ГЛАВА XXVI. За свободу славян

 

Причины турецкой войны 1877 года. — Мобилизация 1-го дивизиона. — В Рущукском отряде. — Дело Аленича и лубенцов у дер. Садино. — Столкновение с черкесами 9 августа. — Бой на Карагасанкиойских высотах.

 

Еще в 1876 году тревожные слухи стали доходить до Петербурга. Единоверные нам христиане — сербы — не могли больше выносить несправедливости турецкой власти и возмутились. Турки усмиряли их с необыкновенной жестокостью. Они стреляли связанными цепочками пулями и тем причиняли тяжелые и смертельные раны защитникам Сербии, пленных они раздевали донага, привязывали к дереву и живыми жгли на медленном огне. Слухи о турецких зверствах доносились и к нам в Россию, и люди разного звания по доброй воле шли помогать сербам в борьбе с мусульманами. Они образовывали отряды добровольцев, собирали деньги и чем могли помогали христианам.

Но сербов и добровольцев было слишком мало; они были плохо вооружены, добровольцы не знали строев и не умели стрелять. Турки били их на выбор; наконец под Дюнишем сербы были разбиты и заключили невыгодный мир.

Тяжелое положение Сербии, сражавшейся за свои дома, за жен и детей, за Православную веру, давно волновало благородную душу Императора Александра II, и Он решил наказать турок. Весною 1877 года, неожиданно для турок, Россия объявила им войну, и русские войска перешли границу соседней с Турцией Румынии.

1-й дивизион нашего полка в это время служил в Петербурге, второй только что собрался на майское ученье в слободу Тарасовку. Сводно-Казачьим полком в Петербурге командовал Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка полковник Жеребков, а нашим дивизионом — полковник Денисов. В Тарасовке при Сводном полку находился наш полковой командир полковник Мартынов, а при 2-м дивизионе — полковник Греков.

6 мая 1877 года караул Л.-Гв. Казачьего полка, шедший из дворца в казармы, был остановлен на Невском проспекте Государем. Государь изволил сказать лейб-казакам: «Поздравляю вас с походом! Надеюсь, что вы будете сражаться так же храбро, как сражались ваши отцы и деды! Война нелегка, но что делать? Твердо уповаю на Бога!»

Громовое «ура!» было ответом на милостивые слова Государя.

Вечером в казармах была получена экстренная телеграмма: «Лейб-Гвардии Сводно-Казачий полк, кроме Уральского эскадрона, — значилось в ней, — будет отправлен в действующую армию в полном своем настоящем составе. О времени отправления сообщу впоследствии. Генерал-адъютант граф Воронцов-Дашков».

В тот же день было добавлено депешей, что Государь приказал Сводно-Казачьему полку немедленно изготовиться к походу и по железным дорогам следовать в Плоэшти.

Офицеры нашего и Лейб-Казачьего дивизиона сейчас же поехали на Семеновский плац, где Государь смотрел войска, отправлявшиеся в поход, чтобы принести благодарность Царю за великую милость назначения в числе первых на войну.

Государь заметил казачьих офицеров, подъехал к ним и сказал, что он надеется, что казаки поддержат вековую славу тихого Дона. «Твердо верю, — закончил слова свои Государь, — что вы покажете себя достойными ваших славных храбрых предков!»…

В 6 часов утра 7-го мая началась мобилизация 1-го дивизиона. 1 унтер-офицер и четыре казака были выделены из него в конвой к Государю.

10-го мая Государь смотрел на Разводной площадке Лейб-Гвардии Сводно-Казачий полк. Полк был пропущен справа повзводно. Государь пожелал ему счастливого возвращения. Вечером в тот же день 2-й эскадрон, бывший под командой подполковника Сазонова, погрузился на Варшавскую железную дорогу. На другой день погрузился и 1-й эскадрон под командой подполковника Фролова.

18-го мая 2-й эскадрон был на станции Миранешти и, не дожидаясь первого, пошел походом в Плоэшти. Дорога была пыльная, жары стояли большие, переходы делались каждый день более 30-ти верст. От пыли и жаров люди сильно хворали глазами; многих трепала лихорадка. 24-го мая 2-й эскадрон пришел в Плоэшти, а 25-го подтянулся к нему и первый. В этот день в Плоэшти приехал и Государь.

28 мая Государь с Великим Князем Николаем Николаевичем Старшим, Наследником и Князем Карлом Румынским посетили бивак Сводно-Казачьего полка. Государь объявил, что Сводно-Казачий полк назначается в конвой к Великому Князю Николаю Николаевичу. Затем приказал трубачу играть тревогу. Полк живо собрался и прошел мимо Государя церемониальным маршем.

14 июня дивизион начал походное движение, направляясь к гор. Зимнице, где устроена была переправа через Дунай. Здесь узнали, что казак нашего полка Горин, бывший во время переправы войск с боем при Великом Князе Николае Николаевиче, награжден знаком отличия Военного Ордена 4 степ.

25 июня дивизион переправился через Дунай и расположился в ореховой роще близ местечка Царевич. Бивак был прекрасный. Густая высокая трава покрывала холмы, там и там росли большие деревья. Соседи по биваку — Донской-Казачий № 23 полк Бакланова — прислал нашему дивизиону на ужин баранов из своей первой боевой добычи.

После пятидесяти лет опять берега Дуная увидали синие атаманские шапки. Весело горели костры в лесу. Казаки жарили баранов, оживленные разговоры шли между атаманцами. Дивизион был на местах, на которых лишь несколько дней тому назад дрались русские, отбивая переправу у турок.

После переправы нашему дивизиону приказано было состоять в конвое при Государе Наследнике, командире Рущукского отряда. 26-го июня дивизион перешел в м. Павло, где и стал в ожидании приезда Наследника. 4-го июля в Павло прибыл Наследник Цесаревич, и военные действия Рущукского отряда начались.

Рущукский отряд находился на левом фланге нашей армии. Ему было приказано держать турецкие войска, находившиеся в крепости Рущуке, и не позволять им тревожить нашу главную армию. Кавалерии Рущукского отряда предстояло нести тяжелую аванпостную службу, день и ночь наблюдая за движениями неприятеля. Кавалерия турок состояла из черкесов и башибузуков, пехота из регулярных войск — низама.

7-го июля отрядный штаб под прикрытием нашего дивизиона выступил в м. Обертеник. Здесь 23-го июля полковник Денисов получил назначение командовать 10 Донским полком. Дивизион принял старший после него подполковник Фролов, а в командование первым эскадроном вступил штабс-ротмистр Аленич.

29 июля кончилась служба дивизиона в конвое и началась боевая служба в передовой цепи. В этот день атаманцам было приказано сменить Лубенских гусар, стоявших по реке Ак-Лом в 10 верстах от Разграда. 1-й эскадрон пошел в дер. Садино в отряд генерала Леонова. Здесь, у дер. Садино, атаманцы впервые столкнулись с турками.

Выступив из дер. Широко 31 июля, эскадрон пошел на реку Кара-Лом. День был жаркий. Дорога вилась по долине реки, поросшей громадными орешниками и высокой травой. Казаки в ожидании боя шли весело. Все было пусто кругом. Деревни брошены жителями и разорены. Нигде ни одной живой души. Наконец, когда уже солнце склонялось на запад, около пяти часов вечера, эскадрон встретил в дер. Опаке несколько болгарских семейств, бежавших на двухколесных телегах, «каруцах», из дер. Садино и других деревень. Здесь достали проводника, переехали по его указанию речку Кара-Лом, перевалили через горы и стали спускаться в долину реки Ак-Лом.

Эта река течет между высокими холмами. По обеим сторонам ее раскинулась деревня Садино, домов в 400. Кругом белых мазанок, крытых соломой, тянулись поля пшена и кукурузы. Наша сторона реки была оживлена. Там и там по дорогам и тропинкам тянулись в горы каруцы с болгарскими семьями. По ту сторону было полное безлюдье. От поры до времени там появлялся дымок и слабым эхом доносился треск ружейного залпа. Турки наступали на аванпосты лубенцев.

Наш эскадрон пошел на выручку. Сверху, с левого берега реки было отлично видно, что у турок стоит за горою человек 900 пехоты низама и около 400 черкесов. Но Лубенцы, стоявшие внизу, не видали пехоты и собирались в главный караул (на главную заставу) в дер. Садино, для атаки.

Вот собрались, построились и пошли на конных черкесов. Черкесы рассеялись, и лубенцы налетели на пехоту. Пехота открыла огонь, и лубенцы, потеряв несколько офицеров и гусар, должны были отступать. За ними бросились черкесы.

Но атаманцы, шедшие с самого начала боя полною рысью, по команде штабс-ротмистра Аленича перешли в карьер и, позабыв 45-тиверстный переход, жару и жажду, промчались через дер. Садино и кинулись на черкесов. Черкесы перескочили через плетень и спрятались за пехотой, пехота открыла огонь. Аленич не растерялся. Число турок было больше тысячи, наших вместе с лубенцами не было и трехсот. Быстро раздалась команда «слезай», казаки бегом заняли опушку леса, и впервые атаманские берданки застреляли по туркам. Почти час шла перестрелка.

Стемнело. Турки отступили. У них был убит майор, командовавший черкесами, и много солдат. Под турецким огнем атаманцы без оружия выбегали навстречу туркам и уносили валявшихся на поле раненых лубенцев. Так пронесли исколотого и изрубленного корнета Барановского и нескольких гусар.

Наш доктор Чемезов и фельдшер Бодендорф у стены дома, под огнем турок, спокойно и хладнокровно размывали и перевязывали их раны. Ночью 1-й эскадрон занял передовые посты у дер. Садино и сменил гусар.

За это дело 31 июля штабс-ротмистр Аленич получил орден св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, о подвигах же прочих чинов было донесено Государю Наследнику. Боевая служба начиналась — много предстояло впереди еще атак, перестрелок и столкновений с турецкой конницей и пехотой.

Первый эскадрон растянул посты впереди р. Ак-Лом и наблюдал за цепью, охранявшею Разград. Днем и ночью между постами и впереди их ходили разъезды. Служба была тяжелая, бессменная целыми месяцами, полная тревог и приключений, настоящая казачья служба. Не первый раз выпадала она на долю Атаманских казаков. 3-го августа и 2-й эскадрон пришел в деревню Садино на смену стоявших там Лубенских гусар.

На 9-е августа было приказано произвести рекогносцировку д. Хюстенджи.

На рассвете взвод второго эскадрона под командой корнета Кутейникова подошел к самой деревне. Из деревни вышли черкесы, и взвод, отстреливаясь, стал отходить к аванпостам. Человек двести черкесов выскочило преследовать 38 атаманцев корнета Кутейникова. Петр Васильевич Кутейников рассыпал цепь и тронулся шагом назад. За цепью черкесов в деревне видны были еще конные и пешие толпы турок.

Турки, видя, что атаманцы отходят шагом, не думали, что их только один взвод, наступали медленно, не решаясь атаковать. Казаки отстреливались почти в упор. А двое — Пимкин и Максимов, имея горячих лошадей, слезли с них и стреляли пешком, отходя пешком же от наседавших на них конных черкесов.

Однако вскоре турки заметили, что атаманцев мало, и со страшным криком кинулись за казаками. Казаки поскакали от них, один Пимкин остался, как был, пешком.

— Эх, ваше благородие, — кричал он, — теперь бы вдарить в пики! — и продолжал стрелять. Когда черкесы уже совсем наскочили на него, он пустил свою лошадь в карьер, на карьере прыгнул в седло и прискакал к своим. Пока корнет Кутейников со взводом отстреливался от наступавших на него башибузуков, на постах 1-го эскадрона была произведена тревога.

Взводы поручиков Попова (Владимира) и Воинова спешили на помощь Кутейникову. Черкесы приостановились, но, увидав, что они все-таки почти вдвое многочисленнее атаманцев, продолжали наступление. Перестрелка длилась 1 1/2, часа. Медленно, но упорно надвигались черкесы. Патроны были расстреляны, и молчание казачьих ружей становилось зловещим. Впереди был крутой спуск. Нужно было что-нибудь предпринять. Черкесы, не слыша больше выстрелов, становились смелее. Положение было неприятное.

Но вдруг с тылу, с крутого спуска, раздалось мощное «ура!». То был поручик Вершинин (Алексей Львович — ныне полковник Л.-Гв. Атаманского полка), скакавший на выручку с 3-м взводом первого эскадрона. Лошади с трудом карабкались по каменистой круче, но громовое «ура!» не переставая слышалось из-за обрывов. Цепь ободрилась. Казаки повернулись лицом к черкесам и с гиком и криком «ура» рванулись вперед. Черкесы отступили.

У нас были ранены казаки Мокров, Зубрилов и Татаров. Убито три лошади, из них одна под доктором Чемезовым, всюду бывшим впереди при раненых. За это дело поручики Попов, Воинов и Вершинин награждены орденами Св. Анны 4 степ. с надписью «За храбрость», а 2-го эскадрона вахмистр Краснянсков, унтер-офицер Сухов и казаки Максимов, Хромов, Пимкин и Калинин получили знаки отличия Военного Ордена 4-й степени; казаку же Мокрову, отправленному на излечение в Петербург и помещенному в приемный покой Александро-Невской Лавры, Государь Император при посещении Лавры собственноручно прицепил знак отличия Военного Ордена 4-й ст.

Прямо из огня дивизион в этот день пошел на новую рекогносцировку у дер. Карагасанкой. С рекогносцировки вернулись без боя, и опять пошла полная тревоги аванпостная служба. Почти каждый день то на одном, то на другом посту стучали выстрелы: это атаманцы или соседи их лубенцы прогоняли надоедливых черкесов.

14-го августа лубенцы завязали перестрелку с черкесами.

Выстрелы становились чаще и чаще — дело разгоралось. Для узнания сил неприятеля был послан от первого эскадрона унтер-офицер Филимонов с восемью казаками. Проехав вперед цепи, он спешил четырех казаков, слез с коня, пролез между деревьями леса к черкесам и бил их на выбор. Когда лошадь его была убита, он пешком, отстреливаясь, отошел к гусарской цепи. За храбрость и распорядительность унтер-офицер Филимонов был награжден знаком отличия Военного Ордена.

Но бывали в цепи и смешные случаи: так, 15 августа Пимкин с тремя казаками стоял на посту у дер. Амуркиой. Расставив пост, он поехал по балке осмотреть, нет ли где спрятавшихся башибузуков. Как раз в это время два казака 1-го эскадрона, бывшие на левом пикете у деревни Садино, поехали за арбузами и добрались до Амуркиоя. Видит Пимкин, что по бахче ходят какие-то люди, и нимало не сомневаясь, что это башибузуки, дал шпоры коню, взял пику наперевес и поскакал на них. Те побросали саквы, вскочили на лошадей и марш-маршем пошли к аванпостам, без оглядки, без выстрела. Пимкин, поощряя их криком и руганью, решил взять их живьем, тем более что они шли прямо на наши посты.

Часовой, видя, что трое сломя голову скачут на наш пост, поднял тревогу.

Тут только Пимкин сообразил, в чем дело, и остановил своего горячего коня.

Корнет Кутейников спрашивал потом казаков, как же они не узнали своего товарища.

— Оно почти можно узнать, — отвечали они, — потому он дюже крепко по-русски ругался, да уже очень шибко он наскочил!

18 августа всему нашему дивизиону пришлось принять участие в рекогносцировке отряда на Карагасанкиойских высотах.

На рассвете приехал в штаб дивизиона казак с поста и донес, что турки наступают на нашу линию. Действительно, почти по всей линии постов слышались выстрелы. Заставы были пододвинуты, и весь дивизион посажен на коней. Цепь медленно отступала, теснимая тучами черкесов. На помощь казакам поскакал взвод поручика Грекова, а заставы сошли с бивака и стали за горой.

Поручик Греков быстро прошел к деревне Садино. С другой стороны ее по крутым и каменистым спускам входили в нее казаки, бывшие на постах, черкесы следовали за ними по пятам. Из деревни слышались вопли, крики и скрип колес каруц. Из нее тянулись болгары с женами, детьми и бедным деревенским скарбом. Тут же гнали скот. Иные шли шагом, иные, разогнав волов, скакали неуклюжим галопом и сами бежали рядом. Наши посты вошли в деревню, за ними ворвались в нее черкесы и сейчас же зажгли дома.

Между тем взвод Донской артиллерии сотника Жирова и пехота заняли высоту над деревней. Наступал пасмурный осенний день.

Первые выстрелы раздались из орудий нашей батареи, и гранаты с треском стали лопаться в толпе, спускавшейся к деревне. Турки засуетились и по круче полезли обратно наверх.

— Вот бы теперь их в пики, — говорили казаки, — ни один бы не ушел! Еще и еще раздались выстрелы Донского взвода, и наш дивизион рысью

пошел к деревне.

— Вот теперь, ваше благородие, хорошо, — говорил толковый казак Максимов, представленный к георгиевскому кресту за дело 9-го августа, своему офицеру корнету Кутейникову, — не то что девятого. Теперь как чего, так мы его на артиллерию!

1-й эскадрон вскочил в деревню. Страшное зрелище представилось казакам. Стекла домов выбиты, крыши развалены, сады потоптаны. Вот посреди дороги в луже крови лежит молодой болгарин. Это знакомый атаманцев — садинский мельник. Его голова почти отделилась от туловища, а туловище изрублено. Все тело еще трепещет в предсмертных судорогах.

— Ах ты, проклятые нехристи! — раздалось в рядах. Дальше и дальше шел 1-й эскадрон.

Турецкие стрелки заняли гору над деревней и открыли огонь.

Один полуэскадрон рассыпался, другой занял, спешившись, ограду у виноградных садов. Началась перестрелка.

Турки наступали решительно. Огонь их становился все сильнее и сильнее, но глиняный вал отлично защищал стрелков атаманцев; только один казак Матвеев был ранен пулей в ногу.

Под напором турецких сил конный полуэскадрон стал отступать. Спешенные побежали по коням. Нелегко садиться под страшным огнем! Казаку Пономареву пробило пулей обе ноги, чья-то лошадь карьером пронеслась через деревню без седока.

— Дайте, братцы, коня раненому! — крикнул корнет Кутейников, поддерживая бессильно опустившегося на землю Пономарева.

Казак Долгов подъехал, слез с лошади и усадил на нее Пономарева, а сам, отстреливаясь, пошел пешком сзади него. Под казаком Родиным была ранена лошадь, и он тоже пешком пошел за полуэскадроном. В это время две пули, в спину и хребет, поразили казака Картушина. Его понесли на пиках. Но, не желая, чтобы из-за него подвергались излишней опасности, он, обливаясь кровью, вскочил на лошадь и доскакал на ней до перевязочного пункта.

Черкесы, видя, что атаманцев немного, всего человек 30, и что с ними много раненых, стали налетать на казаков. Но казаки, переведя раненых за мост, в деревне встретили черкесов огнем. Под казаком Моргуновым наповал убили лошадь. К нему подскочил георгиевский кавалер казак Горин и подхватил его на коня, но Моргунов сел так неудачно на шею лошади, что лошадь не могла идти. На них налетали уже черкесы. В это время казак Еремичев заметил отчаянное положение Моргунова и Горина и кинулся с четырьмя казаками на выручку…

Полуэскадрон подходил к узкому мостику; внизу в обрыве шумела река. Всех казаков неминуемо бы уничтожили черкесы, но пехота и другой полуэскадрон сдерживали неприятеля огнем.

За мостом доктор Чемезов перевязывал раненых. Гранаты то и дело лопались то вправо, то влево, то спереди, то сзади перевязочного пункта. Но Чемезов не обращал на них внимания. Одна граната чуть не убила повара 1-го эскадрона казака Кобылина. Потому не убила, что не разорвалась. Испуганная падением гранаты лошадь Кобылина бросилась в сторону. Кобылин вместе с седлом очутился у ней под брюхом.

— Нет, Кобылин, — шутили казаки, — с баранами-то лучше воевать! Пехота покидала Садино и отступала к Карагасанкиою. Казаки следовали за нею. Перевязочный пункт был спешно покинут. Уже раздетый для ампутации казак Пономарев в окровавленном белье был посажен на лошадь и ехал сзади всех с доктором Чемезовым до самой д. Абланова…

А под прикрытием этого боя начальник Рущукского отряда Государь Наследник Цесаревич со штабом, сопровождаемый взводом атаманцев и унтер-офицером Кудиновым с отрадным значком, осматривал под огнем турецких батарей позицию турок.

В Карагасанкиойском деле мы потеряли ранеными поручика Лазарева, в мягкие части левого предплечья, пулею навылет, рядовых Картушина, Пономарева, Матвеева и Похлебина. Убито 2 лошади и ранено 4. Из числа раненых казак Карту шин вскоре умер.

За это дело командующий 1-м дивизионом полковник Сазонов (Вонифатий) получил орден св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, штабс-ротмистры Усачев и Семенченков — ордена св. Станислава 3 степ. с мечами и бантом, штабс-ротмистр Черкесов (Виктор), поручики Лазарев, Греков (Петр — ныне командир 11-го Донского казачьего полка) и Веденин — ордена св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», вахмистр 1-го эскадрона Стецков, унтер-офицер Горпеников, казаки Молдаванов, Татаров и Исаев — знаки отличия Военного Ордена 4-й степени.

После этого дела пошла опять передовая служба. В разъезде жутко приходилось иной раз казакам. 24 августа убит был казак 1-го эскадрона Пушкарев и почти ни один день не проходил без перестрелки.

Полковой праздник в 1877 году дивизион провел на аванпостах у Дольнего Монастыря.

3-го сентября полк был сменен с аванпостов, где простоял подряд 34 суток, и отошел в деревню Брестовец.

27-го сентября, во время мирной и тихой стоянки в Брестовце, к нашему первому дивизиону прибыл с Дона 2-й дивизион, и полк начал свою боевую службу в четырех эскадронном составе под командой флигель-адъютанта полковника Мартынова.