтобы снайпер раскрыл себя. Надо ведь было засечь, из какой пещеры он работает! А в стороне, на расстоянии прямого выстрела, замаскировали другой танк, который в этот момент и срезал бы Костю бородатого прямой наводкой.

Тут вся сложность заключалась в том, чтобы в очень узком месте ущелья найти такую позицию, с которой угол подъема пушки танка позволил бы ударить по снайперу, засевшему высоко в горах. Это мог сделать только высокий профессионал. А Виктор Петрович Дубынин и был настоящим профессионалом: он мог не только руководить войсками, но и дать фору любому наводчику орудия, что неоднократно демонстрировал в бою. Не стал исключением и этот случай».

После этого танки прошли перекресток и смогли поддержать огнем мотострелков, так как сама же оборонительная позиция моджахедов была оборудована мастерски, малоуязвима и с земли, и с воздуха. Она пала только после того, как удалось вывести танки на прямую наводку, поразив пещеры и норы, откуда велся огонь.

Легенда о Косте бородатом в 40-й армии то затухала, то возрождалась вновь. По воспоминаниям десантников 103-й воздушно-десантной дивизии, этот парень якобы сбежал в 1983-м, попал под опеку Ахмад Шаха Масуда и стал воевать в рядах моджахедов против советских войск. Говорили, что он превосходил остальных моджахедов физической силой, выносливостью, боевыми качествами. И ему якобы Ахмад Шах лично поручал наиболее сложные и опасные задания. Фамилия и дальнейшая судьба Кости бородатого остались неизвестными. В интервью корреспонденту «Совершенно секретно» Михаилу Маркелову в 1997 году Ахмад Шах говорил, что в его ближайшем окружении, и даже в числе его телохранителей, был советский солдат, принявший исламское имя Исламуддин и ставший одним из моджахедов; после вывода советских войск он пожелал вернуться в Россию, и Масуд не стал его удерживать. Правда, как позже стало известно, этого солдата раньше звали Николай Быстров. Ему слово: «Я родился в Краснодарском крае в 1964 году. После окончания средней школы, весной 1982 года, был призван на срочную службу в армию. В течение полугода прошел подготовку в учебной воинской части, а затем был направлен в Афганистан. Службу проходил в батальоне охраны на авиабазе “Баграм”.

К 1983 году большая территория авиабазы нашими войсками была целиком освоена, быт в основном был налажен, в армейском смысле, конечно. Особых тягот и лишений я, выросший в трудовой семье, не испытывал. Но однажды трагический случай резко перевернул всю мою жизнь.

С двумя сослуживцами мы решили слегка разнообразить в общем-то не радующий разносолами солдатский стол. Фамилии их я, к сожалению, уже не помню. Втроем мы пошли раздобыть свежей зелени для приправы в соседний кишлак. Там мы обратились к знакомому дехканину, который уже не раз продавал нам продукты. Купили у него зелень и собрались было уходить, а он посоветовал нам идти другой дорогой, сказав, что на прежней тропе на нас могут напасть моджахеды. Мы последовали его совету и пошли по указанному пути, там и попали в засаду моджахедов. Они открыли по нам огонь. Мы залегли и стали отстреливаться из автоматов. В бою один из солдат, который лежал справа от меня и стрелял из автомата, вдруг громко вскрикнул, а потом затих. Второго тяжело ранили в ногу, двигаться он не мог, и моджахеды его потом застрелили. Я тоже почувствовал боль в руке, но отстреливался до тех пор, пока не кончились патроны. Моджахеды окружили меня, а затем навалились все разом. Так я оказался у них в плену. Было мне в то время 19 лет.

Моджахеды привели меня в какой-то кишлак и закрыли в одном из домов, откуда первой же ночью я попытался бежать. Наружная дверь была закрыта, я с трудом выбрался через небольшое окно под потолком и свалился во двор, пересек его, перевалил через высоченный глинобитный дувал и… оказался во дворе другого дома с еще более высокими стенами. Там меня снова схватили охранники. Убивать не стали, но побили изрядно. Двинули прикладом по зубам так, что десна опухли, и зубы через некоторое время все повыпадали. Видите, пришлось вставлять металические.

В кишлаке меня держали примерно пять суток, а потом куда-то повели. Не знаю, почему нас тогда не искали наши командиры. Может быть, нашли трупы других солдат и посчитали, что я тоже погиб. Несколько дней меня вели по горам, как позже я узнал в панджшерскую долину. По дороге меня переодели в национальную афганскую одежду, чтобы я не привлекал внимания. Однажды, пересекая дорогу неподалеку от Чарикара, мы наткнулись на наш подвижный дозор. Я видел, что солдаты сидели возле БМП и вскрывали банки с кашей. У меня перехватило дыхание, я хотел броситься к ним, но охранники тоже не дремали, один из них больно ударил меня по ребрам, упер в спину ствол автомата и что-то негромко сказал. У меня будто бы ком в горле застрял и закипели слезы, но что я мог тогда сделать в окружении четырех вооруженных моджахедов?.

До лагеря моджахедов в Панджшере мы добрались через несколько дней. Помню, был уже вечер. Меня завели во двор небольшого дома, кругом было много вооруженных бородатых людей. Когда меня подвели к ним, они все замолчали, с удивлением меня рассматривая, как будто какого-нибудь дикаря. Кто-то из них смотрел на меня с любопытством, кто-то заинтересованно, а кто-то и с ненавистью. Меня провели мимо этой группы моджахедов, и вдруг я увидел человека среднего роста в светлых одеждах, идущего мне навстречу. Я тоже сделал еще несколько шагов ему навстречу и неожиданно даже для себя протянул ему руку. Человек спокойно и уверенно пожал ее. Это был Ахмад Шах Масуд. Я, конечно, тогда об этом не знал, получилось все как-то интуитивно и подсознательно. Просто мне показалось, что от этого человека исходило какое-то сияние, я не почувствовал в нем врага, а напротив, увидел заинтересованность к себе и желание понять меня.

Первая беседа была краткой. Масуд лишь спросил меня как звать, откуда я родом, как попал в плен. Он успокоил меня, добавив, бояться не надо, убивать тебя не будут. Следующий разговор состоялся через несколько месяцев. К тому времени я вновь попытался бежать, но меня поймали и вновь жестоко избили, но расстреливать опять не стали.

Потом в Панджшер привели еще нескольких пленных наших военнослужащих. В целом моджахеды относились к ним без излишней жестокости. Говорили, что Масуд запрещал издеваться над советскими пленными. Похоже, что это было действительно так. Пленных не бросали в “зиндан”, а лишь за особые провинности закрывали в яму. В основном их держали в домах, в пристройках, довольно сносно кормили.

Особо дружественных и доверительных отношений между пленными солдатами не возникало. Все относились друг к другу с подозрением, опасаясь подстав и провокаций. Думаю, на то были веские основания и причины. Иногда к нам подселяли таких же пленных солдат, в основном выходцев из азиатских республик, которые с первых же слов начинали рассказывать о своих подвигах, попытках побегов, тяжелых испытаниях, которые им пришлось пережить, но при этом от них пахло сигаретами и даже лосьоном, что наводило на мысль об их особых отношениях с моджахедами.

Я с любопытством изучал быт и взаимоотношения между моджахедами Панджшера, наблюдал за их жизнью, постепенно стал осваивать язык, начал читать Коран. Я увидел, что в их бесхитростной жизни есть определенный смысл, понял и принял их желание и стремление защитить родину от чужеземцев. Когда мне предложили принять ислам, я сразу согласился, увидев в этом единственную возможность выжить. После проведения обряда по принятию ислама моджахеды стали называть меня новым мусульманским именем Исламуддин.

Однажды в начале 1984 года к нам в отряд пришел Ахмад Шах Масуд. Он сказал, что советские войска и афганская правительственная армия в очередной раз планируют наступление на Панджшер. Местное население будет уходить из долины, чтобы не погибнуть. Далее Масуд сказал, что советским пленным, а к тому времени мы уже все приняли ислам и носили мусульманские имена, нужно самим определиться. Масуд сказал, что может нас обменять у советского военного командования на захваченных в плен моджахедов либо через Пакистан отправить в другие страны. Все советские пленные, опасаясь репрессий со стороны наших правоохранительных органов, возвращаться к своим отказались, решили идти в Пакистан. По дороге они на несколько месяцев застряли в Нуристане, некоторые погибли, но тем не менее восемь или девять человек из них с помощью французской журналистки действительно оказались во Франции, Канаде и США.

Я же решил остаться с Масудом. Подошел к нему и сам попросил его об этом. Тот не удивился такому решению, ему было известно об искреннем моем интересе к их образу жизни. Еще через некоторое время мне вручили автомат Калашникова и к нему боеприпасы, а Ахмад Шах предложил мне быть в его личной охране. Не знаю, чем я ему приглянулся, но доверие Масуда ко мне было просто безграничным. Я, конечно, всячески старался оправдывать это доверие.

Весной 1984 года, примерно в десятых числах апреля, все население долины стало уходить в горы. Масуд с небольшой группой, в которую входил и я, покидал Панджшер одним из последних. Я тогда был молод, хорошо тренирован, легко передвигался по горам. На подъеме в районе Анавы я значительно опередил Масуда, поднялся на вершину горы, сел на камень передохнуть и прямо под собой увидел Ахмад Шаха, дядю Таджутдина и еще двух охранников. Шли они плотно, я еще тогда подумал, что всех их можно было бы снять одной очередью. Я даже проверил свой автомат, вынул затворную раму и убедился, что боек на месте, отсоединил магазин и осмотрел боеприпасы, они тоже оказались в порядке. Но меня остановили именно доверие Ахмад Шаха, его участие в моей судьбе и его доброта ко мне. Я собрал автомат и стал ждать пока Масуд и сопровождавшие его моджахеды поднимутся на вершину горы. Больше таких мыслей у меня никогда не возникало.

В последующие годы мы вместе с Масудом прошли множество испытаний. Во время нескольких войсковой операции в Панджшере нам пришлось несладко. Находясь рядом с Масудом, я все больше и больше убеждался, что Ахмад Шах может стать спасением для Афганистана. Я старался уберечь его от любых всевозможных неожиданностей и неприятностей. Когда я непосредственно охранял Масуда, для меня не существовало никаких авторитетов, я всегда решительно требовал у всех входящих к нему людей сдавать оружие, включая его ближайших друзей, министров, членов иностранных делегаций, а также журналистов. Практически всех их я подвергал личному досмотру. Они обижались, грозили мне и жаловались Масуду, но я стоял на своем, потому что обеспечение безопасности Ахмад Шаха для меня было превыше всего. Масуд всякий раз, когда ему на меня жаловались за излишнюю стогость, улыбнувшись, говорил, что ночью он может положиться только на одного человека, Исламуддина, который на посту никогда не уснет». О Косте бородатом Николай Быстров ничего рассказывать не стал.

Западные средства массовой информации и некоторые афганские авторы утверждали, что Ахмад Шах и его моджахеды очень гуманно относились к военнопленным. Отчасти это действительно так. В отрядах моджахедов других партий, особенно ИПА, судьба захваченных в плен советских военнослужащих чаще всего была ужасной. Их заковывали в кандалы, пытали, бросали в ямы, морили голодом. В Афганистане очень популярна национальная игра бозкаши («козлодрание»). Это своеобразное афганское поло, где вместо мяча — обезглавленная овца, которую всадники на скаку отнимают друг у друга. В лагерях моджахедов овцу нередко заменяли пленником. В ходе игры его тело разрывали на части, а потом бросали собакам.

В отрядах Масуда к военнопленным относились довольно сносно. Правда, это не относилось к агентам ХАД, которых безжалостно расстреливали. Но война есть война, жестокость к советским пленным иногда проявляли и моджахеды Ахмад Шаха. Были сведения, что некоторых пленных подвешивали на веревке на дерево, вонзив крюк под ребра, и они висели, пока не погибали.

Есть и другие примеры. При проведении в июле 1985 года под руководством командующего 40-й армией генерал-лейтенанта И.Н.Родионова операции в Панджшере в кишлаке Дехмикини была освобождена тюрьма, где содержались военнослужащие правительственных войск и, по неофициальным данным, одиннадцать советских военнопленных. Ворвавшиеся в кишлак десантники 345-го отдельного полка (командир подполковник В.Дериглазов) обследовали тюрьму. Она была пуста, но повсюду были видны засохшие следы крови, особенно на перекладинах и проволочных петлях для пыток. Тела убитых афганских военнопленных-узников были обнаружены в реке Микини. Они были обезображены до неузнаваемости (у многих выколоты глаза, отрезаны уши, руки и ноги, множественные колотые и резаные раны). Убиты они были буквально перед самым захватом тюрьмы. Останков советских военнопленных найти не удалось, но была обнаружена яма, где были спрятаны комплекты советской формы. Судя по всему, советские военнопленные тоже находились в этой тюрьме, но были заблаговременно переведены в другое место.

Справедливости ради нужно сказать, что сам Масуд старался пресекать такие жестокости, а после вывода советских войск невольников и вовсе отпустили, о чем свидетельствуют многие очевидцы.

Советские солдаты и офицеры к пленным афганцам, как правило, относились более гуманно. После пленения их передавали сотрудникам ХАД или МВД. Хотя были отдельные случаи, когда с пленными моджахедами обращались жестоко. Командиры и политорганы постоянно проводили разъяснительную работу на этот счет. Органы военной прокуратуры и военное командование строго следили и пресекали подобное поведение военнослужащих. Например, в операции в Панджшере в 1982 году командир полка подполковник Кравченко приказал расстрелять захваченных в плен моджахедов и бросить их в кяризы. Когда стало известно об этом позорном преступлении, было проведено тщательное расследование, в Ташкенте сосотоялся суд, который приговорил командира полка к десяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима.

Надо особо отметить, что со стороны советских властей действенных мер по освобождению пленных не предпринималось. Предпочитали эту тему не поднимать. Высшим партийным функционерам были безразличны судьбы людей, которых они посылали выполнять «интернациональный долг». Показателен в этом плане ответ Горбачева, когда международные организации обратились к нему с предложением помочь вытащить советских ребят из плена: «Наше государство ни с кем не находится в состоянии войны. И военнопленных у нас нет». В период «горбачевщины» можно было услышать и не такое. Своих же сыновей и родственников эти прогнившие партократы предпочитали отправлять на дипломатическую и внешнеэкономическую работу в благополучные страны, международные организации. Ни сыновей, ни родственников, например, Горбачева, Шеварднадзе, Лигачева, Бакатина или Яковлева в Афганистане нам встречать не приходилось.

Преобладал еще «сталинский синдром», формировалось мнение, что советские военнослужащие, попавшие в плен к моджахедам, чуть ли не все поголовно предатели, и нечего, мол, напрягаться, вызволяя их оттуда. Безусловно, это далеко не так. Немало примеров героических действий, достойного поведения советских солдат в плену. Например, Владимир Каширов, попавший в плен в бессознательном состоянии, проявил несгибаемые волю и мужество. Бился за себя до последнего, отказывался принимать ислам. А это означало в тех условиях верную смерть в плену. Кто не принимал ислам, тот не выживал. Каширов это знал, но не хотел жить по чужим правилам. Его постоянно били, сажали в яму, заковывали в кандалы. Однажды, когда Ахмад Шах Масуд приехал в лагерь, Каширов сумел вырваться и кинулся на него. Пленного казнили.

Правда, были и такие, которые, оказавшись в плену, заявляли, что преднамеренно перешли на сторону моджахедов и добровольно принимали ислам, тем самым получали шанс оставаться в живых.

В подобных случаях большое уважение вызывает позиция США, для которых национальная безопасность начинается с надежной защиты своих граждан от любых нападений и посягательств, где бы они ни находились. Мощь государства создается не для того, чтобы находиться в бездействии. Не случайно убийство даже одного гражданина США в любой стране тут же вызывает оперативные санкции, а первоочередное условие в любых договорах — вопрос о безопасности граждан США или возвращении заложников, пленных. Советских же лидеров судьба простых граждан никогда не волновала, они использовали их в качестве «пушечного» мяса.

Следует заметить, что вооруженные отряды Масуда за период пребывания в Афганистане советских войск неоднократно терпели от них поражение, изгонялись из Панджшера, но пассивность и слабость власти НДПА, ее неспособность обеспечить закрепление военных побед политическим и экономическим путем, установить государственный контроль над долиной вынуждали наше военное командование вновь и вновь проводить боевые операции против вооруженных отрядов Ахмад Шаха. Это обстоятельство в западных СМИ трактовалось как неуязвимость вооруженных отрядов ИОА и результат деятельности военного гения “Панджшерского льва”. События в Панджшере преподносились так, будто бы Масуд одерживал одни лишь победы и никогда не знал неудач. Ахмад Шах хорошо использовал это в целях поднятия своего авторитета. В некоторых своих заявлениях для прессы он тоже иногда преувеличивал свои достижения, заявляя о том, что за все годы борьбы не встретил ни одного достойного противника среди советских генералов и офицеров.

Справедливости ради следует сказать, что Ахмад Шах действительно был таджикским самородком, одаренным и талантливым военачальником локального уровня, обладал незаурядными способностями и выдающимися организаторскими качествами. Однако невозможно припомнить ни единого случая, когда вооруженным отрядам Масуда удалось бы разгромить хотя бы мало-мальски существенную группировку советских или правительственных войск. Фактически он не одержал ни одной победы в боях с советскими войсками (хотя и сумел уберечь от полного разгрома свои силы), а то, что военные успехи 40-й армии не трансформировались в политические, — это совсем другой вопрос.

Были, конечно, потери, когда советские подразделения попадали в засады, подрывались на минах, а также оказывались в сложных ситуациях из-за глупости и твердолобости некоторых своих командиров. Например, 19 октября 1985 года при проведении очередной операции в ущелье Панджшер из-за неграмотных действий старших начальников и халатности командиров от переохлаждения погибли пять военнослужащих, а тридцать пять получили обморожения различной степени. Это стало возможным из-за того, что в план операции были внесены ничем не оправданные и не обеспеченные волюнтаристские изменения. По решению вышестоящего начальника, который, прибыв на командный пункт руководителя операции и ознакомившись с ходом боевых действий, посчитал, что принятые им меры по занятию господствующих высот недостаточны, и приказал выслать для этих целей батальон в высокогорный район. Предупреждение о том, что в батальоне нет соответствующей экипировки, так как он не планировался для действий в высокогорных условиях, осталось без внимания.

Командир батальона, получив приказ занять господствующую высоту, вынужден был организовывать действия батальона в сжатые сроки. Все делалось в спешке, без детальной проработки и обеспечения, поэтому в незнакомой местности комбат ошибся в ориентировании и вывел батальон на 3–4 км севернее указанного ему района, на высоту с отметкой 4,5 тыс. метров. Батальон поднялся на высоту к исходу дня. Личный состав был переутомлен после трудного перехода в горах, и командир батальона принял решение остаться на высоте на ночной отдых. Однако в течение ночи командир батальона и командиры рот не осуществляли контроль за состоянием и отдыхом личного состава, халатно отнеслись к организации обогрева своих подчиненных и не приняли мер по спуску в долину. Естественно, всю вину за происшедшее возложили на командира батальона. Однако этот урок не пошел впрок.

В июне 1986 года во время посещения Главкомом Южного направления генералом армии М.М.Зайцевым 682-го мсп в Рухе разведчики доложили ему новые разведданные о расположении отряда Ахмад Шаха в высокогорном районе. Для реализации этих разведданных Зайцев приказал направить третий батальон этого полка. В течение суток батальон готовился к выполнению боевой задачи. Перед выходом провели строевой смотр, все проверили, но не учли, что боевую задачу надо выполнять в условиях высокогорья, и не взяли теплое белье и другое снаряжение, так как к тому времени уже перешли на летнюю форму одежды. В результате в ночных условиях на высокогорье замерзли 16 человек. По этому факту потом завели уголовное дело, и прокуратура еще долго разбиралась в причинах трагедии. Опять же назначили виновных из числа младших командиров.

Изменение тактики борьбы

В середине восьмидесятых годов в деятельности Масуда наметилась тенденция проведения самостоятельной политики с необязательным согласованием ее с руководством ИОА в Пешаваре. Как уже отмечалось, Ахмад Шах с первых шагов борьбы усвоил, что без поддержки населения его деятельность обречена на провал, поэтому во главу угла он всегда ставил интересы местных жителей. Он поддерживал с народом Панджшера постоянную связь и активно его защищал, тем самым наглядно показывая, что моджахеды «ведут борьбу за освобождение мирного населения от советских захватчиков и афганских коммунистов». Строго придерживаясь вековых народных традиций, Масуд создал своеобразные основы государственного управления, придавая им собственную оргструктуру, национальную направленность, с перспективой отрыва в будущем от руководства оппозиции, находящегося в Пакистане.

Независимая политика, проводимая им, базировалась на собственной экономической основе (разработка богатейших месторождений изумрудов, лазурита, других драгоценных камней и металлов в контролируемой зоне, позволяющая избегать крупных займов), а также на военной помощи арабских стран, Китая.

Дело в том, что основное природное богатство ущелья Панджшер — залежи изумрудов. Наличие разведанных запасов там — около 50% всех известных в Афганистане месторождений изумрудов, других драгоценных камней.

 

Информация к размышлению